После Полтавской битвы война переместилась в Прибалтику и на северные моря, а затем и в финские владения шведской короны. Заключение мира стало вопросом времени, и царь обратил свой взор на внутреннее государственное устройство своей державы. Именно при Петре в России оформилось государство абсолютистского типа, в общих чертах аналогичное тому, что имели в то время Франция и Австрийская империя.
Многие реформы Петра прошли через предварительные обсуждения и предложения Якова Брюса.
Начиная с 1713 года, Санкт-Петербург становится официальной столицей государства. Туда переехали монарший двор, Сенат и дипломатический корпус. Став крупным государственным чиновником, Яков Брюс, как и вся верхушка тогдашнего российского общества, должен был последовать в новую русскую столицу, построенную на отвоеванной земле Балтики. 5 января 1714 года Яков Вилимович прибыл в Москву, чтобы организовать переезд своей семьи в новую столицу.
Прощание с домочадцами, редко видевшими своего хозяина, но верой и правдой служившими ему более пятнадцати лет, было трогательным – с надеждой на возможное возвращение. 1 марта Брюс с женой и дворовыми людьми покидает древнюю столицу. По пути он заглянул с инспекцией в Нов- город, губернатором которого по-прежнему являлся, а уже 1 апреля стал постоянным жителем Санкт-Петербурга на берегах Невы.
Дом Брюса на Литейном проспекте был одним из первых, выстроенных в новом городе. Разумеется, ему было далеко до дворца фаворита Петра I, фельдмаршала, светлейшего князя Меншикова. Тем не менее он был настолько добротно и со вкусом обставлен, что переехавшая в 1732 году со своим двором из Москвы в Петербург Анна Иоанновна не нашла ничего лучше, как остановиться именно в бывшем доме Якова Брюса.
В течение ряда лет Яков Вилимович выступал для Петра в роли консультанта по тем или иным вопросам государственного строительства.
Одним из первых указов Петра 1714 года «О майорате» по наследованию имущества был, так называемый закон о первородстве или права старшего сына на наследие. По этому вопросу еще в 1699 году Яков Брюс писал царю: «Милостивый государь! По твоему государскому писанию… по- слал я к тебе, государю, краткое описание законов шкоцких (шотландских), английских и французских о первых сынах».
По указу все недвижимое имущество должно было теперь наследоваться только одним сыном, любым, по выбору отца.
Остальные должны были искать своего счастья в учении и службе. Пригодился и опыт семьи Брюса, когда сам он про- исходил из боковой ветви аристократического рода, представители которой ратным трудом и государственной службой формировали свою карьеру и положение в обществе.
Подготовленные Яковом Вилимовичем документы не раз ложились в основу принимаемых царем установлений. «Також, напоминая твой государев приказ в английской земле, – информировал царя Брюс, – послал к тебе, государю, описа- ние чинам, которые были у английского короля у артиллерии на войне и во время миру, такожды и о их жалованьи поденном в войне и о годовом во время мировое».
Случалось не раз, что новые указы выходили из-под пера Петра Великого прямо в доме Брюса, после предварительно выслушанных доводов генерал-фельдцейхмейстера. Во время Северной войны шведы показали себя очень жестокими с пленными русскими. Тем не менее, 30 марта 1716 года Петр утверждает воинский устав, где статус пленных обозначается гуманным с наказаниями при его неисполнении.
Яков Брюс, сам работая на государственных постах, приложил все свои способности к созданию новой российской государственной машины. Ставшую неэффективной систему власти на основании приказов и решений Боярской думы, теперь сменила коллегия и Сенат.
Петр собирал проекты реформ со всех ведомств, известных ученых и государственных людей и только потом принимал решения. Такие предложения внес, осуществляющий набор за границей способных чиновников, Лейбниц, автор
«Размышлений об экономии российского государства» Лю- берас, а также приглашенный на русскую службу голштинец Фик, вывезший множество документов шведского государственного устройства. Якову Брюсу было поручено обоб- щать проекты и готовить окончательный вариант реформы.
