Дмитрий Александрович Видинеев
Дети палача. Месть иссушает душу

Глава 7

Дождь прекратился, но небо оставалось серым. Издалека все еще доносились отголоски грозы. Влага оживила запахи трав, над землей стелилось легкое марево. Природа успокоилась, позволив лишь ветру шептаться в мокрой листве, как некое напоминание о своей необузданности.

Фарамор вышел на тракт и направился к месту недавней схватки. Он хотел почувствовать удовлетворение от вида мертвого Клюва, и его интересовало, выжил ли Слим?

Последнего он обнаружил мертвым. Слим лежал на спине в грязи, руки были согнуты в локтях, скрюченные, словно лапы паука, пальцы, говорили о невыносимой предсмертной муке. На то же указывало изуродованное лицо, на котором, несмотря на обгоревшую до кости плоть, все же проступала гримаса страдания. Пустые глазницы были наполнены водой, в которой отражались плывущие по небу тучи.

Фарамор с минуту смотрел на Слима, затем направился к обочине дороги, где он ранее обнаружил бесчувственную Невею. Хитреца Хета долго искать не пришлось – кукла лежала на примятой грязно-изумрудной траве и ее рыжие волосы прямо таки кричали: «найди меня!»

Он поднял Хитреца и с силой стиснул в руках, выдавливая впитавшуюся в него влагу. Затем сунул куклу за пояс плаща. Свой нож нашел так же быстро. Суму и мешок решил не брать, почему-то уверенный, что находящиеся в них вещи больше пригодятся. Он окинул взглядом место схватки и направился в сторону Совиного Ока.

На подходе к деревне Фарамор удивился: здесь будто бы и не было дождя. Только что он шел по раскисшей от грязи дороге, а тут все осталось как утром – сухим и пыльным, словно та, что находится под землей, отвела дождь от этого места.

– Ты многое можешь, не так ли? – пробормотал Фарамор.

Найрад оказался дома. Старик, прищурив глаза, сидел за столом и попыхивал трубкой. Он даже не повернул головы, когда в жилище вошел юноша и лишь пробормотал себе под нос:

– Быстро же ты вернулся. Пади случилось что-то?

Фарамор молча снял плащ и повесил на крюк возле двери. Потом подошел к столу, взял кувшин и жадно выпил несколько глотков воды.

– Вниз сейчас полезешь? – спросил старик.

– Полезу, – ответил Фарамор, и решительно направился к двери.

Спускаться в провал оказалось легко. Жители деревни постарались на славу, вбив множество широких деревянных планок на небольшом расстоянии друг от друга, видимо для того, чтобы и ребенок легко преодолел спуск. Фарамор медленно погружался в кромешный мрак, на ощупь определяя очередную опору для рук и ног. Он вдруг представил себе жителей деревни – женщин, стариков, мужчин и детей – каждый день карабкающихся по этой лестнице туда и обратно. Наверняка кто-то все же срывался вниз с жутким криком и разбивался о дно провала. Какова же должна быть сила, нет – чары, манящие людей в чертоги Сэдры?

Скоро ноги нащупали что-то более широкое, чем планки ступеней. Фарамор вгляделся и сообразил что это небольшая площадка для отдыха. «Очень предусмотрительно, – подумал он. – Уж в чем, а в отсутствии усердия строителей лестницы упрекнуть сложно».

Как бы то ни было, но он решил не останавливаться и полез дальше по планкам, которые обнаружил справа от площадки. Круг серого света над головой сужался.

Через несколько минут Фарамор остановился, посмотрел вниз и увидел слабое зеленое мерцание, словно там, в глубине витали мириады светящихся пылинок. Он вытер ладонью выступивший на лбу пот и последовал дальше. Планки-ступеньки стали осклизлые, это заставило двигаться более осторожно и медленно. Здесь, на глубине воздух был сырым, и пахло свежей могилой. Светлый круг наверху превратился в крохотное пятно размером с монету. Фарамору показалось, что прошла целая вечность, когда он добрался до устланного досками дна провала. И к некоторому облегчению не обнаружил скелетов, сорвавшихся вниз людей.

