Дмитрий Вощинин
Дура – Бенина мать
Грошев (Испуганно): Молчу, молчу! Но из-за чего все это? Вы кто?!
Бутов: Покойник в пальто. Которого ты несколько лет назад угробить хотел… Не помнишь?
Грошев: Не помню.
Бутов: Значит, многих отправил на тот свет. А своего сотрудника, Глазова и друга его помнишь?
Грошев: Да… Но это не я! Я тут не причем!
Бутов: Положим, твой помощник, Солдатов, мне все рассказал.
Грошев: Паскуда! … Продал!
Бутов: Под пистолетом как-то тянет к раскаянию. Такие, как он, быстро все вспоминают.
Грошев: Слушай… Хочешь, денег? …Много!
Бутов: Готов все продать! Бизнесмен удалой… Много – эта так убого звучит! Уверен, что все можно купить. Или продать. Слышу, как командуешь… …Убежден, …что все делаете правильно! Как все это похоже…Такие же кругом крысята – чубайсята …
Грошев: Убери пистолет… Ну, прости! Бес попутал!
Бутов: Прощения просишь, говно?
Грошев: Ну, прошу.
Бутов: Да не «ну»! И не боишься страшного Божьего суда?
Грошев: Так Бога нет!
Бутов: А если Бога нет, то и бес не причем. Тебе убить, что чихнуть.
Грошев (встает на колени): Не убивай! Все отдам… Только не жми на курок!
Бутов: Кто же тебя воспитал, такого?
Грошев: Воспитывал меня детдом. Да и сбежал я оттуда…
Бутов: Озлоблен, значит. Одинокий волк.
Грошев: Что ты хочешь?
Бутов: Денег твоих, на которых кровь, мне не надо!
Грошев: Умоляю!.. Не стреляй!..
Бутов: Прямо разжалобил ты меня, безотцовщина! Открывай сейф! И бросай в огонь (Смеется) Посмотрим, как ты любишь денежки…
(Грошев обрадованно достает все деньги и ценные бумаги из сейфа и медленно бросает в камин). Теперь бумажник! (Бутов бросает его также в огонь). Я слышал, что собираешься сегодня на отдых за границу?
Грошев: Да, что ты еще задумал? Почему не хочешь взять деньги?
Бутов: Потому, что на них невинные судьбы…Я поеду с тобой в агентство и потом в аэропорт. Ты отдашь мне корешок обратного билета.
Грошев: А это зачем?
Бутов: Затем, чтобы ты сам заработал на обратный проезд. Небось, не умеешь без воровства и разбоя… Привыкли доить Россию, а там так не позволят. Это здесь вы беззаконие развели! А не сможешь заработать – на паперть иди. Говори, что ты новый русский перестроечник-реформатор. Может, кто и подаст.
Грошев (радостно): Ты меня отпускаешь?
Бутов: Не хочу руки марать…И привлекать внимание…Постарайся побыть там полгодика… А лучше вообще не возвращайся. Там тебя жизни научат. А если опять за старое… Не пеняй на беса!
Грошев: Я согласен.
Бутов: Давай сюда твой телефон и ключи от машины… Если что, буду стрелять без предупреждения.
Грошев: Хорошо.
Бутов: Охране скажешь, что я поживу у тебя. Машину тоже оставишь мне. Пиши доверенность.
Грошев: А что писать?
Бутов: Сейчас все просто! Пиши… доверяю Бутову Федору Андреевичу управление моей машиной. Марку, надеюсь, не забыл? Пиши. Номер – тоже. Теперь подпись и число.
(Бутов берет и читает доверенность).
Бутов: До аэропорта поведешь сам. Ну… Вперед. Только без глупостей!
Грошев, а за ним Бутов выходят из кабинета.
Квартира Глазова. Звонок. Входит Бутов.
Саматова: Ты откуда? Сколько времени прошло… Не забыл?
Бутов: Трудно забыть это место, хотя и прошло уже немало лет.
