Дмитрий Александрович Видинеев
Ёжики в тумане
© Дмитрий Александрович Видинеев, 2017
ISBN 978-5-4485-8121-2
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Полгода без алкоголя – шесть месяцев паршивого настроения. Андрей Северов понятия не имел, почему так. Где, мать вашу, логика? Тяжкие дни похмелья, трясущиеся руки, опухшая небритая рожа в зеркале – всё это осталось в прошлом, а радости в жизни как не было, так и нет. Какая-то непрерывная слякотная осень на душе. Тоска, чтоб её. Начать новую жизнь не всегда означает перемену к лучшему.
В последнее время Андрей часто размышлял на эту тему. Бывало, уляжется на диване, уставится в обшарпанный потолок своей убогой квартиры и размышляет, размышляет. «Никчёмный я человек, – думал он. – Мне ничего не интересно. Прибраться в комнате – не интересно, потолок побелить – ну совершенно не интересно. Люди влюбляются, на работу ходят, пикники устраивают, кошек и собак заводят, а мне всё это абсолютно параллельно. Что со мной не так?»
Порой его обуревало искушение смотаться за пузырём и набухаться в хлам, чтобы не думать, не размышлять, не изводить себя самоупрёками. В такие минуты он заставлял себя вспомнить огромного белого таракана с лошадиной головой, ползущего по потолку в сумраке его квартиры. Чудовище, порождённое белой горячкой. Страх был сильнее желания напиться. Именно этот таракан полгода назад стал причиной новой трезвой жизни Андрея.
Увы, приходилось терпеть и продолжать размышлять дальше.
Пытался он хоть чем-то увлечься, через силу стать как все: пробовал, дубася по старому пионерскому барабану, музыку сочинять; пробовал себя в живописи, даже выбрал модернистское направление «Кубизм» – рисовал кубики масляной краской, много кубиков; пробовал домики из спичек собирать… И порой ему начинало казаться, что интерес просыпается, вот-вот проснётся, вот-вот… Но нет, облом, самообман.
Однако, надежда ещё теплилась, крест в свои двадцать семь лет Андрей ставить на себе не собирался. Не уверенно, с грустью, но он всё же смотрел в будущее. А что ещё оставалось, ведь в прошлом маячил белый таракан.
Понедельник – день тяжёлый. Из всех финансов только мелочь в кармане, а значит, пора на митинг. Андрей позвонил своей подруге.
– Приве-етик, – протянула она голосом, который заставил бы насторожиться опытного нарколога. – Как, делишки?
Её звали Харакири. От бабушки японки она унаследовала узкие глаза, несуразные деревянные сандалии и покорность гейши. Андрей подозревал, что это не настоящее её имя, но спрашивать у девушки каково же настоящее, почему-то не решался. В отличие от Андрея, Харакири многое в жизни интересовало, например, как собрать ядерную бомбу в домашних условиях. Особую слабость она питала к химическим экспериментам и выпечке плюшек, и умудрялась эти два интереса объединять в одно.
– Делишки так себе, – честно ответил он. – Ты не в курсах, какая-нибудь массовочка сегодня намечается?
– А как же! – голос Харакири оживился. – Выборы ведь на носу, забыл что ли? И куда ты вообще пропал? Хорошо хоть позвонил. Я сама хотела позвонить, но опять нечаянно твой номер стёрла.
«Опять» – означало в двенадцатый раз и Андрея это не удивляло. Харакири, употребив парочку чудесных плюшек, обожала тупо тыкать на кнопки своего сотового.
– Ну и куда ты запропастился? – продолжала настаивать она.
Андрей на секунду задумался: сказать ей, что последние дни только и делал, что валялся на диване и размышлял? Нет, лучше соврать.
– Занят был.
– Ясненько. Опять валялся на диване и размышлял, – не дала себя обмануть Харакири. – Не отпускает депрессуха, да?
– Не-а, – Андрей поспешил сменить тему: – Ну, так как там насчёт ближайшей массовки?
– Подкатывай через часик к спорткомплексу. Встретимся и двинем на митинг, ага? Только не опаздывай, ты же знаешь, я терпеть не могу ждать.
– Договорились, – ответил он.
Харакири всегда была в курсе, где, когда и какие мероприятия намечаются. Дружбу с ней Андрей ценил и на массовки они обычно ходили вместе. В сезон выборов иногда участвовали в нескольких акциях за день, однако, их энтузиазма, как правило, хватало на одну-две. Организаторы митингов платили мало, но на хлеб с ливерной колбасой и китайскую лапшу хватало. Случались и денежные массовки. Месяц назад, например, Андрей присутствовал на похоронах криминального авторитета – в тот раз организаторы собрали толпу для показухи, мол, смотрите все, хоронят хорошего человека, был бы плохим, столько народу не собралось бы! За крокодиловы слёзы Андрей получил тогда двести баксов, коробку конфет и пачку сахара. Но увы, денежные массовки были исключением из правил.
