Дора Коуст (Любовь Огненная)
Марианна. Попаданка в нелюбимую жену
Пролог
Пролог
Что может быть хуже, чем незримая тревога, что дрожью отзывается в теле? Чем звенящее чувство опасности, которое никак не получается побороть?
Душа герцогини Арибеллы ар Риграф словно была не на месте. Все внутри переворачивалось от одного взгляда на младшую сестру мужа. Татия сидела вместе с ними в малой столовой в их летней резиденции, обедала, улыбалась, весело щебетала о чем-то словно птичка и выглядела вроде бы как обычно.
Идеальное платье ‒ в меру строгое, как и у любой замужней дамы. Сама Ари выбирала похожие, но иных оттенков, подходящих к волосам цвета спелой вишни.
Идеальная прическа ‒ пепельные волосы были забраны в ракушку и лежали волосок к волоску. Татия имела бледную, будто фарфоровую кожу, изящные кисти рук, завидую осанку и…
Улыбчивые серые глаза.
В них-то ‒ в этих глазах, и было все дело. В глубине обрамленных черной каймой радужек уже несколько раз проскальзывало серебро. Сама Татия магией не владела, но так гласили официальные источники. На самом же деле девушка имела мизерную толику от дара влияния. Не больше одного процента от силы, которой обладал ее брат.
Однако и этого хватало для того, чтобы в ее глазах появлялись отголоски чар, предупреждающие всех и каждого, что стоящий перед ними маг опасен. Что именно в этот момент он испытывает сильные эмоции: от ненависти до счастья, от ярости до волнения.
Но графиня Татия Толибо не выглядела как та, кто вообще умеет испытывать яркие эмоции. Она вела себя более чем сдержано и даже не умоляла брата отослать Арибеллу в какой-нибудь монастырь, как это было в первые месяцы их брака.
Собственно, именно настойчивое желание избавиться от герцогини и стало главной причиной, почему сестра ее мужа теперь навещала их не чаще раза за лунный круг.
Сегодня она приехала к ним в двенадцатый раз за этот год. За год ее брака, который уже подходил к концу.
Молодой граф Арсарван ер Айверс Толибо не был ни плохим мужем, ни плохим человеком, и уж тем более не являлся магом. Татии было восемнадцать, когда он взял на себя обязательства по ее содержанию. Их брак изначально являлся договорным, причем каждая сторона получала то, чего желала. Татия ‒ новую игрушку и попытку поиграть в самостоятельность, а Арс титул, земли и возможность честного заработка.
Этот год они дали друг другу для того, чтобы попробовать создать семью. В конце концов, не всем же требуется любовь. Иногда достаточно взаимного уважения. Но судя по тому, что граф вообще не появлялся на семейных праздниках и ни разу не приезжал навестить их вместе с женой, ни того, ни другого между ними не появилось.
И все же Татия вела себя сегодня странно. Обычно Арибелла выслушивала хотя бы одну жалобу от девушки в сторону супруга. Но время обеда уже подходило к концу, а из уст ее золовки так и не вылетело ни одного гневного слова.
Решительно взяв все в свои руки, Бель первая озвучила неприятный вопрос:
‒ Ты уже придумала, чем займешься после развода? ‒ спросила герцогиня нейтрально, уделив особое внимание отвару в чашке. ‒ Ты могла бы погостить некоторое время у моих родителей. Соленые воды Экинарии лечат любые недуги, а морской воздух благотворно влияет на настроение. Смена обстановки пошла бы…
‒ Не думаю, что мне потребуется поездка, но спасибо за щедрое предложение. ‒ мягко отозвалась Татия, а в ее глазах снова сверкнуло серебро. ‒ Развода не будет. У нас с Арсом все хорошо.
‒ Я рад, если это так. ‒ произнес Рейнар и перевел взгляд на влетевший через распахнутое окно крылатый вестник.
Они с Татией унаследовали от родителей схожие черты. Герцог имел те же пепельные волосы, но забирал их в косу, и те же серые глаза с отблесками серебра. Только красота его была несколько грубой, сдержанной, мужской.
Поймав сложенную в виде птицы записку, он развернул ее и вчитался в строчки. Выражение его лица ничуть не изменилось, не дрогнул ни единый мускул, но Бель отлично ощущала его негодование. Дикие гоблины снова нападали на поселения орков у южной границы и договор с империей трещал по швам.
