Доктор Иваныч
Новые байки старого психиатра
Загадочный пациент
Удивительное дело получается. Много раз замечал, что в свои выходные, когда спать можно сколько угодно, по утрам просыпаюсь тяжко, всегда раскачиваться приходится. Но вот когда предстоит на работу идти, никакой раскачки не требуется, встаю бодрым, свежим и деятельным.
Дожди с небольшими перерывами идут и идут. Такое чувство, будто после длительной анурии природа мочегонное приняла, да только дозу не рассчитала.
Под крылечком у медицинского корпуса дымил врач Васильев.
– Здорова, Иваныч! Слыхал, Коля Максимов умер?
– Эх, е! А чего случилось-то?
– Он же разведенный, один жил. Ну и пропал. У него как раз отпуск был, если б на работу не вышел, то мы бы сразу хватились. А так у него из всей близкой родни только сестра. Ну вот она и встревожилась, пошла в полицию. Вчера отыскали. В морге. А тело случайно в кустах нашли, на Щербакова, недалеко от его дома. Видать, шел он там, стало плохо, и в кусты упал. Потом женщина с собакой гуляла. И ведь не зря говорят, что собаки чувствуют смерть. Вот пес туда и ломанулся. Ну а главное-то, у него при себе документов не было…
– А телефон?
– Вот в чем и дело-то, что не было телефона!
– Так может его ограбили?
– Нет, какой ограбили. У него телефон-то всегда был самый дешевый, кнопочный. Кому он нужен? В общем, пролежал он в морге, как неизвестный, больше недели. Завтра в одиннадцать прощание в ритуальном зале.
– Ну а причина-то смерти какая?
– Вроде как ТЭЛА.
– Деньги-то кому сдавать? Как всегда, Андрею Ильичу?
– Ну а кому же?
Доктору Максимову было всего-то пятьдесят четыре года. Внешне он всегда выглядел бодрым, подтянутым, жизнерадостным. Но, поди ж ты, пойми, что скрывается за внешне благополучной маской. Тем более, что Николай Сергеевич был человеком весьма закрытым. Нет, коллектива он никогда не сторонился, но вот до своей личной жизни не допускал никого.
Главный фельдшер Андрей Ильич, занимавшийся какой-то писаниной, посмотрел на меня мутным расфокусированным взором. Нет не потому, что он чего-то употребил с утра пораньше, а исключительно из-за нечеловеческой загруженности, которую обрушил на него главный врач.
– Ой, Юрий Иваныч, я тебя сразу-то и не узнал, видать совсем уже с головой плохо.
– Хм, а без головы, думаешь, лучше будет? Вот, пришел денежку сдать Коле Максимову.
– Эх, Иваныч, как же мне надоело это бремя тяжкое, сбор денег на похороны! Ведь за год, я посчитал, у нас уже седьмой покойник!
– Да, Андрей Ильич. И обрати внимание, что люди-то нестарые умирают. А главное, что тяжелых болезней ни у кого не было. Вот только Татьяна Викторовна от рака умерла, а остальные-то?
– Ладно, Юрий Иваныч, не будем о грустном. Тут у Леши Кудряшова, фельдшера, казус случился. Решил он, значит, категорию получить…
– А что, он парень толковый, давно бы надо.
– Надо-то надо, вот только сам знаешь, что у него без мата только междометия получаются. Как только стали ему вопросы задавать, он и впал в ступор. Пыхтит, жестикулирует, какие-то звуки издает, а ни одного слова произнести не может.
– Ну так еще бы, ведь человека лишили права говорить на родном языке!
– В общем, председатель сжалилась, разрешила ему повторно прийти в октябре. А я уж его потренирую, как смогу, культурной речи.
Алексей Кудряшов – фельдшер от бога. На битовской бригаде больше десяти лет работает, все знает, все умеет. Врач, под началом которого он трудится, как специалист весьма слабенький. А всеми успешными реанимациями, которых у их бригады немало, он лишь Алексею обязан. Вот только у Леши один недостаток: матерщинник он знатный. Нет, он матом не ругается. Он на нем разговаривает.
На конференции ничего примечательного не было, выслушали доклад старшего врача да и разошлись с миром.
