Донато Карризи
Игра Подсказчика

Сёрф включил DVD-плейер, и видеозапись, без звука, вновь появилась на экране.

Просматривая запись в энный раз, Мила испытала те же ощущения, что и вживую. Хотелось отвести взгляд, но она не стала этого делать. Все слишком серьезно, сказала она себе, надо выдержать во что бы то ни стало.

Энигма стоял посередине камеры, озаренный полуденным светом, словно мистическим ореолом. В таком ракурсе, снятый сверху, он внушал еще больший трепет.

– У него на теле – числа от нуля до девяносто девяти, и они повторяются, – уточнил Сёрф, скорее для самого себя, чем для присутствующих. – На основании повторов мы можем выделить четыре комплекса, или группы.

Он повторял то, что Мила уже слышала из уст Делакруа на утреннем брифинге и еще раз десять с тех пор, как они затворились здесь.

– Левый бок, правый бок, таз и нижние конечности, грудная клетка и голова, – перечислял Сёрф, просматривая фотографии с деталями татуировок, которые держал в руке.

Присутствующие слабо верят в то, что головоломка мгновенно разрешится, подметила Мила. А эксперт тем временем заново припоминал все жесты Энигмы.

– Он почесал шею, потом висок. Потом грудь и левое плечо. Наконец, локоть и левое запястье.

– Может, стоит пригласить кого-нибудь для консультации? – предложил Коррадини, первым потерявший надежду. – Привлечь спецслужбы.

Шаттон молча обдумывала предложение.

– По моему мнению, мы должны испробовать все, – продолжал советник Судьи.

Тут эксперт нажал на кнопку пульта дистанционного управления, чтобы вернуться к началу записи. Пока изображения быстро мелькали на экране, Мила уловила перемену в выражении лица криптолога. Сёрф что-то разглядел.

– Смотрите, – проговорил он наконец, и глаза у него заблестели.

Все уставились в телевизор.

– Что такое? Я ничего не вижу, – возмутилась Шаттон.

– Погодите, сейчас покажу все с начала…

Сёрф снова отогнал запись назад, по-прежнему в убыстренном темпе. В сцене, которая Миле все время казалась скорее статичной, действительно стали заметны изменения.

Тень Энигмы перемещалась по боковой стене камеры, следуя движению солнечного луча, проникавшего сквозь узкое окно. Феномен, который при нормальной скорости воспроизведения едва ощущался.

Никто пока не понял, почему это так важно, однако у Сёрфа, похоже, возникла какая-то мысль, поскольку он вскочил на ноги и прошел к одному из столов, заваленных бумагами. Выудив одну из них, вернулся к собравшимся.

Он держал перед собой план города и лихорадочно пожирал его глазами, пытаясь что-то найти.

– «Яма» расположена на северо-западе: окна камер выходят во внутренний двор, и свет попадает в них лишь ровно в полдень.

– Сёрф, объясни, наконец, к чему ты клонишь, – взмолился Делакруа: он, подобно всем прочим, сидел как на иголках.

Только до Милы дошло.

– Зная точное положение солнца в этот момент, Энигма показывает числа, дотрагиваясь сначала до груди и головы, потом до левой стороны тела: север и восток. – Потом добавила: – Как компас… Человек-компас.

– Боже правый, эти числа – географические координаты, – ахнула Шаттон.

– Широта и долгота, – подтвердил Сёрф, не в силах сдержать возбуждения. Он мгновенно присел к одному из терминалов и запустил программу поиска на местности. Все сгрудились вокруг него, дрожа от нетерпения.

– Попробую шестидесятеричный метод, – заявил он. – Градусы, минуты и секунды.

Чуть позже он вставил числа в соответствующее окно, появившееся на мониторе. Числа разделились на две группы из трех цифр: север и потом восток.

Программе понадобилось меньше секунды, чтобы выдать результат.

– Вот, пожалуйста, – объявил Сёрф, глядя на карту. – Старый нефтеперерабатывающий завод на заливе.

6

Все были убеждены, что Энигма показал место, где спрятаны трупы Андерсонов.

