Дмитрий Взгляд
Дни Великой пустоши. Изгой
Глава 3
За мгновение до того, как Алена с отцом скрылись за поворотом, Олег сумел оторвать измазанное кровью лицо от пола и разлепить опухающие веки. Он увидел ее тонкий стан, испуганные глаза и лоскут кашемира, прижатый к груди.
Затем перевел взгляд на блестящий предмет невдалеке. Зажигалка осталась лежать на каменному полу, ловя блики полированными боками. Пальцы потянулись к ней, схватили и поднесли вещицу к груди.
Олег вернулся под лестницу шаркающей походкой только через полчаса.
– Ну и жаркий день, – взмахнул руками Трот, когда увидел избитое до неузнаваемости лицо Олега.
Нос-картофелина двигался и вздувал ноздри, будто принюхиваясь к запаху крови. Безумный не унимался:
– Очень жарко?
Олег повернул заплывшее лицо.
– Терпимо.
– Какой жаркий день, – продолжил причитать бездомный.
Парень подошел к кровати, сложенной из досок разной длины и ватного одеяла, рухнул на нее и обмяк. Сон пришел мгновенно.
Проснулся подземельщик, раньше Трота и в прекрасном самочувствии. Ушибы заживали на нем быстрее, чем у остальных. Парень подметил свою особенность давно, но держал знание в секрете, да и некому было рассказывать. Ребра больше не кололи, но бока и живот еще покрывали бледно-алые подтеки, а на лице оставались синюшные пятна.
Сегодня знаменательная дата: день торговли с пустынниками из верхнего мира или по простому – День обмена. На него сгонялось все убежище, поэтому Олег увидит Алену – пусть даже издалека. А там можно и глазами, и жестами что-нибудь намекнуть. Он обязан отдать ей зажигалку и хотя бы еще раз ощутить ее объятия.
От внезапно нахлынувших воспоминаний внутри сладко заныло, а к щекам прилила кровь. Он вспомнил податливое тело, прижатое к нему, цепкие руки на шее, непослушные локоны, касающиеся лица. Такие ароматные и прохладные. Парень тряхнул головой, сунул в карман зажигалку и, поправив воротник, вышел из-под лестницы.
– Сегодня будет жаркий день, – пробормотал вслед уходящему Олегу проснувшийся бездомный.
Голос Трота прозвучал особенно глубоко и осмысленно. Подземельщик на мгновение задержался у выхода, но, не сказав ни слова, вышел, и предчувствие скорых тревог пропало.
Центральный зал – самая внушительная часть убежища. С одной стороны в нем располагались огромные металлические ворота с гигантскими трафаретными цифрами: триста девяносто один. Многотонные запоры скрывали от жителей длинный коридор, вырубленный в каменной породе до поверхности. Слева и справа широкими полукругами расходились серые колонны. На них, через одну, висели громкоговорители и охранные турели с опущенными стволами. За неимением боеприпасов их давно отключили.
Позади колоннами возвышался балкон, умещавший несколько сотен зрителей. На нижней площади толпились остальные жители. Лампы под потолком создавали праздничную иллюминацию. На это расточительство в этот день убежище соглашалось, не смотря на плачевное состояние городского генератора.
Во внутренней части зала выстроилась шеренга полиции с полуметровыми дубинками – оружие, бесполезное против пустынников. К счастью властей, оно для них и не предназначалось. Удары доставались людям, решившим проявить недовольство сделкой по грабительским тарифам. Это унижало горожан, только вот перестать торговать с единственным народом, живущим на поверхности, было бы еще большим самоубийством. Многое раздобыть в убежище просто неоткуда.
Олег прибыл в Центральный зал одним из последних. Отсюда рассмотреть Алену не получалось. Придется протискиваться вперед. Раньше парень никогда не двигался через толпу горожан. Для него это – нарушение субординации, за которое можно попрощаться если не со свободой, то уж точно с парой зубов.
В любой другой день мысль совершить подобное умерла бы в зародыше. Но не сегодня.
Пока ему везло: пустынники еще не приехали. С их приходом гул стихал, становился давяще тяжелым и превращался в шепот. Изредка он усиливался стоном разочарования.
Пришельцы забирали не только одежду, выращенные продукты, шкуры животных, металл и находки Олега, но и молодых девушек. По три каждый год.
