Дрю Магари
Прогулка

Глава четвертая. Костер

Он быстро спускался с горы по узенькой, едва различимой тропинке, ведущей на восток. И пусть в том направлении не наблюдалось ни малейших признаков хоть чего-то, что могло бы ему помочь, но им двигала вполне здравая мысль, что он близок к спасению. Насколько сильно я заблудился? Я же в Америке. Сама мысль о том, что можно потеряться посреди курортной зоны в Пенсильвании, казалась нелепой и смехотворной. Он устал, был перепуган, но в то же время злился на самого себя. Каким же надо быть идиотом, чтобы погибнуть оттого, что заблудился рядом с дурацкой гостиницей?

Спуск с горы казался бесконечным. В какой-то момент ему пришлось лечь на живот и по краю огромного валуна медленно, ползком спускаться вниз, на землю. Над горой сгущалась тьма, но пока еще Бен четко различал все предметы в непосредственной близости от себя, а именно – деревья. Одно высокое опадавшее дерево за другим. Прямо выставка деревьев. Он продолжал быстро спускаться с горы, но в состязании с наступавшим холодом явно проигрывал. Холодок обнимал его, схватывая ледком пропитанную потом футболку и волнами перекатываясь под шортами. И все еще только начиналось. Становилось еще холоднее. Даже смешно, насколько легко его пробирал холод. Помести его в дом с климат-контролем, с хорошим отоплением и освещением, и он смог бы строить из себя героя. Но пара часов при температуре чуть выше нуля – и он делался беспомощным, как младенец. Прикончить его ничего не стоило. Предоставьте это погоде. Или собакомордым. Или комару с какой-нибудь заразой. Вполне возможно, что он вряд ли доживет до утра, если не найдет безопасное прибежище.

Он упорно двигался вперед, не желая сдаваться и замерзнуть до смерти, оставшись на ночевку на вершине горы, где в любую секунду его могли настигнуть собакомордые. Затем земля вдруг выровнялась под ногами у Бена, а тропка как-то сразу расширилась, став чуть ли не бульваром. Следов от шин не осталось и в помине. Открытое пространство между деревьями было плоским, относительно чистым и простиралось прямо на восток. Эта дорога или просека явно куда-то вела: лучше бы туда, где найдется теплый душ, тарелка горячего супа, зарядка для телефона и участливый полицейский, который все подробно и грамотно запишет.

С какой-то безумной решимостью Бен изо всех сил бросился бежать. В глубине души он надеялся, что этот последний отчаянный рывок выведет его к заветной цели. Но вскоре солнце полностью закатилось за горизонт, а то, что Бен так страстно жаждал увидеть – автозаправку, дорогу или закусочную, – все никак не появлялось. Второе дыхание начало улетучиваться. Он не мог разглядеть никаких указателей или маркеров, силы снова стали таять, и его все больше охватывало отчаяние от понимания того, что он постепенно удаляется от цивилизации.

Тянулись один за другим часы, пока он брел вперед в сопровождении лишь одиноко висящей в небе луны. Бен снова чуть было не разрыдался, когда наконец увидел справа от тропы что-то похожее на бивак. Он представлял собой поляну с потухшим кострищем посередине, окруженным складными стульями с нейлоновыми подлокотниками и сетчатыми держателями для бокалов с пивом. Чуть сбоку стояла небольшая красная палатка. Люди. Настоящие, живые люди с человеческими лицами вполне могли находиться в этой палатке. Он спасен.

– ПОМОГИТЕ! Э-Э-ЭЙ! ПОМОГИТЕ, ПОЖАЛУЙСТА! ГОСПОДИ, ПОМОГИТЕ!

Бен дошел до бивака и остановился прямо перед маленькой палаткой. На двоих. Самое большее.

– Э-эй!

Тишина. В палатку не постучишь. Бен осторожно приблизился и расстегнул молнию на входе от земли до самого верха. Отодвинув полог, он увидел внутри лишь синий рюкзак, упаковку бутилированной воды в термоусадочной пленке и маленькое ворсистое красное одеяло. И все.