Саматова: Так почему не заходил?
Бутов: Будто не догадываешься? … Обидно мне и больно, что так все получилось.
Саматова: Догадывалась… Но, откровенно, не верила, что ты мог все это сделать.
Бутов: Спасибо и на этом.
Саматова: Как все нелепо случилось… Я так и не поняла.
Бутов: А потом перестала понимать и забыла… А в местах отдаленных, когда остаешься один, есть время поразмыслить и понять…
Саматова: И чего же ты понял?
Бутов: Все равно, ты сейчас ничего не поймешь. И не нужно тебе этого…
А там, в камере, и думается глубже, и видится все насквозь…Из твоих показаний узнал, что зовут тебя Роксана…Красиво…
Бутов проходит в комнату.
Бутов: Вижу, и квартира не потерялась… Думал, что попаду к незнакомым людям. А тут кругом знакомые… И сосед, небось, живет припеваючи, как раньше.
Саматова: Ты же понимаешь, что поборолась и добилась. Думаю, что и Глазов был бы согласен с этим. А Емельян-то все также заходит: берет взаймы…
Бутов: Да, все по-старому. Тихо, мирно и, главное, просто. Живешь не плохо… Обстановка, евроремонт…Есть с чего просить взаймы. Небось, сосед-то рад новой хозяйке.
Саматова: Да, у нас запросто.
Бутов: Думаю, это он капнул, что мы здесь часто пили. Ну и, конечно, не преминул соврать, что живешь здесь уже давно. Иначе квартиру не отвоевала бы.
Саматова: Да прости ты его! Он – по простоте.
Бутов: Вот-вот. У нас все просто. Хотел зайти, а теперь не пойду. Не хочется с этой гнидой общаться… Вообще-то я отучился винить других. Еще покойный Глазов мне это внушил. Долго пришлось поразмыслить, и все же я понял,,… кому это было нужно.
Саматова: Неужто мне не веришь?
Бутов: Да не волнуйся ты! Ни ты тут ни при чем, ни сосед твой… У всех свои проблемы. Только Грошев все делал далеко не по-простому. Уверенно, нагло… Просто так такого человека загубил! Хотел и меня.
Саматова: Я тоже догадывалась, … но до конца уверенна не была.
Бутов: Ты знаешь, мне нет никакого дела, что он там решил. Обработал следователя. Это – цветочки. Опасался он, что Глазов не даст безнаказанно действовать… А ведь Тимофей был таким… Я по- своему тоже стал такой. А вы с Емельяном… Вот так всю страну разворовали, всех истерзали, а концов нет!
Саматова: Не губи, Федя!
Бутов: Вот, уже Федя. А помнишь Веню? И сосед бы твой уже наложил в штаны. Только мне ничего от вас не надо. Если поймете – уже хорошо. А Грошева надо наказывать, потому что он все из своей мерзкой души вытянул. Нажился и концы в воду… С такими надо обходиться жестоко, иначе ничего не поймут. Все другое может быть уже поздно и бесполезно. И все это ради того, чтобы оградить от них, таких, … доверчивых.
Саматова: Грошев… Стал птицей высокого полета. Разбогател после дефолта немерено. На старой фирме, где был генеральным директором, уже давно не работает. Даже Ицигину, Арону редко звонит…
Бутов: А Арон этот… финансовый директор, кажется?
Саматова: Да, но он теперь директор, генеральный. Я тоже у него работаю.
Бутов: Зажила ты хорошо! Наверное, это и правильно. Ты ведь всегда знала, что делаешь.
Саматова: Ну, а ты, Федя?
Бутов: Пока присматриваюсь. Всего три недели, как я на свободе…Поверь, я так просто не успокоюсь!
Саматова: Наверное, как заново родиться?
Бутов: Пожалуй…стал понимать жизнь.
Саматова: Каким же надо быть, чтобы все выдержать?
Бутов: Быть твердым…держать взгляд…прямо в глаза.
Саматова: А как это?