В автобусе Андрей крепко задумался и проехал свою остановку. Опоздал на встречу на пятнадцать минут. Ну и ничего, Харакири опоздала на двадцать. Она оправдалась тем, что по дороге засмотрелась на облака. Андрей ей поверил, он не раз становился свидетелем как она «засматривается» – уставится на что-то, застынет и стоит точно изваяние. В такие минуты для неё окружающий мир словно бы и не существовал, приходилось хорошенько её встряхнуть, чтобы она пришла в себя. Андрей полагал, что это побочный эффект чудесных плюшек, Харакири категорически это отрицала.
– Какие у нас планы? – поинтересовался Андрей.
– А планы у нас самые простые. Сейчас топаем на митинг в поддержку кандидата в депутаты областной думы Быкова О. П. Ну, а дальше видно будет.
На Харакири красовалась вязаная зелёная шапочка с бумбоном. Под ней она прятала странную причёску, правая сторона которой была окрашена в лиловый цвет, а левая в белый. Прятала, потому что на массовках разноцветные волосы не приветствовались. Её и на похороны того криминального авторитета не взяли из-за внешности – не прошла дресс-код.
Бабье лето было в самом разгаре, осеннее солнце отражалось в окнах высоток. А то, что на небе ни облачка, заставило Андрея задуматься: на что же на самом деле засмотрелась Харакири, опоздав на встречу.
До переулка, в котором организаторы митинга давали наставления и реквизит, они дошли быстро. Рыжая крикливая тётка записала их фамилии в журнал и вручила транспаранты.
– Во время мероприятия не курить! – строго предупредила она. – Нецензурные слова не выкрикивать, реквизитом не размахивать, из массовки не отлучаться! Всё уяснили?
Андрей с Харакири и ещё несколько десятков желающих подзаработать дружно кивнули: уяснили, добрая госпожа!
Через пятнадцать минут вся массовка переместилась на площадь возле Дома культуры. В основном контингент состоял из бойких бабушек и дедушек, на Андрея и Харакири они косились с неприязнью, мол, выискались тут молодые бездельники, кандидат Быков О. П наша корова и мы её доим!
Андрею на их косые взгляды было плевать, его давно перестало волновать, кто и как о нём думает. Месяцы жутких запоев вытравили всяческое умение смущаться, но привили способность, когда нужно включать пофигизм. Бабульки с дедульками глядят с неодобрением? Видели бы они его месяцев восемь назад, когда он в заблёванном свитере и обоссанных трениках плёлся за самогонкой. Или когда визжал, пялясь на ползущего по потолку гигантского белого таракана. Пускай смотрят косо, у тех, кто когда-то опускался ниже плинтуса иммунитет на такие вещи.
По сигналу одного из организаторов толпа встала покучнее: видео оператор снимал мероприятие с таких ракурсов, чтобы у зрителей агитационного видеоролика создалось впечатление масштабности митинга. По сути, вся эта массовка и затевалась ради видео и фотосессии.
– Как думаешь, этот Быков хороший человек?
Харакири задала этот вопрос с грустью. Андрей озадаченно посмотрел на транспарант в своих руках. Физиономия кандидата в депутаты напоминала морду хряка, но глаза были честнейшие – глядишь в них и веришь: вот он спаситель человечества, мессия! Проголосуешь за него – и жизнь настанет замечательная, размер пенсий взлетит до небес, квартплата будет копеечной, экология улучшится, а представители американского госдепа начнут благоговейно падать ниц при слове «Россия». Ну и пускай ряха Быкова на транспаранте не помещается, главное – зеркало души. Тот, кто делал этот фотошоп, своё дело знал.
– Если честно, мне плевать, – отозвался Андрей. – А тебе не всё равно, какой он человек?
– Вдруг это Быков негодяй, а мы тут стоим и поддерживаем его.
– Лично я никого не поддерживаю, – Андрей встревоженно уставился на Харакири. – Да что с тобой? С каких пор тебя всё это волнует?
– С недавних, – был мрачный ответ.
Харакири поджала губы и потупила взгляд. Андрей рассудил, что с ней явно что-то не так. А может, всему виной сентябрьское солнце, желтизна листвы, ощущение близости унылых дождливых дней? Осенняя сиюминутная блажь. Такое случается.