Первый вызов получили мы, как и положено, в начале десятого. Дали перевозку сорокачетырехлетнего мужчины из ПНД в психиатрический стационар.
Врач Ирина Олеговна, отдав мне направление, пояснила:
– Он какой-то совершенно непонятный. Вроде как дебютировал.
– Извините, перебью, он первичный, что ли?
– Раньше он у нас лечился по поводу диссоциативного расстройства, но это не в счет. А сегодня вдруг психотикой выстрелил. Хорошей такой, продуктивной. Самая-то непонятность в том, что у него какой-то винегрет получается. Истинные галлюцинации, псевдогаллюцинации, разорванность мышления. А главное-то, он сам сюда пришел и сразу попросил госпитализацию! И ведь он уже с собранной сумкой сюда приехал! Поставила я ему галлюцинаторно-бредовый синдром, пусть в отделении с ним разбираются. Если хотите, пообщайтесь с ним, таким загадочным.
Невысокого роста, жилистый, опрятно одетый мужчина, с нетерпением поджидал нас под дверью кабинета.
– Здравствуйте, я – Комаров. Вы за мной приехали?
– Да, за вами. Давайте-ка мы с вами присядем и побеседуем.
– Нет, а о чем? Я же Ирине Олеговне все рассказал. Она мне сказала, что вы меня просто увезете и все.
– Конечно, увезем, но только сначала все-таки побеседуем. Скажите, пожалуйста, что вас заставило сюда обратиться?
– У меня голоса появились. Они через меня энергию системы Плутона проводят и говорят, чтоб я на новую делюгу раскрутился.
– А эту энергию вы как-то чувствуете?
– Конечно! Это вроде как «приход», руки-ноги будто иголочками покалывает, тело в струну вытягивает!
– Вы что-то употребляете? А иначе откуда вам знать про «приход»?
– Нет, траву курил, но ничего серьезного не пробовал. Просто с пацанами много раз пересекался, которые на этой теме плотно сидели. Во-во-во! Видели, да? Теперь и к вам прилетело!
– И что что же именно прилетело?
– Белый луч, а в нем красные шарики! Они вам прямо в глаза залетели!
– Ну что ж, очень рад. Не все вам одному «приход» получать, теперь и я бесплатный кайф словлю. Ну а про «делюгу» они что-то конкретное сказали?
– Когда энергия Плутона включается, она через ноги проходит во всю нервную систему.
– Все ясно. Ну а голоса откуда слышатся?
– В основном из головы, но бывают и из живота.
– А давно ли они появились?
– Дня три назад.
– Вы судимы?
– Да, отбыл четыре с половиной за вымогалово, но меня по беспределу закрыли. Стопэ, короче, тут долго рассказывать.
– Ну а сейчас вы не под следствием? С законом-то в каких отношениях находитесь?
– Да что вы ко мне с какими-то ментовскими приколами подкатываете? Вы доктор или опер?
– Ладно, не огорчайся! Все, проехали и на больничку поехали!
Было очень заметно, что господин старательно воспроизводил где-то прочитанные симптомы шизофрении. Нет, не само заболевание, а именно отдельно взятые симптомы. Да и те, скажем так, не совсем правильные. Он продемонстрировал истинные галлюцинации («луч с шариками»), которые для шизофренического процесса совершенно нехарактерны. Одним словом, слабоватым он оказался, чтоб воплотить столь грандиозную задумку. Ведь для результативной симуляции госпожи Шизофрении нужно обладать не только глубочайшими знаниями по психиатрии, но и недюжинным актерским талантом.
Может возникнуть вопрос: а зачем же везти его в больницу, если симуляция и так была очевидной? Прежде всего, он заявил об императивных галлюцинациях, заставляющих его совершить нечто опасное. Кроме того, симуляцию можно диагностировать исключительно по результатам детального обследования, но уж никак не путем мимолетной беседы. Ну а самое главное, не считаю я собственное мнение истиной в последней инстанции и поэтому вполне допускаю ошибочность своих выводов.
В стационар мы добирались долго, то в пробках, то на ж/д переезде стояли.
– О, шестая бригада, кормильцы вы наши! – поприветствовала нас дежурный врач Горелова. – Без работы нас никогда не оставите! Хотя и из районов последнее время недуро́м везут.
