Дмитрий Янковский
Штурм бездны: Море. Цикл «Охотник»
Глава 3. «ИСХОД»
Вершинский помог нам наловить рыбы для ребят, затем снарядил свой карабин активным гарпуном, на случай, если столкнемся с тварями на пути в поселок, и мы двинулись обратно. Путь наш лежал на восток, прочь от реки, к двум достаточно высоким холмам, вздымавшимся чуть больше, чем в километре от моря.
Не смотря на тяжелую поклажу из рыбы и заметную хромоту Вершинского на правую ногу, шагали мы достаточно быстро, стараясь поскорее выбраться из опасной зоны, где еще могли рыскать земноводные твари. Впрочем, змеевики могли отползать от воды и на десяток километров, этим, собственно, и объяснялся выбор места для поселка.
После крушения взрослым пришлось принимать решение, как далеко уходить от лайнера, совершившего вынужденную посадку. От него до воды километр. Это слишком близко. А бросать лайнер и уходить в леса, на восток, не очень умно, так как пришлось бы очень много на себе перетаскивать. И все равно бы не удалось перенести в одну ходку, да и в десять не вышло бы. Но, к счастью, при самой первой разведке, взрослые нашли довольно большой карьер, где некогда добывали известняк, скорее всего для строительства. Карьер представлял собой двухсотметровую воронку на вершине холма с отвесными склонами. И хотя отвесным склон был только со стороны реки, с севера упирался в развалины небольшого города, а с востока был окружен лесом, но этого вполне хватало. Змеевики – глупые твари. Они прут всегда по кратчайшему пути от воды до цели, и им, чтобы до нас добраться, в любом случае надо карабкаться вверх по отвесной известковой стене. А сделать этого они не могли – падали и взрывались.
В общем, поселок основали в хорошем месте, прямо на дне карьера. И лайнер рядом, и твари не добираются, и озеро прямо в карьере. Его наполняли дожди и подземный ключ, бивший со дна. В озере можно было купаться и пить из него. Это было очень удобно и экономило массу сил.
Конечно, расслабляться было нельзя, и мы всегда держали часовых со стороны реки на кромке карьера. В любую погоду, особенно в дождь, когда жабры тварей не пересыхали, давая им возможность пробираться на приличные расстояния. Один раз когда ливень шел неделю кряду, пяток патрульников несколько часов пытались штуромвать стену, потом начали искать обходной путь. Мы одного забили, кидая сверху острые глыбы, а потом он рванул и убил другого. Остальных же пришлось отстреливать из ракетных ружей, расходуя драгоценные боеприпасы.
– Поселок там? – спросил Вершинский, когда мы вышли из леса, и на холме стало видно троих часовых с винтовками.
– Ага, – с довольным видом ответил я.
– А забираться как?
– По веревочной лестнице, – ответила Ксюша, и осеклась.
Я тоже чуть сбавил шаг. До нас дошло, что Вершинский не вскарабкается по веревочной лестнице на высоту в сорок метров.
– Или в обход, – сказал я подумав. – Не особо далеко. Крюк километра в три получится, если по старой дороге.
– Лучше в обход, – глуховатым тоном сообщил Вершинский.
Я понял, что ему и карабин-то тащить не просто, не то что по лестницам карабкаться. Но предложить помощь я постеснялся.
Ксюша помахала часовым рукой, а я поглядел в бинокль на их реакцию. Заметили. Хорошо, не придется в воздух палить. А то бывало, что пригреются на солнце. Старшим сегодня был Щепа, он тоже глядел на меня в бинокль.
«Кто с вами?» – спросил он жестами на языке охотников.
«Сам Вершинский», – ответил я.
Щепа показал жест, который означал вопрос: «у тебя достоверная информация?» Но в контексте было понятно, что спрашивал он, шучу я или нет.
«Не шучу», – показал я побуквенными жестами.
Так говорить получалось медленнее, чем жестами-понятиями, но зато разночтений не возникало.
«С Луны свалился?» – Щепа тоже перешел на побуквенные жесты.
«Из моря. Он старый, не поднимется по стене. Пойдем в обход».
«Принял», – ответил Щепа, и послал одного из часовых вниз, в поселок.
