Дарья Донцова
Лампа разыскивает Алладина

Народу в вагоне было немного, никто не смотрел на меня осуждающим взором и не тыкал в мою сторону пальцем. Сидевшие напротив люди уткнулись кто в книги, кто в газеты, а один мужчина мирно спал, разинув рот. Расслабившись, я уставилась глазами в текст и оторвалась от него лишь в тот момент, когда следовало идти к выходу.

Захлопнув криминальный роман, я стала впихивать ногу назад в туфлю. Маневр удался с огромным трудом, ступня таки сильно отекла. Кое-как обувшись, я выскочила, покачнулась, сделала пару шагов и чуть не упала. Можете мне не верить, но правая нога отчего-то стала длиннее. Хромая, я выскочила из вагона и замерла на перроне. Идти было невозможно. Недоумевая, я посмотрела на туфли и заорала!

Левая нога была обута в светло-бежевую лодочку на платформе, в ту самую элегантную, удобную и не слишком дорогую модель, купленную мною в магазине. Удивляла ее сестрица, правая нога. На ней, вопреки всякой логике, красовалась черная, весьма узкая туфля на головокружительной шпильке.

Плохо понимая, что случилось, я доковыляла до скамейки, плюхнулась на нее, вытянула перед собой лапы и начала строить предположения. Левая нога моя? Стопудово, – как говорит Кирюша. Нет никаких сомнений. А правая чья? Впрочем, я не настолько глупа, чтобы предположить возможность обмена нижней конечности. Правая нога тоже принадлежит мне. Но откуда черная туфелька?

Торопясь убежать из дома, я случайно нацепила разную обувь? В принципе такое возможно, но как же я дошла до метро, не заметив безобразия? Слева – небольшая, трехсантиметровая платформа, справа – спицеобразная шпилька! Да и нет у нас ни у кого такой обуви, даже у модниц Юли и Лизаветы каблуки все же меньше.

В голове неожиданно ожило воспоминание. Моя мама, оперная певица, в свое время, еще до рождения любимой и единственной дочурки, часто ездила на гастроли за границу. В Советском Союзе любые товары были в дефиците, но обувь! О, это был супердефицит. Поэтому актеры всегда волокли домой кто десять, а кто пятнадцать пар разных размеров. Так вот, во время одной из поездок, кажется, в Чехословакию, первая скрипка, большой шутник и балагур Семен Раис, примчался в гостиницу в крайнем возбуждении.

– Смотрите, ребята, – закричал он, – я нашел магазинчик, там есть лишь один вид обувки, мужские штиблеты черного цвета. Зато имеются все размеры и невероятно дешево. Я уже купил своим: папе, дяде, брату, племяннику… Наплевать, что одинаковые, они же строем не ходят!

Артисты пожали плечами, только Веня Лоскин, игравший на контрабасе, проявил заинтересованность и побежал с Сеней в замечательный магазин. Напомню вам, что Раис обожал разыгрывать людей и в качестве очередной жертвы наметил Веню.

Лоскин тоже купил несколько пар и, страшно довольный, лег спать. Пока он мирно засопел, Семен, живший с Веней в одном номере, тихонько открыл пакеты с обувью и быстро поменял ботинки. Теперь у Лоскина было по два штиблета на правые ноги. Левые Раис забрал себе.

По приезде в Москву Сеня выждал до вечера и позвонил Вене.

– И как? – хитро спросил он. – Понравились твоим штиблеты?

– Очень! – радостно воскликнул Лоскин.

Семен оторопел.

– Таки что? Они в порядке?

– Замечательное качество, – начал нахваливать покупку коллега, – фирменная вещь!

Чем дольше радовался Веня, тем сильней дивился Сеня.

В конце концов он не выдержал и прямо спросил:

– Таки они у тебя на разные ноги?

– А ты откуда знаешь? – изумился Веня. – Представляешь, оказывается, и на Западе случаются незадачи. Я перед отлетом решил еще раз на ботиночки полюбоваться, развернул пакеты. А там! Все ботинки на правые ноги! Пришлось рысью в магазин нестись. Поменяли, правда, без писка! Вот что значит заграница. У нас бы сто бумажек заполнить заставили, а там…

– Почему ты меня не предупредил! – заорал Семен.

– А что? – удивился Веня. – У тебя тоже все на правые ноги оказались? Вот уж не думал, ты же их раньше меня покупал, без спешки, потом еще всем показывал, неужто не заметил? Ну и дела, капиталисты проклятые!

