Дмитрий Владимирович Абрамов
Товарищ Брежнев. Большое Домино

Но есть же еще в частях «штуги». Почти шесть сотен. Так с ними та же ситуация, что и с танками. Выработка ресурса, отсутствие запчастей, хронический недостаток топлива. Тот же вид, только в профиль. И особо из частей их не заберешь. На «плугах» вся оборона держится. Изымешь их, и посыпется оборона. Так что к Минску удалось только семьдесят пять самоходок перебросить.

Если бы все проблемы группы армий «Центр» ограничивались только недостатком ресурсов! Русские! Нация бандитов и варваров! У русских абсолютно отсутствует понятие о правилах войны! Над городами и деревнями, находящимися под контролем группы, миллионами разбрасываются листовки, обращенные к аборигенам, особенно к аборигенам, проявлявшим сознательность и оказывающим помощь оккупационной администрации. Вот как это понимать? «Если ты хочешь искупить вину перед Родиной – приведи с собой в партизанский отряд двух пленных немцев или принеси две немецкие солдатские книжки и две головы этих солдат». И так низкие моральные качества местных полицейских формирований после окружения упали ниже плинтуса. А тут еще это. Полицаи и хиви массово дезертируют и уходят к партизанам. Так же массово начали пропадать военнослужащие из тыловых служб и гарнизонов. Страшно подумать об их судьбе.

Приказ об изъятии у местного населения продовольствия для пополнения армейских запасов не выполняется. Почти все деревни опустели. Жители массово уходят в лес к партизанам, угоняют туда же остатки домашнего скота, уносят с собой или уничтожают запасы продуктов. Теперь в деревнях даже охапки сена для лошадей не найти. В воздухе стоит смог от сжигаемых стогов-сеновалов. Как можно воевать в такой стране?

А тут еще Зейдлиц!^[14] Предатель! Лично лазит по русским окопам и через громкоговоритель призывает солдат вермахта сдаваться в плен. Передовая просто завалена листовками с призывами сдаваться за подписью этого предателя. Конечно, по большей части эти листовки используются вместо пипифакса или для розжига костров. Но… Ежедневно в подразделениях на передовой недосчитываются по нескольку сотен солдат^[15]. Зафиксированы случаи, когда русские отпускают пленных солдат, после чего те переходят линию фронта и ведут агитацию в своих подразделениях. И только в единичных случаях такие предатели-перебежчики сдаются сознательными солдатами своему командованию^[16].

С авиацией совсем плохо. Горючего нет. И когда небо позволяет летать, русские резвятся над позициями группы как хотят. С земли им помогают находить цели русские же диверсанты. Поначалу пытались бороться с такими авианаводчиками. Пеленговали их радиостанции. Но опять «но»… Очень часто вместо русского радиста егеря находили в каком-нибудь сарае или под пеньком в лесу работающую в автоматическом режиме радиостанцию, вдобавок еще и заминированную. Русские откровенно издеваются. По ночам их легкие бомбардировщики засеивают леса и поля такими рациями. И поисковые группы сбиваются с ног, гоняясь за такими пустышками. Да, с ног сбиваются. Буквально! Ведь в тыловых частях почти не осталось исправного автотранспорта. Если еще несколько месяцев назад бандиты вели, как они сами говорили, «рельсовую войну», то теперь к этому добавилась «моторная война». Бандиты почти перестали вступать в боестолкновения с частями по охране тыла и с полицейскими подразделениями. Они устраивают засады на автотранспорт. Массово. Нет, больших потерь в личном составе такие засады не приносят. Там всего-то пять-десять выстрелов со стороны бандитов. И все эти выстрелы нацелены в моторы машин. Одна засада, и одна-две-три машины начинают ждать поставки нового двигателя из рейха. Мелочь? А если таких засад несколько сотен в день? И что в результате? В результате почти всякое движение транспорта вне больших колонн парализовано. Большие колонны тоже не спасение. Русские диверсанты не упускают возможности наводить свою авиацию на такие колонны. Прикрыть-то с воздуха эти колонны нам почти нечем.