‒ Извините, я вынужден покинуть вас на время. Дела не терпят. ‒ слегка склонив голову, герцог поднялся из-за стола.
‒ Ничего. Мне все равно уже пора возвращаться к мужу. ‒ улыбнулась Татия мило и тоже поднялась, оставляя салфетку поверх тарелки.
‒ Не беспокойся, я провожу. ‒ на миг положила Арибелла ладони поверх рубашки супруга.
И получила сразу два поцелуя: один короткий в губы и второе касание в лоб. Рейнар всегда так делал, когда оставлял свою жену на длительное время.
Проводив его спину взглядом, Бель вновь уделила все внимание золовке. Задерживаться после ухода брата Татия не стала и покинула особняк в течение нескольких минут. Но уже у кареты герцогиня снова не выдержала.
На душе скреблись огромные крылатые коты.
‒ Что ты задумала, Татия? ‒ спросила Бель напрямик, не позволив младшей сестре мужа захлопнуть дверцу.
‒ Я? ‒ нарочито небрежно удивилась блондинка. ‒ Ничего.
‒ Не ври. ‒ посоветовала герцогиня ар Риграф. ‒ Это Рейнар готов спустить тебе многое с рук. Я же вижу тебя насквозь.
Графиня в ответ зло усмехнулась.
‒ Тогда тебе стоит проверить зрение у целителей.
Прежде чем кучер дернул поводья, и карета тронулась по подъездной дорожке, Арибелла еще успела заметить ядовитую улыбку, что поселилась на губах золовки. Она и правда знала ее слишком хорошо, а потому не сомневалась в том, что вскоре что-то случится.
Плохое ли? Этого герцогиня сказать не могла. Но ей несмотря ни на что хотелось верить только в хорошее.
Глава 1. Здравствуйте, меня зовут Маша
‒ Ты меня слышишь? Татия, ты меня слышишь? ‒ жужжало вокруг меня настойчивым комаром.
Приятный взволнованный голос слышался будто издалека. Словно я находилась в вакууме, под толщей воды или у меня вдруг заложило уши.
С трудом разлепив веки, я в первую очередь ощутила дикий холод. Перед глазами все расплывалось, зрение никак не получалось сфокусировать на одной точке, но я продолжала пытаться, параллельно щупая ладонями пространство вокруг себя.
Кажется, это был пол. Холодный, каменный, немного влажный. Я совершенно точно лежала на нем, а к замерзшему телу липла тонкая мокрая ткань.
Взгляд сфокусировался на сорочке. Попытка приподняться на локтях сорвала с губ новый стон. Я будто пролежала на этом полу целый век. Мышцы задеревенели настолько, что пальцы на ногах не сразу стали послушными.
А я только их и видела. Все остальное закрывала мерзкая сорочка длиною до пят. Но прятала не так чтобы хорошо. Из-за впитавшейся влаги преотлично просматривалось все то, что должно было целомудренно возлежать под бельем.
Но белья не имелось. А холод пронизывал до костей, о чем моя грудь сообщала не хуже дачного радиоприемника. Если покрутить, то наверняка можно было поймать радиостанцию.
‒ Что ты натворила опять?! Чего ты добиваешься?! ‒ вновь услышала я настойчивый голос.
На этот раз он прозвучал совсем близко, а стороннее эхо будто стало меньше. Я больше не слышала стук собственного сердца в ушах и свое тяжелое дыхание. Теперь я слышала только его. Того, кто мыском кожаного сапога затирал рисунок на полу.
Приподнявшись еще выше, я мельком оглядела пентаграмму, в центре которой одиноко возлежала как колбаса в пустом холодильнике. От злого голоса моего визави стало совсем уж неуютно. От сорочки пахло полынью ‒ уж сколько мы ее на даче перекосили, век аромат не забуду, а в темном мрачном помещении потухшими свечами.
А они и правда не горели. Наш пятачок освещал канделябр на пять свечей. Он стоял рядом с пентаграммой и, кажется, был принесен этим мужчиной. Свет, исходящий от него, давал мне возможность рассмотреть все погрязшее во мраке помещение целиком, так что огарки свечей на полу не остались мною незамеченными.
Как и мой собеседник. Я успела осмотреть его странный костюм: кожаные сапоги, темные штаны из плотной ткани и белую рубаху навыпуск, прежде чем он наконец вошел в пентаграмму и грубо схватил меня ладонью под шеей.