– Есть кто живой? – Внутри явно никого не было, но он все-таки спросил, хоть на что-то надеясь. Потом набросился на воду. Пить, да, пить. Как же хочется пить. И есть. Господи, как же ему хотелось есть и пить. Как только он подумал о еде, эта мысль поглотила его без остатка. Он уже и забыл, когда у него в животе было так пусто. Забыл, что такое настоящий голод: навязчивый, неотступный. Он быка бы съел.

В рюкзаке Бен обнаружил упаковку картофельных хлебцев, две пачки хот-догов и несколько пакетиков с вяленым мясом, которое обычно продают на автозаправках. Вполне сгодится. Он опустошил упаковку хлебцев и жадно выхлебал три бутылочки воды. С голодом и жаждой пока разобрались.

Теперь дальше: согреться. От беготни в тонких шортах по жуткому холоду его многострадальные ноги чуть не окоченели. В наружном кармане рюкзака нашлась небольшая зажигалка, что само по себе было крохотным, но чудом. Кострище представляло собой не более чем щепотку остывшего пепла, но по кромке поляны валялась масса сухих листьев и веток, которые можно собрать. Он может развести костер, хотя сам этот факт означал поддаться мысли остаться здесь. До утра. Он даст слабину и подвергнет себя опасности, тем самым официально становясь самым тупым в мире заблудившимся. Но тело у него гудело от усталости, фонарика в рюкзаке он не обнаружил, а в обступившем его лесу отсутствовали какие бы то ни было формы жизни. На самом деле решение принялось само собой. Он похлопал себя по карманам и понял, что ключ от гостиничного номера пропал. Наверное, выпал на бегу. Он уже никогда не сможет за ним вернуться.

– О нет.

Бен принялся сгребать горстями сухие листья, стараясь не зацепить влажную, спрессованную листву под ними. Прежде чем бросить листья в центр кострища, он сминал и крошил их. Когда набралось достаточно трута, он отправился за щепками и веточками, положив с десяток на трут, а остальные поставив «шалашиком». Папаша Бена любил разжигать костры почти так же, как нажираться, и когда Бен был еще совсем мальчишкой, разрешал помогать ему в этом деле. Все это было еще до развода, когда его родители жили вместе в Миннесоте, еще до того, как старикан плюнул на все и уплыл от Бена и его матери по медленной реке из дешевой водки. Они с папашей притаскивали из стоявшей во дворе поленницы охапки дров, потом доставали старые газеты, сворачивали их в трубочки, скручивали и клали в камин. Затем сверху крест-накрест укладывали дрова. После папаша все это запаливал, а Бен пристально смотрел на огонь и тянулся за кочергой всякий раз, когда пламя начинало убывать, – все время помешивая, все время следя, все время желая, чтобы огонь жил и грел.

Теперь же у бивака он несколько раз щелкнул зажигалкой, чтобы добыть огонь, но оцарапал о колесико кончик большого пальца и лизнул его, чтобы унять боль. Еще одна попытка – и листья наконец занялись, шипя огнем и взметнув над деревьями изящный столбик дыма.

Может, кто-нибудь заметит дым и придет мне на помощь. Или явится прикончить меня.

Давно наступила ночь, и даже если бы какой-то добрый самаритянин заметил дым, совсем не факт, что он ринулся бы на помощь. Это же Америка. В Америке никто не терялся и не пропадал. Если дым и заметят, то скажут: «Похоже, кто-то костер развел!» – а потом пойдут перекусить. Покорившись судьбе, он снял кроссовки, стянул грязные, вонючие носки и вытянул к огню липкие от пота и грязи, распухшие бледные ноги, чтобы привести их в чувство. Как же приятно поиграть пальцами ног. Настало время замертво рухнуть спать. Он так вымотался, что мог бы заснуть вверх ногами. Пока он временно избавился от собакомордых, и на него волнами накатывали элементарные потребности в пище, тепле и отдыхе. Спать надо как придется, но ему нужно хоть немного набраться сил для того, чтобы снова подняться и бежать дальше. Палатка была ничего себе, пусть даже почти не защищала от капризов погоды. Она мало чем отличалась от его гостиничного номера. Но спать в ней ему нельзя. Палатку слишком легко обнаружить. Придется использовать ее как ложную цель. Он дождался, пока догорел костер, чтобы собакомордые не смогли его засечь, потом метрах в десяти за палаткой увидел упавшее дерево и устроился за ним, накрывшись одеялом и набросав сверху для маскировки наломанные на кустах ветки. Каждый доносившийся из леса звук заставлял его вздрагивать всем телом.