Я покосился на Вершинского. Он-то наверняка понимал Язык Охотников, и вряд ли ему понравился набор жестов, выражающий смысл «он старый». А может, ему было без разницы. Я не представлял, что может чувствовать мужчина в его возрасте. Меня бы эпитет «малявка» обидел, хотя, по факту, я как раз малявкой и был.
Мы направились на север, в обход холма. Вскоре из сухой осоки и зарослей чертополоха проявилась старая и сильно растрескавшаяся от времени дорога. За долгие годы стеклоновое покрытие кристализировалось на солнце, и теперь отсвечивало радужными отблесками на сколах. Мы с Ксюшей давно здесь не были, нам проще было подняться по лестнице, а не топать в обход.
Чем больше мы продвигались на север, тем целее становилась дорога. Трещины виднелись только по краям, а посередине покрытие было ровным и гладким, отливало антрацитовой чернотой и от него, нагретого солнцем поднимались потоки теплого воздуха. Впереди показались первые развалины, пока еще одноэтажных зданий. Судя по компрессионным ангарам, когда-то здесь стояла водородная станция. За развалинами начинались густые заросли миндаля и сирени. По весне зацветали сначала деревья, потом кусты, и тогда мы ломали ветки сирени, чтобы порадовать наших девчонок. Это не вредило сирени, от этого она лишь гуще росла.
Вершинский принюхался. У меня нюх тоже не последний, но я ничего не чувствовал, кроме запаха пыли, нагретого солнцем стеклона и грибного духа из теней кустарника.
– Что там дальше? – спросил Вершинский.
– Развалины. Город. Дома до четырнадцати этажей.
Вершинсктй опустил карабин к ноге, достал из герметичной сумки на боевом каркасе карту, и пару минут ее изучал.
– Очень интересно, – произнес он. – Город Инкерман. Тут должны быть штольни. Вы их находили?
– Что? – Я не понял смысл незнакомого слова.
– Штольни, такие подземные тоннели. – пояснил Вершинский. – Очень большие. Там был расположен завод по производству вин.
– Мы тут почти не бывали. – Ксюша пожала плечами. – У моря интереснее, там корабли. Взрослые проводили разведку, но ничего интересного не нашли. Они организовывали экспедиции на юг, в большой город. Оттуда приносили оружие, лекарства…
– Сюда как быстрее добраться? – Вершинский ткнул пальцем в карту.
Я сориентировался и ответил:
– Это наш холм, только северо-западный склон. Это дальше, чем нам сворачивать, если идти в поселок.
– Надо бы посмотреть. Странно, что вы не знаете о штольнях. В них укрываться надежнее и проще, чем на холме.
Честно говоря, меня разобрало любопытство. Я попытался представить большие тоннели в горе, но я понимал, что представлю все равно не то, что есть на самом деле.
– Сходим, – ответила Ксюша, все решив за меня. – Но если бы эти ходы там были, взрослые бы их нашли.
Мы продрались через кусты сирени, но за ними было не лучше. Улицы города между руинами домов тоже изрядно заросли чертополохом, шиповником и христовой колючкой. Особенные хлопоты доставляла христова колючка – если ее шипы впились в одежду, то надо освобождаться осторожно, а то еще больше зацепишься с каждым движением.
От домов, по большей части, остались только бетонные каркасы. Всю кладку, да и вообще все, в чем были щели, развалила и растащила растительность. Сначала в щель набивалась пыль, затем там прорастало семечко, и начинался процесс. Поэтому город больше всего походил на одновременно замершие скелеты великанов. Даже под ярким солнцем среди бела дня это вызывало тягостное чувство. Отчасти и поэтому мы сюда никогда не совались.
Ближе к холму кустарник на улицах сменился деревьями, в основном это была акация, отчасти миндаль, кривоватый, похожий на карликов с поднятыми руками, а так же молодые пирамидальные тополя с серебристой листвой. Двигаться стало легче, и мы прибавили шаг. Наконец мы оказались в тени, которую отбрасывал крутой склон холма. Мне стало совсем не по себе, и я, честно говоря, пожалел, что мы послушали Вершинского, и поперлись сюда, неизвестно зачем.