Но на самом деле никто не мог быть уверен, найдут ли они там что-нибудь. А если это очередной обман? Ведь они даже не знали, зачем убийца после расправы увез с собой останки жертв. Что, если это ловушка?

Шаттон не хотела рисковать: она распорядилась, чтобы спецназ сначала прочесал территорию бывшего нефтезавода, а уж потом коллеги там спокойно поработают.

Бауэр и Делакруа присоединились к группе захвата, чтобы координировать операцию.

Управление бурлило. В боевых подразделениях и группах поддержки задействовали более двухсот человек.

Мила, как гражданское лицо, не могла принимать участия, но присутствовала при ритуале подготовки.

Полицейские надевали бронежилеты, шлемы; вооружались автоматами. Поскольку раздевалки не могли всех вместить, переоблачались везде: в туалетах, даже в офисах и в коридорах.

Пока мужчины проверяли снаряжение и застегивали друг на друге кевларовую броню, всюду царила напряженная тишина. Мила вновь погрузилась в наэлектризованную атмосферу затишья перед бурей. Она неожиданно затосковала по тем дням, когда была причастна к этим мужчинам и женщинам в мундирах: они принадлежали к единому сообществу, они все вместе гнали от себя страх смерти.

Судья подошла к ней.

– Хочу попросить тебя об одолжении, – сказала Шаттон. – Давай пока придержим историю о том, что Энигма и Карл Андерсон были знакомы.

Мила изумилась тому, что Шаттон употребила прозвище, которое сама запретила, но вовсе не тому, что она всячески пыталась замолчать самую неприятную подробность дела. Так или иначе, от нее следовало ожидать подобного хода: если бы информация просочилась в СМИ, это скверно бы отразилось на ее репутации.

– Наличие сходной татуировки на запястье Андерсона бросит тень на трагедию злополучного семейства, напрасно пятная память этих людей, разве не так?

Трудно с этим примириться, но ее бывшая начальница была права. Чем бы ни грешили мертвые, пусть это пребудет с ними. Кто такой Энигма, все равно не узнать, сказала Мила себе. И потом, меньше чем через пару часов я буду в поезде, который отвезет меня домой, где я смогу навсегда обо всем забыть.

– Ладно, – согласилась Мила.

– Даешь слово?

– Даю.

Шаттон обрадовалась.

– Хочешь, пойдем на командный пункт? – предложила она. – Двенадцать часов, которые ты мне предоставила, еще не истекли, – добавила Судья с иронией. – И думаю, ты это заслужила.

Миле хотелось сказать, что ей это ни к чему, но она бы солгала. Она приняла приглашение.

Войдя в зал, бывшая сотрудница Лимба огляделась. Присутствовали в основном начальники подразделений, их заместители и ассистенты, не считая обильно представленной правительственной администрации. Целая стена мониторов показывала прямую трансляцию с места событий, передаваемую через видеокамеры, вмонтированные в шлемы штурмовиков.

Джоанна Шаттон была единственной женщиной, занимавшей высокую должность, осознала Мила. Понятно, что она всячески подчеркивала эффективность полиции, а главное, метода, носящего ее имя.

Мила устроилась на креслице где-то позади, а Судья начала краткую вступительную речь.

– В этом году отмечены значительные успехи в борьбе с преступностью, – произнесла она, обращаясь к гостям, все еще стоявшим посередине зала. – Число убийств сократилось на восемьдесят семь процентов, число изнасилований – даже на девяносто три. Банды присмирели, и мы все меньше видим наркоманов и распространителей наркотиков. Но самое важное – у горожан повысилось ощущение безопасности. Поэтому я должна сказать: то, что происходит в эти часы, следует счесть исключением. Кроме того, я могу с гордостью утверждать, что мои люди проявили себя с лучшей стороны: виновный немедленно оказался в руках правосудия, и осталось лишь прояснить некоторые аспекты дела. Если, как мы все на то надеемся, вскоре отыщутся тела семьи Андерсон, дело можно считать закрытым… Увы, больше мы ничего не можем сделать для этих несчастных. Разве что прочесть молитву над их могилой и посулить вечную память.