А как и чем может помочь рейх окруженным? Ну, кроме воздушного моста. В Лиде и Слуцке закончили подготовку к удару на Минск два смешанных германо-британских танковых корпуса. По двести шестьдесят английских, немецких и чешских танков и сто десять САУ в каждом. Да, сто десять САУ, не «Штугов»! Потому что почти вся самоходная артиллерия в этих корпусах представлена английскими самоходными орудиями на автомобильном шасси^[17]. А куда же делись «Штуги», что продолжают клепать заводы рейха и протектората? Они идут на формирование 1-го танкового корпуса СС «Адольф Гитлер»!^[18] Два тяжелых танковых батальона по 45 «Тигров», моторизованная дивизия с двумя танковыми батальонами по 47 T-IV в каждом и двумя артдивизионами по двадцать «Штугов» в каждом, и еще одна моторизованная франко-бельгийская дивизия с танковым полком в восемьдесят легких танков, собранных по арсеналам различных стран Европы, и опять же с двумя артдивизионами «штугов». И это все сполна обеспечено топливом и боеприпасами. Правда, корпус СС не успевает к началу прорыва кольца окружения. Не все еще подразделения прибыли в Вильнюс, где формируется корпус, не вся еще техника поставлена. Чертовы американцы! Поставили русским уйму «летающих крепостей». И эти «крепости» напрочь вынесли Варшавский и Кенигсбергский железнодорожные узлы. Не справляется рейхсбанн с перевозкой новейших танков с заводов к фронту. В общем, 1-му танковому еще дней пять-семь-десять надо для обретения окончательной мощи. Может, стоит подождать эту неделю? И тогда как скопом навалимся на большевиков. Не, не катит. Судя по всему, русские готовят еще один удар к востоку от Минска, на Борисов, с тем чтобы отсечь Минский гарнизон от восточной части группы армий. И удар этот, по докладам разведки, планируется уже дня через два-три. Надо опередить русских. Сегодня ударим. Одновременно с ударом смешанных корпусов от Лиды и Слуцка.

Фельдмаршал отхлебнул кофе из походной кружки и взглянул на часы. Четыре утра. Два часа до начала. За час до рассвета начнется!

По замыслу, перед началом удара по русским позициям должна была отработать авиация. Англичане наконец-то перегнали в генерал-губернаторство и в Восточную Пруссию почти три сотни своих тяжелых бомбардировщиков. Не пикировщики они, конечно. Не так эффективны по полевым позициям. Ну а что делать? Слишком велики в последнее время потери люфтваффе, не справляются заводы пока с восполнением потерь. Всего восемь десятков «Штуг»^[19]по ту сторону кольца смогли собрать. Но с авиаподдержкой – опять непруха. Отвратительный прогноз от метеорологов. Если что и сможет взлететь с аэродромов, то все равно ни черта с воздуха на земле не увидит. Так что работаем без авиации. Но ведь и русские без нее будут. И это – гут!

Но чем же заменить авианалет? Чего тут голову ломать. В Минске почти шестьдесят тысяч разноплеменной легкой пехоты сидит. Половину оставим для поддержки удара наших танков. А половину сажаем на собранный по округе транспорт. Нашлось в Минске три сотни различных авто. Реквизировали-мобилизовали их по разным конторам. На крыши-кузова прикручиваем-привариваем крупнокалиберную стрелковку и малокалиберную артиллерию. И отправляем за сутки до главного удара на русские позиции. Вряд ли они смогут прорваться. Нет у них шансов. Зато разведают-расчистят минные поля, выставленные русскими. Проредят их противотанковую оборону. Заставят большевиков потратиться боеприпасами и топливом. Опять же кого-нибудь эти европейские недовояки подстрелят на русских позициях. В плен сдадутся? Так и то хорошо. Русским придется эту толпу охранять-конвоировать, а это опять же отвлечет какие-никакие силы. Ну а все оставшиеся на поле боя подбитые эрзац-САУ дадут сегодня возможность нашим танкистам поближе к русским позициям подобраться.