Он включил телефон. Часы показывали 00.03. В аппарате было несколько семейных фотографий и видеороликов. Немного: там не хватало памяти, чтобы долго хранить старые записи (дома он скачивал их на компьютер для архивации). Но немного все же лучше, чем ничего. Он старался подольше сохранить заряд аккумулятора, но ему стало невмоготу, захотелось снова увидеть Терезу и детишек. Вдруг посреди ночи с ним что-то случится, и он уже никогда не сможет взглянуть на них.

Он открыл фотогалерею и увидал детей, разодетых к Хэллоуину: девятилетнюю Флору в костюме вампирши, шестилетнего Руди в облачении щенка и трехлетнего Питера с мешком для угощения с надписью «Откупись, а то заколдую», но без костюма, потому что не так-то просто натянуть маскарадный костюм на трехлетнего малыша и заставить его оставаться в нем. Увидел он и свою жену, единственного дисциплинированного человека, внявшего просьбе улыбнуться в объектив. В альбоме было еще несколько фотографий, но совсем маленьких.

Открыв папку с видео и выставив звук почти на минимум, Бен глядел, как Руди качается на дереве в одном ботиночке и кричит во все горло: «Я КАЧАЮСЬ БЕЗ БОТИНКА!» Малыш без устали повторял эту фразу и каждый раз смеялся. Бен не принадлежал к категории фанатов видеосъемки. До наступления эпохи смартфонов он так и не удосужился купить видеокамеру, поскольку не хотел становиться одним их тех самых папаш, которые всегда и всюду следуют за своими чадами с камкордером, как полные идиоты. Но теперь все телефоны производились с камерами, и, доложу я вам, как же детишки любят смотреть ролики со своим участием. Так что он тоже снял несколько сюжетов и хранил их в архиве. Вот ведь странная вещь: часы, месяцы и годы, проведенные с ними… Теперь он мог вбить жизни детей в хаотично разбросанные капсулы их существования. Как же сильно он по ним скучал! Такое чувство, что он уехал несколько месяцев назад.

Когда Бен выключил видео, потому что смотреть их стало невыносимо больно, он заметил в левом верхнем углу дисплея одну светящуюся полоску.

Сигнал.

Он сразу же позвонил жене, и та ответила:

– Бен?

– Тереза! – прошептал он. – Тереза, я заблудился! Я люблю тебя! Прошу тебя, отошли…

Вызов сорвался. Хуже того, одинокая полоска исчезла и сменилась надписью «Поиск…».

– Нет. Только не это, нет-нет-нет. НЕТ!

Он выскочил из-за дерева и поднял телефон как можно выше, ища сигнал. Если тот был, значит, появится снова. Где же он? Где этот проклятый сигнал? Он пожалел, что не способен видеть радиоволны, гамма- и рентгеновские лучи, пронизывающие воздух, чтобы вычислить этот сигнал и обрушиться на него с самыми грязными ругательствами. Он кружил вокруг потухшего костра и размахивал телефоном, стараясь не пропустить ни малейшего участка вокруг, но все без толку. После пяти минут высокотехнологичного отчаяния телефон вырубился. Дисплей почернел.

– Нет! Чтоб тебя, НЕТ!