Засим последовала тишина – настолько нарочитая, что Мила побоялась, что она вот-вот разрешится аплодисментами. Но ее нарушил Коррадини, обратившись к Шаттон.

– Судья, вот-вот начнется, – сообщил он.

Все расселись по местам.

Броневикам и патрульным машинам хватило четверти часа, чтобы пересечь город и добраться до заброшенного нефтезавода, который указал Энигма своей последней головоломкой. Крупномасштабный военный парад, заставивший застрять в пробках. Горожане не могли остаться в стороне от такой демонстрации силы: они толпились на улицах, выглядывали из окон, смотрели сквозь витрины магазинов, чтобы не пропустить это шествие полицейских. Разумеется, все показывали по телевизору.

Такое развертывание сил оправдывалось только одним, подумала Мила. Чем бы ни закончился поход на старый нефтеперегонный комплекс, что бы там ни нашли, это явится эпилогом к делу. Шаттон пресечет дальнейшие пересуды, бросающие тень на все благие дела, какими прославилось Управление под ее руководством. Энигма сидит в тюрьме, и о нем скоро забудут. Это шоу, этот фейерверк предназначены для славного финала.

Вот почему Судья не хочет упоминать о татуировке на запястье Карла Андерсона. Хотя Мила и обещала молчать, ей начинало казаться, что в этом нет ничего хорошего.

Тем временем подразделения спецназа рассыпались по периметру нефтеперерабатывающего завода и ожидали команды.

На его территории могли поместиться по меньшей мере шесть футбольных полей; кроме основного корпуса, там были ангары, от него отходящие, где в свое время располагалось оборудование, уже пришедшее в негодность. На молу стояли огромные цистерны, соединенные с нефтепроводом, – заржавленные гиганты, неподвижно застывшие вдоль берега, погруженные в сон. Из одиннадцати высоченных труб, испускавших дым от перегонки нефти, осталось только семь, из-за них это место походило на призрачный собор.

Обычно то была ничейная земля, где ютились бездомные и наркоманы. Подразделениям спецназа был отдан приказ стрелять без предупреждения, поэтому перед штурмом было объявлено в мегафон, чтобы все покинули территорию и немедленно сдались властям.

На командный пункт по рации передали сообщение, что задержано восемьдесят шесть человек и все они будут подвергнуты самой тщательной проверке.

Больше не было причин ждать. Ровно в семнадцать часов Шаттон отдала приказ к началу операции.

Глядя на монитор, Мила переживала эти волнующие моменты так, будто сама участвовала в операции. Отдается гулкий топот тяжелых ботинок по неровной почве или по металлическим лестницам, позвякивают автоматы и светошумовые гранаты, прикрепленные к бронежилетам, шумно дышат собаки, размеренно, несмотря на бушующий в крови адреналин, движутся тренированные бойцы.

Сигнал то и дело пропадал, а с ним и голоса Бауэра и Делакруа, докладывавших о том, как проходит операция.

– Мы прочесали около шестидесяти процентов территории, – объявил первый через двадцать минут. – Аппаратура саперов не обнаружила присутствия С-четыре или других взрывчатых веществ.

Речь шла о мудреных электронных носах, способных унюхать подозрительные химические вещества. Хорошая новость, подумала Мила, которая все-таки боялась теракта. Например, взрыва грязной бомбы, изготовленной из того, что легко можно заказать в Интернете или даже приобрести в супермаркете. В конце концов, Энигме нечего терять: он уже заработал пожизненное заключение и ад в придачу; если бы он и захватил с собой с десяток полицейских, это ничего бы не изменило.

Шаттон не сидела в партере вместе со всеми прочими. Как хороший командир, она сняла пиджак делового костюма, закатала рукава шелковой блузки и, уперев руки в боки, стояла посреди зала, внимательно следя за тем, как разворачивается штурм.

Мила заметила, что начальница от волнения покусывает нижнюю губу. В конечном счете на кону была ее репутация.

– Собаки не учуяли на территории мертвых тел, и личный состав не докладывает о чем-либо чрезвычайном. Продвигаемся дальше, – объявил Делакруа.