Да, удар сегодня будет только один. Навстречу корпусу, идущему от Лиды. Нет у нас сил в две стороны из котла бить. Почему? Простая арифметика. Плотность танков на направлении главного удара для гарантированного прорыва подготовленной обороны, а русские ведь подготовились, должна составлять 50–70 машин на километр фронта. Это еще в 40—41-м установлено. Даже если мы и «Штуги» за танки посчитаем, то на круг получим 199 единиц бронетехники. Семьдесят бэтээров, которые тоже пойдут в прорыв, за бронетехнику, конечно, можно посчитать, но вот не пляшут они при прорыве первой линии обороны, их роль сугубо второстепенная и подчиненная. Так что округляем число доступной брони до двухсот и считаем-делим. Получается три-четыре километра по фронту удар может быть. Если на две части разделить, то совсем узенько будет – полтора-два километра. Такой прорыв русские, не напрягаясь, подрежут у основания. Так что бьем в одном месте. Ударим в самом тонком месте. Там от Ратомки до Ракова и двадцати километров не будет. На остальных участках кольцо толщиной от пятидесяти до стапятидесяти километров доходит. Из Слуцка же пущай корпус сам на Минск пробивается. Помолимся за его успех.

21 марта 1943 года, г. Заславлъ, Белорусская ССР

Миновала полночь. Уж часа три как миновала. А в штабе 60-й армии такое ощущение, разгар рабочего дня. Деловая суета. И легонький нервный мандраж. Как тут не мандражировать? Разведкой вскрыто намерение немцев ударить по позициям армии с двух сторон одновременно, и изнутри и снаружи кольца. Не сложно это было вычислить. Ведь сами же и подставлялись, намеренно не расширяя кольцо окружения. Сами старались создать впечатление у немцев, что здесь, на участке, обороняемом 60-й армией, самое удачное место для прорыва. И немцы купились. Соскребли со всего котла последнюю боеспособную бронетехнику и готовы ударить. Ударят ли? Ударят! Достоверно установлено, что дезинформация о готовящемся отсечении Минска от остального котла дошла до адресатов в немецких штабах. И скушали ее немцы. Спешить им надо. Ударят обязательно. Но вот устоит ли армия?

Командующий армией генерал-лейтенант Иван Черняховский глотнул отличного трофейного кофе из простой пролетарской, слегка подкопченной жестяной кружки. Отличную арабику два дня назад принесли вернувшиеся из рейда-поиска армейские разведчики. Ходили они к Лиде, посмотреть, как там очередной, спешно сформированный немцами корпус готовится к наступлению. Вот в ходе рейда и подфартило группе прихватить английского интенданта-полковника. Английское чудо-юдо надумало прокатиться по лесной белорусской дорожке всего лишь на одном джипе. При наглом британце нашли довольно интересные документы по снабжению английской моторизованной дивизии, входящей в лидский корпус, и десятикилограммовый мешок с итальянской обжарки кенийским кофе. Вот и командующему кофейку перепало.

Накануне Клюге смог удивить генерала. Минск и его окрестности были очень плотно взяты под контроль партизанами-подпольщиками. И фронтовое, и армейское командование было в курсе всех более-менее значимых немецких движух. От взглядов подпольщиков не укрылось повальное изъятие всего еще не используемого вермахтом авто- и мототранспорта. Не укрылось и то, что этот транспорт передается в дивизии новых союзников Германии. Черняховский полагал, что это сделано просто для повышения мобильности этих дивизий. А оказалось, вон оно что. Сутки назад посаженные на грузовики, автобусы, трактора и легковушки франко-бельгийские части пошли в атаку по подмерзшим за ночь полям на позиции армии. Поначалу в штабе 60-й армии даже растерялись. Что это? Думали, что немцы на сутки раньше пошли на прорыв. Но ведь корпус из Лиды еще не подошел. Разумнее ведь ударить одновременно с двух сторон. Что за чудачество? Но утром, когда командующий лично съездил к тому полю, где пожгли датско-норвежское автовоинство, он понял задумку немецкого фельдмаршала. Поле часто почти в правильном шахматном порядке заставлено сгоревшей техникой. И эта техника будет идеальным укрытием для подбирающихся к нашим позициям немецких танков и пехоты. Немцы смогут, прикрываясь этими авторуинами, подойти к первой линии окопов почти вплотную.