Глава 7

– А ну отдавай, – рявкнул чей-то голос.

Я оторвалась от созерцания собственных ног и посмотрела перед собой. Возле скамеечки, красная от возбуждения или духоты, стояла соседка по вагону. Та самая девушка, сидевшая справа от меня.

– Отдавай, – повторила она, – живо, я на работу опаздываю! Нацепила мою обувь и почесала! Еле догнала тебя, хорошо, выбежать из вагона успела. Ну чего уставилась?

Я перевела взор на ноги незнакомки и вздрогнула. Черная шпилька и светло-бежевая платформа! В голове моментально прояснилось. Значит, девице тоже было не слишком комфортно в обуви, вот она и сняла ее. А я, торопясь выйти из поезда, не посмотрела, во что вталкиваю правую ногу, перепутала стоявшие рядом туфли.

– Москва на три четверти состоит из идиотов, – резюмировала девица, совершая обмен, – надеюсь, ты больная лишь на голову, никаких иных инфекций, типа грибка, не имеешь! Ну, чего молчишь? Эй, тетеха!

Я молча втискивалась в светло-бежевую лодочку. И о чем здесь говорить? Идиотская ситуация, но, с другой стороны, любая из нас могла оказаться в такой.

– Послушай, – проникновенно сказала девушка, – скажи наркотикам «нет». Хочешь мой совет? Лучше бухалово, чем ширялово. От водки беды не будет, ну начнешь с зелеными чертями спирт глушить, и только, а иголки выброси. Вон, сейчас даже не врубаешься, что случилось! Мрак!

Возмутившись до глубины души, я раскрыла рот, чтобы достойно ответить нахалке, но тут к перрону с шумом и лязгом подкатил очередной поезд, девушка вскочила внутрь, и ее умчало в темную трубу тоннеля. Внимательно оглядев свои ноги, я вздохнула и пошла к эскалатору. Хорошо еще, что я сейчас ехала в вагоне одна, окажись со мной Юля, Лиза или Кирюшка, насмешек было бы не избежать до конца столетия.

Дворик, где произошло несчастье, я нашла сразу. Небольшое квадратное, заасфальтированное пространство, обрамленное маленьким, двухэтажным домом, стоящим в виде буквы «П». Посреди «патио» была разбита клумба, на которой погибали непонятные растения, непохожие на декоративные посадки, скорей всего сорняки, вылезшие из земли перед самыми холодами. По периметру дворика росли невысокие кустики, почти все они выглядели одинаково: тоненькие веточки и засохшие серо-желтые листочки. То ли их убила начавшаяся осень, то ли посадки заболели некоей инфекцией. Но один куст выглядел неправдоподобно красиво: замечательно толстый, коричневый ствол лаково поблескивал в уже не жарком солнце, крона темно-зеленого цвета не имела никаких пятнышек. Слегка удивившись, я приблизилась к этому растению и сразу поняла, в чем дело, – оно было искусственным. Очевидно, находившаяся в здании пейджинговая компания решила облагородить дворик и выставила на улицу хорошо сделанный муляж.

Следующий час я провела, внимательно изучая пейзаж, и пришла к неутешительному выводу: ничего интересного, никаких следов пребывания тут Оли и Гены нет. Оставалось непонятным, каким образом коляска с малышом оказалась незамеченной. Дворик крохотный, спрятать повозку в нем, на первый взгляд, было решительно негде, единственное место, мало-мальски напоминающее укрытие, находилось под псевдокустом, но все равно «экипаж» там целиком ни за что не уместится.

В глубокой задумчивости я подняла голову и стала осматривать окна, все они были тщательно зашторены, кроме одного, узкого, расположенного прямо над удачной подделкой под живое дерево.

Вздохнув, я вышла на улицу, увидела дверь с табличкой «Компания «Ом» и позвонила в домофон.

– Вы к кому? – прохрипело из окошечка.

– Э… в «Ом».

– К кому?

– Ну… я из газеты.

– Какой? – не сдавался невидимый охранник.

– «Желтуха», – лихо соврала я.

– Зачем?

– Вот, решили сделать материал о вашей замечательной компании, – бодро выкрикнула я, – положительный, хвалебный. Страна должна знать своих героев.

– Фамилия, – прервал мои слова секьюрити.

– Романова.