В его голосе явно звучало разочарование, которое передалось присутствующим.

Мила заметила, как Коррадини подходит к Судье и что-то шепчет ей на ухо. Может, они обговаривают, как смягчить поражение.

– Минуточку… это что за хрень? – проорал Бауэр прямо в рацию.

Взгляды присутствующих зажглись любопытством, все уставились в монитор. Шаттон отстранила советника, воодушевленная новой надеждой. Но когда наконец одна из видеокамер запечатлела сцену, градус настроения на командном пункте резко понизился.

– Что это значит? Что за шутки? – вопросил чиновник высокого ранга, вставая с места.

В кадре было видно, как спецназ врывается в просторный ангар, совершенно пустой. Бойцы, опустив оружие, недоуменно переглядывались.

Перед ними, на стене площадью с десяток квадратных метров, красовалась надпись, сделанная спреем и поблекшая от времени: кто знает, сколько лет назад ее оставил здесь какой-то граффитист.

Одно только слово.

Свистун.

7

– Чего бы ты хотела на ужин?

– Не знаю, – отвечала Алиса.

– Раз уж я в городе, могу купить чего-нибудь особенного, чего на озере нет.

– Например?

– Скажем, что-нибудь из индийской кухни, овощное.

– Индийская кухня мне нравится, – обрадовалась девочка.

Было уже почти восемь вечера, и Мила хотела удостовериться, что мать Джейн, как они и договаривались, забрала Алису из школы вместе со своей дочерью. Через полчаса Саймон Бериш заедет за ней в Управление и отвезет на вокзал.

– Мама…

Мила терпеть не могла, когда Алиса так обращалась к ней: понимала, что этого не заслуживает.

– Да?

– Можно тебя попросить?

Боже милосердный, только бы опять не об отце.

– Конечно…

– Давай заведем другого котика?

Милу удивила такая просьба.

– Чем тебе Финци не подходит?

– Она ненавидит меня.

– Ничего подобного. И мы ее найдем.

– Хорошо, тогда можно мне айфон? Джейн подарят айфон на день рождения.

Невероятно, как устроен ум у детишек, как умудряются они перескакивать с одной раздражающей темы на другую.

– Ты знаешь, что я об этом думаю, – осторожно начала Мила, все еще не зная, что и сказать.

Они уже поднимали этот вопрос, но Алиса периодически к нему возвращалась, поскольку у всех ее школьных подружек были смартфоны и она себя чувствовала ущемленной. Мила не была уверена, что девочка достаточно взрослая для таких вещей. Ей пришли на ум Андерсоны, по собственной воле отказавшиеся от всякой электроники. Мы думаем, что владеем такими приборами, а на самом деле они владеют нами.

– Сегодня я виделась с дядей Саймоном, – сказала она, чтобы сменить тему.

– Хич там тоже был?

Мила знала, что тема собаки отвлечет Алису.

– Разумеется. Может, пригласить их к нам как-нибудь на выходные; что скажешь?

Мила не знала, верно ли она поступает, нарушая собственное правило больше не видеться с бывшими коллегами, но подумала, что в данный момент Алиса нуждается в дружбе взрослого мужчины, не зря же отец не сходит у нее с языка. А Саймон Бериш – самый задушевный друг, какого только можно себе представить.

– Дядя Саймон классный, – согласилась дочка. – Только скажи, чтобы он и Хича привез.

– Скажу, – заверила Мила и сбросила звонок.

Она двинулась по коридору Управления, теперь пустынному: накал страстей, ощущавшийся здесь несколько часов назад, остался лишь в воспоминании, которое омрачалось горьким привкусом поражения.

Все, что от нее требовалось, она исполнила, да и двенадцать часов, обещанные Шаттон, истекали.

Судья затворилась в кабинете со своей командой, обсуждая, как сохранить лицо при том обломе, который устроил ей Энигма.

Задействовать беспрецедентное количество людей и средств, чтобы ворваться в пустое пространство. Надпись на стене, красовавшаяся там кто знает с каких пор, тяготила, как невыносимое бремя, казалась нестерпимой насмешкой.

Свистун.

