Дарья Донцова
Крутые наследнички

– Ненавижу запах коньяка. Каждый раз, когда Жан открывает этот бар, готова всех убить. Правда, смешно?

Я засмеялась вместе с ней. Засмеялась, но не поверила ей ни на минуту. Коньяк нельзя ненавидеть, как человека. А взгляд Андре был более чем красноречив. И зачем только она стала оправдываться? Чудесный вечер полностью потерял для меня свое очарование.

ГЛАВА 3

На следующее утро меня разбудила Наташка.

– Хватит дрыхнуть, – сказала она и раздвинула занавески. – Ты чего, спать сюда приехала?

Я зажмурилась от яркого солнца и потянулась к джинсам.

– Ну уж нет! – воскликнула Наташка. – Хватит лохмотьев, давай, сделай мне приятное. Надень что-нибудь поприличнее. Вот хотя бы это. – И она вытащила из необъятного шкафа легкое голубое платье в белую полоску и белые туфли. Я оделась, и мы спустились в столовую. Там царила пустота. На столе был накрыт кофе с круассанами.

– А где все? – поинтересовалась я.

– Ты бы еще больше почивала, – засмеялась Наташка. – Проглядела детей, так тебе и надо. Пока ты дрыхла без задних ног, дети-то уехали!

– Куда уехали?

– Аркадия с Олей забрала Жаклин, она же прихватила с собой и двух твоих котят. Говорит, что это лучший подарок для ее матери – котята из России. А Машка с Жаном отправились на экскурсию в Париж – сначала «Самаритэн», потом «Галери Лафайет». Поедят они в городе, а мы с тобой прямо сейчас – по музеям. С чего начнем: Лувр, Дворец Инвалидов?

– Подожди, подожди, – попробовала я охладить Наташкин пыл. – Может, поедем туда же, куда и Маша с Жаном. Что там выставлено?

– Шмотки, – захохотала Наташка, – там выставлены шмотки! Ты что, в своем институте совсем одичала? Это же крупнейшие парижские универмаги. Жан повел Машку делать покупки.

Мне стала неудобно.

– Они и так уже накупили целую комнату вещей. Чтобы все это увезти, потребуется грузовой самолет.

– Ничего, ничего, – успокоила Наташка, – пусть покупает, а насчет отъезда мы еще подумаем: кто, куда и когда поедет. Знаешь, Машка напоминает Жану его сестру.

– У Жана есть сестра? – спросила я.

– Была. Нужно тебе все равно рассказать, но только по дороге, хватит тратить время на кофе.

Мы прошли сквозь большой холл и вышли во двор. На ступеньках дома лежали страшные собаки Жана. Из-за их спин вылезла кошка, а за ней… моя Клеопатра. Единственный оставшийся котенок самозабвенно играл с хвостом питбуля.

– Эти идиоты обожают кошек, – расхохоталась Наташка. – Их купили для охраны, но они оказались совершенно ни на что не годными. Зубы используют только для еды, лижутся со всеми. Да и как им быть другими? Слуги вечно суют им в пасть сдобное печенье. Софи поит их кофе со сгущенкой. Даже почтальон приносит халву. И вот результат! А кошки, мышки, птички – просто любимые друзья! Самый смех был, когда Яцек привез своего попугая. Он их заклевал, и мои грозные охранники боялись выйти из кухни.

Продолжая рассказывать, Наташка распахнула дверь гаража, и я увидела три машины.

– Вот это моя, – ткнула Наташка пальцем в «Ситроен». – Простовата, конечно, но чего выпендриваться? Французы, знаешь, не любят тех, кто высовывается. Предпочитают скромность. Платье попроще, совсем не красятся… Здесь быть богатой вроде как бы вульгарно.

С этими словами мы сели в машину.

– Пристегнись обязательно, тут тебе не Москва. Могут содрать штраф, даже если, не пристегнувшись, просто сидишь в машине с включенным двигателем.

Мы выехали на автостраду. Наташка подняла окно и вдавила педаль газа.

– Может, не надо так быстро? – робко попросила я.

