bannerbannerbanner
Три сестры, два мужа \/ Outside Looking In

Дон Нигро
Три сестры, два мужа / Outside Looking In

Полная версия

Дон Нигро
Три сестры, два мужа / Outside Looking In

Don Nigro

Outside Looking In / 2023

Перевел с английского Виктор Вебер

* * *

«Говори, Бог видений, обратись ко мне и скажи, почему я выбрала тебя».

Эмили Бронте

Действующие лица:

КЕЙТЛИН КЕЛЛИ ГРИМ – 27 лет

ШЕРРИ КЕЛЛИ – ее сестра, 21 год

МИННИ КЕЛЛИ МАКГОРТ – их сестра, 23 года

МАК МАКГОРТ – муж МИННИ, 28 лет

РОЙ ГРИМ – муж КЕЙТЛИН, 30 лет.

Декорация:

Гостиная дома Макгортов, реконструированного амбара, в Армитейдже, маленьком городе в холмистой части восточного Огайо, ранним летом 1979 г. Дверь справа. По центру в заднике сетчатая дверь, ведущая на заднее крыльцо. По центру слева, ближе к авансцене, диван. МАК – художник и скульптор, везде следы его работы, включая множество магазинных манекенов, частично разобранных. Он пишет картины маслом, рисует углем, собирает странные скульптуры из подручных материалов. Их тоже хватает.

Действие первое

(Летний день в 1979 г. Гостиная МАКА и МИННИ. Этот дом, когда-то амбар Потдорфов, давно перестроили в жилое помещение, и теперь он вполне уютен, хотя беспорядка хватает, спасибо незаконченным картинам МАКА, его рисункам, странным скульптурам и великому множеству частично разобранных магазинных манекенов.

Дверь справа, по центру задника сетчатая дверь ведет на заднее крыльцо. Диван левее центра и ближе к авансцене. Кейтлин и ШЕРРИ входят, когда зажигается свет, увлеченные разговором. Они – сестры, одной двадцать семь лет, второй двадцать один год, КЕЙТЛИН симпатичная, но немного зажатая, ШЕРРИ просто красавица, пусть и чуть расторможенная. Привычка командовать у КЕЙТЛИН давняя).

КЕЙТЛИН. Я лишь говорю, пожалуйста, постарайся вести себя пристойно, когда мы привезем ее домой, хорошо?

ШЕРРИ. А что, по-твоему, я собираюсь сделать? Помочусь на пол? Это она безумная. Не я.

КЕЙТЛИН. Вот я и хочу, чтобы ты помнила о том, что мы должны с пониманием относиться к Минни. Она всегда была не совсем такой, как все, а теперь особенно…

ШЕРРИ. Не такой, как все, это да. Она совершенно безумна.

КЕЙТЛИН. Она не безумна. На самом деле нет. Не так, чтобы очень. Не все время. Минни немного другая. Быть другой – не преступление.

ШЕРРИ. В какой вселенной?

КЕЙТЛИН. Просто постарайся быть ей подругой, хорошо?

ШЕРРИ. Я ей не подруга. Я ей сестра. Это куда как труднее. И она не хочет, чтобы я была ее подругой. Ей даже не нравится, что я – ее сестра. Не думаю, что она любит нас обеих.

КЕЙТЛИН. Минни очень нас любит. Просто ей сложно выражать свои чувства.

ШЕРРИ. У Минни нет проблем с выражением ее чувств. Ей сложно их не выражать. Она чувствует, что я – шлюха, а ты – жаждущая все контролировать, дотошная психопатка.

КЕЙТЛИН. Что ж, наполовину она права. Господи это место выглядит так, словно здесь порезвилось стадо диких свиней.

(Начинает наводить порядок. ШЕРРИ садится на диван, наблюдает).

ШЕРРИ. Знаешь, Кейтлин, тебе нужно перестать всех осуждать. У тебя появляются морщины у рта.

КЕЙТЛИН. Спасибо, что поделилась столь важным наблюдением?

ШЕРРИ. Ты все еще злишься на меня из-за того вечера?

КЕЙТЛИН. Я не знаю, о чем ты говоришь, если только не про тот случай, когда я, вернувшись домой, нашла тебя и моего мужа голыми.

ШЕРРИ. Это неправда. Твой муж голым не был.

КЕЙТЛИН. Ты была голой за вас обоих. В жизни не видела более голую. Как тебе удается быть такой голой?

ШЕРРИ. Нет степеней обнаженности. Или ты голая, или нет.

КЕЙТЛИН. Без одежды ты более голая, чем другие люди.

