Донато Карризи
Я – бездна
7
Все утро и большую часть дня он просидел на диване, глядя в пустоту. Надо было придумать вескую причину, почему он не вернул фургон, – может, проколоть шину или поцарапать дверцу, вроде как попал в аварию, – но сейчас все это казалось далеким и не важным, и он медлил и откладывал решение проблемы.
Он чувствовал только, что форма, согретая его теплом, понемногу высыхает, и больше ничего.
В комнате стемнело. Он резко поднялся на ноги, будто внутри сработал какой-то выключатель. Полотенце, которым он обернул руку, пропиталось кровью, но рана уже не кровоточила, и недавняя боль сменилась колючей щекоткой.
Он пошел в ванную комнату.
Там он зашил рану простой иглой и специальной хирургической ниткой, затем наложил повязку. Потом направился на кухню, растворил в кастрюле бульонный кубик, насыпал немного вермишели, сел за стол. На нем были только трусы и носки. Автоматически зачерпывая ложкой жижу, он напряженно думал. Кожа немного покраснела. Но, несмотря на долгий горячий душ, он все еще чувствовал холодную воду озера, словно она пропитала его тело до самых костей. Это было терпимо, но неприятно. Покончив с ужином, он сполоснул тарелку и ложку и положил их на место, в сушилку. Как всегда, разложил диван-кровать и подготовил чистые простыни. Затем выключил свет и улегся на спину.
Закрыл глаза и попытался уснуть.
Невольно вслушиваясь в тишину, он надеялся уловить привычный звук, помогавший ему расслабиться, – гудение бака для воды, установленного на крыше. Накопитель свистел, как кит, или постанывал, и эти звуки долетали до него через вентиляционные отверстия.
Наверное, система с годами поломалась, как и многие другие коммуникации этого дома, брошенного на произвол судьбы. Но мысль о том, что над ним зависла неподвижная водная масса и их разделяют всего несколько сантиметров, не пугала, а, скорее, придавала уверенности в себе.
Словно у него над головой был целый бассейн.
Но в этот вечер цистерна не издавала ни звука, словно предупреждая о чем-то.
По плану отличный день обычно заканчивался крепким сном. Он падал на подушку и просыпался лишь спустя несколько часов, хорошо отдохнувшим. То была особая награда за поиски и кропотливую работу последних недель, которую он проделал перед тем, как заявиться в «Блу». Но утренний эпизод поставил с ног на голову все, включая заслуженный отдых. Казалось, что прошлая жизнь осталась теперь далеко позади. А главное, отношения с Микки тоже утратили прежнюю гармонию. Кроме того, внутри затаилось какое-то новое, незнакомое чувство, для которого у него не было слов.
Мысли так и копошились в голове, и он никак не мог их отогнать. Он открыл глаза.
Отмахиваться от реальности и дальше казалось невозможным. Весь день пошел наперекосяк, ничего не помогало. Делать вид, что ничего не произошло, не получалось. Ему нужно было узнать что-нибудь о девочке с фиолетовой челкой. Не важно, кто она и почему оказалась в озере, главный вопрос был в другом.
Выжила ли она?
Он бросил ее на пляже и бежал. Он видел, как к ней приближались люди, но не знал, что было дальше.
– Ну же, давай, скажи! – раздался из-за зеленой двери подбадривающий голос Микки.
– Если она выжила, она меня запомнила, – прошелестел он дрожащим голосом. – Если же она умерла, меня станут искать.
Впервые за долгое время его судьба вдруг переплелась с судьбой другого существа. Он понимал, что не может просто сидеть и ждать, – нужно что-то делать.
– Ты знаешь, что нужно делать…
– Нет, не знаю, – попробовал отмахнуться Чистильщик, хотя это было неправдой. Он все прекрасно знал.
– У тебя мало времени. Скоро они будут здесь.
Сама эта мысль пугала его до смерти. Но Микки прав, решение только одно.
Он отбросил одеяло и встал с кровати.
8
Он вышел из дома в двадцать три часа, одетый в черное, в черной же бейсболке, надвинутой козырьком как можно ниже, чтобы не было видно лица и бритой головы.
Девочку следовало найти.
Поскольку интернета у него не было, он мог узнать о ней только из местных газет. Поэтому он пока не знал, в какую больницу ее увезли. Единственным вариантом оставалось проверить их все, одну за другой. Он уже побывал в «Менаджо» (ближайшей к озеру больнице) и в «Вальдуче». Пока безрезультатно. Около часу ночи он сел в пустой автобус, который шел к больнице Святой Анны. Остановка была прямо у входа, но он вышел на следующей и прошел обратно пешком.