Одиннадцать лет назад, до Скорбного восстания, такого требования у пустынников не было, а День обмена походил на обоюдовыгодную торговлю. Хотя лишь относительно честную, поэтому и вспыхнул бунт, которым руководил отец Олега. Кто знает, как повернулась бы жизнь мальчика, выиграй они тогда битву. Но убежище потерпело сокрушительное поражение, после которого отец пропал, оставив сына на растерзание озлобленным жителям. Хотя они не казнили и не разодрали юнца, а просто сделали желтоглазым изгоем, и поэтому он по-своему им благодарен.
Недуг желтых глаз у Олега с рождения. Достался от отца. Сам он разницы не подмечал и сжился с ней. Не то чтобы у остальных одинаковые – нет, палитра сверкала серым, зеленым, голубым, карим – но желтые только у него.
Когда отец был магистром, никто этого не замечал, но стоило трагическим событиям случиться, на парня посыпались упреки. Трудно вспомнить, кто первым произнес эту фразу. Олег сохранил в памяти мало. Лавину слов, хлынувшую на него со всех сторон, испуганный ребенок ни разобрать, ни понять так и не смог. Зато предложение отправить мальчишку работать в подземелье, Олег осознал за секунду. Он услышал это четко и ясно, словно написанное огненными буквами в мозгу. Парень взмолился неведомым Богам, о которых читал в библиотеке отца, чтобы никто больше не повторил ужасающего предложения и уж тем более не поддержал. По слухам в катакомбах нижних ярусов водятся призраки и монстры, поедающие сначала детей, потом за неимением пищи – взрослых, а когда кончаются и те, не брезгуют железом, камнями и бетоном.
Олег боялся нижнего яруса, со всем доступным девятилетнему мальчишке страхом. Ведь глубинные уровни готовы были его сожрать, стоит ребенку шагнуть хотя бы одной ногой в неизвестность.
В тот день царила паника, и парень молился, зажмурив глаза. Убежище потеряло основные силы в открытом бою. Попытка восстания провалилась. Многие говорили, будто она изначально была обречена: обороняться под землей в узком коридоре – совсем не то же самое, что грудью встретить орду пустынников. Олег слышал много разговоров о восстании и присутствовал при его зарождении. В силу возраста он мало что понимал, но восхищался жаром, которым пылал отец и ближайшее окружение. «Запасов еды не хватит надолго, Леха», – говорил папа своему другу дяде Леше. «Естественно, как и электричества, фильтров для воды, да и много чего еще. Слишком несправедливая выходит у нас торговля с пустынниками. Что же, ждать, когда они сильнее затянут гайки?», – поддерживал дядя Леша.
О последствиях злополучного разговора Олег узнавал по крупицам все одиннадцать лет.
Восстание против тирании пустынников, должно было принести в убежище свободу подниматься на поверхность, торговать по реальным, а не грабительским ценам, исследовать новый мир. Сначала боевых действий не планировалось, но войска убежища поднялись вооруженными до зубов и готовые постоять за независимость. Отец Олега первым встречал пустынников, попробовал уговорить вождя. Отряд дяди Леши, при силовом исходе переговоров, должен был выступить на помощь тяжеловооруженным отрядом самых подготовленных солдат и ударить в тыл. Так запомнил план Олег.
Но все обернулось иначе. Отец оказался предателем и, переметнувшись к врагу, оставил войско на истребление. Когда дядя Леша увидел сражение, он ринулся на помощь, но было поздно. Пустынники наголову разбили основные силы. Бежал только один боец – он и рассказал о произошедшем, но от полученных ран скончался, не протянув и десяти минут. Дядя Леша дал команду отступать к убежищу в попытке сохранить от бессмысленной смерти оставшиеся силы. Тяжеловооруженное подкрепление ушло за главный шлюз.
Пустынники, подавив восстание, объявили блокаду.
По началу связь между сторонами не поддерживалась, но так не могло продолжаться вечно. Дядя Леша пошел на вынужденные уступки. Он, как избранный новый магистр убежища, заключил мир на тяжелых условиях.
Правда, это случилось многим после, а в тот день Олег молился. Сумасшедшую инициативу «бросить желтоглазого в подвалы» все-таки поддержали. Олег до сих пор ясно видел перекошенные злобой лица и сверкающие желанием мести глаза, когда они заорали единым голосом. Приговор обжалованию не подлежал.