– Вас нет в списке посетителей, уходите.

– Правильно, никто ведь не знал, что я приду.

– Звоните начальству и договаривайтесь.

– Вы меня впустите, пожалуйста, а я сразу пойду в нужный кабинет.

– Нельзя.

– Но как же мне поговорить с администрацией?

– Не знаю.

– Подскажите телефон директора.

– Не имею права.

– Может быть…

– Лучше уматывай, – потерял вежливость служивый, – еще тут потопчешься, дежурных вызову, станешь потом остаток жизни на лекарства работать.

Потерпев полную неудачу, я спустилась с крыльца и призадумалась. Тут около домика притормозила маршрутка, из нее вылезли две девушки: блондинка и брюнетка. Они спокойно поднялись по ступенькам, и черненькая нажала на звонок.

– Кто там?

– На собеседование по поводу работы.

– К кому?

– Нас ждет Лина Сергеевна.

– Сейчас, – раздалось из домофона, – ну-ка, вы Самойлова, Федькина и Малофеева?

– Да, – хором ответили девчонки, – Самойлова и Малофеева, а кто такая Федькина, мы не в курсе, она не с нами.

– Федькина здесь, – заорала я, кидаясь к двери, – я тоже пришла!

Послышался тихий щелчок, дверь отворилась, мы тесной группой вошли в холл. За стойкой рецепшен восседал толстый дядька лет шестидесяти. Его лысая голова покоилась на короткой шее, круглые глаза торчали над щеками, рот терялся между подбородком и носом.

– Встали в ряд, – велел он, – сейчас Лина Сергеевна придет.

Из коридора донесся стук каблучков, и из-за угла вылетела хорошенькая девушка в сером костюме. На груди у нее виднелся бейджик «Лина, менеджер по кадрам».

– Двигайте за мной, – забыв поздороваться, приказала она.

Еле сдерживая ликование, я пошла вперед. Ладно, проникла внутрь слишком тщательно охраняемого помещения, теперь осталась сущая ерунда: найти комнату, в которой расположено то самое узкое, незанавешенное окно, и поболтать с находящимися там людьми, авось кто-нибудь заметил что-то.

– Сюда, – скомандовала Лина, – сели.

Я покорно опустилась на стул, мои спутницы повторили маневр, похоже, в «Ом» не знают вежливых слов и выражений, типа «пожалуйста», «будьте любезны» и «сделайте одолжение».

Лина сурово глянула на нас.

– Таких, как вы, полно, знаете?

Девушки закивали.

– Мы берем лишь лучших, – мрачно вещала Лина, – испытательный срок полгода. Если не подойдете, выгоняем без выходного пособия, ясно?

– Да, – прошелестели кандидатки.

Я просто кивнула. Похоже, с этой Линой не договориться, вон какая злая.

– Самойлова, – рявкнула кадровичка.

– Здесь! – вскочила блондинка.

– Значит, так, читаю ваши резюме, присланные по Интернету. Опыт работы? Три месяца?

– Да.

– Так! Малофеева!

– Слушаю, – подскочила над стулом блондинка.

– Служила месяц?

– Верно.

– Уходи сразу, таких не берем.

– Но зачем звали, – возмутилась девушка, – я же резюме отправила, честно написала.

– Ступай домой.

– Но…

– Сейчас охрану вызову, – каменным голосом отчеканила Лина.

Блондинка выскочила за дверь. Самойлова затряслась мелкой дрожью. Лина ткнула пальцем в переговорное устройство.

– Хр-хр, – разнеслось по комнате.

– Забери ученицу.

– Хр-хр.

– Нет, сейчас.

– Хр-хр.

– Ладно, – кивнула Лина и повернулась к брюнетке, – ступай к рецепшен и жди там.

Я вытаращила глаза, оставалось непонятно, каким образом Лина поняла, что ей отвечал невидимый собеседник. После того как мы остались в кабинете одни, менеджер обратила свой взор в мою сторону.

– Федькина? – отчего-то ласково спросила она.

– Да.

– Опыт работы восемь лет?

– Да.

– Отчего ушли?

На секунду я растерялась, но потом прищурилась и выпалила:

– С хозяином не поладила, под юбку полез, вот и пришлось увольняться.

Лина засмеялась.

– Ну, у нас такого не случится. Ладно, похоже, ты единственная приличная из всех кандидаток. Москвичка?

– Да.

– Замужем?