Продолжая выплясывать, Бен несколько раз перезагрузил аппарат, наблюдая, как тот снова и снова вырубается. В конце концов он увидел лишь картинку пустого аккумулятора и маленькую иконку со шнуром. Телефон умер. И он тоже умер. Бен вернулся в свое укрытие за деревом и колотил по земле до тех пор, пока не свалился от усталости и не отключился.

Проснулся он довольно скоро. Вокруг по-прежнему царила ночь. Оставшись без телефона, он понятия не имел, который час, но почувствовал, что где-то рядом горит огонь. Кто-то его зажег. Развел костер. И тут…

Кто-то играл на гитаре. Рядом с костром. Прямо там. Он слышал, как бренчат на струнах. А если это собакомордые? А если они нашли меня и просто со мной играют? Они скальпируют его лицо, отрежут ноги, оттащат в свое логово в лесу и сотворят с ним то же, что и с остальными безногими трупами. Его разрежут на куски, расчленят, возможно, сожрут. Теперь ему от них не ускользнуть. Слишком уж он ослаб.

И тут он услышал, как хихикнула женщина. Женщина. Это женщина играла.

Он осторожно выглянул из-за дерева и увидел белокурую девушку, сидевшую, скрестив ноги, на одеяле рядом с костром, прижав к животу старую акустическую гитару. На ней был флисовый свитер, тренировочные штаны и удобные туристские ботинки. Вокруг валялись пустые банки из-под пива и винные бутылки. Лицо ее раскраснелось от веселого опьянения.

Бен подбежал к ней.

– Вы должны мне помочь!

– Все нормально? – спросила она.

– Нет! Нет, кто-то… – Он тотчас же забыл, что хотел сказать. Бен узнал эту девушку. Это была Энни Дерриксон. Из колледжа. Она ни на день не состарилась. В буквальном смысле. Ей по-прежнему было двадцать два года. И у нее были все те же выгоревшие белесые волосы, вздернутый носик и гладкая, молочно-белая кожа в веснушках, которую Бену так хотелось погладить.

– Энни?

– Бен? Почему ты здесь?

Я приехал сюда на деловой ужин, а потом заблудился в лесу, за мной гнались двое с ножами, мне так хочется домой, к семье, пожалуйста, помоги. Именно это он и приготовился сказать, но память у него быстро стиралась. Он пытался удержать воспоминания, пока они не исчезли совсем, но без толку. Деловой ужин? Не было никакого ужина. Заблудился? Ты не заблудился. Жена и дети? Нет у тебя ни жены, ни детей. Работа? Нет у тебя работы. Гнались двое с ножами? Никто за тобой не гнался. Не дури.

Бен посмотрел на коленку. Шрамы от операции на связках? Исчезли. Кожа сделалась более мягкой и гладкой. На руке больше не было обручального кольца. А с чего ему там взяться? Тебе двадцать два года. Ты не устал. Ты не заблудился. Ничего такого не происходит. Ты именно там, где тебе хочется быть, Бен. Или нет? Наедине с ней?

– Пива хочешь? – спросила она.

– Да. Да, очень.

Энни перестала играть и потянулась за нагревшейся банкой дешевого пива. Бен выхлебал его чуть ли не одним глотком. Плохого пива не бывает.

– Почему ты здесь? – спросил он, подавив отрыжку.

– Была вечеринка.

– Какая вечеринка?

– Да просто вечеринка!

– А где мы?

– В лесу, дурачок! – показала она на деревья.

– Но…

– Моя любимая часть вечеринки – это тогда, когда она заканчивается. Когда я больше не обязана веселиться, а могу просто посидеть и потрепаться с теми, кто остался на треп, понимаешь?

– Безусловно, – по-дурацки кивнул он.