У входа в больницу стоял фургончик съемочной группы новостного канала. Они ждали. Должно быть, здесь что-то произошло. Присутствие репортеров вызывало беспокойство, но в то же время указывало, что он напал на след.
Он решил не идти через центральный вход, поэтому, обойдя здание, отыскал запасной выход, куда подъезжали мусоровозы для сбора медицинских отходов. Показал охраннику, сидевшему в кабинке, карточку мусорной компании, тот больше ничего не спросил, и Чистильщик прошел через турникет и оказался внутри.
Ему уже приходилось бывать здесь ночью. Иной раз случалась ночная смена в этом районе, в других случаях нужно было кое-чем обзавестись. Например, той самой ниткой, которой он сегодня зашивал руку. Он сразу направился к раздевалке для персонала. Здание казалось совершенно пустым. Выбрав первый попавшийся шкафчик, он достал из кармана отвертку и вскрыл замок. Внутри была голубая форма санитара. Он скинул одежду и натянул эту форму, нацепил бахилы и прозрачную шапочку, аккуратно натянув ее на уши, чтобы скрыть шрамы. Затем закрыл дверцу, зашел в подсобку, выкатил оттуда оборудование для уборки и направился к грузовому лифту.
Расчет был на то, что ночью в больнице почти никого не будет, и оказался верным. Однако у Чистильщика было мало времени.
Он приступил к поискам в отделении интенсивной терапии и в реанимации. Здесь все пахло стерилизующим раствором, немногочисленные медсестры были в масках. Он тоже надел маску, чтобы никто не увидел его лица.
Затем он включил поломоечную машину. Щетки басовито зашелестели, этот звук мгновенно смешался со звуком респираторов и легким попискиванием кардиомониторов.
Таким образом ему удалось пройти по коридору и заглянуть в палаты. В каждой было по четверо пациентов, в основном пожилые мужчины. Казалось, что они вот-вот улетят прочь, как воздушные шарики. Если хорошо присмотреться, можно было разглядеть тонкую ниточку, связывающую каждого из них с этим миром.
Самой юной пациентке этого вместилища ду́хов была отведена отдельная палата в конце коридора. В палате сидела заспанная медсестра, фиксировавшая в карточке данные с монитора. Закончив, она повесила папку рядом с кроватью и вышла из палаты, не обратив внимания на Чистильщика. Он подождал, когда она скроется за дверью, нажал на паузу, но не стал выключать машину, чтобы не нарушать установившуюся гармонию звуков.
Потом он зашел в палату.
Казалось, девочка с фиолетовой челкой мирно спит. Наверное, ее чем-то накачали. На лице у нее была кислородная маска. К руке тянулся проводок, подключенный к монитору, который был готов подать сигнал, когда пациентка придет в себя. Но пока что компьютер выдавал лишь равномерное попискивание, так что Чистильщик мог спокойно подойти к кровати.
Темные волосы девочки были разбросаны по подушке, голова приподнята. На ней была легкая ночная рубашка. Худые руки вытянулись вдоль тела. К левой руке подсоединены две капельницы. Мягкая линия шеи опускалась к плечам, грудь перебинтована: повязка охватывала и ключицу, которую он вывихнул ей, вытаскивая из озера. Наверняка он еще и сломал ей несколько ребер, когда остервенело давил на грудную клетку, пытаясь исторгнуть воду из легких. Одна нога в районе лодыжки была зафиксирована в ортезе.
Подойдя ближе, он присмотрелся. На бледной коже девушки то там, то тут виднелись синяки – свидетельство отчаянной борьбы со смертью. Он внимательно вгляделся в ее лицо и понял, что даже не помнил, как она выглядит. Он спрашивал себя, откуда в нем зародилось это необъяснимое, инстинктивное желание спасти ее. Дело было не только в том, что он принял ее за маленького мальчика, за самого себя в детстве. Поняв, что ошибся, он легко мог предоставить ее судьбе и не пытаться откачать. Все было так странно, необъяснимо. Он всегда старался держаться особняком, ограничить любые контакты с людьми. Чем же эта девочка отличалась от прочих? В ней не было ничего особенного. Он понимал, что подобные мысли опасны. Микки не должен знать, что его гложут подобные сомнения.
Кто-то оставил на тележке для еды фотографию. Он даже понял зачем. Если девочка откроет глаза, она сразу увидит эту умиротворяющую картинку: мужчина около сорока, женщина чуть помоложе и она сама посередине. Очевидно, с родителями. Все красивые, загорелые, улыбающиеся. Странный способ запечатлеть воспоминание о счастье. Чистильщик каждый раз думал об этом, если ему попадалась семейная фотография. Неужели эти люди думали, что снимок может передать их чувства? Его самого никогда не снимали на камеру. И даже с фотографии в паспорте и на рабочем удостоверении на него смотрел какой-то едва похожий на него незнакомец.