Причем сначала это не должно было стать работой Олега: его хотели отправить туда навсегда, чтобы он встретил неминуемый конец в царстве тьмы.
Олег помнит шевелящуюся многоножку толпы с десятком угловатых лиц. Крик палача поддержали двое, трое, четверо. Затем взревели разом, превращаясь в самого страшного монстра. Мальчик заледенел, глаза поблескивали и дрожали, губа зажата меж зубов. Последним подал голос дядя Леша, тот самый папин друг, на коленях которого парень провел все детство:
– В подземелье его.
После этих слов у многоножки выросли руки и потянулись к Олегу.
Годами позже он узнает, что другим исходом изгнания оставалась казнь.
Но это потом, а сейчас десятки крепких обезумевших рук схватили ребенка. Горло разорвал вопль ужаса. Он начинался глубоко в груди, где спрятаны первобытные инстинкты. Рев мальчишки вышел исполненным отчаяния, он не молил о пощаде, просто выл. Из побелевших губ летели брызги слюны и хрипы. Толпа дрогнула, не решаясь оторвать мальчишку на грани бешенства от земли. Могло показаться, она испугалась безумного крика и решила передумать, но нет. Человеческое чудовище лишь смаковало месть за тысячи смертей и унижение, испытанное уже и предстоящее в будущем. Оно вслушивалось в режущий воздух ужас, как в ноты мелодии избавления. Затем озлобленные лица разорвались улыбками, ведь жестокость это сладкая расплата труса, за пережитый им страх.
Детские ножки в сандалиях и коротких шортах взвились воздух. Олег больше не кричал.
Мальчика вышвырнули за центральный шлюз, прямо в пасть голодного чудовища. Следом полетели проклятия.
Парень рухнул и приложился головой, но сразу же вскочил. Он обернулся и напоследок вонзил взгляд широко раскрытых глаз на закрывающиеся двери. В свете лучей электрической лампы паренек увидел одно спокойное лицо, это был старый подземельщик.
Профессия исследователя нижних ярусов существовала много лет. Первые искатели не ходили далеко, но день за днем углублялись. Первоначальной целью была разведка. Людям на верхних ярусах надоело жить в ощущении постоянного давления опасности под ногами. Им хватало тревог, исходивших за пределами главного шлюза.
Первые разведчики вернулись целыми и невредимыми. Принесли с собой поразительные находки: электроприборы, аккумуляторы, оружие и многое другое. Естественно, рассказывать об этом не стали, по чуть-чуть носили на рынок и продавали, неплохо наживаясь, а властям доставались только карты. Вскоре секрет раскрыли, и обложили их штрафом. Отныне, все, что находили на нижних ярусах, подземельщики приносили в специальные кассы. Отправиться на поиски решили все, если бы не одно «НО»: люди пропадали. Ажиотаж спал, а к моменту восстания остался только один человек: седой старик, которого так и звали, по его профессии, уже давно забыв настоящее имя.
***
Старый подземельщик мрачно смотрел на девятилетнего мальчика, выброшенного в зево темного мира. Если бы линчеватели могли хоть на секунду вообразить себе каково это даже взрослому, а уж тем более ребенку, провести ночь в одиночестве за пределами главного шлюза, то у каждого добавилось бы проседи.
Старик не признавался, но содрогнулся от жестокости затеи. Его смена закончена, оставалось сдать находки, сложенные в огромный рюкзак за спиной, когда за круглой дверью взревела толпа, несущая кричащего мальчика. Подземельщик не пытался понять. Ему до горожан дела нет. Он интересовался только тишиной коридоров, находками и далеким стоном впереди бесконечности.
Мальца выкинули, словно мусор. Его жизни ничего не угрожало. Единственные обитатели нижних ярусов – ленивые кроты, а все истории про одичавших подземельщиков не более чем вымысел, но нечто зловещее там водилось. Оно не трогало тела, не вынимало костей, просто вонзало ледяные пальцы в мозг, пытаясь все перемешать и изуродовать. А затем приходил вой подземелья. Достаточно единожды его услышать в давящей бетоном и тишиной пустоте, как разум покидал большинство людей.
Мальчика ждал именно такой конец. Поэтому подземельщик сунул руку в карман и метнул бедняге фонарь, затем поразмыслил еще немного, бросил следом тушенку и складной нож. Когда сложенный нож ударился в спину мальчика, он обернулся и последним, что видели оба перед тем, как ворота шлюза с грохотом захлопнулись, были глаза друг друга.