– Давненько вас не видно было, Марина Геннадьевна! Что новенького, что хорошенького?
– Так, приболела немного. А про «хорошенькое» это прикол такой, да? Ладно, оставим это на вашей совести. Ну а новенькое, как всегда, есть. Из четвертого отделения уволилась Александра Алексеевна.
– Вот это номер! И какая причина?
– Ну какая? Она же одна все отделение на себе тянула. Хотя, там три ставки: заведующий и два врача. А кто в такую нищету пойдет? Кого туда заманишь, но главное, чем?
– И кто ж теперь там?
– Ха, угадайте с трех раз! Я, конечно же! Теперь на два отделения разрываюсь, на свое и четвертое!
– Нет, ну так же нельзя, в конце концов! Главный-то ваш хоть что-то делает по этому вопросу?
– Он только обещать большой мастер. А уж что он там реально делает, это неизвестно.
Да, печально слышать такие новости. Четвертое отделение занимается лечением неврозов. В свое время, оно славилось на всю область, попасть туда было мечтой многих пациентов. Каких только видов психотерапии там не проводилось! Но потом все засохло и зачахло. Доктора старой школы в частную медицину поуходили. И осталась вместо них одна единственная Александра Алексеевна, взвалившая на свои хрупкие плечи столь неподъемный груз. Разумеется, ей было уже не до психотерапевтических изысков. Дай бог успеть хотя бы медикаментозное лечение назначить да мегатонны документации отписать. В общем, упадок сплошной в некогда процветавшем отделении.
Теперь на следующий вызов поедем: болит нога у мужчины пятидесяти одного года. Да, с таким вызовом может справиться исключительно психиатрическая бригада и никто более.
Открывшая нам супруга больного, была весьма встревожена и растеряна:
– Я даже и не знаю, с чего у него нога-то так разболелась? Нигде не падал, все было нормально…
Больной, издавая рычаще-шипящие звуки, катался по кровати, пытаясь найти такое положение, чтоб невыносимая боль хотя бы поутихла.
– Уколите меня чем-нибудь, не могу больше! Я уж <туеву хучу> таблеток перепил, ничего не помогает! Ща мотор встанет!
– Да, сейчас уколем.
Обезболили наркотиком, сделали и дали все, что по стандарту положено. Наконец, поуспокоился наш больной, расслабился. Теперь можно и побеседовать.
– Раньше у вас такое бывало?
– Нет, первый раз в жизни! Побаливала, конечно, но уж не так, как сегодня. А еще она у меня в последнее время мерзнуть стала. Дома тепло, а нога ледяная, того и гляди, обморозится!
Ну и что мы имеем? Нога бледная, наощупь холодная, пульсации нигде нет и в помине. Артериальный тромбоз налицо. Сосудистые хирурги, конечно же, видоизменят этот диагноз, конкретизируют его, но для меня, мягко говоря, непрофильного специалиста, и этого вполне достаточно.
Вот и пообедать разрешили, а то уж давно пора. Но, до Центра еще и добраться надо. Пробки и пробки кругом… Мотоциклист, лавировавший между уныло ползшими машинами, внезапно включил во мне чувство опы. Ну ты, бармалей, хоть бы помедленней ехал-то! Но нет, в этот раз, опа оказалась неумолимо-грозной, и его все-таки сбили. Ах ты зараза мотоциклетная! Подбежали, а падший тип уже и встал! Причем самостоятельно, этак резвенько! От осмотра он отказался, но, тем не менее, его данные я записал, чтоб в ГИБДД сообщение передать. Да, несмотря на то что гаишники по любому приедут на это ДТП, сообщение передать все равно необходимо. А что делать? Уж такие у нас правила, не мной придуманные.
После обеда особо разлеживаться не дали. Через час вызов прилетел: психоз у мужчины тридцати восьми лет. И пикантная приписка: вызывает полиция.
Судя по припаркованным автомобилям, на месте уже работали полиция, коммунальные службы и спасатели. Стоявшие возле полицейской машины три женщины, решительно подошли к нам:
– Так, забирайте его, куда хотите! – ультимативно заявила одна из них. – Вы смотрите, что он наделал, скот!