Он заметил на стуле прозрачные пакеты с личными вещами. С удивлением он разглядел свой платок, который засунул в рот девочке, когда у нее начались судороги. И только сейчас вспомнил об обломке ногтя.
Его реликвии.
Он вытащил платок и развернул, но в нем было пусто. В голове пронеслись возможные последствия подобной ошибки. Кусочек ногтя мог оказаться на пляже, а мог и выскользнуть, пока он, Чистильщик, находился в воде. Искать бессмысленно – что иголку в стоге сена. Вся эта история доставила ему уже слишком много хлопот, заключил он, убирая платок в карман. Пора поставить точку.
Он осмотрелся в поисках тележки с лекарствами и дефибриллятора. Затем двинулся к столу, понимая, что в ящиках найдет все необходимое. Одноразовые перчатки. Одноразовый шприц. Ампулу инсулина.
Поглядывая на дверь, он зарядил в шприц смертельную дозу. Никто не заметит крохотную красную точку меж пальцев ноги. Всего несколько секунд, и от их связи не останется и следа. Оба навсегда освободятся.
Он вновь подошел к кровати. Мысленно рассчитав, что у него будет примерно минута до того, как кардиомонитор издаст тревожный звук, он сосредоточился, чтобы довести задуманное до логического конца. Держа шприц иглой вверх, он откинул простыню, приоткрыв свободную от ортеза ногу.
Наклонившись, он застыл с приподнятой рукой. На внутренней части икры среди царапин виднелась небольшая бледная надпись.
Последовательность чисел, написанная ручкой.
Чистильщик удивленно отпрянул, простыня упала на место. По телу прошла дрожь. Внутри него пробудились чувства, над которыми он был не властен.
В этот самый миг он понял, что не сможет завершить начатое.
9
В шесть утра привокзальное кафе понемногу наполнялось посетителями.
Чистильщик стоял в отдалении у одного из столиков в самом углу, перед ним была оставленная кем-то грязная чашка. Засунув руки в карманы серой куртки и надвинув на глаза кепку, он всматривался в посетителей, сменявшихся у барной стойки. Провинциалы, ехавшие на работу, были без багажа, они быстро впихивали в себя завтрак перед тем, как отправиться в офис. Те же, у кого были чемоданы, устраивались поудобнее, попивали кофе и поглядывали на часы, готовясь двинуться к нужной платформе. Чистильщик спрашивал себя, откуда все эти люди и куда они едут. Вернутся ли они еще или оказались здесь, чтобы исчезнуть навсегда. Где они живут, с кем расстались, ждет ли их кто-то там, далеко.
Так, размышляя о жизни, он то и дело поглядывал в экран на стене, где мелькали кадры последних новостей. Он уже выучил наизусть повторяющийся не первый раз порядок роликов и знал, что после международной хроники на экране появятся мужчина и женщина с фотографии, которую он видел в палате.
Под вспышки камер, окруженный микрофонами, отец девочки с фиолетовой челкой делал заявление на пороге больницы Святой Анны. Его голос то и дело перебивали объявления о прибывающих и отправляющихся поездах.
– Мне бы хотелось посмотреть в глаза человеку, рискнувшему жизнью, чтобы спасти мою дочь, – говорил он, приобняв за плечи красивую жену, слишком потрясенную, чтобы говорить на камеру. – Не знаю, почему он решил остаться неизвестным, но я уважаю это решение, хотя как отец я бы хотел пожать ему руку.
Чистильщик переслушивал эти слова снова и снова, но каждый раз ему слышался в них какой-то подтекст. Он понимал, что не отличается особой сообразительностью, но все же мог предвидеть возможные последствия.
«Не знаю, почему он решил остаться неизвестным…»
Уже эта фраза бросала на него какую-то тень. Кто-то задавался вопросом, что же такое скрывает добрый самаритянин, раз решил не афишировать свое геройство.
«Они придут за мной, будут искать», – думал он. Сомнений почти не осталось. Микки был прав, они придут. И потому он снова и снова винил себя в том, что не смог избавиться от девчонки. А новой возможности уже не выпадет. Микки будет очень недоволен.
– Наша девочка скоро поправится, – говорил мужчина журналистам.