Вбок уходил просторный прямоугольный тоннель, стены которого были выделаны шестигранными плитами. От них исходило зеленое призрачное свечение. Фарамора поразило увиденное. Кто мог построить этот тоннель? Стены не каждого храма отделывают так искусно. А еще его интересовало, куда делась земля, если дыра, по которой он спускался, образовалась в результате обвала? Фарамор подумал, что с тех пор, как они с Невеей пришли вчера в Совиное Око, его жизненный путь начал состоять их сплошных загадок.

Он услышал далекий звук похожий на стон. Возможно, это ветер гулял в подземных пустотах, но Фарамору почудилось, что звук издает живое существо. Он двинулся по тоннелю. Каждый шаг отдавался гулким, улетающим вдаль эхом. Свечение стен превращало темноту в зеленоватые сумерки. Сырой воздух был пропитан запахом подгнивших фруктов – приторным, сладковатым. Иногда на стенах попадались плитки с вырезанным рунами и изображением глаза. Фарамор решил, что для древних строителей тоннеля эти изображения много значили, раз они не поленились украсить ими стены. Загадки глубокого прошлого, во всех смыслах. Судя по всему, тоннель был построен… страшно подумать, сколько столетий тому назад.

Впереди показался просвет. Фарамор ускорил шаг и скоро вышел в огромный зал. У юноши перехватило дыхание от увиденного. Вздыбив плиты пола, из-под земли выбивалось множество мощных, похожих на гигантские сухожилия стволов. Они тянулись ввысь, теряясь в темно-зеленой сумрачной хмари. От них исходило свечение, как от плиток в тоннеле и пульсация, будто внутри волокнистых стволов бились сердца. Стены зала окутывала изумрудная дымка, но Фарамор разглядел, что их испещряли темные, похожие на вены извилистые линии. Казалось, что зал состоит из плоти. Он был живым. Из скрывавшего потолок сумрака доносились тяжелые стоны, там шевелилось что-то черное и огромное, как туша исполинского спрута под толщей мутной воды.

Фарамор двинулся по изрезанным трещинами плитам. Он видел только стены сбоку, но впереди – лишь уходящие вдаль пульсирующие стволы, которые терялись во тьме, как деревья в ночном лесу.

– Я пришел, Сэдра, – произнес Фарамор. В горле пересохло, и голос прозвучал хрипло. – Я пришел! – уже более четко выкрикнул он.

Ответом ему стал очередной стон. Более сильный, чем прежде, обдавший его сверху теплой, пахнущей гнилью воздушной волной.

Впереди показались бледные твари. Опираясь на длинные руки, они выходили из-за стволов-сухожилий. Их рыбьи бессмысленные глаза светились. Некоторые твари поднимали морды и втягивали воздух треугольными дырами, заменявшими носы. Кто-то угрожающе щерил пасти и скреб когтистыми лапами по полу. «Неужели люди могут так измениться? – недоумевал Фарамор. – Какая же сила так их исковеркала?»

– Я пришел, Сэдра! – снова воскликнул он. Звонкое эхо стремительно разлетелось по залу, отражаясь от живой плоти стен.

– Хорошо, мальчик, – раздался гулкий голос. – Очень хорошо!

Наверху в зеленой хмари стремительно заклубилось темное облако и через несколько мгновений из облака начала опускаться женщина, которую Фарамор видел прошлой ночью. Она держалась на темных бесплотных как дым отростках. С тела тягучими нитями стекала слизь. Кожа блестела, отражая призрачный свет. Горящие красным светом глаза, казались чем-то инородным в этом однообразном в своей мрачности зале.

– Тебе нравятся мои подземные чертоги? – голос Сэдры был спокойный и тягучий, как стекающая по стволу дерева смола.

– Мне здесь не по себе, – признался Фарамор.

– Что же, со временем привыкаешь ко всему.

– Ты знала, что на меня и Невею нападут те двое? – выкрикнул он.

Женщина дернулась на темных отростках и приблизилась к Фарамору.

– Не преувеличивай мои возможности, – прошипела она. – Я не могу видеть будущее. О нет, такого дара я лишена. И не надо винить меня в том, что произошло. Вини себя, мальчик. Ты не был достаточно осторожен, хотя знал: если кто-то узнает в тебе и сестре детей палача, то можно ожидать самого худшего.

– Но, ты сказала, что я вернусь к тебе очень скоро, – произнес Фарамор. – Значит, знала, что должно что-то произойти, не так ли?