Бутов: А вот, когда смотрят сильные люди… насквозь, и весь ты на ладони…
Саматова: Ну, а если не смог?
Бутов: Если есть в тебе стержень…может и не сразу, но начинаешь твердеть и отвечать за свои поступки и слова.
Саматова: Но это не каждый сможет.
Бутов: Видимо, да.
Саматова: Получается, что ты остался доволен?
Бутов: Дело в том, что и отсидел ни за что, хотя глупость моя налицо… Поэтому-то и чувство удовлетворения имеется, что сопротивлялся всему этому произволу. Наверное, мне это испытание…
Саматова: Что собираешься делать?
Бутов: Есть покровители, которые помогли. Но не хочется быть зависимым. Тем более, что они рядом с криминалом ходят… Надоело!
Саматова: Хочешь, я помогу? Иди поработай с Ицигиным.
Бутов: Я ведь, когда под следствием был, знакомился со своим делом, с показаниями свидетелей. И ты знаешь… У Ицигина твоего они самые объективные и порядочные.
Саматова: Ну, вот и хорошо!
Бутов: Еще Глазов говорил, что обман или мошенничество не помогут стать сильным… Иногда необходимо не разглагольствовать, а уничтожить какую-нибудь мразь. Собрать всю волю и делать самому…
Саматова: Так это ты!? Несколько дней назад при странных обстоятельствах пропал Грошев.
Бутов: Это я к слову. Если что стало понятно – помолчи…За эти года познакомился с людьми, которые не выпячиваются… Хотя дистанцию держал всегда… Иначе там невозможно… Даже имел определенную юридическую помощь, поддержку… Но к ним не пойду… Вот смотришь на иного и думаешь: пузырь ты надутый… Внутри ничего нет…Но есть и очень талантливые в своем роде. Сильные…Заслуживают власти.
Саматова: Значит, мстишь потихоньку…в прокуроры подался?
Бутов: Нет, пожалуй, не озлобился я. Скорее исправляю прокурорские ошибки…Потому, прокурор сейчас другой пошел…справедливость для него не главное. Главное не нарушить права даже явного мошенника. Раньше, если видели обман или воровство – пресекали сразу. А теперь слова плохого не скажи… Ведь пока не осужден – невиновен.
Беспристрастный следователь теперь тоже большая редкость…все в спешке…первую попавшуюся улику во главу угла ставят…В свидетели никто не идет…
Саматова: Да, не хотят вмешиваться.
Бутов: Приучили нас не вмешиваться…И сами становимся заложниками лжи. А суд – это же спектакль… А без свидетелей и набором улик… настоящий фарс. Вот и получается, что все это выгодно только мошеннику…он еще при хорошем адвокате выглядит… пострадавшим от власти.
Саматова: Натерпелся ты, Федя…
Бутов: Не надо меня жалеть! Я новый стал. Теперь меня не обмануть!
Саматова: Федя! Может выпить?
Бутов: И пить не буду. Нет никого вокруг, с кем можно было бы выпить…Завязал я с этим навсегда.
Саматова: Глубоко, в душе ты Глазова помнишь (берет гитару). Он во мне тоже остался, какой-то тихой свечой на душе. Без него тоска приходит часто. Вот ты пришел, как свежая волна. Вот, послушай:
Когда всегда, как смерти, сердце радо,
Концу земной любви – закату дня.
По совести, о нем жалеть бы надо,
Но дан он сверху радоваться для…
Бутов: Я только ему и обязан. Не поверишь!… На третий день пошел в Третьяковку…
Саматова: Я тоже все помню. И тоже многому ему обязана. Даже этой квартирой…
Бутов: Ты книгу зеленую, старинную из шкафа достань.
Саматова: Так вот, чьи это деньги! Я, когда протирала пыль, случайно открыла застежку. Они и вывалились. Много… Еще остались, держу на «черный» день.
Бутов: Глазов мне предлагал, если будет трудно. Не стесняйся, говорил, обращайся и показал место… Как чувствовал!