ШЕРРИ. Быть такого не может.

КЕЙТЛИН. И что, по-твоему, ты делала?

ШЕРРИ. Я принимала ванну.

КЕЙТЛИН. На глазах у моего мужа?

ШЕРРИ. Не на глазах у твоего мужа. Я даже не знала, что он дома. Услышала шум и вышла из ванной.

КЕЙТЛИН. В чем мать родила?

ШЕРРИ. Я была в полотенце.

КЕЙТЛИН. На голове.

ШЕРРИ. Я же не знала, что это он. Я думала, это ты.

КЕЙТЛИН. То есть ты ходила по дому голой с закрытыми глазами?

ШЕРРИ. Все произошло очень быстро. Я просто вышла в гостиную, а он уже там.

КЕЙТЛИН. И ты просто там стояла?

ШЕРРИ. Он застал меня врасплох. А потом мы разговаривали.

КЕЙТЛИН. И ты была голой? Ты разговаривала с моим мужем голой?

ШЕРРИ. Я встала за вешалку с пальто.

КЕЙТЛИН. И как долго вы разговаривали?

ШЕРРИ. Не знаю. Часов на руке не было.

КЕЙТЛИН. На тебе ничего не было, кроме улыбки во весь рот.

ШЕРРИ. Это так приятно, поговорить с человеком не о Минни.

КЕЙТЛИН. Мы говорим о многом, помимо Минни.

ШЕРРИ. Нет. Мы всегда говорим о Минни. Мы никогда не говорим обо мне.

КЕЙТЛИН. Сейчас мы говорим о тебе.

ШЕРРИ. Только потому, что я оказалась голой в компании твоего мужа. И ты не столько говоришь обо мне, как набрасываешься на меня.

КЕЙТЛИН. Никто на тебя не набрасывается.

ШЕРРИ. Ты всегда набрасываешься на меня. Войти с тобой в одну комнату, все равно, что упасть в змеиную яму.

КЕЙТЛИН. Просто постарайся и отнесись к Минни по-доброму, когда она вернется сюда, хорошо?

ШЕРРИ. Я добрая. Я всегда отношусь к ней по-доброму. Когда я не относилась к Минни по-доброму?

КЕЙТЛИН. Когда спала с ее мужем.

ШЕРРИ. Тебе обязательно постоянно напоминаться мне об этом. Ты используешь то маленькое происшествие, как большую биту, которой лупишь мне по голове всякий раз, когда тебе этого хочется. Это твой ответ на любой аргумент. О чем бы мы ни говорили, тебе достаточно сказать, что я спала с мужем Минни, и победа за тобой. Это несправедливо.

КЕЙТЛИН. А спать с мужем твоей психически нездоровой сестры справедливо?

ШЕРРИ. Жизнь несправедлива. Я хочу поехать во Францию. И я хочу поесть вафель. Я хочу поехать во Францию и поесть вафель.

КЕЙТЛИН. Да что ты, черт побери, будешь делать во Франции?

ШЕРРИ. Не знаю. Могу стать ассистенткой мага. Он будет разрезать меня пополам.

КЕЙТЛИН. Шерри, ты не посмеешь убежать от меня. Мы должны навести в этом доме порядок. Минни возвращается на следующей неделе.

ШЕРРИ. Ты и сама наведешь порядок. Ты у нас христианская мученица. А я – всего лишь девушка, которая ходит голой. (Уходит на заднее крыльцо, громко хлопнув сетчатой дверью).

КЕЙТЛИН. Прекрасно. Ты всегда убегаешь, оставляя мне всю грязную работу. (МИННИ появляется на пороге входной двери. КЕЙТЛИН ее не видит, потому что стоит в глубине сцены и кричит на ШЕРРИ). Именно мне приходится все убирать. Пусть старая, добрая Кейти сама едет за безумной сестрой. Отличная идея. А место это выглядит так, словно здесь проблевался Сатана. Оно выглядит, как…

МИННИ. Пандемониум.

КЕЙТЛИН (от неожиданности подпрыгивает). Что?

МИННИ. Место, где царит беспорядок. Обиталище демонов. Столица ада.

КЕЙТЛИН. Минни, что ты здесь делаешь?

МИННИ. Я была бы где-то еще, если бы могла пойти в другое место.

КЕЙТЛИН. Мы думали, ты вернешься на следующей неделе.

МИННИ. Я вернулась раньше. Сюрприз. Меня подвезла женщина, которая уверена, что она родом с Урана. Она дала мне свой стеклянный глаз.