Утром старик пришел на смену немного раньше. Ему не спалось, всю ночь посещали странные мысли и тревожные предположения. Как знать, может, мальчик уже мертв? Вот только от чего? Убит горем? Все эти вопросы остались без ответа.
Когда шлюз открылся, Олега видно не было, отчего чувство тревоги усилилось. Но долго искать паренька не пришлось. За первым же поворотом стоял лицом к идущему и держал в руке нож. У ног валялись пустая банка тушенки и фонарь.
– Ты чего фонарь бросил?
– Он мне не нужен, – мальчик ответил спокойно, хоть по щекам пролегали две длинные борозды от слез.
Старик поражался всему. Тому, что Олег спокоен, встречает идущего с ножом и сохранил рассудок. Но больше удивляли слова о бесполезности фонаря.
– Ишь, ты. Темноты не боишься?
– Я и так вижу, а лишний свет ни к чему. Спрятаться сложнее.
– Умно. Даже слишком. Тебе повезло не только с глазами, но и с характером.
Олег кивнул, покусывая губу и сжимая в ладошке нож. Должно быть, мальчику нравилась приятная тяжесть и уверенность, которую дарит холодное оружие.
– Ты создан для этой работы.
– Не понимаю.
– Да, вчера мне сообщили, что ты мой помощник. Хоть попал сюда в наказание за грехи, которых не совершал, но обязан приносить пользу городу.
– Это правда?
Старик с трудом сдержал слезы. Мальчик больше не походил на ребенка. За ночь он будто повзрослел на десятки лет. Не рыдал и не спрашивал, когда его выпустят, он не интересовался за что оказался здесь, хотя даже подземельщику пришлось услышать историю дважды, прежде чем понять. Перед ним стоял уверенный, крепкий малый, в глазах которого не было и капли ненависти.
– Что именно?
– Мой папа – предатель?
– Не знаю, говорят, он вывел наружу всех наших бойцов и дал себя окружить, а потом пропал.
– Дядя Леша спас оставшихся?
– Да, магистр Алексей Анатольевич отвел горстку солдат в оборону. Скоро будет заключен мир с пустынниками. Чувствую, нам он дорого обойдется.
– Ясно, – Олег опустил голову.
– Не нужно печали, парень. Теперь у тебя есть работа.
Старика поразила реакция мальчика. Крошечный, еще совсем ребенок, кивнул со скорбью целого мира в глазах, развернулся и пошел вглубь тоннеля. Без фонаря. Сжимая нож в неокрепшей ручонке.
***
Жертвой неудачного бунта стал не только брошенный в подземелье Олег, но еще и девушки, которых убежище обязано отдавать раз в год по условиям мира. Торговля перестала называться таковой. Теперь это день обмена, куда приходили все и несли годное, чтобы взамен получить то, без чего убежище не выживет.
Парень скинул пелену воспоминаний. Не время.
Толпа продолжала гудеть, пробираться сквозь нее требовалось аккуратно. Двигаться незаметно, просачиваясь словно вода. Никого не задевал и не тревожил своим присутствием. В противном случае его могли выгнать, а может, и побить. Одним из условий, по которому Олегу разрешили выходить обратно на верхние ярусы, когда назначили младшим подземельщиком, было не касаться горожан.
Поэтому Олег незаметен.
Чем ближе он пробирался к центру зала, тем плотнее становились ряды. Между людьми приходилось просачиваться, ощущались запахи пота и духов – от кисло-мускусных до горько-сладких. Олега стали замечать и возмущенно пихать локтями.
– Желтоглазый приперся.
– Чтоб тебя забрали сегодня.
– Толкнешь снова, я позову полицию.
– Куда ползешь?
И многое другое, летели плевки, а один раз крепко засадили в челюсть. Несмотря на сопротивление толпы и на поднимающийся градус волнения, он добрался. Народ чуть разошелся. Его всегда сторонились. Если в городе незаметно, то сейчас бросалось в глаза. Никаких неудобств Олег не испытывал, а в день обмена это даже помогало встретиться с Аленой. Она быстро замечала брешь в толпе и улыбалась ему. Вот и сейчас губы девушки дрогнули, но в следующее мгновение вид ее стал холоден, а взгляд обращен к отцу. Ее плавный, но строгий профиль с вздернутым носиком обезоруживал, мир вокруг смазывался и оставалась только она.