В течение 1716–1717 годов прошла черновая, подготовительная работа. В январе 1717 года Петр из Амстердама направляет Брюсу письмо, в котором повелевает, чтобы он «в генеральных терминах положил, какие дела к какой коллегии принадлежат», то есть, сколько чинов в какую коллегию определить, установить им размеры жалованья и т.д. Находясь на лечении в Спа, Петр дал Брюсу распоряжение объявить через Сенат и губернские учреждения, чтобы шведские пленные, имевшие опыт государственной деятельности на родине, могли поступать на гражданскую службу в России.
Положив начало работы, Петр повелел предоставить вновь назначенным президентам коллегий «сочинять» свои колле- гии и брать для этого необходимые сведения у Якова Брюса.
На все про все им давался год.
Начало XVIII века – особое время для теоретиков госу- дарственной власти. Государственное строительство, еще недавно вышедшее из идеологических оков Средневековья, нащупывало путь развития в будущем. Философия европейского общества начала XVIII века и определенные успехи по- знания естественных наук побуждали видеть в общественных отношениях продолжение непреложных закономерно- стей жизни. Математика и ньютоновская физика – были положены в основу преобразований.
Бэкон, Спиноза, Лейбниц утверждали, что разумность государственного устройства целиком и полностью зависит от разумности человека, стоящего на вершине пирамиды, и с помощью совершенных законов можно добиться всеобщего благоденствия. Двигателем петровского мышления был корабль – идеал развития общественного устройства. Регламентация повсюду была этим неофициальным девизом петровского времени. Поэтому нет ничего удивительного, что создание нового государственного устройства Петр поручил именно Якову Брюсу, математику и генералу. Сам же император, не покладая рук, издавал указ за указом – каких овец разводить, какой ширины полотно ткать, чем сапоги смазывать, в какой одежде ходить, как в церкви стоять и т.д.
Указом царя от 15 декабря 1717 года были определены реестр и штат всех коллегий и назначены их президенты.
Яков Брюс был назначен руководителем сразу двух – Берг- коллегии и Мануфактур-коллегии, которые должны были фактически создаваться на пустом месте.
16 февраля 1720 года Яков Брюс возглавил Денежный и Монетный дворы, 23 мая в его распоряжение, как генерал – фельдцейхмейстера, были переданы все крепостные сооружения на территории России, и он продолжал серию опытов по скорострельности. И он же выполнял в то время роль своего рода «службы кадров», руководя по поручению царя подбором чиновников в коллегии. Петр обращался к сенаторам в июне 1717 года из Спа: «Господа сенат. Писали мы к генералу Брюсу, дабы он заранее приискивал в коллегии асессоров, о чем он объявит вам сам, и для того чините ему в том вспоможение».
Идея существования государства как бесперебойно действующего механизма особенно отчетливо проявилась в Та- бели о рангах. В январе 1722 года сенаторы Брюс, Головкин и генерал-майоры Матюшкин и Дмитриев-Мамонов представили царю на утверждение подготовленный ими проект Табели. Именно этот момент можно считать условно временем становления бюрократической структуры управления в России, которая, с некоторыми модификациями, существует в нашей стране и поныне. Благодаря этому, вышеперечисленных сенаторов во главе с Яковом Вилимовичем можно считать «отцами русской бюрократии». Вполне естественно, что для таких людей, как Брюс и Головкин, не отличавшихся особой природной знатностью, был дорог принцип личной выслуги, дававшей право на личное и наследственное дворянство. Но введение новой системы в действие неизбежно влекло за собой превращение всех людей, состоящих на службе государству, в замкнутое бюрократическое сословие, которое вступало в противостояние с остальным обществом и зависело только от императора, подчиняясь только ему. Эта система настолько укоренилась в российском обществе, что борьба за ее совершенствование и изменение этих положений временами напоминала битву с ветряными мельницами.
В то же петровское время Табель о рангах был достаточно демократичным документом. Преемники же первого российского императора довели ее кастовый характер до совершенства, ужесточив условия получения дворянства за выслугу лет и освободив дворян от обязательной службы. Это обстоятельство принесло позднее много противоречий и даже кровопролитие, но авторы Табели в этом не повинны.
Сам Яков Вилимович настолько серьезно был проник- нут заложенными в Табели о рангах идеями, что когда Петр вполне заслуженно предложил ему стать действительным тайным советником, Яков Вилимович отказался от высшего чиновнического ранга, сославшись на свое неправославное вероисповедание. Сочтя аргументацию Брюса достаточно серьезной, Петр, по сообщению Татищева, в течение своего царствования не сделал ни одного иностранца или иноверца чиновником первого класса.