Нет у немцев сейчас тут, под Минском, серьезной артиллерии. Снарядный голод в котле. Вот и не потащил Клюге из-под Смоленска сюда гаубицы в товарном количестве. Всего пару батарей легких гаубиц наши разведчики засекли рядом с предполагаемым местом удара. Так что нечем немцам будет бороться с нашей артиллерией, когда та начнет долбить по наступающим. Вот и придумали арийцы, как уменьшить свои потери до выхода к советским позициям.

Молодой генерал склонился над картой. Медитация. Ожидание. Все уже было продумано-передумано. Все подготовлено. Остается только ждать и не дергать подчиненных.

Без стука зашел начальник разведотдела армии.

– Секреты, выставленные на поле под Ратомкой, зафиксировали инженерную разведку немцев.

– Поползали между подбитыми машинами и, естественно, убедились, что мин там нет.

– Что еще?

– Получены условные сигналы от двух разведгрупп. В рощах между Подгрушево и Ярково, – разведчик подошел к расстеленной на столе карте и ткнул пальцем в минские предместья, обозначенные как места сосредоточения немецкой группы прорыва, – слышны шумы заводимых двигателей.

– Не засекут твоих ребят? – Риторический вопрос, командующий и так знал, что вряд ли засекут, у разведчиков была короткая таблица условных сигналов, всего пару цифр морзянкой надо отстучать, в зависимости от того или другого действия немцев.

– Не, не успеют запеленговать. Самые опытные.

– Ладно. Ждем.

Должен поступить еще один сигнал. О том, что немцы начали выдвигаться. Вот тогда и начнется представление.

В армию на войсковые испытания передали новые «катюши». БМ-31-24^[20]. Немецкие «трешки» без башни. Вместо нее пусковая установка – три ряда по восемь направляющих. М-31 – мощный боеприпас, но не панацея. В комплекте с новыми гусеничными «катюшами»^[21] шли новые снаряды. М-32-М и М-33-03^[22]. М-33 – адаптация под трехсотмиллиметровый снаряд уже применявшихся в РККА объемно-детонирующих боеприпасов. Посмотрим, как они сработают. Но их очередь – вторая. Первые сегодня М-32. Вес почти 110 килограммов. Дальность стрельбы – 7 километров. Вес боевой части – 60 килограммов. И БЧ особенная. Кассетная. Спрятано в ней аж десять пятикилограммовых противотанковых мин. При подлете к месту назначения БЧ раскрывается и за счет вращения разбрасывает мины. Может противопехотки раскидать, а может, как в этот раз, – противотанковые. Правда, слабенькие мины эти, едва хватит ее мощи, чтобы гусеницу порвать^[23], но нам сейчас большего и не надо.

– Получен сигнал. Пошли танки, – вбежал в кабинет командующего офицер разведотдела.

Черняховский снял трубку полевого телефона: – Дай мне Тополя.

– Тополь, здесь Роща. Урал, повторяю – Урал.

– Роща, здесь Тополь. Принял. Урал.

Через несколько минут до штаба армии докатились раскаты грома. Две батареи обычных «катюш» отстрелялись обычными РСами по выдвигающимся немецким танкам. Зачем? Урон ведь от такого залпа по танкам невелик. Ну, так, чтоб не расслаблялись. И заодно этими залпами прикрыли звук стрельбы четырех полков тяжелых гвардейских минометов. Четыре полка по 24 БМ-31 в каждом. Две тысячи триста четыре снаряда высыпали на поле перед немцами более двадцати трех тысяч мин. Первое в своем роде дистанционное минирование^[24].