– А разве это быстро? – удивился мой шофер, входя в поворот на третьей скорости. – Мы же еле ползем! Ну слушай. Теперь о Жане. Конечно, об этой истории известно всем, но вслух мы никогда о ней не говорим. Отец Жана англичанин, а мать француженка. Оба состоятельные люди и после брака объединили свои состояния. Эдуард коллекционировал картины, а Сьюзен – старинные куклы. У них родилось двое детей: Жан и Элизабет. Дочь Лиза была младше на два года. Как-то раз в Лондоне предполагалась большая выставка кукол, и Сьюзен повезла туда свою коллекцию. У них был небольшой самолет, Эдуард пилотировал сам. И вот уже в момент отлета Жану стало плохо: тошнота, рвота… Срочно вызвали врача, тот определил отравление. И Жана отправили домой. А его отец, мать и сестра полетели в Лондон. Но туда они не прилетели. Исчезли, скорее всего упали в Ла-Манш. История эта произошла шесть лет назад и наделала много шума. Коллекция кукол Сьюзен была застрахована на очень крупную сумму, и страховая компания не хотела платить, пока им не предъявят точные доказательства гибели коллекции. В общем, целое дело. Жану тогда было семнадцать лет, его сестре пятнадцать. От тоски он женился в восемнадцать лет на Катрин. Но что-то там у них не заладилось, и уже через год они разошлись. Катрин быстро снова вышла замуж и теперь живет в Америке. А Жан и я встретились на дне рождения у Бернара, друга Гаспара. Помнишь Гаспара, моего первого мужа?

Я кивнула.

– Ну вот, встретились, и через некоторое время Жан сделал мне предложение. Я развелась с Гаспаром и вышла замуж за Жана.

– А кто такие Яцек и Жаклин?

Наташка еще сильнее нажала на газ.

– О господи, сейчас я тебе все объясню. Слушай внимательно. Жан был женат на Катрин. У Катрин есть новый муж. У мужа есть брат. Это Яцек. Яцек женат на Жаклин. Андре – дочь Яцека от первого брака. Общих детей у них нет. Жаклин еще та штучка. Ее мать и правда была бедной деревенской девушкой. А вот отец – совсем другое дело. Что уж он такого нашел в Галине – матери Жаклин, – никто не понимал. Сейчас она вполне благообразная старушка, а в молодости, поговаривают, красотой не блистала, да и не очень умна была. Может, это-то его и привлекло. Короче, что бы там ни было, но отец Жаклин женился на Галине, обеспечил ей райскую жизнь и более чем безбедную старость. А на Жаклин мужики слетаются, как мухи на мед. И дело не в ее богатстве. Что-то есть в ней такое… В общем, куда ни придет, все вокруг нее вьются.

– А чем она занимается? – глупо поинтересовалась я.

– Замуж выходит. Правда, последние годы живет с Яцеком. Но до него уже трижды разводилась. А с Яцеком просто невозможно поругаться. Он удовлетворяет любые ее капризы. Знаешь, как они познакомились? Жаклин сбила его в предместье Парижа. Думала все – труп на дороге, а она в Сантэ. Она рассказывала, что выскочила из машины и заглянула под колеса. А Яцек лежит и хохочет. «Вы, мадам, очень неосторожны, – проговорил он, – в другой раз будьте внимательнее на повороте». Представляешь? Жаклин отвезла его к себе – был ноябрь, и Яцек весь измазался. А наутро они пошли оформлять брак. Галину чуть удар не хватил – поляк, почти нищий, да еще с кучей бедных родственников. У него сестры, братья, несколько теток – все бедны, как церковные мыши… И вот, представляешь, зовет Жаклин гостей на свадебный обед. И уж конечно, в первых рядах Жан: их отцы сводные братья. И Катрин позвали. А она не растерялась и зацапала брата Яцека. Денег-то у нее после развода – тьма. То-то была потеха! Жаль, меня при этом не было. Приехали, вылезаем.

Наташка резко затормозила, и мы выбрались из машины.

– Где это мы? – спросила я, оглядывая небольшую площадь.

– Что, любительница детективов, не узнаешь? Посмотри: впереди Сена, набережная, большой дом…

Я посмотрела по сторонам: «Площадь Дофин» – стояло на табличке у входа в кафе. Не может быть! Неужели это кафе, где любил сидеть комиссар Мегрэ!