Я понимал, что крупных тварей тут быть не может, от моря уже далековато, но вот змеевики, наоборот, могли прятаться в тени, чтобы жабры не пересыхали. Я остановился и принюхался, силясь уловить характерный запах. Но не его я почуял, а едва уловимый запах падали.
– Что-то не так? – тут же насторожился Вершинский.
– Мертвячиной воняет, – сообщил я. – Может птица издохла, может змеевик не успел вернуться в море.
– Змеевики всегда взрываются, когда умирают, – покачала головой Ксюша.
Я знал это не хуже нее, а сказал лишь затем, чтобы напомнить Вершинскому о биотехах. Впрочем, это было глупостью. Уж кто-кто, а он о биотехах думал, наверное, всегда. Мы свернули на боковую улочку, и вскоре нашли дохлую чайку. Воняло определенно от нее. Но нельзя сказать, что меня это сильно успокоило. Скорее даже наоборот.
Я поднял голову, и посмотрел на листву молодой тополиной поросли, торчащей из окон верхних этажей. Одна сторона листьев у тополей была темной, другая серебристой, и по ним из-за этого легко было определять силу и направление ветра. Направление мне не понравилось. За нашей спиной осталась небольшая площадь, и тут ветер крутило вихрем. Я понимал, что до меня попросту не долетают никакие запахи со стороны. А это плохо.
Я хотел было что-то сказать, но в этот момент Вершинский, совершенно неожиданно для меня, резко развернулся, одновременно скидывая карабин с плеча, и почти без прицела, с бедра, шарахнул гарпуном в заросли акации, из которых мы недавно выбрались. Воздух рассекло струйкой пара, оставшейся за стабилизаторами снаряда, а через миг глухо ударило сначала одним взрывом, затем сразу вторым, намного мощнее первого. Мы с Ксюшей бросились на землю, Вершинкий лишь присел на одно колено. Ударная волна прошла через нас упругим жаром, и со шмелиным воем мимо пронеслось несколько крупных обломков сучьев. А вот у нас за спинами, подточенное дождями и редкими морозами, осело довольно большое здание, подняв в воздух настолько густую тучу пыли, что мы на время потеряли друг друга из вида.
Я тут же кинулся к ближайшему зданию, где его помнил, чуть не налетел башкой на бетон, но проскользнул в оконный проем цокольного этажа и занял стрелковую позицию. Ракетное ружье – не то оружие, из которого можно палить попусту, не видя куда. Так что я даже не стал снимать его с предохранителя, всегда успею.
– Все живы? – донесся до меня хрипловатый голос Вершинского.
– Со мной порядок! – отозвался я.
– Все отлично! – раздался звонкий голос Ксюши.
Вскоре, в вихрящихся клубах пыли я разглядел прихрамывающую фигуру в гидрокостюме. Это был Вершинский, и карабин он держал наготове, уже снарядив его вторым гарпуном. Меня это обеспокоило. Судя по мощному взрыву, выстрел Вершинского достиг цели и угодил в какую-то крупную тварь. Сам гарпун так рвануть не может. Но как биотех, тем более крупный, мог оказаться так далеко от моря? И если один тут, так близко от нашего поселка, то и другие могут остаться.
– СМ-1200, – произнес Вершинский, забираясь ко мне в окно. – Такой же, каких вы сегодня прикончили.
– Далековато от моря, – произнесла Ксюша, закашлявшись от пыли.
– Могут быть и другие, – предупредил Вершинский. – Если я прав, у них тут может оказаться нечто вроде гнезда. Далеко ваш поселок?
– До карьера отсюда километра два по прямой, – ответил я.
– Ладно, подкрепление звать не будем, – заявил Вершинский. – Попробуем сами справиться. Но соблюдать осторожность и двигаться только за мной. Все ясно?
Мы с Ксюшей по очереди кивнули.
– Даже если бы захотели, не смогли бы позвать, – добавил я. – Рации нет.
– Вообще? – удивился Вершинский.
– Вообще есть, но они на крайний случай, и на рыбалку мы их не берем. Там, что случись, рация не поможет. А их не так много.