Саматова: Раз он сказал – деньги твои. Я завтра возьму у Ицигина и верну.
Бутов: Может, тогда не надо, раз так вышло?
Саматова: Нет-нет. Хватит с меня квартиры. Тебе сейчас нужнее…
Бутов: Что-то подозрительно добрый у вас этот Ицигин…
Саматова: Ты правильно понял… Живу с ним, Федя… Конечно, у него и жена, и двое детей… А я, как всегда, на птичьих правах.
Бутов: Если бы тебе это очень нужно было, смогла бы заставить его уйти.
Саматова: И то правда, Федя. Люблю свободу, да и не за чем все это… Хочешь, Федя, оставайся?
Бутов: Нет. Хотя и разошелся с женой. Только вот сын женился – скоро дедом буду.
Саматова: Есть, что отметить.
Бутов: Заранее не полагается. Подождем немного.
Саматова: А, может, шут с ней, с женой?
Бутов: Нет. И на том спасибо, что не Веней зовешь.
Саматова: Ты какую-то силу излучать стал. Люблю я это!
Бутов: В твоей любви есть что-то … алчное.
Саматова: Как оно может быть алчным? Просто хочу многого.
Бутов: А многого здесь вовсе и нет. Ты больше берешь, нежели оставляешь. А ведь главное – в частице себя.
Саматова: Все ты усложняешь…
Бутов: Нет, это ты все упрощаешь. Пойду я.
Саматова: Зайди завтра в офис. Ты ведь знаешь, он там же, на старом месте. Там и деньги тебе отдам.
Бутов: Хорошо. До завтра.
Бутов выходит.
Действие третье
Офис. Ицигин и Саматова.
Саматова: Третьего дня ты говорил, что тебе звонили, будто Грошев исчез. Сокрушался, что он тебе должен остался.
Ицигин: Вовсе не сожалею об его исчезновении. Надоел уже со своими доморощенными методами…
Саматова: Ты знаешь, я теперь поняла, почему пропал Грошев. И даже догадываюсь, кто к этому причастен…
Ицигин: Никто не знает, а ты знаешь?
Саматова: Был у меня человек. Ну, тот, кто, якобы, Глазова отравил.
Ицигин: Причем тут это?
Саматова: Но ты мог догадаться, что это дело рук Грошева? И, в общем, мы все виноваты. И я, да и ты, хотя и в меньшей степени. Виноваты уж тем, что молчали!
Ицигин: Да, я его помню. Такой… Совсем простой…
Саматова: Теперь он совсем не простой… Посидел в тюрьме…И кажется стал сильным… Думаю, что он может догадываться и о нашей причастности.
Ицигин: Я тут не при чем?
Саматова: Арон, ты же все отдашь, если тебя начнут давить, или будут угрожать…
Ицигин: Это еще зачем?!
Саматова: Затем… Я пригласила его к нам в офис. И ты его должен взять к себе. Предложить хорошую работу. Я чувствую, что, если он будет рядом, нам – спокойнее.
Ицигин: … Может, ты и права… Нам сейчас нужен будет такой человек… Сейчас, когда наш бизнес выходит на хороший уровень…да и есть уже угрозы его отобрать …В такой ситуации принять сильного и надежного человека было бы благоприятно для повышения нашего коммерческого статуса…
Саматова: Хорошо, что ты это понимаешь.
Ицигин: Ведь твой Бутов – бывший друг Глазова. Тот был порядочным человеком.
Саматова: Он уже в приемной. Я попросила его подождать…Федор Андреевич…
Ицигин: Тогда зови.
Саматова выходит и возвращается с Бутовым.
Бутов: Я не совсем понял цели этого приглашения.
Ицигин: Федор Андреевич, я хочу предложить вам работать вместе с нами.
Бутов: Но… Я ведь почти ничего не знаю о вашей фирме.
Ицигин: Научим, расскажем. Главное – уверенность, честность и взаимное доверие. Так что вы можете вливаться в наш коллектив.