Генерал перешел на узел связи. С позиций на внешнем кольце окружения тоже идут доклады. И там немцы зашевелились. Началась артподготовка. И наша, и немецкая. Немцы бьют по нашему переднему краю, наши – пытаются нащупать немецкие батареи. Нелетная погода подгадила. Нет, в какой-то степени она помогала. Скрытно от противника перебросить-сконцентрировать силы и средства. Но вот проблема. Немецкие 15-см и 10,5-см гаубицы имеют дальность стрельбы 12–13 километров. У наших – 152-мм М-10 и 122-мм М-30 – на километр-полтора меньше^[25], добавить, вернее, отнять еще полтора-два километра, на которые были удалены наши орудия от передовой, и получаем разницу по дальности в три-четыре километра. Немцы могут по нашей передовой стрелять. Мы можем по наступающим немцам работать, а вот достать немецкие батареи уже не можем. Для контрбатарейной борьбы нужны большие калибры, но их не успели сюда доставить. Вот и была надежда на авиацию. Но… Печаль… Впрочем, и немцам несладко. Не получится у них при ударе снаружи навалиться здесь всем скопом и прорвать нашу оборону. Им придется наступать с запада на восток вдоль наших позиций у реки, последовательно пытаясь подавить нашу оборону на пятнадцати километрах речного берега. Подавят одну позицию, а переправляться на наш берег бессмысленно. Пехота-то там ихняя пройдет, а вот какая-либо техника – нет. Лесистые болота и заболоченные леса позади наших позиций. Не пройти, не прорваться там немцам к Минску. Обойти эти наши позиции севернее, конечно, можно, но этот обход обернется выходом на более «толстый» участок обороны. Там, восточнее, ширина кольца окружения резко возрастает до 70—150 километров. Так что лучше попытаться здесь. 20 километров лучше, чем 100. И к тому же из кольца здесь еще будет удар.

На внешнем кольце организована, так сказать, «классическая» оборона. Минные поля, инженерные заграждения, противотанковые опорные пункты, усиленные самоходками, огневые мешки-засады, танки в резерве в достаточном количестве. Сил отбиться должно хватить. А вот на внутреннем кольце предполагается эксперимент.

Немецкие танки, уверенные в отсутствии минного поля, бодренько пробираются к советским позициям, прикрываясь подбитыми машинами. Наивные. Мины уже встали на боевой взвод. То там, то здесь раздаются хлопки. Ничего серьезного.

Гусеница перебита. Минут десять-двадцать возни, и танк опять готов к бою. Благо мины слабенькие и не способны повредить катки. Танки идут не все скопом. Атака эшелонирована.

Впереди десять «четверок» – их задача вызвать на себя огонь русских противотанкистов. Сразу за ними все «Тигры» и «Пантеры» – девятнадцать штук, – они должны вынести советскую противотанковую артиллерию. В третьей линии, самой многочисленной, сорок «Штугов» и столько же «четверок» – они нужны на случай, если появятся советские танки. За ними тремя волнами пехота-мотопехота и остатки местного танкового изобилия. Тылов-обозов, ясен пень, нет. Всего-то надо пройти сегодня двадцать километров по русским позициям, плюс еще пять до них. Из-за частых подрывов движение замедляется, боевые порядки наступающих уплотняются.

Первые бронированные неподорвавшиеся «счастливчики» выкатываются практически вплотную к советским позициям. Триста-пятьсот метров до них. Атака! Огонь! Атака? Огонь? Ага, огонь!

Полки БМ-31 после первого своего залпа успели уже сменить позиции. На новых – их ждут транспортно-заряжающие машины^[26]. Несколько минут на заряжание, и полки готовы к залпу. Залп. В этот раз стрельба ведется объемно-детонирующими снарядами.

Немецкая группа прорыва на момент залпа «катюш» располагается на поле размером в четыре километра по фронту и два-три – в глубину. Двенадцать миллионов квадратных метров. Жуть! Много!

Один реактивный трехсотмиллиметровый снаряд с объемно-детонирующей БЧ накрывает огнем площадь около пяти тысяч квадратных метров. 70 на 70. Перемножаем на 24 ракеты в одной «катюше», на 24 «катюши» в полку и на 4 полка. Опана! Одиннадцать с половиной миллионов квадратных метров сплошного огня и кошмарных перепадов давлений. Почти никто не ушел от теплого приема советских гвардейцев-минометчиков.