В ушах у Милы раздавалось зловещее шипенье, с каким татуированный человек произнес это слово во время их встречи в тюрьме.

Ссвисстуун…

Он бросился к ней, придвинулся к пуленепробиваемому стеклу, сверля ее взглядом. И у Милы было впечатление, будто от одного этого шепота рухнет преграда, разделяющая их.

Она решила больше не думать об этом, боялась, что жуткий голос что-то вложит ей в голову – звуковой вирус или паразита, способного вырыть себе нору в ее мыслях.

Направляясь к выходу, она прошла мимо открытой двери в лабораторию. Человек пятьдесят айтишников сидели на рабочих местах и проверяли старые компьютеры, вывезенные со свалки, которую устроил у себя Энигма.

Их подсоединили к самым современным и продвинутым машинам, которые сканировали остатки памяти и переводили на хитроумные жидкокристаллические мониторы. Каждый из айтишников прочитывал информацию в своем.

Движимая любопытством, Мила переступила порог.

На мониторы выносило всякую всячину. Письма, текстовые документы, фотографии. Улыбающиеся незнакомые лица, неведомые пейзажи, изображения летнего отдыха и повседневной жизни. Счастье и печаль вперемешку. Письма любовные и деловые, договоры, страховые полисы, списки подарков на свадьбу или на день рождения, билеты на самолет или на поезд, адреса и номера телефонов.

– Невероятно, как мы разбрасываемся нашими жизнями.

Обернувшись, Мила увидела Делакруа.

– Покупаем компьютер, вкладываем в него всю нашу подноготную, а потом, когда он ломается, выбрасываем, даже не думая, что там, внутри, вместе с микросхемами содержится вся наша жизнь.

– Нашли что-нибудь интересное? – спросила бывшая сотрудница Лимба.

– Просматривают в который раз, но, кажется, в памяти нет ничего, что касалось бы Энигмы.

Недолго Мила тешилась иллюзией, будто можно отыскать что-то полезное в этой груде технологических отходов.

– Значит, ты уходишь, – заключил полицейский.

– Вроде да, – пожала она плечами.

– Наверное, мы больше ничего не узнаем об этой истории, – с горечью отметил Делакруа. – И татуированный человек навсегда останется без имени.

Такое случалось чаще, чем можно вообразить: расправа кровавая, но опереться не на что, и неумолимое время уничтожает улики. Полицейские говорят, что, если дело не раскрыть за первую неделю следствия, его судьба предрешена.

– По крайней мере, виновный сидит в тюрьме, – утешила его Мила.

О телах Андерсонов никто из них речи не завел, оба боялись, что трупы так и не найдут.

– Было приятно работать с тобой, Васкес.

Она была уверена, что Делакруа говорит искренне, ведь он единственный из бывших коллег не давал ей на каждом шагу понять, что она – чужая.

– Но в другой раз не отключай мобильник или заведи электронный адрес, – добродушно пожурил он Милу. – Вчера мы никак не могли с тобой связаться, и Судья рвала и метала.

– Другого раза не будет, – отрезала Мила. – И в задницу Судью: хочет поговорить со мной, пусть приезжает лично.

Делакруа развеселился.

– На улице льет как из ведра, – предупредил он и пошел к айтишникам заниматься делом.

Мила продолжила путь и вскоре вернула охраннику бедж с надписью «посетитель». И почувствовала себя снова на свободе.

Она прошла через длинный портик здания. Сквозь стеклянные двери было видно, как над городом беснуется буря. Выйдя на улицу, Мила тут же увидела малолитражку Бериша, ждущую ее на углу с включенным мотором.

– Ну как прошел день? – спросил старый друг, едва Мила села в машину.

– Я уж не чаяла, когда он кончится, – заявила та, ведь именно такие слова Бериш хотел услышать.

Дождь хлестал по ветровому стеклу, дворники не справлялись, и дорогу было видно плохо. В салоне было уютно и тепло, но от мокрой шерсти Хича исходил пронзительный запах, а в сочетании с женскими духами, которые Мила распознала еще утром, эффект получался и вовсе сногсшибательный.