Бутов: Знаю лишь ее (показывает на Саматову). Вас даже не помню по имени…
Ицигин: Арон Самуилович. Чтобы наши производственные узы были крепче, мы передадим вам часть акций. Юридическая часть вопроса – за мной.
Бутов: Спасибо. Мне импонирует ваша открытость. Вселяет надежду на искренность.
Ицигин: Ну вот и хорошо…Хотя это может показаться лирикой, но открытость – это еще не доверие…
Бутов: Я же не сказал, что испытываю к вам полное доверие. Скорее…наоборот.
Ицигин: Спасибо…за откровенность… Давай попробуем на «ты»…
Бутов: Можно и на «ты».
Ицигин: Знаешь, сначала нужно искать компромиссы. Потом, может, и другое…
Бутов: Ну что ж, я согласен.
Ицигин: У вас, у русских, комплекс какой-то…на все это.
Бутов: У настоящих -то русских, как раз такие комплексы отсутствуют… Кстати, начинал я свой трудовой путь мастером на стройке. А начальник участка был у меня махровый такой еврей…Имя и отчество какие-то сложные по тем временам…. Все его Игорь Семеновичем звали. И знаешь…много в нем было необычного…
Ицигин: Интересно… Расскажи.
Бутов: Во-первых, ему не раз предлагали место главного инженера, но он отказывался и всегда хотел оставаться начальником участка. Ясно мне стало, почему так, немного позже… Когда я узнал, что его зарплата именно на должности начальника участка в три-четыре была выше главного инженера. И складывалась она из многих таких очень интересных штучек…
Ицигин: И что же за штучки такие?
Бутов: Например, рационализаторские предложения… В то время они не облагались даже подоходным налогом… А для внедрение ничего сверхестественного не требовалось. Более того, за поставку и обеспечение стройки оборудованием и материалами отвечал заказчик. А с поставками всегда трудно… Игорь Семенович предлагал замену на более дешевые и менее дефицитные материалы и, естественно, более дешевые услуги по монтажу…Заказчику было с ним в этом плане легче и сроки ввода в эксплуатацию не страдали…Но для этого нужно было получить согласие проектантов… А у Игоря Семеновича в проектном институте всегда были …свои люди…
Ицигин: Как просто и…емко.
Бутов: А для того, чтобы не бросалось в глаза, что Игорь Семенович очень крупный рационализатор, необходимы были молодые мастера, то бишь подчиненные Игоря Семеновича, которые все оформляли эти рацпредложения, обсчитывали, бегали, подписывали…
Ицигин: Так вы, благодаря ему, получали неплохую добавку к зарплате.
Бутов: Да, мы молодые мастера были довольны. Но через некоторое время я узнал, что мне причиталась лишь пятая часть, а все остальное получал Игорь Семенович.
Ицигин: В этом есть свой резон.
Бутов: Наверное, да. Но таких молодых мастеров на участке, вместе со мной, было пятеро. Еще двое, более опытных, получали уже в большем процентном отношении. Процедура рацпредложения повторялась на каждом из объектов и по сути была примитивна до невозможности, не требовала ни каких мыслительных напряжений кроме хлопот и беготни молодых ног, к которым Игорь Семенович, естественно, не имел отношения.
Ицигин: Но вопрос тут спорный. Все-таки основа мысли исходила от него. И весьма интересная. И налажена им тоже.
Бутов: Допустим. Но у Игоря Семеновича была также неучтенная бригада из нескольких человек, которая выполняла частные заказы. Доход, естественно, попадал лично ему. А люди, подобно мертвым душам, числились в наших действующих бригадах на разных объектах, где им проставляли немалые рабочие часы и нехилая зарплата.
Ицигин: Вам было обидно, что бесплатно занимались подлогом?
Бутов: Дело в том, что это тщательно скрывалось от мастеров, и все эти мертвые души Игорем Семеновичем включались в общие наряды…
Ицигин: Что же… смело.