Наташка обрадованно закивала головой:

– Вот именно. Впереди перед тобой набережная Орфевр. Вот этот большой дом, это комиссариат, где работал Мегрэ. Вот только кафе по-другому называется. Дофин – это вся небольшая площадь. То ли Сименон выдумал это кафе, то ли переводчик когда-то ошибся, и с тех пор пошло, что «Дофин» – это кафе. Ну, отсюда двинем пешком. В центре полно машин, лучше погуляем на своих двоих.

Наверное, это был самый счастливый день в моей жизни. Мы проходили весь день по музеям, а в перерывах заглядывали в кафе, ели мороженое, пили вино и были всем абсолютно довольны. Толпы парижан текли мимо нас, витрины магазинов и маленьких кафе манили зайти. Все были веселы, никто никого не толкал, не ругался. «Даже дети у них не капризничают», – подумала я с завистью. Над толпой витал запах хорошей косметики, аромат вкусной еды. Можно только удивляться, как, поедая столько печеного, сладкого, жареного и жирного, французы в массе своей остаются тощими.

Рано или поздно все заканчивается, завершился и этот волшебный день. На улице уже окончательно стемнело, когда мы с Наташкой помчались домой. Устав от беготни, я тихо дремала на заднем сиденье, Наташка напевала какую-то песенку:

– Зизи, зизи…

«Надо будет спросить у нее, что такое «зизи», – вяло отреагировал мой мозг на незнакомое слово. И на этом я заснула.

Разбудил меня резкий толчок машины. Оказывается, мы уже доехали. Я открыла глаза и зажмурилась от яркого света. Во дворе было полно машин: две простые «Скорые помощи» и одна реанимация, несколько полицейских, два красных «Рено», грузовик, на котором громоздились останки темно-синей машины.

Наташка выскочила из машины. Невысокий лысый толстячок поспешил ей навстречу:

– Мадам, позвольте представиться, я комиссар Перье. Глубоко сожалею, но должен сообщить вам ужасную новость. Мадам, мужайтесь: ваш муж попал в автомобильную катастрофу и…

Не дослушав его, Наташка рухнула на землю. Комиссар засуетился вокруг нее:

– Сюда, скорей, врача, ей плохо!

К Наташе подбежал бородатый мужчина в белом комбинезоне.

– Разве можно так, господин комиссар, – сразу, как обухом по голове. Вы бы сначала дали ей сесть. Ну и методы у вас… – укорил он комиссара.

– Я еще не успел ничего произнести, – начал оправдываться толстячок. – Я только намекнул, что произошла катастрофа.

– Да, конечно, глядя на то, что осталось от машины, она должна была подумать, что ее муж задавил кошку, – продолжал доктор, делая укол. – Хорошо, хоть ребенок не сильно пострадал.

При этих словах я почувствовала, что теряю сознание.

– Господа, с бароном Макмайером в машине была девочка. Что с ней?

– Ребенок в полном порядке, несколько легких ушибов, и все. А вы кто, мадам? – поинтересовался комиссар.

Я замялась: Наташка всем представляла меня как свою сестру – жаль, не успела спросить у нее, почему.

– Я сестра баронессы Макмайер и мать девочки, которая ехала с Жаном!

– О, простите, мадам, – комиссар поклонился. – Ваша девочка в гостиной вместе с врачом, медсестрой и няней. Но мы будем вынуждены допросить ее, так как она единственный свидетель. Скажите, мадам, сколько лет ребенку? По нашим законам мы обязаны вызвать адвоката, если…

– Хорошо, хорошо, – перебила я комиссара, – скажите, что с Жаном?

– Он мертв, мадам, – сухо ответил комиссар. – И сделайте так, чтобы ваша сестра не настаивала на осмотре тела. Его уже опознали слуги.

– Но почему, комиссар?

– Он сильно изуродован, зрелище это не для жены, мадам, – еще раз вежливо поклонился полицейский.

Я пошла в дом, за мной брели очнувшаяся Наташка в грязном костюме, комиссар, врач и два ажана.

В гостиной горели все лампы. На диване в горе подушек, укрытая пледом, сидела Маша. Перед ней на коленях я увидела Софи с чашкой, по ее лицу текли слезы.