В последний раз ты видел ее, когда она училась на выпускном курсе, так ведь? На курс старше тебя. Помнишь, как хорошо она к тебе относилась? Куда лучше остальных девчонок. И бойфренд у нее был, помнишь? Дэйв. Нормальный парень, вот только у него был доступ к телу, а у тебя нет. А потом, за неделю до выпуска, она послала этого бойфренда. Помнишь тот вечер? Она была тогда на вечеринке, без кавалера, свободная. Тем вечером ты стоял рядом с ней, а музыка гремела из окон общежития, и она обхватила рукой твою ладонь. Ты никогда не ожидал, что она сделает первый шаг. Ты и подумать не мог, что случится такая классная штука, так, Бен? И ты никак не ожидал, что так облажаешься в тот самый момент. Ты едва на ногах стоял. Вот ничего и не произошло. Когда ты проснулся на следующее утро, тебе пришлось вернуться домой, а она осталась на выпускную церемонию. Не так уж давно это было. Ты ведь помнишь ее руку? А возьми-ка ее за руку сейчас, слабо? Не хочешь попробовать узнать, что такое второй шанс, парень?

Он взял Энни за руку. Она игриво ответила пожатием в знак того, что ей это нравится. На руке она носила браслет-фенечку, и его пушистые хвостики-завязки щекотали Бену запястье.

– Я с тобой облажался? – спросил он ее.

– Ты это о чем?

– В тот вечер ты взяла меня за руку, а я даже не шелохнулся. По-моему, я тогда облажался.

– Ой, я куда хуже лажалась. Зашла я как-то в бар, увидала там классного парня, двинулась вытащить его на танцпол, а не усекла, что у него нога в гипсе. Тащила его метра три, только тогда отпустила.

– Да ладно врать-то.

– Честное слово.

– А где ты теперь живешь? У тебя есть работа или что-то типа?

– Нет, я так, тусуюсь.

– Классно.

«Классно»? Это все, до чего ты додумался, идиот? Заткнись, пока снова не облажался.

Бена вдруг бросило в жар от близости к ней и к огню, но это тепло восхитительно согревало, как жар тела, который никогда не надоедает. Это как плюхнуться на пуховую перину, лежать на которой с каждой минутой мягче, теплее и приятнее.

– Как ты сюда попала? – спросил он у нее.

– По тропе.

Недолгое молчание. Он только и смог выда- вить:

– Как жаль, что я тогда облажался.

Как банально. Ребята всегда слишком быстро становятся серьезными и так это и понимают, а потом уже слишком поздно.

Но теперь все шло хорошо. Энни не испугалась.

– Ничего ты не облажался, – сказала она ему. – Иногда что-то такое ускользает от тебя, и все. Это не значит, что я от тебя сбежала. Это не значит, что ты мне не нравишься, Бен.

Энни положила гитару на землю рядом с собой и улыбнулась ему. В отблесках огня она выглядела просто потрясающе. Он нагнулся и поцеловал ее. И, черт подери, целоваться она умела. Мягко и тепло, прямо как секс. Ему не хотелось останавливаться. Она обвила его шею флисовыми рукавами, и они вдвоем медленно улеглись на землю. Руки его гуляли по ее телу. Он хотел прикоснуться каждой клеточкой своего тела к каждой клеточке ее тела.

– Пошли в палатку, – прошептала Энни, встала и повела его к пологу. Лучшее в сексе с девушкой – это когда она ведет тебя к нему. Бену хотелось, чтобы его целую вечность вели к спальне за миллион километров оттуда. Это все были забавы молодости.

* * *

Через несколько часов он проснулся в палатке. Энни исчезла. Бен остался один, прикрытый куцым красным одеяльцем, которое он нашел. Он быстро взглянул на коленку и увидел шрамы. Тридцать восемь лет. Тереза. Дети. Собакомордые. Они рядом. Они вернулись. Это был сон, но казалось, что вовсе не сон. Он отчетливо помнил, как Энни вела его в палатку и делала с ним все, что он от нее хотел. Он помнил, как сжимал руками ее мягкие бедра, а она покачивалась сверху, обнаженная, солнечная и смеющаяся. За тем он туда и пришел. И от этого его затошнило.

Бен оделся и отдернул полог. Костер погас. За кострищем он разглядел гитару и пустые пивные банки с винными бутылками. Они так и остались там лежать.