Яков Брюс оказался очень ответственным правоохранителем, и к декабрю 1719 года только он подготовил для своих учреждений соответствующие регламенты – правила, по которым им предстояло работать.
Берг, Мануфактур, Коммерц-коллегии и Главный магистрат – эти четыре учреждения сосредоточили в своих руках управление торговлей и промышленностью. Петровская Россия, взращенная им на принципах – продавать за границу больше, чем ввозить, стараться в собственной стране про- изводить все необходимое, усиленными темпами развива- ла свое производство. Государство играло в этом процессе
основную роль, с помощью бюрократических учреждений, регламентов, привилегий, льгот и постоянного жесткого контроля направляло развитие торговли и промышленности в нужном направлении. Даже попадая в частные руки, пред- приятие, в первую очередь, работало на казну.
Примером государственного управления хозяйством страны, может служить один из указов Петра, объявленный Брюсом: «1720-го февраля в 20 день, великий государь царь, самодержец указал по имянному своему великого указу, дабы в Российском государстве пеньку перед прежними годами умножить и в доброе состояние производить, так как и в Польши и в протчих государствах… И для разговору о той пенки в берг-коллегию велеть сыскать купецких людей, которые ею и торгуют, а имянно: колужан, вязмич, смольян, брянчан, человека по два с города, которые здесь в Питербурхе обретаюца».
Сущность централизации управления промышленностью была выражена согласно регламенту Берг-коллегии.
Она должна была «единым судией быти над всеми к тому принадлежащими делами и особами, чтоб никаким образом губернаторы, воеводы, ниже прочие поставленные начальники в рудокопные дела вступали и мешалися». И потому регламент носил название Берг-привилегии, то есть правительство разрешило искать полезные ископаемые и организовывать заводы по добыче, как жителям страны, так и иностранцам, причем даже с нарушением феодальных прав на землю, по принципу «кто нашел и разработал – тот и хозяин», чтоб «Божие благословение втуне под землей не оставалось».
В другой подчиненной Брюсу коллегии говорилось: «Коллегиум-мануфактур имеет верхнюю дирекцию над всеми мануфактурами и фабриками и прочими делами, которые касаются ко оному правлению, какого б звания ни были, во всей Российской империи». На мануфактурах петровского времени производилось сукно для армейских мундиров, шелка, тесьма и позументы, шпалеры, открывались кожевенные заводы. Под Москвой по проекту самого руководителя коллегии была построена лосиная мануфактура недалеко от его поместья Глинки.
С 1723 года все горные заводы страны были практически подчинены Якову Брюсу. Им были организованы экспедиции на Дон и Днепр для разведки месторождений. Правительство не скупилось для приглашения на русскую службу иноземных мастеров с непременным условием, чтобы они обучали русских своему мастерству, заказывая переводы европейских книг по вопросам торговли и промышленности.
Особыми указами были созданы «тепличные» условия без высоких пошлин для российских производителей, которые превращались в фактических монополистов. Промышленность развивалась по крепостническому пути: не имея в достатке свободных рабочих рук, правительство и владельцы мануфактур порой решали эту проблему путем насильственной приписки крепостных крестьян к предприятиям промышленности. В последние годы петровского правления, закладывались основы всех тех проблем, которые на протяжении добрых трех сотен лет будут сотрясать наше общество.
Не все удавалось одинаково хорошо, и особенно на уро- вне рядовых чиновников. Уже после смерти Петра берг- советник Татищев был послан в Москву для ревизии работы Монетного двора. Инструкция, ему при сей оказии данная, гласила: «Ехать в Москву и… освидетельствовать весы и, если найдутся фальшивые, заарестовать. Также ежели и работники крадут с денежных дворов золото, серебро и снасти – для делания воровских денег, из чего многих людей погибель и разорение происходит… причина же тому знамо не довольно тверды, или смотрения недостает». «Осмотрел я все денежные дворы, – писал Татищев к кабинет-секретарю Алексею Макарову, – и нахожу их так, как они во время поляков брошены и до сего дня в них никто не бывал… Весы я освидетельствовал и нашел, что присланный со мною из Берг-коллегии пуд здешнего тяжелее девятью золотниками; здешние гири деланы по присланной из коллегии гире, только так дурно, что и между собою по золотнику не сходны; присланная же со мною фунтовая гиря явилась пред здешнюю четвертью тяжелее, только и эта неправдивая, и потому видно, что в Берг-коллегии правильных гирь нет, откуда проистекает немалый государственный вред».