– Я педиатр, мадам, – обратился ко мне мужчина, стоявший возле Софи. – Ребенок пережил страшный шок, девочку следует поместить на несколько дней в клинику, потом вам, вероятно, потребуется психотерапевт. Ни о каком полицейском допросе не может быть и речи. Детскому организму не под силу такие перегрузки…

– Глупости все это! – фыркнула Маша, выбираясь из пледа. – Может, это ваши французские дети такие нежные, а мы, дети из России, абсолютно нормальные и здоровые люди. Допросить меня нужно сейчас, а то завтра я могу забыть какие-то детали. Мой долг – помочь правосудию. И уберите от меня эту чашку с бульоном. Терпеть не могу воду с жиром!

Комиссар почесал переносицу. Врач снял очки.

– Знаете, мадам, – пробормотал он, протирая стекла, – я много слышал о русских женщинах. Позвольте мне выразить вам свое искреннее восхищение!

– Ладненько, ладненько, мой ангел, расскажи-ка нам все с самого начала, прямо с той минуты, как ты сегодня проснулась, – проговорил комиссар.

Все расселись по креслам, ажаны встали у двери. Софи, вытирая слезы, вновь укутала Машу пледом.

– Утром меня разбудил Жан, – начала Машка. От всеобщего внимания она раскраснелась, и на ее щеках выступили грязные подтеки.

«Значит, она все-таки плакала», – отметила я машинально.

– Он вошел рано, было около восьми. Я оделась, мы позавтракали и составили план разорения.

– План чего, моя белочка? – поинтересовался комиссар.

– Вы можете со мной не сюсюкать, – отрезала Машка. – Составили план разорения. Это Жан придумал. Он сказал, что мы идем разорять магазины. Сначала разорим один, потом другой, а когда товары кончатся во всех магазинах, мы полетим в Нью-Йорк и продолжим там. Но это была шутка.

Машка рассказывала долго, смакуя подробности, описывала покупки… Я поняла, что в районе часа они проголодались и решили перекусить. Машка попросилась в «Макдоналдс». Но Жан сказал ей, что это salte и что Макмайеры в «Макдоналдс» не ходят. Поэтому они зарулили в китайский ресторан, где от души попробовали все блюда. Жан не пил ни капли, даже пива, только «Виши». Потом они ели мороженое – ванильное с шоколадом и орехами. А затем снова кинулись в магазины. Завершилась эта оргия на Блошином рынке покупкой фарфоровых собачек…

Все их приобретения не влезли в багажник. Поэтому хорошенькое голубое одеяло в розовых белочках, набор подушечек «Белоснежка», теплые попонки для собак, подстилочки в бантиках для кошек, пуфики в виде оленей, большого розового зайца, большую голубую собаку и сумку с подарками для меня и Наташки они положили на заднее сиденье. Машка же, несмотря на протесты Жана, тоже уселась на заднее сиденье – ей не терпелось еще раз все посмотреть. Уже в дороге она натянула на себя маскарадный костюм тигра, сделанный из бархата, – ей захотелось, когда они приедут домой, выскочить из машины и зарычать на Софи… Все это и спасло девочке жизнь.

Всю дорогу они весело болтали, потом Жан замолчал и сказал ей неожиданно строгим голосом:

– Быстро сбрось все с сиденья на пол и сверху ляг сама!

Машка выполнила его приказ, и через несколько секунд раздался ужасный скрежет и визг, пол и потолок машины несколько раз менялся местами, они кувыркались, падали, опять кувыркались… В конце концов, эта адская карусель затихла. Зная, что машина может загореться, Машка вылезла через разбитое стекло наружу. Но, увидев, что Жан не движется, кинулась к нему. Он был без сознания. Девочка выбежала на шоссе и остановила первую попавшуюся машину. Не знаю, что подумал водитель, увидев на дороге заплаканного ребенка в маскарадном костюме, но он сразу вызвал полицию и «Скорую помощь»…

Выслушав Машку, комиссар покачал головой:

– Очевидно, что-то произошло с машиной. Барон понял это и велел ребенку лечь в груду мягких вещей. Более подробно о причинах аварии мы узнаем только после специальной экспертизы.

– Я думаю, что всем надо немного отдохнуть, – сказал педиатр.

Полицейские откланялись и уехали, сделав Наташке еще один укол. Ушел и врач. Мы остались в гостиной вчетвером – Машка, Наташка, я и Софи.

– Пойду принесу вам перекусить, – засуетилась Софи и поспешила на кухню.