‒ Чего ты добиваешься?! ‒ повторил он, заставив меня приподняться сильнее.
Нависал так близко, что я ощущала его дыхание. А еще наконец могла рассмотреть лицо.
Его черты были четкими и гармоничными. Карие глаза в обрамлении густых темных ресниц казались почти черными в этом полумраке. Такие глубокие и выразительные. Они излучали невероятную уверенность, словно за этим взглядом стояло нечто большее, чем просто физическая привлекательность.
Легкая небритость занимала треугольный подбородок, заостренные скулы и место над верхней губой. Как сказала бы тетя Дана: мужик должен быть могуч, вонюч и волосат. Последнего добра этому красавчику природа навалила более чем щедро.
Глядя на меня, незнакомец непонимающе нахмурился, а между его широкими бровями появилась заметная складка. Пальцы сами потянулись, чтобы разгладить ее, но брюнет перехватил мое запястье и ощутимо сжал.
Несколько темных прядей тут же повисли по сторонам от его лица. Они вырвались из-под ленты, которой были перехвачены волосы на затылке, и теперь придавали его образу легкую небрежность. Мне давно не встречались мужчины с волосами длиною по плечи, а потому выверты моего подсознания несказанно удивляли.
Я знала, что нахожусь во сне. Ничем иным происходящее быть просто не могло. И как в любом сне, я не собиралась терять время зря.
Воспользовавшись тем, что красавчик практически удерживает меня за шею, я обняла его второй рукой и притянула к себе, впиваясь в его губы не хуже пиявки. Этот сон мог закончиться в любое мгновение, а потому следовало успеть нацеловаться с ним вдоволь.
Едва наши губы соприкоснулись, как меня словно молнией поразило. Ток прошел по позвоночнику вверх и ярким салютом ворвался в затылок, на какое-то время лишая не только зрения, но и связи даже с этой выдуманной реальностью. Впиваясь в губы незнакомца, я не надеялась, что он ответит мне. Но он ответил, да еще как, однако сам, похоже, на такую подставу от собственного тела не рассчитывал.
С трудом оторвав меня от себя, он взглянул на меня с куда большей яростью чем прежде.
‒ Перестань. ‒ зло выдохнул брюнет и вдруг встряхнул меня за плечи. ‒ Твои попытки соблазнить меня смешны. Перестань унижать себя, Татия! Мы разведемся и этого не изменить.
‒ Разведемся? ‒ переспросила я с непониманием.
А когда это мы успели пожениться? И какого Мурзика меня называют другим именем?
В следующее мгновение меня грубо закинули на плечо. Кажется, это все же не сон!
Глава 1.2
В следующее мгновение меня грубо закинули на плечо. И именно в этот момент до меня дошло, что происходящее сном не являлось.
‒ Куда?! ‒ возмутилась я, повиснув головой вниз ровно над аппетитной задницей.
Задница была обтянута штанами столь щедро, что я невольно залюбовалась движением ягодиц. Но только на миг! Попытка выпрямиться также позволила мне оценить ширину чужих плеч, высокий рост этого грубияна и крепость арочных проемов в этом подвале.
В голове мгновенно зазвенело. Удар затылком был не слишком сильным, но от неожиданности меня откинуло обратно. На плече брюнета я повисла словно мешок с картошкой, что его особо не расстроило. На мое тихое “Уй!” он даже не отреагировал и продолжил утаскивать меня вверх по каменной лестнице.
Дорогу нам по-прежнему освещал лишь канделябр.
Но полумрак долго не продлился. Я аж зажмурилась, едва мы вышли в хорошо освещенном коридоре. Длинный и просторный. Он чем-то напоминал мне школьный. Наверное, тем что по правую сторону располагались большие окна с широкими подоконниками, а по левую одинаковые двери без каких-либо табличек и обозначений.
Завертев больной головушкой, я попыталась рассмотреть виды за окном. Но заерзала столь интенсивно, что меня ощутимо тряхнули, закидывая обратно на плечо. Ну, подумаешь сползла немного! Как будто ему было тяжело меня нести!
О, нет! Эти бугристые мышцы, спрятанные под рубашкой, однозначно знали, что такое ежедневные тренировки. Я таких красавцев в институте вдоволь насмотрелась. Они приходили заниматься айкидо сразу после наших занятий по йоге, и с удовольствием щеголяли в коридоре в распахнутых кимоно.