Бериш встроился в хаос, царивший на дорогах в пятницу вечером. Офисы недавно закрылись, люди высыпали наружу и теперь торопились домой, чтобы скорей начать уик-энд.

– Тебя впутали в дело Энигмы, верно? Теперь-то уж можешь поделиться…

– Чем меньше ты об этом знаешь, тем лучше для тебя, – заявила бывшая коллега и тут же сменила тему, поскольку больше не хотела говорить о делах. – Я обещала Алисе привезти на ужин индийской еды, но такими темпами того гляди на поезд опоздаю. Ты не можешь ехать быстрее?

Проигнорировав просьбу, Бериш продолжал гнуть свое.

– Хитроумный план вашего противника увенчался тем, что он вам натянул нос, – сказал он свое веское слово.

И был прав. В какой-то момент, после истории с географическими координатами, Мила подумала, что Энигма – противник с утонченным, развитым интеллектом. Она забыла, что речь идет всего-навсего об убийце, погубившем невинных людей. Или не хотела об этом помнить. Как всем и каждому, ей было трудно принять тот факт, что зло банально.

«Кто знает, почему мы всегда воображаем дьявола хитрым, – говаривал отец ее дочери, лучший криминолог из всех, кого она знала. – Может, потому, что иначе мы бы горько сетовали на то, что не сумели его остановить».

Тем временем впереди образовалась пробка.

– Вот черт, не надо было ехать через центр, – ругнулся Бериш, проклиная себя. Потом, улучив момент, встроился в первый ряд и припарковался у тротуара.

– Что ты делаешь? – удивилась Мила.

– Здесь рядом есть индийский ресторан, они наверняка продают еду навынос. – Выходя из машины, он повернулся к Миле и подмигнул ей. – Не хочу огорчать мою маленькую племянницу.

– Выбирай вегетарианские блюда, – напутствовала его Мила, потом смотрела, как он уходит в бурю, прыгая через лужи, опустив плечи, словно сгибаясь под тяжестью дождя.

Оставшись одна, Мила включила указатели поворота с обеих сторон, сигнализируя другим водителям, что машина стоит. Хич спал на заднем сиденье и слегка похрапывал. Его размеренное дыхание, писк поворотников, перестук дождевых капель по крыше чудесным образом успокоили ей нервы. И в этом душевном покое начали вызревать мысли. Мила отстранилась от окружающего и погрузилась в свою внутреннюю тишину.

Дело Андерсонов – крайне запутанное. Все имеющиеся в наличии данные, элементы, улики, показания не согласуются между собой. Невозможно вычислить «замысел», скрывающийся за резней.

Всем правит хаос.

Но ведь числа предполагают порядок, точность, аккуратность, сказала она себе. Человек, покрытый числами, не мог подчиниться слепому инстинкту, велящему убивать, обстоятельствам, року. Он презирает хаос. Иначе не расписал бы себя подобным образом.

Так в чем же замысел?

Не отдавая себе отчета, она делала то, чего не делала давно: имевшуюся в ее распоряжении информацию раскладывала по клеточкам в поисках соответствий.

На мгновение она вышла из раздумий, вдруг поняв, что без записей не обойтись. Огляделась, по наитию открыла бардачок: Бериш, хороший полицейский, обязательно должен держать в автомобиле блокнот и ручку. Так и есть.

Мила пролистала тетрадку, нашла первый чистый листок и принялась составлять перечень.

– Кровь

– Тела

Мы знаем, что имела место резня, но не знаем, куда подевались жертвы. Значит, какая-то часть истории нам неизвестна. Но какой смысл убийце прятать тела, когда кровь, пролитая на ферме, указывает на бойню? То есть либо убийца пытается скрыть от самого себя то, что он совершил, – ведь многие психопаты, совершив убийство, испытывают ужасное чувство вины, – либо убрать трупы для него необходимо, это решающий фактор. Поведение Энигмы заставляет склоняться в пользу второй гипотезы.

– «Слеза ангела»

От крови жертв переходим к крови Энигмы, в которой обнаружены следы синтетического наркотика, галлюциногена.