Советник тоже увидел подземельщика, и лицо старика потемнело. Его челюсти задвигались так, что из-под щек стали выступать острые скулы. Их бессловесный диалог мог бы продолжаться долго, если бы не раздался тяжелый металлический гул и тонны железа главного шлюза не поползли в стороны.
В центре зала стоял с распростертыми руками сам магистр. Олег со спины видел пухлые щеки и миниатюрную шляпу с цветным орнаментом. Необъятное тело дяди Леши скрывала мешковатая мантия из плотного бархата, на ногах красовались осыпанные жемчугом остроносые сандалии. Лица разглядеть Олег не мог, но и без того помнил крупные черты и вечно хмурые брови. Только рот всегда улыбался. Некогда знакомый и родной дядя Леша сильно разжирел. За одиннадцать лет потерял былую форму, став совершенно чужим. Удивляться этому не приходилось: за годы изгнания они не разговаривали ни разу и ни разу магистр не взглянул в лицо сына бывшего лучшего друга. Олег не размышлял на этот счет, судьбу он принял безропотно, поэтому изменения в дяде Леше не вызывали в нем эмоций.
Створки шлюза ушли в стороны. По толпе пронесся тяжелый вздох восхищения и страха. Были и другие восклицания с десятком оттенков человеческих чувств, но основными оставались два.
Пустынников пятеро. Одеты так же, как и всегда. За плечами висели звериные шкуры, необъятные крепкие тела кутались в кожаные и тряпичные куртки. У каждого – бронежилет. На поясах – мечи. В руках – автоматы и винтовки, на головах – противогазы и боевые шлемы.
Казалось, воздух вокруг пустынников искрился. От них исходила тьма. По крайней мере, так представлялось Олегу, который сам у многих вызывал подобные чувства.
Гости поочередно сняли противогазы, закрепив их на крюки возле груди. Все пятеро очень похожи. Огромные челюсти, кривые носы и звериные морды. Но стоявший в центре, нагонял ужаса больше остальных. Он смачно сплюнул и, скривив правый угол губ, со свистом втянул воздух через зубы. Лицо пересекало множество мелких шрамов, верхнюю губу вывернуло давней раной. В теле он был крупнее остальных раза в полтора.
– Приветствую тебя, достопочтимый предводитель вольного народа и наш благодетель, – начал обыкновенное завывание магистр.
– К черту все это, – коротко отрезал здоровяк, – давай по-простому, мое имя ты знаешь.
Четверо рассмеялись.
– Уважаемый, Пустой, рады видеть тебя в наших стенах.
– Ага, – он втянул воздух уголком губ и ухмыльнулся, – дань на месте?
– Хотелось бы отметить, что это обмен. У меня за плечами гордый народ.
Пустой чуть не подавился слюной, затем нервно хохотнул и снова сплюнул под ноги дяди Леши.
– Я принес двадцать кассет для воды, десять ящиков мясных консервов, различный инструмент и мешок аккумуляторов. Три туши черных коров. Хочу видеть ваш товар.
Голос предводителя был низок, словно звериный рык. Глаза уставились прямо немигающим взглядом. Олегу сделалось не по себе. В те минуты, когда он видел пустынников, все в его голове становилось понятно. Почему убежище проиграло в войне, и почему те с легкостью выживают на поверхности.
– Семьдесят шкур, древние вещи по твоему выбору, свинина, грибы, злаки, – с поклоном ответил магистр, источая радушие.
Пустынники переглянулись.
– А как же девки?
В зале царило молчание.
– И это тоже на ваш выбор,– по взмаху руки магистра из толпы шагнули вперед двенадцать девушек.
Трех из них ждет участь уйти наверх. Что с ними делали, Олег не знал. Горожане могли строить только ужасающие догадки.
Девушки дрожали. На побледневших лицах сжаты в полоску бескровные губы, а над ними воспаленные слезами глаза. Несчастные жались друг к другу, стараясь спрятать хотя бы одно плечо, чтобы на несколько сантиметров оказаться дальше от злой судьбы, чем остальные. Невинные жертвы выискивали среди присутствующих родителей, не верили в происходящее и умоляли прекратить торговлю людьми, но те отводили взгляды.
Пустынники разошлись ковыряться в корзинах с представленным товаром. Пустой подошел к девушкам.