Наташка оглядела свой измазанный костюм:

– Где это я так вымазалась? Ах, да!

Я чувствовала себя совершенно измученной, и меня удивляло Наташкино спокойствие. Хотя, может, это просто шок? Бедный Жан! Куда они увезли его останки? Когда мы будем его хоронить? И что теперь будет с Наташкой?

– Ничего не будет, – словно подслушав мои мысли, сказала Наташа. – По завещанию я единственная наследница. Никаких родственников, прямых или кривых, у Жана не было. Кое-какие суммы оставлены слугам и приятелям, а остальное все мое!

Дверь растворилась, и появилась Софи с гигантским подносом.

– Это хорошо, что деньги будут твоими, – подала голос Машка. – Но ты должна поклясться страшной клятвой, что накажешь тех, кто убил Жана!

– Милая моя, – сказала я, – сейчас, конечно, трудно сказать точно, но, кажется, в машине произошла какая-то поломка. Может быть, отказали тормоза… Роковая, ужасная случайность! Жан был таким милым, таким молодым… Навряд ли кто-нибудь хотел его убить!

– Но он сам мне об этом сказал, – настаивала Машка.

– Кто сказал? – воскликнули мы с Наташкой одновременно.

– Жан, – ответила Машка. – Видите ли, я немного соврала комиссару. Когда я выбралась из машины, то увидела, что Жан не двигается. Я подбежала к нему. Он был в полном сознании, яснее не бывает, только говорить ему было больно и трудно.

– «Поклянись, что отомстишь за меня… меня убила Андре…» – вот что он успел сказать перед смертью.

Страшный грохот заставил нас вздрогнуть. Мы оглянулись. У буфета Софи уронила поднос с чаем.

– Ты ничего не слышала, – моментально отреагировала Наташка. – Понимаешь? У барона, наверно, помутился рассудок.

– Да, мадам, – покорно согласилась Софи, – барон, очевидно, очень испугался.

– Да нет же, – затопала ногами Машка. – Говорю вам, он был абсолютно спокоен и совершенно в своем уме. Он хотел еще что-то сказать, но тут у него из горла пошла кровь, черная такая, как чернила, и он умер.

– Успокойся, маленькая, – ласково проговорила Наташа, – бывает, что перед смертью человеку чудится всякая чертовщина. Может, он вспомнил, как какой-то Андре его когда-то обидел.

– А вот и нет, – возразила Маша, – не какой-то, а какая-то. Я разве вам не сказала? Он прошептал: «Поклянись, что отомстишь за меня, меня убила Андре Ярузельская». Я слышала, как вчера Андре объясняла Аркадию, что ее фамилия Ярузельская, а Жаклин теперь мадам Ярузельская. Это Андре, Андре убила Жана… Я только не знаю, как она это сделала!

В наступившей тишине мы услышали, как в кабинете пробили часы.

ГЛАВА 4

Этой ночью я так и не прилегла. До четырех утра сидела рядом с Машей, держала ее за руку и напевала песенки. Когда же она наконец заснула, встала с ее кровати и побрела в свою комнату. Страшные мысли теснились у меня в голове. Какой злой рок преследует Макмайеров! Сначала в авиационной катастрофе погибает почти вся семья. Потом в автомобильной аварии погибает Жан. Что за отношения связывали Жана и Андре? Мне припомнился ее полный ненависти взгляд, брошенный на Жана… Что-то там явно было не так. Я ворочалась в своей чересчур мягкой кровати с боку на бок. Может, уехать домой? Навряд ли мы будем сейчас нужны Наташке, не до гостей и развлечений ей. Нет, точно не смогу заснуть.

Я вылезла из кровати и посмотрела на часы. Семь утра. Интересно, есть ли кто-нибудь на кухне? Я бы с большим удовольствием выпила чашечку горячего кофе и съела бутерброд. Вчера никто из нас так и не смог проглотить ни крошки.

Я тихо вышла в коридор. Кажется, кухня на первом этаже, во всяком случае, слуги входили с едой в столовую через боковую дверь. Я вошла в столовую. Незнакомый мужчина резал на гигантском столе черную ткань. Увидев мой взгляд, он пояснил:

– Мадам, баронесса велела одеть дом в траур. Могу я вам чем-то помочь?