КЕЙТЛИН. Я хотела прибраться здесь до твоего приезда, но всякий раз, когда я пытаюсь что-то выбросить, Мак притаскивает все обратно. Недавно он прогнал меня паяльной горелкой. Этот человек опасен.

МИННИ. Все нормально, Кейти. В небольшом беспорядке ничего плохого нет.

КЕЙТЛИН. Я против любого беспорядка. Меня это нервирует. Как ты, Минни? Все в порядке?

МИННИ. Меня выпустили. Значит, они так думают. Где он?

КЕЙТЛИН (пытается наводить порядок, пока говорит). Кто знает? Вероятно, роется на свалке, ищет что-то полезное для себя. Тебе следовало позвонить и предупредить нас о своем приезде.

МИННИ. Я никогда не знаю, когда приезжаю. Это просто случается. Да и какая разница? Сейчас я здесь. По крайней мере, я думаю, что здесь. Это ведь я, так?

КЕЙТЛИН. При условии, что ты готова жить в этом мире.

МИННИ. Если бы я ждала, пока буду готова, то никогда бы не выбралась из материнского чрева. Кейтлин, прибираться не обязательно.

КЕЙТЛИН. Да ладно. Я не против.

МИННИ. Я против. Прекрати.

КЕЙТЛИН. Я не думала, что ты можешь взять и уехать из больницы.

МИННИ. Я приехала туда по своей воле. И могу уехать. Если человек безумен, это не означает, что он не может принимать решения.

КЕЙТЛИН. Ты не безумна, сладенькая. Ты немного перенапряглась, вот и потеряла связь с реальностью. (Находит листы бумаги с размазанными чернильными кляксами). Это произведения искусства, или я могу это выбросить?

МИННИ. Да.

КЕЙТЛИН. Да, что?

МИННИ. Да, это произведения искусства, и ты можешь это выбросить. Он нарисует новые.

КЕЙТЛИН. Это выглядит как что-то такое, вырастающее на занавеске для душа.

МИННИ. Именно. Он нарисовал целую серию. Называет эти картины «Бактерия Первая», «Бактерия Вторая», и так далее. К моему отъезду добрался до «Бактерии Шестьдесят девятой». Он берет старую ручку бабушки Минни, смачивает водой большой лист оберточной бумаги затем капает чернила на бумагу и создает эти странные, отвратительные кляксы. Такое ощущение, что они живые. Мак действительно гений.

КЕЙТЛИН. Он проводит большую часть времени ползая по свалке и расчленяя манекены.

МИННИ. А что целыми днями делаешь ты, Кейти?

КЕЙТЛИН. Забочусь о своем муже и поддерживаю в доме такую чистоту, что есть можно с пола.

МИННИ. А почему ты хочешь есть с пола?

КЕЙТЛИН. Не хочу я есть с пола.

МИННИ. Тогда чего держать пол таким чистым, что с него можно есть?

 

КЕЙТЛИН. Для нормального человека это обычное дело.

МИННИ. Значит, я ненормальная?

КЕЙТЛИН. Я не говорю, что ты ненормальная. Твой мозг в чуть большем беспорядке, чем мой. Мне нравится обычная, размеренная жизнь.

МИННИ. Тогда почему ты постоянно на всех злишься?

КЕЙТЛИН. Ни на кого я не злюсь.

МИННИ. Ты злишься на Мака за то, что он ходит на свалку.

КЕЙТЛИН. Знаешь, сладенькая, не хочу я ссориться с тобой в твой первый день дома. Я просто думаю, что ты слишком хороша для него, и его следует убить.

МИННИ. Мак – прекрасный человек.

КЕЙТЛИН. Да, если забыть о том, что из-за него ты уже дважды попадала в психушку. И если ты продолжишь жить с ним, боюсь, попадешь снова, причем на этот раз навсегда, или того хуже.

МИННИ. Что значит, того хуже? Это косвенный намек на ту случайность с таблетками снотворного?

КЕЙТЛИН. Никакой это не косвенный намек. Я всегда обхожусь без косвенных намеков. Я просто хочу тебе помочь.

МИННИ. Ты пытаешься сказать, что мне делать, чем ты всегда и занимаешься.

КЕЙТЛИН. Так кто-то должен. У тебя самой получается не очень. И шансов ты упустила много. Скажем, могла выйти за нормальное человеческое существо. Ты знала Мака всю жизнь. Знала, какой он. Мы пытались тебя предупредить. Но ты не слушала.

МИННИ. Почему ты так сильно ненавидишь Мака?