– И что же он сотворил?
– Открыл кран в батарее и всех горячей водой затопил! Четыре этажа! Кто нам все возместит, а?
– Это все понятно, а скорая-то тут при чем?
– Что значит «при чем»? Вы все очень хорошо устроились, с себя ответственность снимаете! И вы ни при чем, и полиция, одни сплошные нипричемыши! А этот скот над нами всеми куражится, как хочет! Он уж третий раз до белой горячки допивается! Эх, жалко, что моего сына дома не было!
– Так, мы все поняли, сейчас разберемся!
Один из полицейских нам рассказал:
– Нас соседи вызвали. Он же тут прям настоящая звезда, никому скучать не дает! Сказал, что какие-то мужики приказали в батарее кран открыть. Ну он и подчинился, открыл. Потом начал во все квартиры ломиться, типа эвакуацию проводить. Пил он последний раз позавчера, на данный момент, дезориентирован. Думаю, что у него алкогольный делирий.
– О как! Не иначе у вас есть медицинское образование?
– Да, я медколледж закончил, фельдшером на ФАПе немного поработал. Потом в полицию пришел, а в институте МВД я еще и судебную психиатрию изучал.
– Спасибо, вы действительно грамотный специалист!
Злодея вывели из полицейского автомобиля. Мокрый и дрожащий, он являл собой чрезвычайно жалкое зрелище. Привели его в свою машину, печку включили и начали беседу беседовать.
– Ну что, Алексей, рассказывай, что ты там начудил?
– Да ничего я не чудил! Ко мне пришли четыре бойца из секретного десятого полка…
– Извини, перебью, а они сами так представились?
– Нет, зачем представляться, это и так понятно. Ну вот, они сказали, что в систему отопления залита не вода, а взрывчатка. И если ее не слить, то весь дом взорвется. Потом двое сразу под ванну спрятались, а двое в телевизор залезли. Я кран открыл, пусть, думаю, льется! Тут уж ни до чего, уж лучше пусть шмотки пострадают, чем люди! Ведь правильно же, да? Ну вот, пока текло, я побежал соседей предупреждать. А в пятьдесят третьей какой-то придурок мне по <хлебалу> дал! Да вообще, они все придурки! Вместо того, чтоб скорей на улицу бежать, они давай меня оскорблять и «посылать»! Идиоты, блин, конченные!
– Да, и не говори… Вот что значит черная людская неблагодарность!
– Во-во, а мен…, ой, полицейским я сразу сказал, что в батареях была взрывчатка. Не, точней ракетное топливо, забыл, как называется… Ну ладно, <фиг> с ним. Короче, из батареи как потекло, я сразу врубился, что это не вода. Там такая вонь пошла едкая, думал, задохнусь. Я, наверно, легкие себе сжег! А меня же и забрали!
– Ладно, не переживай, подлечишься, все нормально будет!
Да, вот и еще одна жертва алкоголизма. Соседей этого деятеля, разумеется, жалко, но, ничего с ним поделать нельзя. Советская система ЛТП (лечебно-трудовых профилакториев) давным-давно разрушена, но взамен ее не создано ничего. Мне могут возразить, мол, толку-то от этих ЛТП никакого не было, люди как пили, так и продолжали пить. Пусть так, но зато окружающие могли года два отдохнуть от алкоголика, доставшего их до глубины души.
Теперь поедем к мужчине пятидесяти лет, которого избили.
В квартире весьма притонистого вида встретили нас две дамы такой же внешности.
– Идите, его порезали!
– Как «порезали»? У меня же написано «избили»?
– Ну правильно, он его сначала избил и убежал. Я вас вызвала. А потом он вернулся, ножом его ткнул и опять убежал!
И вновь включилось во мне мерзкое чувство опы.
Пострадавший сидел на диване держась за грудь и тяжело дышал. Он был в сознании, но оно могло уйти в любой миг.
– Командир, сейчас загнусь… Помоги, а?
– Поможем, поможем обязательно!