– Да, – обрадовалась я. – Мне бы чашечку горячего кофе.

Слуга замялся:

– Завтрак, к сожалению, еще не готов, его подадут только в девять. Но, если вы согласитесь пройти на кухню, Луи сварит вам кофе и сделает тосты.

Я милостиво согласилась пройти с ним на кухню.

В кухне было тепло и ослепительно чисто. Любой стол можно было смело использовать для операции аппендицита. От начищенной утвари резало глаза. Возле окна сидел в кресле пожилой человек и читал вчерашнюю «Монд». Увидев меня, он ласково улыбнулся:

– Чем могу служить?

– Мадам желает чашечку кофе и завтрак, Луи, – сказал слуга.

– Прекрасно, – обрадовался Луи, – сейчас все будет готово!

Он раскрыл шкафчик:

– Мадам предпочитает какой кофе?

Передо мной рябили банки, я ткнула пальцем в первую попавшуюся. Луи внимательно посмотрел на меня.

– Если мадам разрешит, я сварю кофе по-турецки и сделаю скандинавские тосты.

Я важно кивнула головой. Ни за что не признаюсь, что не знаю, что такое скандинавские тосты.

– Вы давно работаете у барона? – спросила я повара.

Луи улыбнулся:

– Меня приняли на службу за неделю до свадьбы родителей месье барона. Я готовил им свадебный обед. А Софи пришла через год после меня, когда родился господин Жан.

– Сколько же ей лет? – невольно вырвалось у меня. – Я думала, ей лет сорок!

– О, мадам, спасибо за комплимент, – сказал Луи. – Софи на самом деле прекрасно выглядит, но ей скоро будет шестьдесят.

– Очевидно, ей известно средство Макропулоса, – пошутила я.

– О, мадам тоже любит Гашека? – обрадовался Луи. – Мы с Софи часто читаем его по вечерам. Мы уже много лет муж и жена. Готово, мадам.

Скандинавскими тостами оказались кусочки поджаренного белого хлеба, вымоченного в смеси молока и яиц. Луи открыл кофейник – запах чудного кофе разнесся по кухне. Из-под большого стола, накрытого скатертью, вылезли, потягиваясь, Снап и Банди.

– Это они почуяли запах кофе, – объяснил Луи. – Очень они любят сладкий кофе с молоком. Идите сюда, малышки!

– А где кошки? – поинтересовалась я.

– Посмотрите, мадам. – Луи поманил меня рукой.

В самом дальнем углу кухни стоял дворец – настоящее наслаждение для кошки: обитые темным мехом домики на столбиках, а между ними на разной высоте подвешены гамаки. В одном из них самозабвенно спали две кошки.

– А котенок?

– Уж очень он полюбил Банди, мадам, – покачал головой Луи.

И правда, возле страшной треугольной пасти питбуля лежал на спине серый комочек.

– Если мадам угостит собак печеньем, они будут очень благодарны.

Я запустила руку в большую жестянку, стоявшую на столе. Пальцы нашли там что-то явно не похожее на печенье. Я заглянула внутрь. Между маленькими сдобными кусочками лежала надбитая ампула.

– О, – испугался Луи, – это вчера к собакам приходил ветеринар делать прививки. Как использованная ампула могла попасть в коробку, ума не приложу! Дайте, пожалуйста, мадам.

С этими словами он буквально выхватил у меня жестянку с печеньем и вытряхнул ее в помойное ведро.

– Лучше выбросить все печенье, – пояснил он, – вдруг там осколки…

– Вчера все были очень расстроены, – пробормотала я.

– И не говорите, мадам, такой ужас, – покачал головой Луи. – Месье Жан, упокой господи его душу, вечно гонял как ненормальный. Бывало, ворвется на всей скорости во двор и как затормозит… У меня от визга колес буквально кровь останавливалась. Честно говоря, мы с Софи надеялись, что женитьба на вашей сестре его остепенит. Их свадьба была, можно сказать, нашей последней надеждой. Ведь после того как погибли барон и баронесса, мы старались заменить ему родителей! Да куда там. Никого не слушал. Сначала привел Катрин, потом этот его ненормальный дружок Пьер! Вот уж у кого в голове тараканы. Представляете, мадам, вечером перед свадьбой месье Жана и мадам Натали он пришел сюда и перебил почти все стекла на первом этаже. Будь моя воля, я посадил бы его в каталажку. Но хозяин запретил вызывать полицию…

– Луи, – прервал его откровения женский голос, – что ты кормишь мадам Даша разговорами на кухне?