– Нет.

– Дети есть?

– Нет.

– Великолепно! Надеюсь, понимаешь, что у нас тебя сразу начальником смены не поставят?

– Конечно.

Лина повертела в руках карандаш.

– Ладно, пошли, посажу в зал, отработаешь часок, покажешь себя. Если и впрямь супер… впрочем, поговорим позднее. Ты готова?

Я вскочила на ноги.

– Абсолютно.

Вот здорово. Сейчас Лина отведет «Федькину» на предполагаемое рабочее место, там, небось, полно народу. Познакомлюсь с людьми, выпью чайку, поболтаю. Лучше и не придумать!

Продолжая радоваться, я шла за менеджером по коридору, наконец Лина открыла дверь.

– Входи.

Я сделала два шага вперед и оказалась в просторном помещении. Более чем стометровый зал разделялся перегородками на некое подобие кабинок без дверей и потолка. Внутри каждого отсека сидело по одной женщине, на головах у них дыбились наушники, изогнутая трубка с микрофоном маячила у рта. На столиках высились компьютеры. Никто из присутствующих даже не повернул головы в нашу сторону, все оказались настолько заняты.

У меня заломило в висках. Окон в комнате было много, но все они тщательно закрыты абсолютно непрозрачными жалюзи, а под потолком горят безжалостно-яркие галогенные светильники.

Лина подвела меня к самой последней, пустой кабинке и спросила:

– Надеюсь, оборудование знакомо?

Что оставалось делать? Я кивнула и, чувствуя спиной колкий взгляд менеджера, решительно села на крохотный стул, а потом водрузила на голову наушники. На столешнице имелось две кнопки: красная и зеленая. Не колеблясь, я ткнула пальцем в последнюю и, похоже, угадала, в ушах раздался тонкий голосок:

– Эй, пейджер?

– Да.

– Записывай…

Вдруг за моей спиной повеяло ветерком, я обернулась. Лины не было.

– Эй, пейджер!

– Говорите, – буркнула я.

Ладно, сейчас попритворяюсь минут десять сотрудницей. Правда, я совершенно не знаю, как отправлять сообщения, ну да это и неважно. Сделаю вид, будто набираю их на компьютере, а потом пойду в туалет. Есть же у них тут курилка, буфет, столовая, ну такие места, где скапливаются ничего не делающие сотрудники!

– Эй, пейджер, ты оглох?

– Диктуйте, – вздохнула я.

– Пошла мерить штаны. Как приду, скину, твоя жена.

Я хмыкнула.

– Отправлено.

– Алло, – забубнил другой голос, – эй, ты, пошли живо. Дорогая, мы в ресторане. Настроение веселое. Если хочешь испортить – приезжай!

Глупое хихиканье стало подбираться к горлу, но меня уже теребил следующий клиент:

«Саша, нужно срочно поговорить. Не бойся, это не по поводу наших отношений. Речь об уголовном деле».

«Передай Маше, что я ее очень люблю. Юра и Ваня».

«Леня, у меня горе! Ужас! Скорей позвони! Все расскажу, и пойдем в кино».

«Катя, столик в ресторане заказать пока не могу, сижу в школе, пишу контрольную».

«Мои планы на вечер у тебя – помыться, если получится, то еще поесть, поспать и посмотреть кинушку».

«Приезжай в офис, привези ключ от наручников».

«Немедленно позвони, если меня нет, купи водку».

«Жду голым внизу».

«Не приезжай. У меня труп и две заявки».

– Позвоните Загребальнику, эй, девушка, алло, пейджер!

– Да, – отозвалась я.

– Загребальник – это не должность, а фамилия, с большой буквы, пожалуйста, – меланхолично пояснил разговаривающий со мной мужчина.

Вот тут у меня случился приступ истерики. Нажав на красную кнопку, я сняла наушники и сделала вид, что давлюсь от кашля.

– В чем дело? – заглянула в кабинку какая-то тетка.

– Мне бы в туалет.

– Новенькая?

– Да.

– Знаешь, что за поход в сортир у тебя вычтут время из обеденного перерыва?

– Ну…

– Тебе все еще туда надо?

– Очень.

– Беги, засекаю минуты.

– А где туалет?

– Последняя дверь по коридору, – рявкнула начальница.