Бутов: Я не хочу уточнять и другие штучки, как то: ежеквартальное изменение личной подписи или занижение объема материалов при реализации и так далее, и тому подобное… И все это – с одной целью: побольше денег и на грани законного. При этом подставляя и молодых мастеров, которые мало чего знали на первых порах и подписывали все подряд.
Ицигин: Какие у тебя претензии?
Бутов: Я намекаю, что Игорь Семенович не гнушался поработать с криминалом… и ставил себя выше других… И хочу от тебя честного диалога, и честного бизнеса. Еще я хотел сказать, что при всем при этом Игорь Семенович умел работать и не раз защищал нас, молодых мастеров,
Всем своим авторитетом старшего.
Ицигин: Расскажи, интересно.
Бутов: Однажды я ошибся чисто арифметически с оформлением аккордного наряда, и бухгалтерия сразу срезала деньги со всей бригады. После получки у меня в бригаде бунт… Каждый знает свою среднюю зарплату. Ну, прямо вплоть до отказа продолжать работу… Так Игорь Семенович срочно выезжает ко мне и умело и убедительно доказывает рабочим, что они очень плохо работали в прошлом месяце, потому и получили мало… А ведь прямо в панике находился. Такое невозможно почерпнуть из учебника. Поэтому-то его авторитет для меня надолго остался непререкаемым и помог встать на ноги во взаимоотношениях с подчиненными…
Ицигин: Ну вот, а то все о нас, как о плохих людях!
Бутов: Вовсе нет. Только позже я понял, что всему виной комплекс «Золотого тельца» в глазах этаких Игорей Семеновичей…
Ицигин: Не понимаю.
Бутов: Помнишь, надеюсь, Ильфа и Петрова – их знаменитого «Золотого теленка»?
Ицигин: Да, конечно…Сколько искрометного юмора…
Бутов: …Не скрою, мне тоже очень оно импонировало. Но со временем…стал больше задумываться.
Ицигин: А чем задумываться?
Бутов: Все эти герои глубоко несчастные люди, включая Остапа Бендера…Напоминает он мне нашего Игоря Семеновича…В тюрьму-то он все-таки угодил тогда…А в наше время был бы героем времени…
Ицигин: Что же в нем плохого?
Бутов: В том и опасность, что идея эта ползет в молодую искрометную душу, а потом и прилипает к телу своими яркими словечками…
Ицигин: Если ползет, значит это кому- то нужно…
Бутов: Вот именно. Кому-то нужно, конечно, …но далеко не всем. И значит, когда-то все это рухнет…
Ицигин: Если даже и рухнет, мы будем наверху какое-то время…А потом очухаемся…и опять за работу.
Саматова: Арон всегда вывернется…Есть, за что уважать.
Бутов (обращаясь к Саматовой): Роксана, а ты какой национальности?
Саматова: Я интернациональна, Федя!…(тихо про себя)Хотя из казачек…
Ицигин: Вот это надо обмыть.
Саматова: Вы посидите здесь, а я соображу. Федя, что будешь пить: коньяк, шампанское?
Бутов: Я это слово – «коньяк» теперь даже слышать без отвращения не могу.
Саматова: Арон любит.
Бутов: Не советую привыкать. За компанию могу принять немного шампанского…
Ицигин: Неси шампанское…
Саматова: Я сейчас организую.
Саматова выходит. Бутов видит на столике резные шахматы.
Бутов: У тебя тут шахматы. Играешь?
Ицигин: Так… в минуты подъема. Сам с собой. Я не плохо играл, даже участвовал в соревнованиях. Хочешь сыграть?
Бутов: Давай попробуем.
Ицигин: Ты – белыми, а я люблю черными.
Делают десяток быстрых ходов.
Ицигин: Ты не плохо знаешь дебюты… Сложно с тобой совладать.
Бутов: Я люблю шахматы. В них азарт, но не алчный, как в карты… Как говаривал Глазов. Человечество должно перешагнуть через это. Нельзя, чтобы кто-то брал чужое незаслуженно.