Танки-бэтээры встали все. Не могут они пока защитить экипаж от объемного взрыва. Большая часть танков после остановки еще подбавила огоньку в локальный армагеддон, полыхнув детонацией своих снарядов. Пехота превратилась в россыпь поджаренных трупов. Почти вся! На некоторое время повезло тем, кто приотстал. Тысячи полторы арийцев и других европейцев не попали под пламенный привет советских ракетчиков. И ломанулись они назад, к Минску. Но вот незадача. На их вроде бы спасительном пути на всякий случай уже успели занять позиции заградительные отряды^[27]. Пулеметные очереди встретили «счастливчиков». Да ну на фиг, что им были пулеметы после того, что они видели-пережили. У них тоже кое у кого были пулеметы. Только через полчаса удалось остановить перестрелку. Потом, уже когда Минск был освобожден, из допросов военнопленных выяснилось, что из той атаки-разгрома живыми вышли только около двух сотен. Из почти тридцати пяти тысяч попытавшихся прорвать оборону Красной армии. Интересно, кого будут в будущем винить Париж-Брюссель и Осло с Копенгагеном в геноциде, европейских пассионариев? Сталина или Гитлера? Клюге или Черняховского?

21 марта 1943 года, г. Москва

Следственно-ментовские мероприятия у меня на квартире закончились часам к двум ночи. К тому же времени жэковские сантехники смогли восстановить порушенную налетчиками систему отопления. Соседей снизу, конечно, подтопило кипятком, но никто особой трагедии из этого не делал. Хорошо – не бомба в дом попала. Квартиры все здесь – служебные. ЖЭК все размокшее-протекшее починит. Чего переживать-то?

Смершевцы, уходя, договорились с комендатурой, и для моей охраны на всякий случай до утра выделили троих патрульных. Я тяпнул на кухне с давешним мужиком в галифе по писярику коньячку за то, что все удачно и без потерь обошлось. Мужик оказался подполом из городской комендатуры. Артиллерист на «передержке» после госпиталя. Ждет повторной медкомиссии. А пока как раз за патрульную службу в комендатуре отвечает.

Пора и поспать. Перетащил кровать в дальнюю комнату. Вместо промокшего матраса кинул полушубок. Сойдет. Потом спустился на улицу и затащил патрульных к себе в квартиру. Чего парням на холоде мерзнуть? Пусть на кухне сидят. Там и чайку горячего заварить можно. Сержант, старший поста-патруля, отнекиваться не стал. Приказали генерала охранять, и какая разница – у подъезда или в квартире?

Завалился спать. Укладываясь на служебное ложе, хотел проанализировать произошедшее. Что это было? Кто и почему? Но не успел. Провалился в сон. Проснулся от того, что в комнату зашел сержант. Ага, время. Пора вставать. Мыльно-рыльные процедуры. Спасибо бойцам – водогрей в ванной растопили. Спасибо и за чаек свежезаваренный.

Пока я спал, оказывается, приезжал посыльный. В академию с утра поехать не получится. Скоро за мной пришлют машину из «Смерша». Надо удовлетворить любопытство сыскарей-оперативников. Ночью, естественно, я операм вкратце описывал, что и как. Но теперь надо будет все с чувством-расстановкой под протокол подтвердить.

В восемь пришла машина. Попрощался с патрульными, подхватил ранец с деньгами, и на выход. Едем на площадь Дзержинского. Не в ходу здесь старорежимный термин «Лубянка». Петляем по уже проснувшимся городским улицам, на глаза попадается вывеска – «Сберегательная касса». И вроде бы уже работает. Прошу водителя притормозить. А чего? Я ж не под конвоем. И не может сержант-водитель цельному генералу отказать. А мне надоело изображать из себя переносной сейф. Ранец на плечо – и бодрым шагом в сберкассу. Девчонка за стойкой несколько удивлена объемами вклада. Зовет заведующую. Та мобилизует на пересчет весь личный состав. Да… чего-то я не подумал о том, что здесь счетных машинок еще нет. Пересчет-оформление вклада затягивается минут на сорок. Нервничающий водила даже пару раз заходил-торопил. Ну, наконец-то. Мешок денег обменян на тоненькую сберегательную книжку с записью о количестве денег на моем счету. Поехали.