В дверях стояла Софи. Сейчас, когда яркое утреннее солнце било ей прямо в лицо, я заметила, что экономке много больше сорока. Сеточка мелких морщин покрывала шею и щеки. Но в темных волосах не было ни единого седого волоса, а фигура была как у двадцатилетней девушки.

– Луи, – повторила она, качая головой, – на кухне так неприятно пахнет газом. Мадам, – обратилась она ко мне, – разрешите я перенесу тарелку с тостами и чашку. Луи, ты даже не предложил джема и сыра. О, мадам, вы должны извинить его за нерадивость. Но мы все так расстроены.

Не переставая ругать Луи, Софи теснила меня к двери столовой и буквально вытолкнула из кухни.

В столовой было пусто и темно.

– Я включу вам телевизор, – заботливо проговорила Софи.

Она щелкнула кнопками. На экране возникло изображение диктора.

«Погода на севере Франции», – понеслось из динамика.

– Приятного аппетита, мадам, – пожелала Софи и ушла в кухню.

Как только она скрылась, я тихо подошла к двери и приложила ухо к замочной скважине.

– Ты – старый никчемный болван, – донеслось до меня.

Ах, Софи, Софи… И дверь закрыла, и телевизор включила погромче, а вот не рассчитала силу своего темперамента.

– Ты зачем, идиот, все ей выбалтывал?

– Но, милая, она ведь сестра мадам, – робко оправдывался Луи.

– Да хоть бы сам Папа Римский! – кипела Софи. – Если надо, Натали все расскажет сама! Ты кто? Повар! Вот и готовь бульон, нечего лезть, куда не просили. Видишь, как все закрутилось? Кто бы мог подумать, что эта скотина перед смертью наболтает ребенку бог знает что?

Приближающиеся шаги заставили меня одним прыжком оказаться за столом. В столовую вошла Наташка. Темно-серый костюм делал ее еще стройней и красиво оттенял рыжие волосы.

«Рыжие люди либо преступники, либо гении», – неожиданно вспомнилось мне.

– Как спалось? – спросила Наташка.

– Глаз не сомкнула, провертелась всю ночь.

– Я тоже. Софи, кофе!

В столовую с подносом вошла Софи.

– Сейчас приедут служащие из похоронного бюро, – проговорила Наташка. – Проследите, чтобы они убрали парадный вход, застелили холл и сняли картины в зале на первом этаже. Гроб привезут в двенадцать, и я хочу, чтобы все желающие могли сегодня часов с трех начать прощаться. Вызовите пару лишних лакеев и двух уборщиц. Еще нужен служка из церкви. Пусть ночью читает над гробом молитвы, или поет псалмы, или… Не знаю что. Что там надо… пусть и делает. Да выключите вы телевизор!

Софи закивала головой:

– Все будет сделано, мадам. Из похоронного бюро уже пришли и ждут в кабинете.

Наташка встала, резко отодвинув стул:

– Хорошо, я сейчас пройду к ним, а ты, – обратилась она ко мне, – помоги собраться Маше.

– Куда собраться? – удивилась я.

– Доктор Жанвиль вчера был прав, – проговорила Наташка, – девочка явно пережила страшный стресс. Сейчас вся эта суета, похороны будут ей явно не под силу. Доктор был так любезен, что пригласил Машу к себе на некоторое время. У него дом в Ницце, прямо на берегу. Дети доктора с его женой сейчас там. Море, солнце, развлечения – вот что ей надо. Так что собирай красавицу. Доктор придет за ней в одиннадцать.

Наташка вышла из столовой, не дожидаясь моего ответа, Софи стала убирать со стола. Я направилась в свою комнату. Что-то слишком много тайн в добропорядочном семействе! Машку явно стремятся запрятать подальше, опасаясь ее длинного языка. И еще мне не давала покоя ампула, найденная в коробке с печеньем. Не знаю, как во Франции, но в России не принято колоть собаку наркотиком. Луи моментально выхватил у меня из рук жестянку, но я все-таки успела разглядеть, что на ампуле было написано: «Промедол».