Я быстро покинула зал и пошла в указанном направлении, пытаясь справиться с изумлением. Ну и ну! Интересно, какую зарплату получают бедные женщины за эту потогонную работу? Ничего себе! Их даже по нужде по времени отпускают!

Войдя в очень чистое, отделанное снежно-белым кафелем помещение, я вздрогнула. Прямо передо мной было то самое, длинное, узкое, ничем не занавешенное окно. Я приблизилась к нему, распахнула створку и высунулась наружу, внизу зеленел фальшивой листвой муляж.

– Эй, – послышался за спиной бойкий голосок, – ты чего делаешь?

Я обернулась. Только что вошедшая в дамскую комнату девушка улыбалась во весь рот, на груди у нее виднелся бейджик «Марина, оператор».

– Выброситься решила? – хихикнула она. – Мне порой тоже охота. Ты вообще кто? Новенькая? Вместо Лидки взяли, да?

– Первый день вышла, – мгновенно поддержала я разговор, радуясь, что нашелся хоть один человек с нормальным выражением на лице, – всего чуть поработала и уже устала.

– Ваще дурдом, – засмеялась Марина, – мне, например, постоянно кретины звонят. Во, только что дядька заявил: «Девушка, наберите номер большими цифрами». Я ему спокойненько отвечаю: «Больших цифр нет!»

А он в ответ орать:

– Врете! Крупные буквы есть, и цифры такие должны быть!

Или еще похлеще. Диктует мне баба сообщение, длинное-предлинное. Пришлось прервать и сказать:

– Не умещается, перезвоните еще раз.

– Ой, девочка, – заныла тетка, – ты уж как-нибудь постарайся, меленькими буковками, наискосок листочка, на полях где-нибудь!

Я засмеялась, Марина вытащила сигареты.

– Во народ, она чего, думает, я в тетрадке записываю, а потом на троллейбусе качу и адресату весь бред ее вручаю. Офигеть не встать! Нет, уволюсь, как Лидка! Наверное, этот туалет подобные мысли навевает.

– Почему? – машинально спросила я.

Марина стряхнула пепел в раковину.

– Лидка с утра нормально работала, а в обед пошла покурить, прибегает, лицо перекошенное и к начальнице смены с воплем: «Отпустите домой».

Та ее оборала, а Лидка наушники швырнула и вон. Что за муха мою соседку укусила? Не знаю, поговорить с ней не успела, вечером поздно пришла, звонить не стала, а утром рано убежала. Да от нашей службы…

– Во сколько у вас обед? – быстро спросила я.

– А у всех по-разному.

– Лида когда вчера есть ходила?

– Ну… после меня… в промежутке между двумя и пятью часами дня, точно не знаю, а зачем это тебе?

Я схватила Марину за руку.

– Хорошо знаешь Лиду?

– Конечно, мы в соседних домах живем, в Капотне, я в восемнадцатом доме, она в двадцатом. Да чего случилось-то?

Я, не отвечая, бросилась в коридор. Вполне вероятно, что эта Лида, придя в туалет, выглянула в окошко и увидела момент убийства. Иначе с какой стати удирать со службы сломя голову?

Глава 8

Потратив почти два часа на дорогу, я добралась до дома, где жила Лида, и перевела дух. Надеюсь, девушка сидит в квартире, хотя могла уйти куда угодно, в магазин, например, но, очевидно, сегодня счастье решило улыбаться мне: ободранная дверь распахнулась безо всяких вопросов, худенькая девочка недоуменно воскликнула:

– Ой! Вы ко мне?

– Я хочу поговорить с Лидой.

– Я это.

– Впустите к себе?

– Да входите, – кивнула девушка, – тырить у нас нечего, а на маньячку вы не похожи.

– Спасибо за доверие, – улыбнулась я.

– Я вообще считаю, что хороших людей больше, чем плохих, – заявила Лида, – держите тапки.

Я молча сняла туфли. Сама полагаю, что окружающий мир состоит в основном из непорочных личностей, но в наше не совсем простое время все же следует проявлять некоторую осторожность.

– Вам что-то надо? – догадалась спросить Лида, заведя меня в небольшую, более чем скромно обставленную комнату.

– Компания «Ом»… – начала я.

Лида схватилась за стол.

– Ой! Нет! Вы, небось, старший менеджер по персонам? Пришли наложить на меня штраф за прогул? Забирайте мою зарплату! Больше к вам не приду!

– Почему? – улыбнулась я. – Не понравилось?

Лида уперла руки в бока.