Слева, как раз в области верхушки сердца, была колото-резаная рана. Давление сто на семьдесят, пульс, как и положено, частит. Дыхание учащенное, поверхностное. Дали кислород, стали щедро лить, разумеется, с вазопрессорным препаратом. Пока мои фельдшеры искали носильщиков, поинтересовался:
– За что тебя так?
– Не, старый, это наши дела, не надо ничего… Оль, Ларис, если сдохну, скажите Шраму и Веселому, что я никогда никого не сдавал! Никогда и никого!
К счастью, довезли без приключений.
Следующий вызов ждать себя не заставил: психоз у мужчины двадцати шести лет. И опять вызывает полиция.
Лица родителей были бледными и скорбными. Мама рассказала:
– Он уж третий год болеет. Четыре раза в больнице лежал. Он же отдельно от нас живет, не можем мы его постоянно контролировать, лекарства-то он, скорее всего, не принимает. А жить с ним невозможно. Он нас или поубивает, или просто в могилу сведет. Сегодня вдруг к нам прибежал босиком, в шортах. Злой, прямо озверевший, а главное, с ножом! Отца начал оскорблять по-всякому. Вообще непонятно, за что он на него взъелся и алкашом его обзывает? Нет, он выпивает, конечно, но уж точно не алкаш!
– Я же бывший полицейский, – сказал отец. – Уронил его, ремнем связал и полицию вызвал. Как раз наши парни приехали из батальона ППС. И мне, кстати, непонятно, откуда у него блатной жаргон появился? Ведь он же несудимый, никогда с блатотой не общался. У него высшее финансовое образование, до болезни в банке работал. Болезнь виновата, что ли?
– Нда… Пока трудно сказать.
Больной сидел на диване под строгим надзором двух полицейских. Лицо неживое, как маска, ни единой эмоции.
– Здравствуйте, Николай, что случилось, расскажите.
– А вы у этого алкаша спросите!
– Ну и за что вы его так?
– За то, что он мелкая, ничтожная личность. Такие на тюрьме под шконками живут! И это существо еще и воспитывать меня пытается! Да он и сейчас пьяный, вы что, не видите, что ли?
– Вот представьте себе, не вижу. Мне непонятна ваша, мягко говоря, нелюбовь к нему.
– Ну нет, нельзя сказать, что я не люблю отца. С чего вы так решили?
– Скажите, а вы нуждаетесь в лечении?
– Да, выходит, нуждаюсь, но это ненадолго. На Земле появились два кольца, и теперь все будет по-другому.
– А от чего вам нужно лечиться?
– Не знаю, это папа так сказал. Я, в общем-то, согласен.
– Вот и хорошо. А какие-то планы на будущее у вас есть? Вот вы пролечитесь, выпишетесь, а дальше, чем будете заниматься?
– У нас в городе есть спортивное братство, там нормальные пацаны. Я же раньше по-серьезному в футбол играл. Так что они меня не бросят и смотрящим поставят.
– Ну что ж, замечательная должность. И что же вы будете делать?
– Посмотрим, как на барабанах жизнь будет идти. Все еще впереди. Все будет по-другому.
Поскольку документов с диагнозом у них не было, могу предположить, что Николай страдает параноидной шизофренией. Строительный материал шизофрении – схизис, он же расщепленность и разорванность психических процессов, ярче всего выразился в двойственном отношении Николая к отцу. В нем сочетались прямо противоположные чувства: он ненавидит отца, считая его алкашом, мелкой, ничтожной личностью и вместе с тем, любит его и признает его авторитет. Нет, он не метался между любовью и ненавистью. Они в нем просто мирно сосуществовали. Вот в этом-то как раз и заключается отличие здоровой психики от шизофренической. Да, психически здоровый человек так же может испытывать прямо противоположные установки. Но при этом, он мучается выбором и внутренней борьбой. А вот у больного человека никакой борьбы нет, эти противоположности его не мучают, а спокойно живут, как хорошие соседи в коммуналке. Нормальные психические процессы являются единым механизмом, все детали которого взаимосвязаны. Тогда как у больных шизофренией такого единства и взаимосвязанности нет, их механизм разлажен.
Вот и закончилась моя смена. Наркотики сдал, планшет передал сменщику, переоделся и пошел. И уже на остановке меня прострелило: сообщение-то в полицию по ножевому ранению я не передал! Так и пришлось возвращаться. Достаточно далеко, но для бешеной собаки семь верст – не крюк!