Пыль постепенно рассеивалась вихревым сквозняком, крутившимся на площади. Вершинский поднял с земли оброненную карту, покрывшуюся серым порошком раскрошенного строительного композита, и снова с ней сверился. Ступая за ним, мы добрались до склона холма, но сразу стало ясно, что искать тут особо нечего. Склон холма несколько раз обрушался с этой стороны. То ли от ударной волны, долетавшей от взрывов в море, то ли его подтачивали подземные воды. Так или иначе о поиске входов в какие-то подземелья не могло быть и речи – вдоль всего склона валялись глыбы, против которых не хватило бы всей имевшейся у нас взрывчатки.
– И все же СМ-1200 как-то сюда прополз, – задумчиво произнес Вершинский, перепрыгивая с глыбы на глыбу. – Я думал, что выходы штолен сохранились, а сами ходы залиты водой и сообщаются с морем.
Я подумал, что нам бы пришлось несладко, окажись старик прав. У нас бы тогда под боком оказались, без преувеличения, врата в обитель чудовищ.
Мы двинулись обратно тем же путем, каким сюда и пришли. Ксюша показала мне за спиной Вершинского, чтобы тот не видел, жест, означающий крайнюю степень удивления. Я ей ответил:
«Да, старик отжег».
Неожиданно Вершинский обернулся.
– Я может и старик, – произнес он вслух. – Но не рекомендую думать, будто что-то можно незаметно сделать у меня за спиной.
«У него глаза на затылке что ли?» – подумал я с беспокойством.
Честно говоря, я представления не имел, как можно было увидеть мои или Ксюшины жесты. Разве что у него только в боевом каркасе припрятано какое-то распознающее устройство. Но это я посчитал маловероятным.
Осмотрев место взрыва, мы нашли куски панциря и лапу патрульника. А они редко, почти никогда не бродят по одному.
– Вот я старый дурак! – воскликнул Вершинский с довольным видом, и хлопнул себя по лбу свободной от карабина ладонью. – Это ведь город! Город, понимаете? А в приморских городах канализационные тоннели всегда выходят к морю, где стоит очистная станция. Очистная станция давно разрушена, а потому сейчас под нашими ногами плещется море. Надо найти люки!
Я сразу понял, о каких люках идет речь. Только в том городе, где мы жили до злополучного полета на баллистике, канализация не вела в море. Через пять минут поисков, мы нашли сначала наглухо забитую ливневую решетку, а затем и металлический люк, с зияющей трещиной посередине. Вершинский вынул из ножен боевой кинжал, подковырнул им половинку люка, и, не заглядывая, кинул вниз расчекованную ручную глубинную бомбу.
– В стороны! – приказал он. – Замедлитель на пятнадцать секунд!
Взрывом шарахнуло мощно. Остатки крышки люка вынесло в небо, как снаряд из пушки, а через миг следом ударил вверх мощный фонтан, выплеснувший не только воду, но и пятерых змеевиков. Ксюша среагировала быстрее меня, поразив двух тварей двумя выстрелами из винтовки, едва их туши шлепнулись в размокшую пыль. Те рванули, сбив нас с ног ударной волной, но зато и другие твари детонировали. Старые руины, и без того доживавшие свой посмертный век, не выдержали натиска нескольких взрывов, и начали оседать, как снег под лучами весеннего солнца. Стало почти темно, как бывает за пару минут до рассвета, пыль закрыла солнце, и сквозь ее клубы на нас еще несколько секунд рушился поток водяных брызг. Пыль и земля под нами раскисла, и мы, когда поднялись, сделались похожими на упырей, которые в полночь вылезли из гнилого болота.
– Красавчик! – рассмеялась Ксюша.
– На себя посмотри! – Я показал ей язык и обратился к Вершинскому: – Патрульник через такой люк не выберется.
– Очевидно. – Он кивнул. – Значит, есть дыра побольше. Или провал где-то, или они вылезают через развалины насосной станции. Это надо будет учесть, но того, что я искал, мы не нашли. Так что веди в поселок.
Я выполнил указание не без удовольствия. Не очень-то хотелось встретится с чем-нибудь крупным на узкой улочке между развалинами.
– А что конкретно вы пытались найти? – решилась спросить Ксюша.
На мой взгляд она уже, на каком-то генетическом уровне, начинала понимать свою власть над мужчинами, и предполагала, что ей не откажут.