– Татуировки

– Числа

На теле Энигмы и на запястье Карла Андерсона вытатуированы числа. Из этого можно сделать вывод, что они были знакомы.

Но какую роль играют вытатуированные цифры?

Энигма использовал их, чтобы указать нам географические координаты, которые, однако, нас привели в место, где ничего не было, кроме граффити, одного-единственного слова без всякого смысла.

– Свистун

Что оно значит? Это – сообщение или просто насмешка? Это слово Энигма произнес во время их краткой встречи в «Яме», ввергнув ее в глубокое смятение.

Тогда Мила записала:

– Страх

Карл Андерсон боялся Энигмы, поэтому увез семью на ферму. Но если приглядеться, Андерсоны оказались недоступными для средств связи, но вполне достижимыми физически. Как и я, – вдруг поняла Мила, – когда переехала на озеро.

И это приводит к следующему спорному пункту.

– Отказ от технологий

Мила отказалась от сотового телефона и компьютера с Интернетом, чтобы пресечь всякие попытки вернуть ее к прошлому, свести на нет избранный ею путь. Но это не слишком помогло, поскольку Шаттон лично приехала к ней на озеро.

Энигма сделал то же самое. Он сам приехал к Андерсонам. Дрожь охватила Милу при одной мысли.

Наконец она записала:

– Старые компьютеры

Андерсоны отказались от технологий, Энигма окружил себя старыми компьютерами. Прослеживается некая симметрия, но отсутствует логика.

Мила отложила ручку и вгляделась в результат. Ничего нового, только обобщение смутных данных. Ею внезапно овладел бессильный гнев. Вырвав листок из блокнота, Мила с досадой скомкала его.

Чем я занимаюсь? Пора забыть обо всем. Почему же это дело не выходит у меня из головы?

Но причина была слишком очевидна.

Потому, что ублюдок вытатуировал на теле мое имя.

Мысль о том, что ее имя неизгладимо начертано на коже монстра, приводила Милу в бешенство. Будто ее саму заперли вместе с ним в той камере, в «Яме», на весь остаток дней.

«Как я позволила себя завлечь?» Мила всерьез опасалась, что эта история превратится в наваждение. Ей, в отличие от других полицейских, не удавалось забыть о делах, которыми она занималась. То было ее проблемой, главным ее недостатком, когда она работала в Лимбе.

Пропавшие без вести следовали за ней повсюду.

Она искала их, вглядываясь в лица прохожих, когда шла по улице; она без конца думала об их прерванных жизнях и не могла во всей полноте проживать свою собственную.

Теперь призраки вернулись.

А она-то была уверена, что оставила их в Лимбе, в лабиринте кабинетов отдела по розыску без вести пропавших, вместе со… старой жизнью.

Мила замерла. Появилось ощущение щекотки под самой шеей. Мелькнула какая-то мысль, сверкнула догадка, но слишком быстро пропала, и ухватить ее не удалось.

Мила развернула скомканный листок и перечла последнюю строчку.

– Старые компьютеры

На память пришла недавняя сцена: айтишники Управления трудятся, извлекая информацию из уже негодных системных блоков, собранных отовсюду Энигмой.

«Невероятно, как мы разбрасываемся нашими жизнями», – высказался тогда Делакруа.

И она добавила еще один пункт к списку:

– Старая жизнь

Причина, по которой Карл Андерсон был знаком с Энигмой, осталась в прошлом, в прежней жизни. А где люди складируют свое существование? В высокотехнологичных электронных устройствах. Туда они сливают все.

Было бы интересно взглянуть на старые компьютеры или сотовые телефоны Андерсонов, проверить, нет ли там отсылок к их палачу. К сожалению, это невозможно, ведь они избавились от технологий.

– Энигма вытатуировал мое имя, – повторила она. – Он меня знает, а я его – нет.

А если это не так? Если и между нами существует связь?

Единственный способ выяснить это…

– …Взглянуть на свое прошлое, – произнесла она вслух, сама того не замечая: догадка наконец обрела форму, фраза прозвучала целиком.