– Чего у вас хорошего, а? Концлагерь. Смена двенадцать часов, сиди не вставая. Обеденный перерыв сорок минут, да еще пописать пару раз всего отпускают. Ладно бы платили хорошо, только ведь сами знаете, какая получка! Курам на смех.

– Сколько вы проработали? – ласково спросила я.

Лида нахмурилась еще сильней.

– Десятого августа пришла, срезалась на экзаменах в институт, хотела в другой документы нести, а мать разоралась и велела работать идти. Может, и верно, у меня в аттестате одни трояки. Я вообще-то думала на парикмахера учиться, да мама вот против.

– Ну вы бы ей объяснили, что в пейджинговой компании не сахар.

– Ага! Я пыталась! Не понимает ни фига! Сама-то на улице газетами торгует, мерзнет вечно, вот и загундосила: хорошая служба, в тепле, делать вообще ни фига не надо. Сиди себе, по телефону болтай. Во наивная!

– И вам работа в «Ом» не понравилась сразу?

– Не-а. Ваще отстой.

– Почему же вы не уволились?

Лида села в кресло.

– Так мама велела: пока учебный год не начался, изволь пахать, я тебя, дылду здоровенную, содержать не собираюсь!

– Погодите, какая учеба? Я поняла так, что вы не выдержали экзаменов.

– Это в институт, я с ноября записалась на курсы маникюрш, буду гелиевые ногти делать, за такое очень хорошо платят.

– Значит, до первого звонка вы собирались сидеть в «Ом»?

– Куда ж деваться? – дернула плечиком Лида. – Мать у меня строгая, живо зуботычин насует, не обрадуешься.

– Следовательно, планов покидать «Ом» до ноября вы не имели?

– Ну… нет.

– Тогда с какой стати столь спешно убежали?

Лида прикусила нижнюю губу.

– Так ведь не поступают, – вкрадчиво сказала я, – не в детский сад же ходили! На службу. Следовало подать заявление об увольнении, предупредить за десять дней. Вас ведь могут заставить отрабатывать.

– Нет! – взвизгнула Лида. – Никогда больше к вам не пойду! Хоть убейте!

Я уперлась взором в ее испуганное личико.

– Лида!

– Чего?

– Кто вас напугал?

– Меня? Да вы че! Просто я устала, – стала неумело врать Лида.

– Ладно, поставлю вопрос по-иному. Что вы увидели из окна туалета?

– Ничего! Совсем! Ей-богу! Правду говорю!

– Убивали на ваших глазах?

Лиза затряслась.

– Ничего не знаю!

– Хотите, расскажу, как обстояло дело?

Лида задрожала еще сильней.

– Вы пришли в сортир, дабы покурить, – медленно начала я, – надеюсь, не станете отрицать факт баловства табаком?

– У меня есть сигареты.

– Хорошо, вернее, плохо, но у нас сейчас не лекция о здоровом образе жизни. Вы пришли в туалет, верно?

– Ну… нам ваще не разрешают дымить, сами ж знаете!

– И тем не менее операторы бегают в туалет с сигаретами.

– Ага.

– Отлично. Вы задымили, а потом испугались, что запах пойдет в коридор и кто-нибудь из начальства вас приметит и наложит штраф.

– Да.

– Подошли к окну, распахнули створку и… Лида, немедленно говорите, что вы увидели?

Девушку заколотило в ознобе.

– Ничего, – выдавила она наконец из себя, – я не смотрела во двор, просто открыла стеклопакет, чтобы дым унесло. Если там кого и убили, то я совершенно ни при чем! Никаких женщин я не видела!

Я вскочила на ноги.

– Перестань врать!

– Ей-богу, – дрожащей рукой стала креститься Лида, – я не глядела вниз. Живенько покурила и назад!

– С воплем: «Ухожу»?

– Ну… да! Достала меня эта работа! Все. Чего приперлись? – пошла внезапно в атаку Лида. – Не крепостное право на дворе. У нас свобода!

– Это верно, – кивнула я, – твоя правда. Нынче человек сам выбирает, где ему служить, кое-кто и вовсе не работает, но при этом чувствует себя просто великолепно. Ладно, ухожу, ответь лишь на самый последний вопросик, маленький и короткий.

– Ну? – обрадовалась Лида. – Какой?