А на следующий день, в лесу меня встретил расцвет грибного сезона. И как же я пожалел, что взял лишь небольшое восьмилитровое ведерко! Но выручил меня большой пакет-майка, с незапамятных времен, лежавший в моей лесной сумочке. Белых грибов было столько, что ведро и пакет насобирал достаточно быстро. А затем неимоверным усилием воли заставил себя повернуть обратно на выход. Ведь было бы большей трагедией найти еще неисчислимое количество грибов, которые, при всем желании, не возьмешь: куда их класть-то? Да, ненормальным стал лес в этом году. Ведь когда такое бывало, чтоб грибной сезон в октябре только начинался? Но ничего, будем надеяться, что к будущему году, погода, лес и Леший от своей ненормальности избавятся. Хотя исключать рецидив я бы все-таки поостерегся.
Все фамилии, имена, отчества изменены.э
Безумный психиатр
Вот и иссякла золотая осень. Унылым стал город, холодным, неуютным. Деревья с кое-где не опавшей желтой листвой, смотрятся неопрятно, неряшливо. Хоть и держится относительное тепло в плюс семь, но к прогулкам эта грустная серость как-то не располагает. По этой-то причине, от остановки до работы прошел я быстрым шагом.
А скорая встретила меня нешуточными разборками у туалета.
– Да это что такое творится-то, а?! – обратилась ко мне уборщица Елена Ивановна. – Вы посмотрите, что тут наделали! Ведь все везде обо*рали и обо*сали!
– Дык это ж в натуре не я, начальник! Отвечаю, век воли не видать! Я ж только сейчас на работу пришел! Зачем на меня чужую делюгу вешаешь?
– Ой, Юрий Иваныч, да при чем тут вы? Здесь такие дела серьезные творятся, а вы прикалываетесь! Да обо всем случившемся нужно бить во все колокола!
– Хорошо, сразу после нашего разговора пойду бить.
– Кого?
– В колокола, естественно.
– Да ну вас на фиг, Юрий Иваныч!
Тут подключился к диалогу фельдшер Наумов:
– Юрий Иваныч, а вот если рассудить дедуктивно, то что получается? Посторонние сюда не ходят. Значит, остаются только коллеги, причем из нашей второй смены. Ведь дело-то было сделано утром, примерно в пять тридцать, когда новая смена еще не пришла.
– Ну слушайте, Алексей Василич, может, у того неизвестного коллеги авария случилась, не успел на унитаз вскочить? Зачем уж так сурово-то?
– Не-не-не, Юрий Иваныч, никакой аварии! Там был направленный выстрел в стену! Она вся обгажена! Ну а потом, там же все так обо*сано, как будто из шланга поливали и туда-сюда мотали!
– Так ведь можно запись с камеры посмотреть, кто в это время входил-выходил?
– Нет, ничего не получится: в этом месте как раз мертвая зона.
– Да, конечно, странно все это. С одной стороны, все люди у нас вменяемые, маргиналы с дегенератами здесь не работают. А с другой – ведь кто-то же это все-таки сотворил? Но, как бы то ни было, а преступление так и останется нераскрытым…
Объявили конференцию. Как всегда, выслушали доклад старшего врача предыдущей смены. Когда тот дошел до инфарктов, главный вспылил:
– Ну что за е… эээ за безобразие такое, а? Шесть инфарктов и нигде не выполнен тромболизис! Опять, что ли, начинается?
– Ну так, наверное, противопоказания были, вот и не сделали? – попытался оправдаться старший врач.
– Слушайте, Дмитрий Алексеич, а к чему вы мне это сказали? Вы же сами отлично знаете, что противопоказания к тромболизису должны быть подробно обоснованы в карточках. И мы с вами оба знаем, что ни черта там не написано!
Покраснел старший врач аки двоечник у доски и не нашелся, что ответить. Ну а главный подвел суровый итог:
– В общем так, коллеги, разговор на тему игнорирования тромболизиса, у нас с вами был в декабре прошлого года. Сейчас опять все повторяется. Поэтому, вот прям с сегодняшнего дня, начинаем жесткий контроль. Если тромболизис не будет сделан, а в карте ничего не расписано, то тогда не обессудьте. Все, хватит, мне уже надоело!