Но Вершинский промолчал, внимательно оглядывая окружающее пространство.
– Я поняла, что вы искали штольни винного завода. Но зачем? – не унималась Ксюша. – Если для выхода к морю, то мы его нашли, мне кажется. А еще зачем?
– Я же вроде говорил, – покосившись на нее, ответил Вершинский. – В штольнях могут быть важные ресурсы. У меня есть данные, что подземные сооружения вблизи моря использовали военные для своих нужд. Задолго до войны. Но я точно не знаю, какие из штолен.
– А их несколько? – Я не смог сдержать удивления.
– В этом районе мне известно два места с подземными сооружениями. Это штольни винного завода, но они завалены, а другие штольни морских арсеналов. Они интересуют меня намного больше, но они на другой стороне реки. То место нахрапом не взять, судя по снимкам с орбиты.
На подходе к поселку нас встретили часовые. Для них появление Вершинского было не меньшим чудом, чем для нас с Ксюшей, но все старались вести себя сдержанно.
– У вас есть кто-то главный? – напрямую спросил Вершинский.
– Конечно, – ответил я. – Дохтер. Он единственный взрослый из нас.
– Мне надо с ним поговорить.
– Он уже ждет, – сообщил один из часовых по прозвищу Баклан. – Рыбы принесли?
Я чуть подпрыгнул, чтобы показать, что ранец за спиной не пустой.
– Это супер! – Баклан приободрился, он был известным любителем скушать лишнего, за что и получил свое прозвище. – Тащите на камбуз. Мы Вершинского сами к Дохтеру отведем.
Он был прав. Мы с Ксюшей двинулись по тропинке направо, она вела к хозяйственным постройкам, а Вершинский с часовыми отправились по более крутой тропинке налево, туда, где располагалось жилье.
На камбузе дежурил Пучеглазый. Видно было, что новость о прибытии Вершинского дошла до него, он суетился больше обычного, но тоже не хотел показывать излишних эмоций.
– Хорошая рыба сегодня, – приговаривал он, хотя рыба была самой обычной. – И много как наловили.
– Нам помогли, – я решил избавить его от мучений и попыток «сохранить лицо». – Слышал, мы кроме рыбы Вершинского в море выловили?
– Ну. Щепа рассказал всем. Но без подробностей. Как вы его нашли?
– Говорю же, выловили. Из моря. В самом прямом смысле слова.
Мы с Ксюшей вкратце рассказали Пучеглазому, что произошло на берегу. Тот местами удивлялся, поржал в том месте, где мы описали выражение лица Вершинского, когда он вернулся из леса, держа ус патрульника, а потом спросил напрямую:
– Они нас спасут?
– Они? – Ксюша вздернула брови.
– Ну, охотники.
– Он один, – ответил я, и опустил глаза. – Один и без связи.
Дальше пришлось разбирать рыбу молча. Мы с Ксюшей помогли ее почистить и выпотрошить, после чего делать на камбузе нам стало совсем нечего.
– Не хочу в поселок, – призналась Ксюша.
Я не мог себе объяснить почему, но меня тоже туда не тянуло. Наверное, беда была в том, что появление людей в нашем затерянном мире должно было все изменить. Оно, конечно, изменит. Но не совсем так, как нам бы хотелось.
– Пойдем на Край, – предложил я.
Краем мы называли небольшой участок выработки, где она производилась сразу с двух сторон карьера, с внутренней и внешней. В результате часть холма превратилась в высоченную, метров шестьдесят высотой, белую стену из оголенного известняка. Туда мало кто ходил, но оттуда открывался великолепный вид одновременно на Западную Гору со Склоном Циклопов, на море, на реку и на поселок. Это было «наше место». Мы с Ксюшей забирались туда и подолгу молча сидели, глядя на живописные красоты. Ксюша бала единственным человеком на свете, с кем интересно было молчать, а не только болтать без умолку. Хотя и поболтать с ней было приятно, но тем для разговора в нашей жизни было не так уж много. А вдыхать запах ее волос я мог бесконечно. Ксюша наверное не знала, а может и догадывалась, почему днем я садился так чтобы она оставалась между мной и морем, а вечером, наоборот, садился ближе к морю. Все дело было в бризе. Днем он дул с моря, вечером с берега. Я садился так, чтобы он всегда дул от Ксюши ко мне. Мне нравилось, как она пахнет.