Обычная российская история по принципу: хотели как лучше, а получилось, как всегда. Тем не менее, личный положительный вклад Якова Брюса в развитие российской промышленности и технический прогресс России несомненен и неоценим.
Как инженер, он много времени и усилий посвятил раз- витию артиллерии; принятые на вооружение петровской армии образцы, в создании которых Брюсу принадлежала ведущая роль, заложили основы последующего державного могущества российской армии. В течение многих лет Яков Вилимович неустанно трудился над совершенствованием пороха, организовал ряд крупных пороховых заводов. В результате, по признанию датского посла в России Юста Юля: «В России порохом дорожат не более, чем песком, и вряд ли найдешь в Европе государство, где бы его изготовляли в та- ком количестве и где бы по качеству и силе он мог сравниться со здешним». Потребности оружейной промышленности превратили Урал в «опорный край державы».
В 1718 году Яков Вилимович стал сенатором по распоряжению царя: «Президентам, которые ныне не в сенате, сидеть в сенате с будущего 1718 году». После этого выяснилось, что нововведение парализует работу высших государственных учреждений, поскольку дела в коллегиях длительное время лежали без движения в ожидании президентов, и совмещение постов в сенате и коллегиях было запрещено. Но Брюс был одним из немногих, кому царь разрешил быть и сенатором и президентом коллегии одновременно, поскольку, как писал Петр, «надлежало бы и в берг-коллегию выбрать другого президента, но заобычного (привычного к делам) не знаю, того ради, пока такой сыщется, быть по-старому». Специалист по горному делу не сыскался до 1722 года, когда Василий Новосильцев сменил Брюса на посту президента Мануфак- турколлегии. В следующем 1723 году Яков Брюс был назначен первым членом комиссии Верховного генерального суда.
Исключения Табели о рангах
Алексей Макаров, кабинет-секретарь Петра I, ведавший его секретными бумагами, записал слова императора о том, каков должен быть стиль и суть государственных распоряжений: «Надлежит законы и указы писать ясно, чтоб их не перетолковать. Правды в людях мало, а коварства много. Под них (законы) такие же подкопы чинят, как и под фортецию».
Несмотря на огромную работу по регламентации службы в Российской империи, царь Петр Алексеевич Романов имел при себе ряд близких чиновников, не подчиняющихся Табели о рангах и пользующихся неизменными особыми привилегиями. Среди них был Князь Федор Юрьевич Ромодановский, который сыграл важную роль во время правления Петра I.
Князь оказал поддержку юному царю в его конкуренции с сестрой Софьей. Ему было доверено присматривать за царевной, которая находилась в заключении в Новодевичьем монастыре. Петр, отправляясь в марте 1695 года в Азовский поход, назначил князя-кесаря своим наместником, дав ему полномочия производить во все чины.
Ромодановский несет ответственность за то, что пристрастил молодого Петра к распитию алкоголя и даже определенному распутству. Он поощрял все самые безнравственные наклонности царя, надеясь подобным образом твердо привязать его к себе и оказывать на него последующее влияние.
Одной из странностей, выдуманных молодым Петром, был «Всешутейший, всепьянейший и всесумасброднейший собор». Ромодановский получил от Петра титул «князя-кесаря» в этом «соборе». Любовь придворных к царю в то время стала подтверждаться способностью употреблять много водки и осмеивать обычаи русского народа. Сам Петр и его друзья по «собору» придумывали всем непотребные клички, которые, невозможно даже опубликовать в силу цензуры.
Отношения между Петром и Ромодановским отличались от привычных придворных иерархий. Царь видел в Ромодановском наставника, что объяснялось их возрастной разницей. Петр часто писал письма Ромодановскому в стиле поклоняющегося подданного. Государь в этих письмах подписывался именем – Петрушка Алексеев.
И это продолжалось не только в юности Петра, но и позднее. Ромодановский был единственным в титулах и почете, и Петр не въезжал в его дворец, а оставлял лошадь или карету за воротами и входил к нему пешком.