– Очень простой. Если ты не смотрела вниз и вообще ничего не знаешь о происшествии, то откуда тебе, голубка, известно, что во дворе убили женщину? Отчего ты сказала: «Если там кого и порешили, то я совершенно ни при чем! Никаких женщин я не видела»?

Лида моргнула раз, другой, третий, потом раскрыла рот.

– Только не ври, – быстро сказала я, – Марина тебе ничего не рассказывала, она не сумела до тебя дозвониться, а милиция приехала во двор уже после твоей спешной эвакуации. Так как, а?

Лида посерела.

– Вы не из «Ом»! Ой, пришли меня арестовать, да?

Я снова села на продавленный диван.

– Послушай внимательно. На самом деле я не имею никакого отношения к пейджинговой компании и в милиции тоже не служу. Меня зовут Евлампия. Женщина, которую тяжело ранили во дворе, моя родственница. Сейчас она в реанимации, висит на волоске между жизнью и смертью. Ей ни в коем случае нельзя нервничать, но ведь ребенок-то пропал. Сделай одолжение, расскажи, что видела, этим ты, скорей всего, спасешь две жизни.

– Какой ребенок? – изумилась Лида.

Я покосилась на нее. Удивление девушки вроде было совершенно искреннее.

– Гена, новорожденный младенец.

– Его там не было.

– Хорошо знаешь? У Оли с собой была коляска.

– Нет.

– Как «нет»?

– Ну она ничего не имела, только пакет взяла.

– Какой?

– У той тетки кулек, из супермаркета!

– Сделай одолжение, – пытаясь соблюдать спокойствие, попросила я, – расскажи последовательно.

Лида прижала руки к груди и затараторила.

Она на самом деле пришла в туалет, чтобы побаловать себя сигареткой, но перед тем, как чиркнуть зажигалкой, девушка осторожно открыла окно и, опершись о подоконник, высунулась наружу. Я могла гордиться своей догадливостью, Лида и впрямь опасалась, что запах дыма проникнет в коридор и ей влетит от старшей по смене. Сначала Лида вдохнула полной грудью свежий воздух, конечно, в самом центре Москвы совсем не осталось кислорода, но после душного зала даже бензиновый смог покажется упоительным.

Потом девушка перевела глаза вниз и увидела двух теток. Лиц их Лида не разглядела, она же стояла наверху и хорошо различить могла лишь макушки. Одна баба была шатенка, другая крашеная блондинка.

Женщины разговаривали шепотом, до слуха Лиды долетало лишь очень тихое, совсем невнятное бормотание. Внезапно блондинка протянула шатенке пакет, самый обычный, в такие раскладывают в хороших супермаркетах продукты.

Темноволосая взяла его и замахала свободной рукой. Блондинка внезапно наклонилась, она, очевидно, хотела поправить брюки или завязать распустившийся шнурок. И в этот момент вторая тетка схватила с земли камень и резко опустила его на затылок собеседницы.

Лида, разинув рот, наблюдала за происходящим, она совершенно забыла про сигареты и желание покурить. Блондинка беззвучно свалилась на асфальт! Руками, на которых были перчатки, шатенка порылась в карманах у жертвы. Потом она выдернула у своей собеседницы серьги из ушей, стащила с пальца кольцо, сняла часы, подняла пакет из супермаркета, снова сильно ударила поверженную женщину по голове и убежала.

Все произошедшее заняло пару мгновений, но перепуганной Лиде показалось, что прошел час. Плохо слушающимися руками она захлопнула окно и только тогда испугалась до полусмерти. Сейчас кто-нибудь найдет убитую тетку, вызовет милицию, менты тут же пойдут в компанию «Ом», станут выяснять, не там ли работала покойница, допросят начальницу смены, та вспомнит, что Лида пошла в туалет и застряла в нем… Еще, не дай бог, посчитают за соучастницу преступления!

Потеряв от страха остатки и до того не слишком большого ума, Лидочка побежала в зал. По дороге ужас стал еще сильней, поэтому, когда начальница смены подошла к ней и сурово заявила: «Это безобразие! Знаю, ты ходила курить!» – Лидочка чуть не лишилась чувств.

– Нет, – залепетала она, – я в туалет не пошла, стояла на лестнице, звонила маме, у меня чего-то голова очень болит…

– Врешь, – обозлилась старшая по смене, – я за тобой проследила! И табаком от тебя несет!