Какого хрена?

Из леса он так и не вышел, да к тому же еще и неверным мужем сделался. В желудке у него булькнула желчь. Он сунул вяленое мясо, хот-доги, бутылки с водой и одеяло в рюкзак, который все еще казался очень легким, и выбежал из палатки, чтобы подобрать пивные банки и пощупать их, убедиться, что это реальные, осязаемые предметы. На гитаре лежал маленький конверт с изящно написанным его именем. Он торопливо открыл его и обнаружил внутри небольшую карточку, на которой тем же почерком было написано:

НЕ СХОДИ С ТРОПЫ, ИНАЧЕ ПОГИБНЕШЬ.

Чуть сбоку он заметил два лежащих под деревьями черных бугорка. Вокруг них жужжали мухи. Ему понадобилась всего пара шагов, чтобы понять, на что он смотрит: два мертвых черных ротвейлера. Шкура с их голов и морд была аккуратно снята.

Глава пятая. Кортшир

Мухи выели собачьи глаза, так что Бен увидел лишь слой белого подкожного жира. Вот теперь-то его точно стошнит. Да, пора блевануть. Он отвернулся от собачьих трупов и вывалил наружу свой давешний ужин из картофельных хлебцев.

Может, если я тресну себя камнем по башке… если выбью эту дурь из головы, то проснусь где-нибудь привязанным к каталке, и все окажется ужасно, но хотя бы реально и логично. Вместо этого Бен завернулся в одеяло, натянул заскорузлые носки и кроссовки, закинул на плечо рюкзак и как можно быстрее выбежал с бивака.

Оказавшись на тропе, он закричал. Или попытался закричать. От голоса остался лишь натужный хрип.

– Помогите! КТО-НИБУДЬ! Тереза? Ребята?

Он оторвал кусок вяленого мяса и принялся жевать его на бегу, пока вдали у самой тропы не заметил дом. Тот выглядел вполне реально. Бревенчатое строение с весело вырывавшимися из трубы клубами дыма. Дом! Бен припустил так, что едва успевал жевать. У дома стоял невысокий деревянный забор, ограждавший лужайку с пышной зеленой травой и сад с рядами мелких цветов (это в ноябре-то?), кустами крыжовника и грядками с налитыми зрелыми помидорами. Может, это ловушка. Может, там ведьма живет. Какая разница. Бен добежал до массивной дубовой двери и забарабанил в нее что было сил, совсем не думая, что может напугать обитателей домика.

Дверь распахнулась, и на пороге он увидел невысокую старушку с коротко подстриженными волосами, в длинной юбке из плотной ткани и белой кофточке с накинутой поверх красной шалью. Из-под подола виднелись грубые деревянные башмаки. Она показалась Бену знакомой, хотя он никак не мог вспомнить имя женщины.

– Прошу вас, мэм, мне нужна помощь! – взмолился Бен.

– Кто вы, милый мой? – спросила она с британским акцентом.

– Меня зовут Бен, я заблудился, какие-то двое пытались меня убить, и они еще где-то рядом. Мне нужно позвонить с вашего телефона.

– С телефона?

– Ну да, с сотового телефона. Или с проводного, если он у вас есть.

– С проводного?

Вот черт, я вроде как до меннонитов добежал.

– Телефон! У вас есть телефон? Вы знаете кого-нибудь из соседей, у кого есть телефон? Кто- нибудь рядом тут живет? Есть тут город побли- зости?

– О, город стоит за много километров дальше по тропе.

– И что это за город?

– Кортшир.

– Что за Кортшир?

Вопрос совершенно сбил ее с толку.

– Это… Это Кортшир! Город!

– Я по-прежнему в Пенсильвании?

– В Пенсильвании?

С тем же успехом он мог бы говорить по-японски. С каждой ее фразой ситуация становилась все более неясной.

– В городе есть хоть кто-то, кто смог бы мне помочь? Полицейский? Врач?