Однако внешний вид моего личного садюги конкретно в этот момент не имел никакого значения. Я понятия не имела кто он, где находилась сейчас и чего от меня хотели. Нет, про развод я слышала ‒ не глухая же, но в купе с этим маленьким мероприятием из его уст звучало другое имя.
“Татия!” шипел он, сверкая потрясающими карими глазищами. По всему выходило, что обращался брюнет к некой Татьяне, которая уже успела натворить делов, в отличие от меня. Но меня-то с этим именем ничего не связывало!
Вот если бы он сказал Маша. Или в крайнем случае Анна ‒ тут родители мои родные постарались, в двадцать первом веке назвав меня Марианной, ‒ то я бы еще подумала, откуда у меня взялся муж и какого Мурзика я возлежала в пентаграмме, а так…
Однозначно происходило что-то странное. Что-то, чему мой привыкший логически мыслить мозг, несмотря на все попытки, не находил разумного объяснения.
Заприметив холл незнакомого поместья, построенного в лучших традициях аргентинских сериалов, я окончательно подзависла и передумала бунтовать. Влажная сорочка по-прежнему неприятно липла к телу, но теперь меня изо всех сил грел мой горячий во всех смыслах визави. Да и на плече у него мне было относительно удобно. Так он по крайней мере не видел мое ошарашенное лицо, а я могла во всей красе рассмотреть большие окна, высокие потолки с массивной хрустальной люстрой, широкую лестницу из красного дерева и даже мраморный пол.
Мебель тоже отличалась особыми вывертами судьбы. У нас такую, конечно, можно было заказать, но за невероятно баснословные деньги и у частника-мастера на все брюки. Это вам не ДСП и китайские ткани. Тут и линии, и изгибы, и стежки.
Но больше всего меня, конечно, поразил камин. Он нисколько не походил на декоративный и был как бы утоплен в стене, рядом с которой разместился мягкий гарнитур. Часть холла была отдана под что-то вроде гостиной, а вторая странно пустовала.
Нет, мебель здесь тоже имелась, но по большей части приставная. Узкие столики с двумя ножками, наверное, были присобачены прямо к стене, а поверх прямоугольных столешниц скучали небольшие статуэтки, цветочные вазоны или вот графин в компании нескольких стаканов.
Увидев желанную жидкость, я как-то разом ощутила необъятную жажду. Даже причмокнула сухим ртом, но каяться было поздно. Меня уже утаскивали вверх по лестнице, так что дотянуться до драгоценного напитка не представлялось возможным.
Есть, кстати, тоже хотелось. Из-за неудобной позы я не сразу ощутила голод, но то, что он был, теперь чувствовала особенно. Меня словно пару дней не кормили и столько же держали на пресловутом зеленом салате, выдавая по листочку на каждую трапезу.
А маньяк по-прежнему не издавал ни звука. В том, что я попала в руки асоциального элемента, теперь не сомневалась. Это я висела вниз головой, а мозг мой безостановочно думал, подверженный влиянию извне. В смысле кровушка к нему активно приливала.
И доприливалась!
Глава 1.3
В том, что я попала в руки асоциального элемента, теперь не сомневалась. Это я висела вниз головой, а мозг мой безостановочно думал, подверженный влиянию извне. В смысле кровушка к нему активно приливала.
И доприливалась! Я такое в фильме про пятьдесят проблем миллиардера видела. Там один красавчик тоже на богатстве поехал и решил, что ему нужна симпатичная жертва. Даже комнату ей в своем пентхаусе выделил, чтобы, значит, она ему доступна была, когда ему в голову снова стрельнет
Ну если меня сейчас притащат в игровую без плейстэйшн или спальню с большой кроватью…
А брюнет тем временем не замедлялся. Наоборот, скорее ускорился, преодолев пролет словно ветер. Затащив меня на второй этаж, он вошел в правый коридор и благополучно толкнул третью по счету дверь.
Увидев миленькую гостиную в светлых тонах, я снова завозилась, желая рассмотреть все получше, но меня совершенно бесцеремонно шлепнули по заднице. Не больно, не страстно и даже не с намеком на продолжение банкета, а просто… Да обидно!