Мы скинули ранцы, отложили оружие, и уселись на гребне «стены», примяв горькую полынь и пряные степные травы. До одури хотелось Ксюшу обнять. Не так, как в кино это делали взрослые, а просто положить руку на плечи. Но я сдержался.
– У меня странное чувство, – поделилась Ксюша, неожиданно прижалась ко мне и без затей положила голову мне на плечо. – Вершинский… Он опасный.
– Не мудрено, – я чуть было не пожал плечами, для меня это было очень привычное и естественное движение, но тогда бы я потревожил Ксюшу. – Он охотник. Убил много тварей. И много людей.
– Да. Он другой, чем мы. Не просто старше, а совсем из другого теста. Тебе не показалось, что он нас водит за нос?
– В каком смысле?
Нельзя сказать, что я вообще ее не понял, но лучше было уточнить.
– Когда он предложил починить батиплан, это на меня произвело сильное впечатление, – произнесла Ксюша, не отрывая щеки от моего плеча. – Я прямо представила, как мы ныряем, и все такое. Потом представила, как Вершинский нас учит управлять кораблем, и мы всем поселком выходим в море под прикрытием батиплана…
– Ну, да. У меня тоже такие картинки в голове нарисовались.
– Но когда он предложил сначала пойти в город, искать какие-то штольни, вместо того, чтобы прямиком дуть к Дохтеру в поселок, я как-то призадумалась. А потом он начал искать канализацию, потом сказал про другие штольни. Это странно для человека, который прибыл сюда, как рассказал, чтобы захватить уцелевшие корабли в бухте.
– Да странно, – ответил я. – Думаешь, он нам заливает цистерны, потому что мы дети? Ляпнул про батиплан, чтобы нас воодушевить?
– Не знаю. Все же Вершинский. Но он одержимый, это однозначно. И непонятно, что у него на уме. И я не знаю, как ко всему относиться. Но его рассказ вызывает сомнения.
– У нас особо и выбора нет, – подумав, ответил я. – Или жить, как жили, до конца дней, или попробовать что-то другое.
Ксюша подняла голову с моего плеча, потерла щеку, и глянула с обрыва на море.
– А ты бы что выбрал? – спросила она, и легла у моих ног, положив затылок мне на бедро.
У меня чаще забилось сердце.
– Я хочу быть с тобой, – едва выдавил я из себя, боясь, что если сделаю паузу, на продолжение может не хватит духу. – По-настоящему.
– По-взрослому, ты хотел сказать? – она улыбнулась и закрыла глаза, сделавшись похожей на довольную кошку.
– Ну… Да. Честно говоря, я готов рискнуть жизнью ради этого, пойти за Вершинским, в бездну куда угодно. – Чем больше я говорил, тем больше набирался смелости. – Тут мне все нравится. Но я не готов прожить всю жизнь, не имея возможности…
Тут я запнулся, не находя подходящего слова.
– Я тоже хочу, – негромко произнесла Ксюша. – Хочу быть с тобой. Вершинский меня напугал, правда. Но не настолько, чтобы я сдрейфила.
– Он сильное впечатление производит, тут не поспоришь. Но он прожил долгую полную приключений жизнь. И выжил. Возможно, нам есть чему у него поучиться.
– Я поняла, как он увидел, что мы переговариваемся жестами за его спиной. Он привык держать перед собой карабин таким образом, что видит отражение на полированной поверхности наконечника гарпуна. Это у него на рефлексах, похоже, он об этом не думает.
– Ни фига себе…
Мы посидели еще немного. Мне было очень приятно ощущать близость Ксюши и я не хотел прерывать это состояние ни ради чего. Только когда она подняла голову с моего бедра, я согнул ногу в колене, потому что она затекла.
– Пора в поселок, – вставая на ноги, сказала Ксюша. – Честно говоря, у меня дурное предчувствие.
У меня на душе тоже было тревожно, но я не стал нагнетать обстановку. Впрочем, этого и не потребовалось. Мы еще не перемахнули через холм, отделяющий хозяйственную часть от жилой зоны поселка, а уже услышали голос Дохтера. Говорил он на повышенных тонах, и его, то и дело, поддерживала гулом толпа ребят.