Площадь Дзержинского. Самое высокое здание в стране^[28]. КПП-проходная. Разовый пропуск и вежливая просьба сдать оружие. Коридоры-переходы. И все вверх. Не вниз, в подвалы-застенки. Небольшой кабинет. Замученно-уставший майор-следователь. И три часа вопросов-ответов. Что я делал вчера? Где был? Кто знал про полученные деньги? Кто знал адрес квартиры? Как я оказался у Капитановых? Зачем? Почему? К Герою представлен? Хорошо, поможем семье разобраться. У вас есть навыки выявления слежки? А почему вы решили, что за вами следят? Госномер машины? И еще сотня-другая вопросов. Хорошо, что на память пока не жалуюсь. Удовлетворил профессиональный интерес следака. Могу быть свободным. Давайте пропуск отмечу.

– Подождите, товарищ майор. Раз уж я здесь, хотелось бы на прием к начальнику экономического управления попасть?

– ?

– Хочу в надежные руки пристроить свое состояние.

– Не знаю. Сейчас попробую узнать.

Несколько минут, пара звонков, и за мной приходит лейтенант – посыльный.

Опять коридоры-лестницы-переходы. Пытаюсь рассмотреть следы свежезамытой крови на стенах и полу. Не-а. Хорошие, старательные уборщицы в НКВД работают. Хорошие моющие средства советская химическая промышленность производит. Не видно нигде кровавых соплей врагов народа. Ладно. Хорош развлекаться, сейчас серьезный разговор про серьезное бабло будет.

Кабинет начальника Главного экономического управления НКВД СССР не поразил величием. Метров двадцать квадратных. Т-образный стол. И все стены заставлены шкафами-стеллажами. Папки-книги-справочники.

Начальник ГЭУ – молодой, едва за тридцать, генерал-лейтенант, ну то есть, по-здешнему, комиссар госбезопасности 3-го ранга Павел Мешик^[29]. Немного неудачный оказывается сегодня день для моего визита. С завтрашнего дня Павел Яковлевич переводится на новую должность в только что мною покинутый «Смерш», заместителем к его начальнику Абакумову. Ну, да ладно. Раз принял – озадачим.

– У вас какой вопрос, товарищ генерал-лейтенант?

– Понимаете, я вот тут вчера получил в финчасти премии.

– Поздравляю…

– Много.

– Хвастаетесь? – улыбается одними глазами кровавый гебист.

– Нет, но сумма большая, очень. Чуть более полумиллиона.

– Ого. Что ж вы такого совершили?

– Да не в этом дело. У нас вон народ по стране деньгами скидывается на строительство танков-самолетов, вот я и подумал…

– На танковый взвод почти хватит^[30], – профессионально замечает Мешик. – Так это вам в Фонд обороны надо.

– Нет. Немного не так вы меня поняли.

Достаю из ранца папку и передаю Павлу Яковлевичу.

– На досуге нарисовал. Хочу оплатить опытно-конструкторские работы по созданию двух новых танков.