КЕЙТЛИН. Нет у меня ненависти к Маку. Я просто думаю, умри он, мир стал бы лучше. Чище – это точно. Меньше всего на свете я хочу расстраивать тебя. Просто…

МИННИ. Что? Что «просто»?

КЕЙТЛИН. Просто я чувствую, что должна сказать тебе кое-что до того, как ты вновь увидишь Мака. Потому что, увы, как только ты увидишь его, до тебя уже не достучишься.

МИННИ. Скажи, откуда у тебя такая потребность превращать всех, кто оказывается рядом с тобой, в таких же несчастных, как ты сама?

КЕЙТЛИН. Да как ты могла такое сказать?!

МИННИ. Это едва ли не основное преимущество тех, кого считают безумными. Ты можешь говорить, что вздумается, и ты можешь это говорить, вышагивая голой с попугаем на голове. А раз разговор зашел о голых, где Шерри?

КЕЙТЛИН. Была здесь минуту тому назад.

МИННИ. И что сделала? Вылезла в окно, увидев, что я вхожу в дверь?

КЕЙТЛИН (подходя к сетчатой двери). Шерри! Иди в дом! Твоя сестра дома.

МИННИ (тоже кричит). Не бойся, Шер. Острых предметов при мне нет. Хотя я уверена, что ножи бабушки Келли по-прежнему на кухне.

КЕЙТЛИН. Если на то пошло, их там нет.

МИННИ. Ты спрятала их, как только услышала, что я возвращаюсь.

КЕЙТЛИН. Нет, конечно, нет. Вообще-то, да.

ШЕРРИ (появляясь за сетчатой дверью, определенно не в своей тарелке). Привет, Минни. Как ты, сладенькая?

МИННИ. Мне гораздо лучше. Разве не видно?

ШЕРРИ. Конечно.

МИННИ. Тебе будет гораздо проще меня обнять, если ты окажешься по эту сторону сетчатой двери.

ШЕРРИ. Хорошо.

(Входит и обнимает МИННИ, сначала осторожно, потом с жаром. МИННИ обнимает ее в ответ без особого энтузиазма).

МИННИ. Осторожнее с ребрами, Шерри.

ШЕРРИ (отпуская ее). Извини. Когда ты оттуда вышла?

МИННИ. Сбежала этим утром. Убила трех охранников ножом для колки льда.

ШЕРРИ (отступая на шаг). Ты шутишь. (Обращаешь к КЕЙТЛИН). Она шутит, да?

МИННИ. Да. Я шучу. Охранников было только двое. Ориентировка на розыск отправлена во все полицейские участки штата. Сможете вы спрятать меня в подвале?

КЕЙТЛИН. Она выписалась раньше, чем мы ожидали.

МИННИ. Меня подвезла моя подруга с Урана, которая постоянно выписывала зигзаги на джипе, чтобы избежать столкновения с зебрами. Она верит, что зебры, которые говорят с румынским акцентом, заполонили страну и мочатся в ее овсянку. Они говорят мне, что теперь я такая же здоровая, как и она. Не врачи. Зебры. С врачами я больше не говорю. Это секрет хорошего психического здоровья. Говорить только с зебрами.

ШЕРРИ. Я действительно рада, что тебе лучше. Тебе ведь теперь лучше, так?

МИННИ. Я больше не вижу везде сороконожек[1] и не думаю, что я – Ида Лупино[2], хотя мне очень нравилось быть Идой Лупино, потому что я всегда хотела сниматься с Хэмфри Богартом.

ШЕРРИ. Отлично. Просто отлично. Я очень скучала по тебе, Минни.

МИННИ. Поэтому ты приезжала каждый день, чтобы повидаться со мной?

ШЕРРИ. Я думала, ты никого не хочешь видеть. Так сказал Мак.

МИННИ. Видеть Мака я не хотела.

ШЕРРИ. Должно быть, я неправильно его поняла. В любом случае, выглядишь ты отлично. Выглядит она отлично, так? То место действительно пошло тебе на пользу.

МИННИ. Что ж, я много времени красила ногти, они полагали это занятие превосходной психотерапией. И, пожалуй, так оно и было. Я красила ногти, и внезапно мой разум оказывался где-то еще, совершенно в другом месте, уходил, полностью уходил в какое-то другое место, а потом внезапно, медсестра принималась трясти меня за плечо, и я не могла вспомнить, где именно была, но точно знала, что это не мое имя, не мое тело, и на самом деле я – кто-то еще, и эта жизнь, это тело с пальцами на руках и ногах, это имя, все это не мое, а я… но это как раз и ускользало. Я знала, что была кем-то еще, но не могла вспомнить, кем. У тебя когда-нибудь возникало чувство, что ты – не та, кто ты есть? Что ты была кем-то еще, в другой жизни?