От него исходило ощущение силы, уверенности, власти. Чистильщик не знал, почему журналисты заинтересовались этой историей, кто отец девочки. Но по всей видимости, он был какой-то шишкой, раз трагедия этой семьи заинтересовала телевидение. Уже этот факт заставлял беспокоиться. Люди не уймутся, им захочется подробностей, расследования. Судя по тому, как смотрели на экран посетители бара, об этой новости будут говорить еще долго.
Было и еще одно обстоятельство, из-за которого журналисты не остановились бы на достигнутом. Когда мужчина отвечал на вопрос репортера о том, как все произошло, по его лицу пробежала какая-то тень. Чистильщик сразу ее заметил, распознав скрывавшийся за нею страх.
– Моя дочь поскользнулась и упала в озеро, когда фотографировалась. Она сломала лодыжку. Она едва не поплатилась жизнью за какой-то снимок, но вы же знаете подростков – все они думают, что бессмертны, – заметил он с деланой улыбкой. – Наверное, хотела сделать селфи.
Было видно, что мужчина лгал и пытался это скрыть. Неуверенность в собственных словах выдавали глаза. Он хотел защитить дочь, но правда была другой, и она его пугала.
Чистильщик уже разгадал его тайну.
«Как комично», – подумал он. Этот мужчина знать не знает, что какой-то незнакомец, сидящий за столиком привокзального кафе, прекрасно понимает те сомнения, которые сейчас его гложут. Он понятия не имеет, что некто, ни капли не похожий на него ни образом жизни, ни положением, не имеющий ничего общего с людьми, которые обычно его окружают, не разделяющий ни его представлений о жизни, ни его идеалов, мог знать что-то такое, что касалось его семьи. Такое, что в один миг могло уничтожить его хрупкую, идеальную жизнь.
Он знал ответ.
Ему просто нужно было проверить свою догадку. Но это бы связало их еще больше, это стало бы следующим шагом к свету. А он был совсем не уверен, что готов покинуть царство теней. Вот почему он уже битый час сидел на вокзале.
Нужно было что-то решать. Например, сесть на первый попавшийся поезд и исчезнуть навсегда.
Ему уже не раз приходилось так делать, оставляя за спиной все накопленное за годы. Дом, немногочисленные предметы обихода, одежду в шкафу… Ничего другого он не нажил. Никто бы его не хватился.
Не боялся он и за комнату с зеленой дверью.
Конечно, поначалу она вызовет много вопросов, но, осознав, что не в состоянии понять, они бросят об этом думать.
Наверное, ему тоже следует перестать думать о девочке с фиолетовой челкой, надеясь, что и она о нем не вспомнит. Переехать в другой город, найти новую квартиру. Покрасить дверь в зеленый и спрятать за ней свою тайну. Вернуть все на свое место. В конце концов, он уже десять лет прожил в Комо. Он еще никогда нигде не задерживался так долго. Наверное, уже хватит.
Приняв решение, он поднялся со стула. В руках немного покалывало, они затекли от долгого сидения в одной позе или же из-за того, что плечи были слишком напряжены. Опустив голову вниз, чтобы оставаться незамеченным, он вышел из кафе и направился по переходу к платформам.
Мимо шли люди, некоторые задевали его при ходьбе. Никто не знал, что это за человек шагает рядом с ними. Он был лишь незаметным пятнышком, готовым вот-вот исчезнуть из их поля зрения. Иной раз он спрашивал себя, что бы случилось, если бы чей-то взгляд задержался на нем хоть ненадолго. В тех редких случаях, когда Чистильщик вливался в толпу, он это делал затем, чтобы почувствовать свою силу, силу человека-невидимки.
Но сейчас все было по-другому.
На самом деле он задержался на вокзале потому, что там еще были телефонные кабинки. Его поездка в Комо затевалась ради звонка, который он собирался сделать.
Он поднял трубку и кинул в щель несколько монет. После чего набрал те самые цифры, которые увидел в больнице на ноге девочки с фиолетовой челкой.
В трубке раздались гудки. После бесконечно долгого ожидания мужской голос ответил:
– Слушаю…
Чистильщик молчал. Он ждал.
– Алло… Вы меня слышите? – раздраженно вопрошал голос на том конце провода.
Он знает, что это я, он слышит мое дыхание.
– Да кто это?
Чистильщик бросил трубку. Нескольких фраз было достаточно, чтобы узнать этот голос.
Так ты хотел со мной познакомиться? Ну вот, теперь мы знакомы.
22 октября
– Они ведь отрастут, правда?
Мартина отвлеклась – она собирала вещи и не услышала вопрос.
– Что?
Мальчик прижал нос к стеклу, но не мог разглядеть, кто входит и выходит из больницы. Взгляд застыл на отражении, из стекла на него смотрело грустное мальчишеское лицо.