Многие современники характеризовали князя Ромода- новского, как человека жестокого и лишенного сострадания.
Внешний вид, взгляд и голос князя вызывали ужас у других людей. Князь-кесарь вешал воров за ребра, в результате чего однажды было повешено 200 человек. Сам Петр неоднократно упрекал Ромодановского в его жестокости. Однако князь Ромодановский, несмотря на разного рода кляузы, продолжал получал огромное неподдельное доверие Петра.
Петр никогда не вмешивался в дела Ромодановского, и князь имел полную свободу в управлении тайной полицией. Ромодановский имел право иметь влияние на другие приказы, коллегии и местные власти. Даже после создания Сената и отъезда царя на войну в 1709 году, Ромодановский не потерял своей роли, поскольку Преображенский приказ не подчинялся Сенату.
Тайное ведомство не может раскрывать свои секреты существования и методы преуспевания, но о том, что царь пользовался не очень демократическими методами правления говорит не только уважение к Ромодановскому, сама эпоха резких перемен требует дополнительных напряжений, без которых невозможно быстро добиться желаемого ре- зультата. А времени у Петра было немного. Немаловажным является тот факт, что психика Петра оставляла желать лучшего после громадных стрессов в молодости, когда на его глазах убили брата матери – князя Нарышкина, а также страх и бегство от возможного бунта в 1689 году. Взращенная им- пульсивная ненависть ярко проявлялась в нем, когда после победы над Софьей молодой царь самолично рубил головы стрельцов. Оправдать его может только постоянная необходимость удержания власти.
Несмотря на то, что методы Ромодановского были не всегда гуманны и красивы, он был нацелен на поддержание власти и помощь молодому царю. Все это делает его очень важной фигурой в истории Российского государства и становлении репрессивного режима.
В некоторой степени понимание Петром характера Ромодановского можно отнести к искреннему доверию к старшим и глубокому ощущению русского характера с его жестокими и порой неведомыми поступками.
Ромодановского со временем сменил на его посту московский комендант князь Гагарин.
Не менее интересная, противоречивая фигура и государевого служащего, так называемого Кукуйского (старое название Немецкой слободы) патриарха – Никиты Зотова.
Родом из евреев-выкрестов, он в молодые годы слыл знатоком Священного Писания и человеком редкой набожности. По мере взросления и вступления на государеву службу Зотов стал педагогом молодого царевича, служащим на военной службе потешного войска. Впоследствии он не гнушался ролью «всешутейского развратника князя-папы» и закончил службу хитроумным исполнителем тайных поручений и ближним советником царя.
В марте 1677 года скромному подьячему Челобитного приказа Никите Зотову, по ходатайству боярина Федора Со- ковнина, доверили воспитание царевича Петра, не достигше- го ещё и пяти лет. В помощь Зотову дали стрелецкого сотника Афанасия Нестерова. Окончательное решение в назначении Зотова на педагогический пост приписывают то царю Фёдору, старшему брату Петра, то его матери Наталье Нарышкиной. Испытание будущего учителя перед вступлением в должность проводил Симеон Полоцкий, выдающийся русский богослов, проповедник, просветитель и поэт, убеждённый сторонник латинского образования и, как сегодня говорят, спичрайтер царя.
Зотову было поручено начальное образование царевича как человеку грамотному, религиозному и особенно сведущему в истории. Взрослый Пётр хотя и не выработал красивый, но имел все-таки удобочитаемый почерк, ладно пел на клиросе и наизусть знал Апостол и Евангелие. К 1682 году начальное образование маленького Петра завершилось, а дальнейшего царевич получить не успел: образовательный процесс был прерван разразившимся в мае 1682 года Стрелецким бунтом.
После него Пётр учился уже сам и всюду, где только можно.
Однако систематического образования он не получил, о чём всю жизнь сожалел и говорил: «Детушки, учитесь! Вот если бы я мог, как вы…» Он бегло говорил по-немецки и неплохо по-голландски, читал, вероятно, тоже. Но, конечно, латынь он не знал, и врата тогдашней учености были для него закрыты. Первый же учитель, уже при вступлении в должность, на- граждённый по-царски и деньгами, и землями, заняв сторону своего ученика в противоборстве с царевной Софьей, сделал блестящую карьеру.