ШЕРРИ. Я никем не была. И сейчас никто. И никогда не стану кем-то.

МИННИ. Когда мы были маленькими, папа перед сном читал нам «Алису в Зазеркалье», и мне снилось, как меня засасывает в зеркало и забрасывает в другое измерение. Я до сих пор вижу что-то странное в зеркале, краем глаза. Разбей зеркало, и ты не сможешь из него выбраться. Закончишь отражением в миллионе осколков. Когда кто-то умирают, зеркала поворачивают лицом к стене, потому что призрак умершего бродит по дому и может утащить с собой твою душу, чтобы ему не было одиноко.

ШЕРРИ. Ну-ну.

МИННИ. Нас также заставляли писать стихи. Моя подруга, женщина-зебра с Урана, прочитала несколько моих стихотворений и сказала: «Они действительно хороши, прям Эмили Бронте. Как это у тебя получается?» Я ответила, что не знаю. Просто слушаю голоса и записываю, что они говорят. Ее мои слова ужасно напугали, и она сказала: «Послушай, милая, это серьезно. Никогда не говори, что ты слышишь голоса в присутствии медперсонала. На тебя наденут смирительную рубашку и в пять минут отправят в одиночную камеру с обитыми войлоком стенами. Я знаю это по собственному опыту. Эти люди мыслят догмами и живут в плену собственной пропаганды. Они не понимают таких, как мы. Не сотрудничай с теми, кто хочет, чтобы ты стала кем-то еще. Преврати свою жизнь в пьесу. Пусть люди станут персонажами, которые двигаются и говорят. Слушай голоса. Но, ради Бога, держи это при себе». И она была права. Ты знаешь, Зигмунд Фрейд однажды решил, что станет знаменитым, если найдет у угря яички. Он препарировал четыре сотни угрей в поисках яичек. Когда закончил, лабораторию заполняли дохлые, воняющие угри, но где угри прячут свои яички, так и осталось для него тайной. И до концаа жизни Зигмунд Фрейд страдал запорами.

ШЕРРИ. Да. Ладно, хорошо. Я рада, что тебе лучше, В каком-то смысле, думаю.

КЕЙТЛИН. Шерри, разве ты не хочешь что-то сказать Минни?

ШЕРРИ. Что?

КЕЙТЛИН. Ты знаешь.

ШЕРРИ. Да. Конечно. Минни, я тебя люблю.

КЕЙТЛИН. Не это.

ШЕРРИ. Ничего другого в голову не приходит.

КЕЙТЛИН. Насчет того, что ты сделала.

МИННИ. И что? Опять потеряла девственность? Сколько раз на этой неделе?

КЕЙТЛИН. Она хотела сказать тебя насчет своего жилья.

ШЕРРИ. Дело в том, что я, в каком-то смысле, жила здесь.

МИННИ. В смысле, жила здесь?

ШЕРРИ. Да. Именно так.

МИННИ. Ты жила в моем доме?

ШЕРРИ. Да.

МИННИ. С моим мужем? Ты жила в моем доме с моим мужем?

ШЕРРИ. Мы только находились под одной крышей. Меня вышвырнули из моей квартиры. Хозяин подкатывался ко мне и постоянно подсматривал за мной через дыры, которые сверлил в стенах. Я уже начала воспринимать его, как нового Нормана Бейтса, вот и сделала ноги, но депозит он мне не вернул. Мне пришлось поселиться у Кейтлин и Роя, но Кейтлин не терпит другую женщину под своей крышей, мы просто сводили друг дружку с ума, образно говоря, не обижайся, вот Мак и сказал, что я могу пожить здесь, пока не найду новое жилье. И я здесь живу. Временно. В комнате для гостей.

МИННИ. Нет у нас комнаты для гостей. Каждая комната в этом доме полна манекенов, украденных уличных указателей, чучел сов, голов лосей и старых столбов со спиральной красно-белой окраской, какие раньше ставили у парикмахерских.

ШЕРРИ. Вообще-то я спала в спальне. Но на самом деле это комната для гостей, потому что я – гостья. А душ я принимала в доме Кейтлин, потому что в твоем душе сороконожки. Огромные и жуткие.

МИННИ. А где спал Мак?

1Подробности в монологе «Сороконожки».
2Подробности в короткой пьесе «Ида Лупино в темноте».
Рейтинг@Mail.ru