И пока я собиралась высказать все, что думаю про всяких там богатеньких похитителей, меня все-таки притараканили в спальню. И даже бултыхнули на большую кровать, застеленную светлым покрывалом, скинув точно как пыльный мешок с картошкой.
И вот как-то так получилось, что пока кувыркалась, я сорвала черную ленту с волос брюнета. Она осталась в моих пальцах, и я быстренько спрятала ее под себя. О том, что сейчас и без того начнется буря, я отчетливо ощущала пятой точкой.
Имелась у меня с самого детства такая способность. Задницу во всех ее проявлениях я предсказывала покруче всяких там экстрасенсов.
‒ Сиди здесь и не смей выходить! Ты должна подумать над своим поведением! ‒ припечатал красавчик, распрямившись во всю ширину плеч.
‒ Я вам ребенок, что ли? ‒ усмехнулась я, не сдержавшись.
Да мне даже тетя Дина так никогда не говорила. Просто знала, что меня не переупрямить, а потому запирать в комнате бесполезно. Если надо, я могла и из окна вылезти. Благо мы жили на первом этаже, а окна не имели решеток, потому что воровать у нас обычно было нечего.
В семье, где четверо детей примерно одного возраста, что-то дорогое появлялось редко. И обычно этим редким являлась колбаса. Ну или торт по праздникам. Правда, исчезали они столь же стремительно, как и приносились из магазина.
‒ Ты хуже ребенка. ‒ произнес брюнет на полном серьезе. ‒ Я устал от тебя, Татия. Жду не дождусь, когда срок нашего брачного договора выйдет и храмовник разведет нас, не спрашивая твоего мнения. Что ты делала там внизу?
‒ Я… ‒ попыталась я в принципе вставить хоть слово.
‒ А впрочем, неважно. Я и правда слишком устал от твоих детских выходок. Не попадайся мне на глаза.
С этими словами он окинул меня презрительным взглядом, резко развернулся и покинул светлую спальню, не забыв от души хлопнуть дверью. От того, с какой силой она закрылась, со стены над комодом слетела картина с ненавязчивым изображением розового букета.
‒ Мужлан! ‒ выкрикнула я в закрытую дверь, чтобы просто оставить последнее слово за собой.
Но вопреки моим надеждам хозяин поместья обратно не вернулся. А ведь у меня к нему имелось множество вопросов. Так много, что я затруднялась ответить с какого лучше было начать.
Вытащив из-под себя узкую черную ленту для волос, я осмотрела ее и так, и эдак, повязала на своем запястье в качестве трофея и ненароком повернула голову. Задумчивый взгляд встретился с отражением в напольном зеркале, но до меня не сразу дошло, что что-то не так.
И дело было не в овальной раме из светлого дерева!
‒ Да чтоб к вам коты весь март на балкон лазали! ‒ вслух выругалась я и повернулась на кровати так, чтобы встать на колени перед зеркалом.
О да, в отражении на меня смотрело абсолютно не мое лицо. Это была не я! Вместо моей роскошной каштановой шевелюры у этой дамы имелись белые волосы, выкрашенные оттеночным бальзамом в пепельный цвет.
Она его под цвет глаз подбирала, я точно знала!
Словно не веря себе, средним и большим пальцем я потрогала узкие скулы, а затем надавила на полные губы и приподняла кончиком указательного пальца слегка вздернутый нос. Не понимала, как такое произошло, но глядя на меня шокированными серыми глазами, из отражения на меня смотрела Машка.
Моя лучшая подруга Мария Шевченко.
Глава 1.4
Я зажмурилась до боли в глазах, до мерцающих пятен, что заерзали будто в линзе калейдоскопа. Открыв веки, судорожно выдохнула и села удобнее, спустив ноги на пол.
Не понимала, как такое могло случиться. Смотрела на Машку, на свою лучшую подругу, на ту, кого почти всю свою жизнь считала сестрой, и не понимала. Я знала каждую черточку на ее лице, знала каждую родинку, даже ту, волосатую под коленкой, и все шрамы, что появились еще в далеком детстве. Я…
Оценив собственную мысль по достоинству, я спохватилась и скорее задрала влажную сорочку, обнажая бедро. Там, на правой ноге, должен был находиться шрам в виде сидящей египетской кошки. Машка лично выцарапывала ее иголкой, когда тетя Дина не разрешила ей сделать татуировку.