Хоть и поднимал я эту тему неоднократно, но все же напомню, что тромболизисная терапия – это введение специального лекарственного препарата, растворяющего тромб. Разумеется, такое пояснение является крайне упрощенным. В действительности же, здесь далеко не все так просто. Да, подавляющему большинству «инфарктных» пациентов, тромболизис несомненно нужен и полезен. Однако не стоит сбрасывать со счетов и меньшинство, когда всяка бяка может приключиться. Но, от озвучивания каких-либо выводов воздержусь. Вместо них, скажу лишь одно: меня полностью устраивает, что нашу психиатрическую бригаду не обязывают выполнять это действо.
Первым же вызовом была боль в груди у женщины сорока трех лет. Нет, все, прекратил я свои возмущения непрофильными вызовами. Ибо окончательно смирился с ними и теперь воспринимаю, как нечто естественное. Лишь бы только роды не давали, а со всем остальным при помощи профессионализма и такой-то матери, как-нибудь справимся!
В ухоженной и прекрасно обставленной квартире царило форменное безобразие. Точнее сказать, потоп со всеми, так сказать, вытекающими последствиями. Уж простите за такой каламбур. Встретили нас крайне возмущенные супруги.
– Вон, видите, какая красота у нас творится? – гневно сказала она, указывая на окружающую обстановку. – Эти верхние уроды поставили душевую кабину и что-то не так сделали. Ну и водопад случился. Ой, боже, боже мой, в какую беду мы попали!
– Это мы поняли и вам сочувствуем, ну а скорая-то зачем нужна?
– Ой, да у меня от всего этого что-то сердце защемило. Не сильная боль, а какая-то ноющая. <Название общеизвестных «сердечных» капель> не помог, все равно ноет и ноет.
– А давно ноет?
– Да уж часа два, наверное.
Вот и выползла лента из кардиографа. И ничем она не порадовала. Сразу бросились в глаза отрицательные зубцы Т и депрессии сегмента ST. Нет, бедолага сегмент не расстроился, погрузившись в унылое настроение. Депрессия – его смещение ниже изолинии, говорит об ишемии миокарда. Если сказать проще, то сердечная мышца не получает достаточного количества крови. Сделали тропониновый тест, но, к счастью, результат был отрицательным. А это вселяло определенную долю оптимизма.
– Ну что, Ирина Николаевна, сейчас мы вам помощь окажем, а потом поедем в кардиодиспансер.
– Ой, господи, а что у меня инфаркт что ли?
– На данный момент, говорить об инфаркте преждевременно. Но сердечко подлечить нужно именно в стационаре.
Выставил я Ирине Николаевне «Острый коронарный синдром без подъема сегмента ST». Такой диагноз ставится на догоспитальном или раннем госпитальном этапе, пока нет возможности сделать окончательный выбор между инфарктом и нестабильной стенокардией.
Следующим вызовом был психоз у мужчины сорока восьми лет.
В прихожей нас встретила пожилая женщина – мама больного, настроенная весьма решительно:
– Так, забирайте и увозите этого паразита! Второй день меня донимает, надоел хуже горькой редьки! Ведь это что такое-то, со вчерашнего вечера колобродит! Почти не спит, с кем-то ругается, кого-то обзывает, угрожает!
– А если поточней, с ним что происходит-то?
– Ой, ну понятно что, белая горячка! Уж не грипп же!
– Ну а почему раньше не вызвали?
– Да понимаете как… Обычно он как раздурится, я ему выпить налью, и всегда помогало. Уснет, проснется, и как будто ничего не было. И в этот раз все ждала, может пройдет, а вот нет…
– Давно пьет-то?
– Давно, считай, всю жизнь! Как начал в девяносто четвертом, когда из армии пришел, так и не прекращает. Ни семьи, ни работы. Пропащий человек, чего уж тут говорить-то…
Больной, находившийся всего в паре метров от нас, разговором о себе ничуть не интересовался. Он активно участвовал в разборках с кем-то невидимым, громко ругаясь, как и положено, матом. Судя по всему, ему были безразличны не только события вокруг, но даже и своя собственная внешность. Сальные нестриженные волосы, клочковатая щетина на одутловатом лице, резкий запах мочи.