Он стал напротив первой и сразу перешел ко второй. Оглядел с ног до головы, дотронулся до груди, сжал, провел рукой по широким бедрам и довольно цокнул.
– Не трогайте их, пока не выбрали, – все так же растекался в улыбке дядя Леша.
Пустой ничего не ответил и даже не повел бровью, но руку убрал.
Остановившись возле третьей, он плотоядно улыбнулся. Девушку не спасли ни мешковатый свитер, ни стянутые в тугой хвост роскошные волосы, ни измазанное копотью лицо. Она была пленительна: ноги крепки и стройны, грудь выпячивала далеко вперед, бархатная, совсем юная кожа матовая и шелковистая.
– Ты, – сухо произнес Пустой.
В зале раздался плач, лицо девушки окаменело. Она шагнула вперед и только когда повернулась к толпе, по щеке покатилась крошечная слеза.
Пустой обошел остальных, после чего встал, широко расставив ноги.
– Выбирай третью, или в этот раз две? – спросил дядя Леша.
– Погоди, – глаза Пустого скользнули трижды по шеренге выставленных девушек, затем, к всеобщему удивлению, взгляд перешел на балкон, расположившийся за колоннами.
– Вот она, – мясистый палец указал на правую сторону.
Там ахнуло. Несколько долгих секунд непонимания.
– Молодая, с каштановыми волосами, – развеял последние сомнения Пустой.
Выбор пал на Алену.
Олег вздрогнул, словно бы под курткой блуждали молнии. Покачал головой и до хруста в челюстях стиснул зубы. Все молчали. Горожане, обладающие такой властью перед жалким подземельщиком, безропотными овцами скукожились и опускали глаза. Советник хватал воздух, не издав ни звука, замер магистр. Еще секунда и случится непоправимое. Парню нельзя говорить, выступать и дотрагиваться до жителей, но почему они молчат?
– Нет! – взревел он раньше, чем успел обдумать свой поступок.
На пол мгновения все обернулись, а потом толпа ожила, в ней родился и стал нарастать гул. Наконец-то зашевелился балкон.
– Я забираю ее.
Хищная улыбка коснулась губ пустынника.
– Только не благородных дам, – возразил магистр.
– Я сказал ее.
Пришельцы замерли у ящиков.
– При всем нашем уважении, нет, – послышался голос советника.
– А что, благородные отличаются от остальных?
Люди нехорошо зажужжали. Пустынники взялись за оружие. Все смотрели на Пустого.
– Таковы правила, – снова заговорил магистр, – выбирайте из предложенного.
– Слышали, крысы? – обратился пустынник к выставленным в ряд девушкам, – вы – это предложенное, вас не жалко.
Магистр хмурился. Смотрел то на горожан, то на Пустого, то на оружие в руках пришельцев. Пустынники выглядели лисами в курятнике.
Советник смотрел на дочь, та замерла и побледнела.
Олег, сокрушенный вялой реакцией влиятельный лиц убежища, напрягся пружиной, патроном, отправленным в ствол.
– Я вам ее не отдам, – процедил сквозь зубы советник.
– А мою? – крикнула женщина из толпы, чью дочь выбрали первой.
– Это не по правилам, – ответил старик.
Гул усилился.
– Отдайте мне ее или, – Пустой не договорил и дотронулся до рукояти меча.
Алена сжалась.
– Не смейте угрожать, – советник задрожал.
– Молчать, – прервал его магистр.
– Папа, – одними губами прошептала девушка.
Олег видел, как ее аккуратно вырезанные алые губы стали белеть. Подземельщик скрипел зубами.
– Наши гости ясно дали понять, чего хотят. Мы все равны, в этом они правы, – поклонился магистр.
– Замолчи! – взревел старик.
– Уважаемый Пустой получит девушку, которую выбрал, – с нажимом повторил дядя Леша.
– Не позволю, – советник начал хрипеть.
– Хватит, еще одно слово, и вас лишат сана, а очаровательная Алена станет обычной девушкой, тогда это будет по правилам?
В толпе заулыбались. Пустой оскалился.
Плечи советника поникли, из лица ушли последние краски. В зале повис спокойный гул и непринужденность. Пустынники самодовольно смотрели друг на друга, Пустой жадно раздевал глазами Алену, замершую в ужасе и не способную ни плакать, ни двигаться.
– Привести ее, – приказал магистр, и двое полицейских направились к Алене.