При желании Петра Никита Зотов прекрасно перестроился и стал «архикнязем-папой» в учреждённом Петром «сумасброднейшем, всешутейшем и всепьянейшем соборе».
Определенной загадкой служаки являлось то, что кроткий и смиренный трезвенник Зотов на старости лет превратился в пьяницу и развратника. Он был ярким и активным участником карнавальных церемоний собора, устраивавшихся по поводу свадеб и похорон, государственных и религиозных праздников – в митре с изображением Бахуса и флягой для водки на груди. Известно, что Зотов умолял царя отпустить его в монастырь и не превращать в посмешище. Однако неумолимый Пётр подверг верность и терпение Зотова чудовищному испытанию вторым браком, чуть не до полусмерти на- поив 70-летнего «патриарха» и его «невесту», а затем наблюдая с интересом за брачной ночью свежеповенчанной пары.
Все это не помешало Зотову к концу государева служения стать главой администрации царя. Приписанный сначала к Сыскному, затем к Судному и Поместному приказам, Зотов ещё при предшественниках Петра отметился на дипломатической стезе: в 1680 году в составе русского посольства в Крыму участвовал в заключении Бахчисарайского мира, предварительно отсидев в крымском плену. Начав службу при дворе, Зотов был возведён в дворянство, в 1690-м получил должность думного дьяка, исполняя обязанности государственного секретаря. Участвовал в военных затеях своего ученика – потешных учениях 1694 года под Кожуховом, затем в Азовских походах 1695−1696 годов.
Входил Зотов и в комиссию по расследованию Стрелецкого бунта, принимал непосредственное участие в допросах с пристрастием и казнях. Иными словами, помимо грамотности и преданности обладал немалым административным, военным и юридическим опытом.
Неудивительно, что именно Зотов сначала был назначен главой Печатного приказа, с 1699 года заведовал походной канцелярией молодого царя, а затем получил звание «ближнего советника и Ближней канцелярии генерал-президента», фактически став во главе всей царской администрации. Пропорционально занимаемой должности росли влияние и главное – доходы Зотова, оказавшегося чувствительным к званиям, деньгам, богатым одеждам и титулам.
В 1711 году на Зотова были возложены обязанности государственного фискала и титул тайного советника – Ближняя канцелярия превратилась в главный надзорный орган страны. К концу жизни Зотов сосредоточил в своих руках огромную власть: он надзирал за деятельностью Сената, возглавлял Совет министров и московский военный гарнизон.
Разгромив шведов на суше рядом со своей территорией, Россия по-прежнему не могла уязвить противника в его исконных владениях. Для этого нужно было господство на море.
Через пять лет после Полтавы в 1714 году молодой русский флот впервые нанес у мыса Гангут крупное поражение Швеции. Вскоре шведы потерпели поражение в Померании – единственной остававшейся у них вне Скандинавии территории.
В 1716 году у берегов Дании сосредоточились 84 корабля, принадлежавших России, Британии, Дании и Голландии.
Петр возглавлял эту армаду, перед которой стояла задача высадки десанта на территории Швеции, но совместных боевых действий не получилось.
Активность русской армии и флота и опустошение шведской казны вынудили Карла XII искать мира с Россией. В Гааге князь Куракин вступил с доверенным лицом шведского короля бароном Георгом Генрихом фон Гёрцем в секретные переговоры, на которых впервые обсуждались предварительные условия мирного договора.
Так началась подготовка к конгрессу, которому суждено было начаться через несколько месяцев – переговоры русских со шведами на Аландских островах у побережья Финляндии. 15 декабря 1717 года Яков Брюс и Остерман получили от имени царя «Генеральные кондиции к миру» и были назначены полномочными русскими министрами на мирные переговоры со Швецией. Брюс был старшим с полномочиями первого министра. Переговорщикам было поручено выяснить, какой ценой Карл XII готов заключить мир, настаивать на сохранении за Россией всего, ею завоеванного, кроме Финляндии, и включения в мирный процесс своих союзников Пруссии, Польши и Дании с их притязаниями.