– Да, там вы найдете помощь. Мне не нравится слышать о разгуливающих на свободе убийцах и ворах. Я помогу вам добраться до Кортшира.

– Господи, спасибо вам. Спасибо вам огромное. У вас есть машина?

– Машина?

– Хорошо, лошадь или что-то вроде.

– О-хо-хо! Нет, боюсь, я слишком бедна, чтобы позволить себе держать лошадь, но я все-таки помогу вам добраться до Кортшира. Но сперва вам нужно прополоть мне огород.

– Что?

– Я уже стара и слаба, а вы вроде как достойный и крепкий молодой человек. Прополите сорняки перед домом, и я соберу вас в Кортшир.

– По-моему, вы не совсем понимаете. Я в смертельной опасности. И вы тоже в смертельной опасности. Нам надо отправиться в Кортшир.

– Прямо сейчас? О нет, я никуда не собираюсь двигаться.

Он схватил ее за плечи.

– Вы должны отправиться со мной!

– Прошу, подальше руки, молодой человек.

Он отступил на шаг.

– Извините. Я человек не вспыльчивый, но те двое убили маленькую девочку. Это случилось совсем недалеко отсюда. И еще они двух собак убили. Могу вам трупы показать.

– Можете отправляться куда вам заблагорассудится, но мне покойнее всего здесь, у себя дома. Если вы хотите, чтобы я помогла вам добраться куда нужно, прополите мне огород.

В знак уговора она протянула ему руку. Вся вселенная, что ли, спятила? Однако других предложений не поступило. Он пожал протянутую ладошку.

– Сорняки здесь мелкие, но крепкие, – предупредила его старушка. – Если управитесь к полудню, я обязательно хорошенько вас покормлю на дорогу.

Она хлопнула дверью, и Бен оглядел «фронт работ», которого ему с лихвой хватит на все утро. Между грядками с помидорами виднелась стелющаяся травка, похожая на пауков, расползающихся вширь. Он опустился на колени, и его правая коленка – прооперированная – буквально вспыхнула болью. Он на мгновение скорчился, после чего ткнул рукой в землю, на удивление теплую для этого времени года. Он думал, что с легкостью вырвет сорняки, но когда потянул, корень остался крепко сидеть в земле. Он схватился за основание ростка, но добился лишь того, что выдрал сам росток, оставив маленький торчащий кончик. Единственное, как можно было вырвать весь сорняк – это обхватить комок земли вокруг него и дернуть на себя. Первый сорняк поддался, но тонкие, тягучие корни уходили вниз на полметра, потом на метр, затем на два и на три. Создавалось впечатление, что вытягиваешь рыбацкую сеть. Корни казались бесконечными. Когда он закончил с первым сорняком, на земле лежал закрутившийся корень длиной с добрый садовый шланг. Вдоль грядки виднелись сотни сорняков, которые предстояло выполоть. Вот так наказание!

Через час он сбросил одеяло, а пот ручьями заливал глаза. Он бы все отдал за смену белья и чистую одежду. Висевший прямо перед глазами спелый ярко-красный помидор неудержимо манил к себе. Он сорвал его и съел, как персик. По подбородку стекал сок вперемешку с семечками. Это был самый вкусный помидор на свете. Распахнулась дубовая дверь.

– С ГРЯДОК НЕ ЕСТЬ!

– Хорошо! Ладно!

– Сделать вам чаю, милый мой?

– А можно со льдом?

– Со льдом? Где же я вам лед возьму?

– Тогда просто чай.

Солнце отсчитывало секунды и минуты, огибая лес по небосклону, пока он вкалывал, время от времени отрываясь от колдовского сада и поглядывая через забор в поисках собакомордых. Они все еще где-то рядом. Может, продолжают охотиться за ним.

Наконец он расправился с последним докучливым сорняком и свалил их в компостную кучу за забором. Теперь огород просто преобразился, и дверь дома снова распахнулась. Старушка стояла рядом с Беном, скрестив руки на животе. Она была в восторге.