Ицигин: Ты это серьезно? И можешь представить это? Ты, как и твой друг Глазов – идеалист. Еще скажи мне, чтобы понять Россию…надо жить долго…
Бутов:
(Смеется)…Времени у нас достаточно…
Делают пару ходов.
Ицигин:
Цепко играешь. Тоже, небось, раньше играл?
Бутов: Приходилось…
Неожиданно входит Саматова.
Саматова: Ну что, пьем, мальчики шампанское!… Вот бутерброды.
Ицигин: Но мы играем…
Саматова: Надо прекратить. Потом как-нибудь доиграете. И начнете партию снова.
Бутов: Пожалуй… Не записывать же сделанные ходы.
Ицигин: Прекрасное решение! И вот что я еще хочу сказать. Я назначаю вас, Федор Андреевич, на должность коммерческого директора. Вижу, что хватка у вас есть…
Саматова: Молодец, Арон! Поздравляю тебя, Федор… Андреевич! Пожалуй, я и себе налью…
Бутов: Хоть и немного необычное предложение, но…я согласен.
Ицигин: Вот и прекрасно.
Пьют. Телефонный звонок. Ицигин берет трубку.
Ицигин: Да…Иду…Федор, не буду тебя вводить в курс дел и на сегодня прощаюсь … А завтра жду на работе.
Ицигин выходит.
Саматова: Да, теперь ты – настоящий Федор!
Бутов: Спасибо, что возвратила имя.
Саматова: Может, все-таки зайдешь ко мне вечерком?
Бутов: Нет, я же уже сказал.
Саматова: Ну и блаженный ты какой-то, Федя!
Бутов: Наверное, ты права…Переродился душой… стал … кузнечиком.
Саматова: А я чувствую вину перед тобой.
Бутов: Не мучайся понапрасну… Хотя, ничего случайного не бывает. Каждый виноват во всем сам.
Саматова: Но женщина и мужчина по-разному воспринимают вину. Да …грех, как орех, может быть спелым или гнилым.
Бутов: Единственная разница между грешником и святым в том, что святой имеет только прошлое, а грешник – всегда будущее.
Саматова: Но мужчину надо перевоспитывать.
Бутов: Единственный способ, которым женщина может перевоспитать мужчину, это сделать так, чтобы он потерял всякий вкус к жизни.
Саматова: Ты стал, как Глазов. Но какой-то злой, что ли…
Бутов: Да. Но живой!
Саматова: Вот ты сказал, что знаешь, как надо жить. Поделись.
Бутов: Тебе не понять.
Вот, когда увижу, что прониклась, скажу.
Саматова: Ну, тогда до завтра.
Бутов выходит.
Офис. Ицигин и Бутов.
Ицигин: Ты не плохо знакомишься с делами. Я доволен, что получил хорошего помощника.
Бутов: Спасибо, Арон, я посижу еще…надо посмотреть документацию по последним сделкам…
Ицигин: Не возражаю, только рад тому, что дело тебя заинтересовало…. Я пойду, а ты сиди сколько нужно…
Бутов берет папки, сидит над бумагами. Звонок.
Бутов (поднимает трубку): Слушаю
Из трубки громко: Это серый…Надо встретиться.
Бутов: Где, когда?
Серый: Жду тебя у выхода из офиса.
Бутов: Хорошо.
(Бутов быстро выходит. На улице видит Серого в красивом тонком костюме)
Бутов: Не ожидал!…В таком виде…после казенной одежды…Немного необычно…
Серый: Думаю, что узнаешь…всегда…
Бутов: Ты человек серьезный…значит, есть дело.
Серый: Ты прав. Не виделись …давно…Я навел справки… Живешь ты скромно…Это похвально…
Бутов: Сам то ты, судя по одежде,…любишь комфорт…
Серый: У меня на этот счет свое личное мнение…Приходиться ходить, чтобы быть понятым в современном мире…Кругом пиар…Это своеобразная форма…