– Так, Сергей, а ну-ка, отвлекись! Давай, садись на диван! Садись, садись, сказал! Вот и молодец. А теперь рассказывай, с кем ты тут ругаешься?
– Дык я и сам-то их не знаю, вообще не понимаю, с чего они до меня <докопались>, <средства предохранения, распутная женщина>!
– А чего они от тебя хотят-то?
– Да <фиг> их знает! Просто издеваются и все. Оскорбляют по-всякому, алкашом конченным обзывают. Можно подумать, сами не пьют!
– А есть такие, кто тебя хвалит?
– Есть одна бабенка, но ее <фиг> поймешь. То говорит, что я – самый лучший человек на Земле, то ее от меня тошнит и мою рожу она видеть не хочет! Я уж ей сказал, ты, говорю, определись, чего тебе надо-то?
– Ты их не видишь, а только слышишь?
– Не, ни разу не видел.
– А откуда они слышатся?
– Откуда-то сзади.
– Понятно. А ты не пытался выяснить, кто они такие?
– Да откуда я знаю? Что они мне, докладывают, что ли?
– Они тебе угрожают?
– Да, говорят, на счетчик поставим, только за что, непонятно. Придется, наверное, в ментовку идти. Я же чувствую, что они с меня просто так не слезут.
– Сергей, а ты никогда не думал, что все эти «голоса» идут от болезни?
– Нет, а при чем тут болезнь? Я что, «шизик» что ли?
У Сергея – классический алкогольный галлюциноз. Нет, не делирий с псевдонимом «белка», а другой вид алкогольного психоза. Алкогольный галлюциноз развивается исключительно у ветеранов алкогольного движения, головной мозг которых значительно поврежден энцефалопатией. Начинается он обычно внезапно и, в подавляющем большинстве случаев, приобретает хроническое, затяжное течение. В отличие от делирия, зрительных галлюцинаций, как правило, не бывает. А «голоса», в отличие от шизофрении, слышатся не из собственного тела, но всегда откуда-то извне. При этом у больных имеется бредовая трактовка галлюцинаций и ни о какой критике к болезни, разумеется, речь не идет. Лечение всегда долгое и трудное, а если откровенно, то зачастую безуспешное. Ведь залогом успеха является полный отказ от алкоголя. Но в отношении таких Сергеев подобное условие, конечно же, невыполнимо. Во всяком случае, я уже большой мальчик и в сказки давно не верю. В итоге увезли мы болезного в наркологию, давно ставшую ему родным домом.
Ну что, уже второй час, надо бы и пообедать. Говорят, иногда полезно. Все, разрешили, едем на Центр.
Пообедали ну и как всегда на боковую залегли. А с боковой вызов поднял. Поедем перевозить больную сорока одного года из ПНД в областную психиатрическую больницу.
Врач Галина Андреевна, передав мне направление, пояснила:
– Параноидная шизофрения, непрерывное течение. Сенесто-ипохондрический бредовый синдром. Больная проблемная, у нас второй год наблюдается. Убеждена, что у нее кишечник не работает и весь организм отравляет. Обошла всех врачей, кого только можно. В Москву сто раз ездила. Да ладно в Москву, она аж до Военно-медицинской академии в Питере добралась! В общей сложности накопила две огромных папки меддокументации. Пришла к выводу, что все врачи сговорились и хотят ее погубить. В нашем стационаре много раз лечилась, на полгода, как минимум, помогает. Хотя как помогает? Бред хоть полностью и не купируется, но во всяком случае не так сильно ее донимает. Научилась она с ним сожительствовать. До нового всплеска, когда дальше терпеть уже сил нет. Сегодня сама пришла и попросилась в свое любимое тринадцатое отделение.
– Понял, сейчас увезем!
Больная, миниатюрная, худенькая, напоминающая девочку-подростка, сидела пригорюнившись в фойе. Возле нее стояли две огроменные клетчатые сумки. Да, сразу видно, что пациентка опытная и к долгому лечению подготовилась основательно.