– Просто восхитительно. Давно я такой красоты не видела! – Она тронула его за руку. – Идемте в дом. Я вам кое-что приготовила.

Она провела его в домик всего с одной комнатой. В углу помещалась дровяная печка, а напротив нее – кровать с набитым сеном матрацем. По центру стоял массивный деревянный стол, уставленный свежими пирогами, вареньем, еще источавшими пар горячими караваями душистого хлеба с хрустящей корочкой и большими кусками твердого сыра, похожими на утесы. Посреди стола красовалась подставка с чугунком, в котором исходила ароматными пузырьками тушеная говядина. Старушка подошла к столу и налила ему чашку чая.

– Садитесь, покушайте.

Он уселся и набросился на еду. Аппетит у него разыгрался так, что он хватал все без разбора: немного говядины, потом хлеба, затем кусочек пирога, еще говядины, добрый кусок сыра и глоток чая. Даже если пища отравлена, а старушка только и ждала, чтобы скальпировать его и снять кожу у него с лица, все было очень реально и восхитительно вкусно. Не прошло и пяти минут, как он наелся до отвала.

– И как вам стол?

– Чудесно. Спасибо, мэм. – Он посмотрел на нее чуть дольше, чем допускали приличия. – А я вас знаю? – спросил он.

– Ну теперь знаете!

– Нет, в смысле раньше. Мы не встречались?

– О, очень сомневаюсь. Так вот, я не забыла о своем обещании. – Старушка достала из кармана фартука небольшой мешочек и толкнула его к Бену. Он заглянул в него и увидел три твердых коричневых семечка. – Вы хороший, работящий юноша и нынче прекрасно потрудились, – продолжила она. – Эти семечки помогут вам добраться до Кортшира.

Он едва не взвился от злости.

– Это как?

– Первое, которое вы бросите на землю, станет железной башней. Второе – волком. А третье – стеной пламени.

– Вы что, шутки со мной шутите? Я пять часов оттрубил в вашем дурацком саду.

– Возьмите семечки. Но прошу вас, запомните: они прорастут только в тот самый момент, когда вам это нужно.

Бен с трудом сдержался, чтобы не придушить ее. Он сжал свою ярость, как пружину, и задвинул ее в как можно более глухие уголки сознания. Он очень надеялся, что его слегка съехавшие с катушек мозги подавали ему сигналы, указывая путь спасения от безумия.

Он схватил семечки, в душе пылая от злости на старую каргу.

– Засветло вы до Кортшира не доберетесь, – сказала она. – Возьмите с собой еду. Вашего размера у меня одежды нет, но хорошенько накормить я вас смогу. – Она наполнила фарфоровые короба тушеной говядиной и вареньем, потом сняла у него с плеча рюкзак, сунула короба внутрь вместе с несколькими увесистыми ломтями хлеба и кусками сыра. Она положила еще и нож для сыра. И снова все уместилось. Когда она вернула ему рюкзак, на ощупь он казался почти пустым.

– Вы и вправду со мной не пойдете? – спросил он.

– Я же сказала, что помогу вам добраться до Кортшира, что и делаю. В этом я уверена.

– Где я? Ну скажите мне, прошу вас. Что со мной творится?

Она промолчала и вместо ответа поманила его к двери. Потом распахнула ее. Тропа уже ждала его.

– Скажите хоть, как вас зовут, – взмолился он.

– Миссис Блэкуэлл.

– А где мистер Блэкуэлл?

– Ушел, – ответила она, скорбно глядя на дорогу. – Он сошел с тропы. – Вот и все, что она нашлась сказать.

– Прямо неразбериха какая-то.

– Никогда не сходите с тропы, – обратилась она к нему.

– Это мне уже говорили.

– И совершенно правильно говорили.

– Кто же вы все-таки? Я вас знаю?

Она промолчала. Он вышел за дверь, пересек сад, дошагал до усыпанной листьями тропы и увидел, как миссис Блэкуэлл закрыла за собой дверь.