Вот так. Нарисовал я эскизный проект Т-44. Как помнил. В общем-то ничего сложного и неосуществимого. Глубокая модернизация нынешнего Т-34. Двигатель развернут поперек корпуса, за счет этого танк становится чуть короче, и появляется возможность для установки башни точно по центру корпуса, что скажется в лучшую сторону и на точности стрельбы с ходу, и на равномерности нагрузки на ходовую. За счет сдвигания башни назад появляется место в верхнем листе корпуса для люка механика-водителя. И нет необходимости этим люком ослаблять верхний лобовой лист корпуса. Большая башня вмещает трех членов экипажа и позволяет установить в нее пушку калибром от 76 мм до 107 мм. Естественно, командирская башенка и зенитный пулемет – куда ж без них? В ходовой вместо подвески Кристи – торсионы. Танк получается чуть шире «тридцатьчетверки», но короче и ниже. За счет этого при почти той же массе бронирование почти в полтора раза толще-круче. Классическая «сорокачетверка». От себя только добавил «стыренный» с ИС-3 «щучий нос» корпуса и профилированный под этот «нос» нож самоокапывателя на нижний передний броневой лист корпуса. Должны справиться конструкторы. Я сначала хотел общим порядком свой эскиз-идею двигать, но, получив нежданную денюжку, решил ускорить процесс, а то хрен его знает, эту военно-промышленную бюрократию, когда она раскачается и соизволит выделить средства на разработку нового среднего танка. А ведь еще чуть-чуть, и «тридцатьчетверки» перестанут плясать против немецких «Тигров». Даже с переходом на новую башню с 85-мм пушкой. Слабовата броня Т-34 против немецких зениток, устанавливаемых в башни немецких тяжелых танков. Этот вариант Т-44 условно поименовал как Т-43. Второй эскиз – ИС-3. Ага. А чего мелочиться. Тем более что я этот танк ну очень хорошо знал. Т-44 у нас в училище были только в качестве мишенной обстановки на тактическом поле расставлены. Ну, не только они, всякого ретро там хватало. А вот с ИС-3 я познакомился сначала курсантом на войсковой стажировке в ЗабВО, а потом там же уже как командир взвода их эксплуатировал. Против китайской НОАК они до 80-х там в укрепрайонах стояли. Для китайцев по тем временам ИСы вполне себе еще плясали. Не знаю, может, и сейчас где на Дальнем Востоке и в Забайкалье в резерве числятся. Так что ИС-3 я прорисовал даже более подробно, чем «сорокчетверку». Самое главное, что все необходимое для воплощения в металле у страны уже есть. И 122-мм пушка Д-25Т, и форсированный дизель В-2, и даже его более мощный вариант – В-11. И опять же самоокапыватель на нижний передний лист корпуса от себя добавил. Геометрия корпуса и башни немного сложновата – но, думаю, справится промышленность. Ведь через два года в моем прошлом-будущем смогли. Смогли, когда запрос на такие машины с фронта пошел. Вот и я такой запрос-аналитику в дополнение к чертежам-эскизам добавил. Так, коротенько. Нужен тяжелый танк прорыва обороны, могущий уверенно держать удар новых немецких тяжелых танков Т-6 и массово применяемых уже немцами в противотанковой обороне 88-мм зениток. Вот это ИС-3 и есть. Я его, конечно, так не называл. Потому как еще и ИС-2 у конструкторов не проработан. Назвал просто Т-122. Там пущай сами думают, как окрестить машину. А ресурсов у промышленности на новые машины должно хватить, благо приложил руку, сэкономил для страны кучу всего нужного, не дал растратить во множестве успешных и не совсем успешных, но весьма затратных по потерянной технике, операций-сражений «моего» 43-го.

Мешик рассматривает чертежи, быстро пробегает глазами пояснительную записку. Хмыкает:

– Интересно. Если все ваши расчеты верны, то хорошие машины должны получиться.

Еще бы! Стал бы я плохие подсовывать.

– Ну так что? Какой будет ваш, товарищ комиссар госбезопасности 3-го ранга, положительный ответ?

Павел Яковлевич слегка зависает, оценивая прикол.

– Даже не знаю. Раньше не сталкивался с такой постановкой вопроса. Но пока не вижу причин для отрицательного ответа. Разве что не найдется свободных конструкторов. Я проработаю вопрос и вам сообщу о результате. Договорились?

– Конечно.

– Ну, тогда давайте быстренько оформим передачу документов.

Действительно, управились минут за пять. На официальном бланке наркомата сочинили акт приема-передачи эскизной документации. Подписали, и можно наконец отправляться в академию. Мешик ставит еще один штампик в моем разовом пропуске, и я отправляюсь блуждать по коридорам наркомата в поисках нужной мне проходной. На проходной озадачиваю дежурного вызовом такси^[31]. Надеюсь, что на вызов из НКВД на Авиамоторной^[32] отреагируют оперативно. Полчаса поскучал в холле подъезда перед проходной и наконец-то дождался приезда раздолбанной «эмки». Нераздолбанные – все на фронте, а красавцы «ЗИСы» поставлены на консервацию за неэкономичность и непригодность для использования на фронте. Дребезжащий драндулет на удивление быстро доставляет меня к академии.