– Вы не имеете права! – Дохтер то и дело срывался на визг. – Что вы предлагаете? Пустить детей на смерть? Вы с ума сошли? Настоящий Вершинский никогда бы такого не предложил! Вы самозванец, немного похожий лицом на великого охотника.
– Ни фига себе! – произнесла Ксюша, и присела на корточки, знаком показав, чтобы и я последовал ее примеру.
Мы залегли, и проползли с десяток шагов по-пластунски, подтягивая за собой ранцы и оружие. Добравшись до вершины холма, откуда уже было видно строительные бытовки, которые использовались для жилья, мы укрылись за высокими метелками полыни, и принялись наблюдать за тем, что происходило внизу.
А внизу Дохтер, взобравшись на помост, с которого делал все объявления, вещал, размахивая руками. Вокруг него собрались ребята, кроме работавших на камбузе и несших службу по периметру лагеря. Вершинский стоял у самого помоста, глядя на Дохтера снизу вверх. Карабин он держал гарпуном вверх, и я понял, что Ксюша права, он всегда видел в отражении происходящее за его спиной.
– Вы отказываете мне в помощи? – уточнил Вершинский.
Он тоже был вынужден повысить голос, чтобы перекричать шум толпы.
– Вы это помощью называете? Бросить неподготовленных детей в глубину, чтобы они, своими жизнями, расчистили вам путь к батиплану? Это массовое убийство, а не помощь.
– Хорошо, я понял. – Вершинский кивнул. – Справлюсь сам. Глюкозу хотя бы дадите?
– Я вам ничего не дам, – окончательно осмелев, сообщил Дохтер. – Даже больше того. Я вас арестую. И, при случае, передам в руки настоящих охотников.
– Вы серьезно? – Вершинский опустил карабин прикладом на землю, оперся на него и расхохотался. – Вы меня арестуете?
– Вы напрасно смеетесь! – осадил его Дохтер. – Я вас и пальцем не трону. Вас арестуют дети. Вы же не станете драться с детьми.
Смех Вершинского прервался, словно его отсекли ударом глубинного кинжала.
– Детьми прикрыться решил? – чуть подавшись вперед, переспросил Вершинский.
Я увидел, как Ксюша, коротко перекатившись чуть ниже по склону холма, вскочила на ноги и бросилась к Северном Гребню карьера.
«Оставайся на месте! – показала она жестами уже на бегу. – Прикрывай Вершинского с ружьем. А я сверху, с винтовкой!»
Я снял ружье с предохранителя и крикнул, не высовываясь.
– Эй, внизу! Здесь Долговязый. У меня ружье. Чайка в засаде с винтовкой. Как она стреляет, вы знаете. Если кто хоть двинется в сторону Вершинского, тут же склеит ласты.
– Ты станешь стрелять в своих товарищей? – крикнул Дохтер, пытаясь найти меня взглядом.
– Тут как получится. Говорю же, у меня ружье. Кого посечет, того посечет. Но целиться, для начала, буду в вас.
– Чего ты хочешь?
– Чтобы вы отвяли от Хая. Если дрейфите, сидите тут, никто не мешает. Мы с Чайкой пойдем с ним. Попробуете помешать, мне терять нечего. Я тут гнить не намерен.
– Ах, вот, в чем дело! – Дохтер рассмеялся, а потом обратился к ребятам: – Долговязый же у нас типа Ромео. Его не устраивает наше сообщество, потому что тут нельзя делать с девочками то, что делали взрослые мужчины с вашими мамами. И от чего все умерли.
Толпа дружно заржала, делая неприличные жесты.
Впрочем, такое отношение ко мне я уже замечал. На Ксюшу многие заглядывались, и многих бесило, что она отдает предпочтение мне. Вершинский тем временем сделал несколько шагов назад, сквозь толпу, но его облепили, а Кузнечик схватился за его карабин. И тут с севера прозвучал хлесткий винтовочный выстрел. Кузнечик вскрикнул, завертелся волчком, забрызгал всех вокруг кровью из переломанного пулей плеча, и грохнулся на землю, визжа как поросенок.