Советник не шевелился. Дядя Леша одобрительно наблюдал за ликующей толпой. В глазах пришельцев читалось убийство. Девушку спустили с балкона и вытолкнули на центр зала.
Больше терпеть было нельзя.
– Прочь! – зарычал Олег не своим голосом и ринулся вперед, растолкав горожан, а троих даже опрокинул.
С зажигалкой в ладони он подбежал к тому пустыннику, что держал Алену, и со всех сил выкинул руку вперед. Кулак смачно упал на широкий и крепкий, словно наковальня, подбородок. Пальцы пронзило болью. Огромные лапы освободили бедняжку. Пустынник вращал глазами, из которых пропал фокус. В следующую секунду зрачки поползли наверх, демонстрируя желтоватые белки. В поисках равновесия громила расставил руки и покачнулся, борясь с нокдауном, но устоял. Только Олег не обратил на это внимания. Он подбежал к подруге.
Миг, когда взял Алену за ледяные, словно у мертвеца руки, и заглянул в ее невидящие глаза, длился целую вечность, хотя на самом деле не прошло и секунды. Перед всем убежищем, под ошарашенный вздох. Парень увидел все: выбившуюся прядь волос, изогнутую и непослушную, глубокие карие глаза и белеющие пятна на запястьях от мужских ладоней. Олег не произнес ни слова и только хотел обнять девушку, когда сзади рвануло, а зал разразился грохотом, оказавшимся смехом пустынников. Те с улыбками наблюдали, как чуть не поваленный собрат с ревом бросился на подземельщика.
Стальные тиски чужих ладоней сомкнулись на шее парня.
«Отпустите ее»,– хотел крикнуть Олег, но раздался только хрип. Слюна пузырилась, брызгала на подбородок.
Мир заполнила боль, в глазах потемнело, питоний захват усиливался.
– Как он тебя уделал, – послышались голоса пустынников.
– Бодрый паренек.
Смех.
– Я его не заметил просто, исподтишка.
– Да-да, конечно, сдаешь позиции.
И снова смех.
Тиски разжались, когда мир совсем почернел. Олег рухнул, со свистом втянув воздух. Визжала Алена, ревела толпа. Парень вдыхал кислый запах отравленной земли с берцев пустынника и прижался щекой к мрамору. Холод проникал в легкие, но не мог унять жжения в груди. Олег открыл глаза и видел только темные круги. Он потряс головой.
– Алена, – удалось просипеть ему, – я не дам ее обижать, она добрая.
– Олег, папа, – только и смогла вымолвить девушка.
– Подземельщик, это всего лишь подземельщик, – встрял дядя Леша, – прошу простить нас.
Пустой жестом остановил речь магистра. Он не отрывал глаз от мальчика.
– Крыса, переросшая в кусачего пса, – пророкотал тяжелый бас.
Пустынники снова рассмеялись.
– Ну и крепкий же удар.
Снова взрыв хохота.
Смех немного успокоил магистра. Видимо, ему не хотелось ощутить силу мести за выходку подземельщика.
– Тебе нужна эта девушка, мальчик? – сказал Пустой и сел на корточки, наклонившись к Олегу.
Парень оторвал голову от пола.
– Да, я вам ее не отдам.
– Ба, да ты мутант. Смелый, безрассудный мутант. Ребята, посмотрите, это желтоглазый.
Крепкие руки рванули Олега и поставили на ноги. Он не понимал, о чем они говорят.
– Я вам ее не отдам.
Пустынники смотрели на Олега.
– Откуда он тут?
– А мне почем знать?
– Вот откуда силенки, – дотронулся до челюсти обиженный пустынник.
– Когда окрепнешь, – обратился к Олегу Пустой, – можешь прийти ко мне и заявить права на эту женщину. А до тех пор она моя.
Пустой обернулся к толпе и посмотрел в испуганные глаза магистра.
– Следующего, кто поднимет на нас руку, я лично выпотрошу и наложу новую дань. А может, и вовсе перестану приезжать и понаблюдаю, как вы сожрете друг друга.
Резкий удар прилетел в лицо Олега. Казалось, череп раскололся пополам, а после разлетелся вдребезги. Перед тем, как упасть в беспамятство, парень напоследок почувствовал запах мыла, крик Алены, слезы.
– Я хочу, чтобы завтра его казнили за измену, сын достоин отца, – послышался голос магистра, но подземельщика уже тут не было.