– Я спешил, как мог, – извинился Бериш, залезая в машину. Промокший насквозь, он с гордостью протянул Миле пакет с изображением Ганеши в солнечных очках.

Миле не удалось скрыть охватившего ее смятения.

– Что стряслось? – спросил Бериш, заглянув ей в лицо.

– Мы должны вернуться, – сказала бывшая охотница за пропавшими без вести. – Ответ скрыт в Лимбе.

8

Зал Затерянных Шагов.

Похожее на святилище место, где на фотографиях запечатлелись лица пропавших. Последний снимок перед тем, как существование развеется в небытии. Улыбка на лице, ведь фотография сделана в минуту бездумного веселья, на дне рождения, в путешествии, на защите диплома, крестинах или свадьбе.

Ведь мы стремимся запечатлеть счастливые моменты, напомнила себе Мила. Никто не ожидает, что когда-нибудь окажется на одной из этих стен.

Оглядываясь вокруг, она подумала, что за прошедший год здесь ничего не изменилось. Кабинеты пусты: ни один полицейский не хочет заниматься подобными делами. Слишком много тайн, слишком мало шансов добиться успеха.

– И что мы должны искать? – хмуро осведомился Бериш.

Мила подошла к нему ближе:

– Послушай: я хочу, чтобы ты шел домой.

– Шутишь, что ли?

– Не шучу, – сказала Мила. – Я не вправе делиться с тобой информацией, которой располагаю: ведь я теперь гражданское лицо.

По правде говоря, она не хотела вовлекать Бериша, потому что боялась за него. Была убеждена, что Джоанна Шаттон постарается переложить на кого-то ответственность за свой провал и вскоре в Управлении начнут искать козла отпущения. Много голов полетит, и Миле не улыбалось, чтобы и Бериш попал в мясорубку по ее вине.

– Нарываешься на неприятности, верно? – спросил старый друг, будто читая ее мысли.

– У меня нет никакого права проводить расследование, – признала она. – Но я должна разрешить сомнение: ты же знаешь меня.

– А если кто-то увидит тебя здесь? Ты так или иначе меня впутаешь, ведь я ответственное лицо.

– Я всегда могу сказать, что сохранила ключи от кабинета. – Мила улыбнулась. – В приступе ностальгии.

Бериш оставался серьезным:

– Это нарушение.

Они долго глядели друг на друга, не говоря ни слова.

– А как же Алиса? Индийская еда на ужин?

Об этом Мила успела забыть.

– Вот черт! – Ее охватило ужасное чувство вины.

Но в намерения Бериша не входило травить ей душу.

– Как зовут ее школьную подругу?

– Джейн.

– Я позвоню ее матери и скажу, что ты задерживаешься.

Мила скинула ему номер.

– Попроси позвать Алису, она будет рада.

Старый друг-полицейский осуждающе покачал головой.

– Хич терпеть не может овощей, придется мне самому все это съесть, – сказал он на прощание.

Оставшись одна, Мила направилась к своему бывшему столу. Там горела единственная лампа, освещавшая кабинет.

Мила уселась перед старым компьютером. Ресурсы Лимба всегда были ограниченны. Дела о пропавших без вести не сулили славы, ведь в большинстве случаев они оставались нераскрытыми. «Зачем же зря тратить деньги?» – задавались вопросом бюрократы.

Мила включила компьютер, подождала, пока тот загрузится. Система немного тормозила, но вот наконец показался перечень дел, хранящихся в архиве.

Что же вбить в поисковик, задумалась она. Выбрала для начала «татуировку».

Как и следовало ожидать, появились сотни ссылок. Большей частью о пропавших без вести, делавших себе на протяжении жизни те или иные татуировки. Татуировка – ценная деталь для следователя, особенно в случаях похищения: примета, не подверженная изменениям во времени, оказывается полезней, чем старая фотография, если нужно опознать жертву через много лет, когда она уже успевает состариться.

Чтобы убрать лишнее, она ввела второе слово: «числа».

Количество дел сократилось на три четверти, но их все равно насчитывалось много. Мила просмотрела ряд фотографий, но все татуировки были однотипными: чаще всего люди запечатлевали у себя на коже какую-то важную дату.