Иностранные резиденты в Петербурге были заинтригованы внезапным отъездом в начале 1718 года Якова Брюса, а затем и Остермана. Голландский посланник писал своему правительству, что Брюс, известный своей рачительностью, отбыл в неизвестном направлении с «новыми богатыми одеждами и серебряной посудой», а Остерман на все расспросы отвечал, что отправляется в инспекционную поездку.
Сохраняя в тайне предстоящие переговоры, делегаты ехали порознь. Прибыв в Выборг, Яков Вилимович дождался Остермана, и в начале февраля они вместе переправились на остров.
Идеальным местом для ведения переговоров были признаны Аландские острова, куда Брюсом был загодя отправлен Татищев с поручением присмотреть удобное место для открытия конгресса и приличные к сему случаю помещения. Выбор Татищева пал на деревню Лефе на острове Сундшер.
Только в апреле 1718 года, когда море очистилось ото льда, Брюсу и Остерману удалось переправиться на Сунд- шер. Оставаясь долгое время на Або, оба делегата испытали большие трудности и даже лишения, если можно применить эти слова к аристократам с совершенно противоположными характерами. Они почти всю зиму не могли достойно проживать в Финляндии, дотла разоренной войной, где царила жуткая дороговизна, при этом и за бешеные деньги нельзя было купить самого необходимого, даже дров. Рачительный и сдержанный Брюс, с его постоянными проявлениями подагры, стойко переносил тяготы, несмотря на то, что с собой делегаты везли для представительских целей серебряный адмиральский сервиз Апраксина, шпалеры, венгерское вино, четыре бочки красного и белого вина. Уже будучи на Аландских островах, Брюс неожиданно был обвинен в хищениях из казны вместе с Меншиковым. Правда, царь тут же велел оставить его в покое, в то время как следствие по делу Меншикова было продолжено.
Переговоры со шведской делегацией, в которую входили Георг Генрих фон Гёрц и граф Карл Гилленборг, начались в мае.
С самого начала каждая делегация не хотела отступать от своего даже в мелочах. Так, чтобы решить вопрос о равенстве делегаций в зале заседаний, пришлось вырубить стену и из разных помещений подходить к столу, стоявшему ровно посередине: двумя ножками в одной комнате, двумя – в другой. «Его величество шведский король желает сохранить все, им утра- ченное», – заявили шведы. «Его величество русский государь желает сохранить все, им завоеванное», – без промедления в тон ответствовали Брюс и Остерман. Приличия были соблюдены, после чего началась, длительная работа конгресса.
В переговорах сразу определился некий предел, за который стояла каждая сторона: русские соглашалась уступить лишь Финляндию, да и ту без Выборга, а шведы, надеясь на примирения с союзниками России, рассматривали лишь уступки части своих владений в Прибалтике, но с условием территориальной компенсации с помощью России в Европе.
Все это мало удовлетворяло твердую позицию русской делегации, но и шведы не проявляли инициативы распутать возникший клубок противоречий.
Напористый и конкретный Брюс сразу почувствовал, что все это означало работу конгресса без перспективы и даже вхолостую. Брюсу не очень приятна была авантюристская позиция Гёрца и своего напарника Остермана, усилиями которых все переговоры вскоре сузились до рамок частного и фамильярного общения. С обеих сторон начался обмен подарками. Брюсу презентовали кортик, для Карла XII шведы выпрашивали черкесских и калмыцких лошадей. Посольская канцелярия слала на Сундшер деньги и соболей, которыми Брюс и Остерман отдаривали Гёрца, Гилленборга и его супругу. Русские посланники свели короткое знакомство со спутниками шведских дипломатов, все вместе они коротали вечера за обсуждением анекдотов из жизни шведского короля, который более всего времени проводил на скачках, цинично смаковал сальные подробности своих офицеров, оставаясь сам очень равнодушным к слабому полу. Якову Вилимовичу сей монарх был откровенно неприятен. Его друг Лейбниц рассказывал ему о своей встрече со шведским королем в 1707 году. Желая увидеть новоявленного военного гения, знаменитый ученый прибыл в шведский лагерь. Карла долго не было, наконец, он приехал и сел обедать. В течение получаса он ел с большим аппетитом, не сказав ровным счетом ничего. «Я не знал, о чем с ним говорить», – жаловался впоследствии Лейбниц, которому ничего не оставалось, как покинуть общество «коронованного солдафона».