Внезапно ему стало не по себе, и дело было не в мыслях о Харакири. Что-то иное. Чувство, словно земля вот-вот разверзнется. Он побледнел, сердце заколотилось, а взгляд, будто магнитом притянуло к стоящему на краю площади высокому тощему человеку в белом плаще.
Вот кто вызвал в душе смятение!
Мужчина смотрел не на толпу – Андрей был в этом уверен, – он пялился на него! Его глаза навыкате целились как пистолеты, метко. Но отчего так сердце колотилось, и почему невыносимо хотелось бросить чёртов транспарант, осенить себя крёстным знамением и бежать, бежать? Ну, смотрит этот тип, подумаешь какое дело; ну высокий он очень, голова – туго обтянутый кожей череп. И что тут такого? Тип странный? Это не повод для беспокойства. А вот глаза… Неожиданно Андрей вспомнил огромного белого таракана. У той твари были такие же глаза!
– Эй, на что ты так уставился? Будто призрака увидел.
Андрей часто заморгал, посмотрел на Харакири.
– Что?
– С тобой всё нормально? Бледный ты какой-то.
Он покосился в сторону, где стоял мужчина в плаще, но того уже не было. Исчез! Исчез, ну и слава Богу. Андрей облегчённо выдохнул и изобразил на лице улыбку.
– Всё нормально, Харакири.
Когда митинг закончился, они получили гонорар и отправились на другое мероприятие – на митинг против кандидата в депутаты Быкова О. П. Андрей быстро выкинул из головы образ того странного типа, внушил себе, что глаза, как у чудовища из пьяного бреда, ему почудились, и выкинул. В конце концов, ничего ужасного ведь не произошло. Осадок неприятный остался, но это пустяк.
К двум часам митинг закончился. Андрей и Харакири зашли в кафе, взяли чай, бутерброды и эклеры. Андрей обратил внимание, что подруга за последний час произнесла от силы пару фраз. Она была непривычно задумчивой и грустной.
– Что с тобой? – участливо поинтересовался он, помешивая ложечкой чай. – Ты сама не своя.
Харакири вздохнула, откусила кусочек от эклера и уставилась в окно, за которым по проспекту мчались автомобили.
– Устала я, – ответила она после долгой паузы. – И усталость какая-то непонятная. Старческая что ли… Недавно смотрела передачу про спортсменов инвалидов, и я этим людям завидовала. Они стремятся к чему-то, борются. Без рук, без ног, в колясках инвалидных, а жизни в них в сотни раз больше, чем во мне. От них сияние исходит. Не думай, Андрей, у меня и в мыслях нет жалеть себя. Я на себя злюсь. Сама ведь когда-то забралась в какие-то дебри, из которых теперь никак выбраться не могу. Да я и не пытаюсь. Мне всего двадцать три, а я уже не в состоянии вспомнить фамилии своих одноклассников, лица учителей. Раньше мечтала побывать в Тибете, только об этом и думала… теперь не мечтаю и не думаю. Я чувствую себя старой, Андрей. И такое ощущение, что мне недолго осталось.
– Это ты брось! – он накрыл ладонью её ладонь. – Всё у тебя будет хорошо, только не готовь и не ешь больше свои плюшки.
– Дело не в плюшках, Андрей, – она всё ещё глядела в окно. – Не только в них. Неделю назад я сознание потеряла. Заныло что-то в голове, и я грохнулась на пол. А вчера это повторилось.
Андрей ошарашенно откинулся на спинку стула.
– Тебе к врачу нужно!
– Не хочу никаких врачей.
– Ну и дура! – вспылил он.
Харакири улыбнулась.
– Пускай всё идёт своим чередом. Меня не пугает, что в моей башке опухоль, ну, или какая-нибудь другая хрень. Меня пугает, что я никто, пустое место. Ничего не изменится, если меня не станет, абсолютно ничего. Знаешь, есть ведь люди-океаны, люди-моря, реки, озёра, лужи, плевки… А я – человек-пустота. Но я не хочу, не хочу больше быть такой. Вот сегодня мы с тобой ходили на митинг в поддержку Быкова О. П… Что нам мешало навести о нём справки, узнать, кто он такой? В интернете ведь любую информацию найти можно. Но нет, вместо этого мы за гроши попёрлись слепо его поддерживать. А если бы задумались, навели бы о нём справки, может, мы уже не были бы пустыми местами? Может, в пустоте этой какой-нибудь островок возник бы? Я уж не знаю, сколько мне осталось, но одно знаю точно – время у меня ещё есть. Не хочу уходить ни кем, не желаю больше быть двадцатитрёхлетней старухой, которой и вспомнить-то нечего… Не хочу больше завидовать спортсменам инвалидам. Время ещё есть.