Еще бы! Машке тогда было одиннадцать! Но тонкие выбеленные полоски рисунка оставались на ее бедре по сей день. Как напоминание о детской глупости и важности изучения геометрии.
Когда Машка стояла прямо, сидящая на задних лапах кошка лежала мордой вниз. Видимо, придавленная весом непропорционального хвоста-трубы.
Оценив девственно-чистое бедро без единого намека на шрам, я без резких движений скромно села обратно на кровать. Волосатая родинка под коленом имелась, темное родимое пятно на животе над пупком тоже, а вот шрам словно корова языком слизала.
Побарабанив пальцами по светлому покрывалу, я постаралась вернуться в свои самые последние воспоминания из реальной жизни. Кажется, этим утром мы с Машкой чуть не подрались за бутерброд, потому что ее Толик сожрал вчера вечером весь хлеб.
Толиком, кстати, звали наглую тощую таксу, которую Машка приперла к нам на съемную квартиру в прошлый вторник. Она божилась и клялась, что взяла собакена на передержку, но по тому как эти двое лобызались, становилось понятно, что Толик с нами надолго. Он отлично вписался в компанию к попугаю-матершиннику, трем рыбкам с выпученными глазами и дворовому коту Мурзику, который гадил исключительно в мои тапки.
Машка говорила, что от большой любви.
От души почесав макушку, я напряглась сильнее. Точно помнила, что в знак примирения Мария предложила сходить в кино. Ей как раз на счет упала стипендия, так что попкорн был с нее, а билеты с Пушкинской карты, которой мы пользовались последний год.
Собственно, именно эти карты выступали спонсором нашего досуга, потому что денег у двух студенток с живностью на шее было не так уж и много. Между хлебом и зрелищами я как и Толик всегда выбирала мучные изделия.
Откинувшись на мягкий матрас так, что ноги мои продолжали стоять на полу, я снова закрыла веки. До кинотеатра мы с Машкой точно добирались пешком, потому что двести сорок рублей на дорогу на двоих в обе стороны, это вам не хухры-мухры.
Я даже помнила, что пришли мы впритык. Только и успели оплатить билеты, как начался фильм. Но в зал не побежали. Машкин мочевой пузырь сказал свое веское слово, и мы отправились изучать женский туалет. Пока подружка делала свои дела, я ответственно держала обе наши сумочки, и вот тогда…
Едва Машка скрылась в кабинке, в туалет вошла пожилая уборщица. Она грузно приваливалась на одну ногу, несла пустое ведро в одной руке, а швабру с намотанной на нее тряпкой в другой.
Я еще обратила внимание на ее нос. Огромный, крючковатый, с бородавкой у самого кончика. Всматриваться не хотелось, да и некрасиво было, но женщина сама обратила мое внимание на себя.
Когда она заговорила, я увидела ее мутные, словно скрытые за пеленой, глаза.
‒ Кто здесь Маша? ‒ спросила она глухо, заскрипев, словно старая телега.
‒ Здравствуйте, меня зовут Маша. ‒ вежливо отозвалась я, но больше ничего сказать не успела.
Мне в глаза ударил белесый дым. Его было так много, словно кто-то бросил мне под ноги дымовую шашку. Я закашлялась, голова закружилась мгновенно. Появилось чувство родом из детства, будто меня закрутило на карусели и протащило.
Пожалуй, в последний раз нечто похожее я испытывала на первом курсе, когда мы впервые вырвались из-под опеки приемной мамы и налакались на культурном мероприятии в честь поступления. Я тогда полночи в обнимку с тазиком провела, а Машка уснула прямо в туалете на коврике, в качестве одеяла использовав полотенце.
И если в тот раз я какой-то дряни напилась, то в этот однозначно надышалась. До глюков! Прежде чем я очнулась в подвале в центре пентаграммы, мне привиделся цветущий яблоневый сад, растущий прямо на камнях. Под раскидистыми словно белоснежными ветками сидела чернявая девочка лет семи и гадала на лепестках на любовь.
‒ Не полюбит. ‒ произнесла она, оторвав последний, а я…
А я услышала голос красавчика и наконец разлепила веки, обнаружив себя посреди мрачного подвала.
Вновь заняв сидячее положение перед зеркалом, я посмотрела на свое отражение и задала единственно логичный в такой ситуации вопрос:
‒ Машка, ты здесь?