Другая бы девушка, не такая глупенькая и столь напуганная, как Лида, сразу бы сообразила, что противная баба просто берет ее на понт, желая выслужиться перед вышестоящим начальством. Бригадир не может покинуть зал во время рабочей смены, но у Лидочки начисто отшибло слабый умишко.

– Ухожу домой, мне плохо, – забубнила она, – не нужна мне ваша зарплата, забирайте всю в качестве штрафа.

Маме Лидочка ничего про увольнение не сказала, наоборот, наврала, что ее повысили, сделали главной в бригаде и теперь придется работать сутки через трое. Мамуся обрадовалась предстоящему повышению дочкиной зарплаты, а Лидочка пригорюнилась, поняв, что наговорила глупостей. Ну посидит она несколько дней дома, но потом-то придется каяться во вранье. Получается, что казнь просто отложена на время, может, лучше уж было сразу получить от мамы оплеух и жить спокойно?

– Ну-ка опиши мне подробно женщину, – перебила я стенания Лиды.

– Какую?

– Ту, что била по голове Олю.

– Олю?

Я вздохнула.

– Послушай, тебе трудно рассказать, как выглядела тетка, которая получила пакет с логотипом супермаркета, а потом била по голове несчастную?

Лида скорчила рожицу.

– Нет.

– Тогда начинай.

– Ну… такая… шатенка.

– Это я уже поняла, дальше.

– Волосы темные…

– Отлично, мне, например, еще ни разу не встретились шатенки с белыми волосами. Попробуй вспомнить что-нибудь конкретное.

– Да?

– Опиши фигуру.

– Э… э… ноги, руки, голова.

– Замечательно, это сильно поможет при поиске, в особенности упоминание о конечностях, думаю, она одна такая в Москве и с руками, и с ногами, – обозлилась я, – обычно-то у людей их нет!

Лида хихикнула.

– Скажи, та, что била, – высокая? – не успокаивалась я.

– Не знаю.

– Ты же ее видела!

– Так сверху же! Сами попробуйте, залезьте на второй этаж и вниз посмотрите, и не понять, кто какого роста.

– Ладно. Толстая или худая?

– Не разобрала. Вроде нормальная, как все.

– Люди разные.

– Как все в метро, – тупо повторила Лида, – ну такие, одинаковые.

– Отлично. Давай попытаемся лицо припомнить.

– Не видела я его.

– Послушай, – терпеливо сказала я, – попробуй вспомнить хоть что-нибудь, важна любая деталь. И потом, ты, похоже, любительница соврать. Неужели не увидела лица? Даже сверху можно кое-что разглядеть.

– И вовсе я не вру!

– Может, и не врешь, а говоришь неправду, но это суть дела не меняет, – вздохнула я.

Лида пожала плечами.

– О морде ничего сообщить не могу!

– Знаешь, Лидочка, – вкрадчиво сказала я, – родственники пропавшего мальчика обещают денежную премию тому, кто поможет отыскать Гену. Они люди честные, не обманут, поэтому в твоих интересах вспомнить хоть что-нибудь.

Глаза Лидочки заблестели.

– И сколько?

– Ты о чем?

– Сумма какова? – деловито спросила девушка.

– Тысяча долларов, – ляпнула я и тут же перепугалась: ну где мне найти такие деньги?

Хотя, если Лида сейчас наведет меня на след Гены, нарою где-нибудь тугрики!

– Ни фига себе! – подскочила Лидочка, но тут же помрачнела: – Правда, рожи ее я не увидела, козырек скрывал.

Испытывая огромное желание треснуть Лидочку по затылку, я каменным голосом отчеканила:

– Лида, я обладаю просто феноменальной памятью и, на беду, великолепно помню, как ты, начиная рассказ, сообщила: «Сверху видела их макушки. Одна женщина была блондинкой, другая темноволосой». Скажи на милость, если на шатенке красовалась бейсболка, то каким образом ты ухитрилась узреть ее макушку?

– Так не кепка!

– Ты только что заявила: козырек скрывал лицо.

– Верно, знаете, есть такие, на ремешке, без дна. Середина головы пустая, а над физиономией полукруг нависает? Вот она именно в таком и была, промоутерша!

Я насторожилась.

– При чем тут люди, предлагающие товар от фирмы?

Лида удивленно глянула на меня.

– Так темненькая промоутер была. У нее козырек имелся с фирменной надписью и футболка. Небось натыкались на таких? То сигареты предложат, то лимонад!