– Следующей полетит ракета! – предупредил я. – Хай одет в кевларовый гидрокостюм, ему ничего не будет. Все в стороны от него!
Но, вместо того, чтобы ринуться врассыпную, как я ожидал, толпа рванула в мою сторону. Но им бежать было сложно, вверх по склону холма. Четверо, во главе с Корягой, остались рядом с Вершинским.
Я размышлял лишь секунду. Чего тут было размышлять, если все было ясно? Если я хочу Ксюшу, мне надо вырваться из поселка, из-под власти Дохтера, из системы его запретов, вылечиться от этой гадской болезни, и… В общем, я прицелился, и выпустил ракету так, чтобы она попала между мной и рвущейся на вершину холма толпой.
Жахнуло знатно, я использовал ракету с двумя красными рисками, для большего эффекту. Такие ракеты, кроме боевого заряда, оснащены еще медленно горящими зажигательными элементами. Пылающие звездки фонтаном взмыли в небо, вместе с известковой пылью, оставляя за собой белые дымные трассы. А потом посыпались вниз. Толпа дрогнула и ринулась назад, чтобы уйти от падающих сверху огненных точек. Большинству это удалось, но трое упали в траву, катаясь и пытаясь засыпать пылью пороховые комочки, попавшие на кожу. Щелкнул еще один винтовочный выстрел, и я увидел, как Коряга рухнул на спину, неприлично ругаясь, и подтянув к животу колено простреленой ноги.
– Всем собраться у озера! – приказал я, привстав на одно колено, и перезаряжая ружье. – Я повторяю, мне терять нечего.
Дохтер так и остался стоять на помосте. Вершинский пинками разогнал троих пацанов, и что-то крикнул Дохтеру. Мне пришлось отправить в сторону толпы еще одну ракету, чтобы окончательно убедить их выполнить мой приказ, и сосредоточиться на берегу озера. Больше всего я волновался, что меня снимет кто-то из часовых. Но, с другой стороны, они прекрасно понимали, что против Ксюши у них нулевые шансы.
Вскоре со стороны принадлежащего Дохтеру вагончика прибежал Чучундра, и передал Вершинскому несколько пластиковых коробок. Тот кивнул, закинул карабин на плечо, и двинулся в сторону тропы, по которой мы его сюда привели. Я жестами показал Ксюше, чтобы его встречала, а сам рванул к камбузу. Там Баклан уже пожарил первую партию рыбы, и я, экспроприировав несколько порций, рванул наперерез Вершинскому.
Он меня заметил.
«Проходите, сверху прикроет Чайка, я со спины», – показал я ему жестами.
Мы двинулись боевым порядком – Вершинский впереди, а я позади него, спиной вперед, направив ствол ружья в сторону поселка. Сверху снова выстрелила винтовка. Похоже, Дохтер пока не собирался отказываться от идеи погони. И что ему так припекло-то? Ну, ушел Вершинский. Ушли мы. Убудет от него, что ли?
– К развалинам! – приказал Вершинский.
– Там же твари.
– Сейчас они меньшая угроза, чем люди.
Я не был с этим согласен на сто процентов, но спорить не стал. Мне вдруг пришла в голову мысль, совершенно очевидная, но почему-то мое внимание на ней сосредоточилось только теперь. Ведь я прикрываю спину самому Хаю. Я! Да еще и в паре с Ксюшей. Это ведь вообще отрыв башки. Нечто нереально крутое.
Воодушевившись, я решил Вершинскому вообще не перечить. Кто он, а кто я?
На склоне холма показалась Ксюша. Она спускалась приставными шагами, держа винтовку наготове. И сбавил темп, чтобы, чтобы дать возможность Ксюше занять позицию между мной и Вершинским. Оказавшись у стеклоновой дороги, мы резко свернули на север, к руинам города.
– Спасибо, что помогли! – Вершинский присел на корточки, положил карабин у ноги, открыл багажный отсек боевого каркаса, и уложил туда конфискованные коробки с глюкозой. – Теперь надо среди руин найти такое здание, которое не рухнет от любого взрыва. Покрепче, в общем. Мы заберемся наверх, и крупные твари не смогут к нам сунуться.