– Волосы, – уточнил он, глядя в стекло. – Они отрастут?
Мартина застыла на месте, положила сумку на пол и подошла к нему.
– Ну конечно, – успокоила она, поглаживая его по голове, через кожу которой клочками пробивались короткие волосы.
– А шрамы? Они исчезнут?
– Боюсь, что нет. – Мартина всегда говорила ему только правду, поэтому он ее и любил. – Но когда волосы отрастут, шрамов уже не будет видно.
Обнадеженный этим обещанием, мальчик успокоился.
– А я тебе кое-что купила. – Мартина вернулась к сумке и достала кепку, которую надела ему на голову. – Ты теперь крутой! – заверила она.
Мальчик снова посмотрел на свое отражение. Оно не слишком ему понравилось, но расстраивать Мартину не хотелось. Сегодня важный день. Мартина счастлива, что после месяца в больнице он наконец-то выписывается. Но сам он был не особо этому рад.
– Ты веришь в рай?
– Иногда верю. А что? – спросила Мартина.
– Если, например, ты умрешь и никто не знает, как тебя зовут, что тогда напишут на твоей могиле?
– Это что еще за разговоры? Что ты такое выдумал?
Но мальчик не унимался:
– Как же Господь узнает меня и призовет в рай, если на моей могиле ничего не написано?
– Господь узнает тебя, он знает, кто ты, – уверила Мартина.
– Когда меня сюда привезли, никто не знал, как меня зовут…
Все вокруг кричали, даже в машине, он бился в судорогах, поэтому врачам пришлось запихнуть ему в рот платок, чтобы он не откусил себе язык. Но с платком во рту он не мог сказать им, как его зовут. И поэтому никто не называл его по имени. Он был совсем один.
– Теперь уже все прошло, – успокоила, не переча ему, Мартина.
Наверное, он должен был радоваться, что выписывается из больницы, – запах средств для дезинфекции ему уже сильно надоел. Но в то же время ему было грустно.
– Мне точно нужно возвращаться домой?
– Я нашла вам отличную квартиру, большую. У тебя даже будет своя комната.
– Но Вера не хочет, чтобы я жил с ней. Я слышал, как вы говорили. Вы думали, я сплю, а я не спал.
Вы думали, я уже умер, а я не умер.
– Твоя мама может наговорить что угодно, ты же знаешь. Но теперь у нее есть работа, и она сможет позаботиться о тебе. Все будет хорошо.
– А как же Микки?
Вопрос застал Мартину врасплох. В воздухе повисло напряжение: так камень, брошенный в воду, исчезает в глубине, но на поверхности остаются круги.
– Вера обещала, что больше не будет с ним видеться, – торжественно заверила Мартина.
– Я ей не верю.
– Его разыскивают, не думаю, что он объявится.
– Они никогда его не найдут.
От этой мысли у него на глаза навернулись слезы.
– Не бойся. Микки больше не навредит тебе.
Мартина не понимает, но Микки был не из тех, кто обычно связывался с Верой.
– Если я останусь с Верой, он вернется!
– Нет, не вернется, – заверила его Мартина.
– Клянешься?
Мартина задумалась. Мальчик сразу это заметил.
– Поклянись!
Такое простое слово, от которого взрослые сразу впадают в ступор.
Шестилетний мальчик уже понял, что к чему. Если хочешь, чтобы взрослый сказал правду, нужно, чтобы он поклялся. Но срабатывает не всегда. С Верой, например, этот метод не работает. Но Мартина не такая. Она не умеет врать, ей сложно это делать.
Она села на кровать и кивнула на место рядом с собой. Мальчик послушно вскарабкался и устроился подле нее.
– Давай-ка мы с тобой кое-что сделаем.
Она подняла его ногу, закатала штанину и приспустила носок. Пока мальчик задавался вопросом, что же она задумала, Мартина уже достала ручку, стянула зубами колпачок и принялась что-то писать у него на ноге. Ручка приятно щекотала ногу.
– Это мой номер, – сказала Мартина, надевая колпачок обратно. – Постарайся никогда его не смывать. Я буду приходить к тебе каждую неделю, посмотрим, как будет вести себя Вера. А если сотрется, напишем заново.
– Но зачем мне твой номер? – спросил он, пусть и с чувством некоторого облегчения.
– Это наша маленькая тайна. Если с тобой что-то случится, ты сможешь мне позвонить или найдешь человека, который мне позвонит. И я тут же приеду.
– А если я умру?
От этого вопроса Мартина похолодела. Тогда мальчик ответил за нее:
– Ну ладно, если я умру, ты хотя бы скажешь, как меня звали.