– Предполагала. Важно ли все это теперь, когда ты здесь? Я вижу Темную Искру в тебе. Ей не хочется тлеть. Она желает простора… пожара…

– Нет никакой Темной Искры. Это всего лишь моя злость, – неуверенно сказал Фарамор.

– …Она стучится в твой разум и молит: «Впусти меня! Впусти!» Ты испытал торжество, когда убил тех двоих, верно? Тебе хочется опять испытать это чувство! Сладкое, сладкое ощущение превосходства! Мне ли не знать, мне ли… Я обещала дать тебе силу, сын палача, и ты ее получишь. Она будет расти с каждой жертвой, что падет от твоих рук. Искра разгорится…

– Я стану как они? – Фарамор указал на одну из тварей, которая смотрела на него из-за колонны.

– Нет-нет, мальчик, – поспешила заверить Сэдра. – У тебя иная судьба. Когда Искра превратится в пламя, ты впустишь Неба в этот мир. Станешь причастен к богу. Это твой путь и ему позавидовал бы каждый. Неужели ты не хочешь быть частью чего-то большего, не влачить жалкое существование обычного человека. Я даю тебе выбор, мальчик. Выбор!

Фарамору слова про бога казались бредом, но он верил, что Сэдра поможет отомстить. После того, как люди убили отца, а теперь и ранили Невею, ему только и хотелось что мстить. А Неб? Что же, если все это правда и Нэб придет, то мир от этого хуже не станет, ведь хуже уже некуда.

– Что мне надо делать? – спросил он.

– Убивать! – резко ответила Сэдра. – Убивать! Убивать! Убивать! Я уничтожу жалость, сожаление! Очищу твой разум от этих проявлений слабости. О да, мальчик, ты еще не знаешь, насколько слаб человек под давлением этих чувств. Это всего лишь грязь, которую я вымою из твоей души! С каждым убитым врагом ты будешь становиться сильнее! Ты сможешь повелевать нечистью, стоит только приказать! Это власть, мальчик… Власть! Согласен ли ты? Согласен?..

– Но у меня не будет пути назад?

– Вспомни довольную рожу палача, заносящего топор над твоим отцом! – закричала Сэдра.

– Я не хочу убивать всех подряд!

– Сделай свой выбор и ты не пожалеешь!

– Я не знаю…

– Подумай, что сделали бы те двое с твоей сестрой, если бы ты с ними не справился! С твоей маленькой сестренкой…

– Я согласен! Согласен! – воскликнул Фарамор.

Глаза женщины вспыхнули. Она вмиг подлетела к нему и крепко схватила за плечи.

– Ты сделал свой выбор! – выдохнула ему в лицо Сэдра.

Фарамор почувствовал рывок. Ноги оторвались от земли, перед глазами промелькнуло лицо женщины, стены, жилистые стволы. Появились клубы зеленого тумана, которые становились все темнее и темнее, пока не превратились в черные маслянистые завихрения.

Раздался тяжелый протяжный рев. Фарамор ощутил жуткий холод. Ледяной воздушный поток, казалось, сдирал кожу и пробирался до самых костей. Рев становился все сильнее – чудовищный, безумный, он буквально раздирал разум. Перед глазами кружил черный вихрь.

Фарамор кричал, но не слышал своего голоса. В сознании проносились разорванные в клочья мысли – в какой-то миг они собрались воедино и разум завопил: «Я не хочу! Будь ты проклята, Сэдра! Что ты сделала, тварь?!»

А потом рев превратился в скрежет, будто нечто чудовищное коверкало груды ржавого железа. В черном вихре появились серые потоки. Они кружились и извивались, сливались друг с другом и распадались…

– Что-то не так! – сквозь скрежет донеслось до Фарамора.

«Сэдра?!»

«Я схожу с ума, Сэдра! – снова завопил разум. – Останови все это! Останови!..»

Вихрь кружился все быстрее и быстрее. К скрежету прибавился пронзительный визг.

«Останови это, тварь! Пожалуйста, Сэдра!..»

Фарамор не чувствовал тела, но испытывал дикую боль – она будто жгла душу, пронзала само естество. Сознание уже скулило, моля о пощаде:

«Прошу, Сэдра… останови это…»

В следующее мгновение вихрь разорвался, разлетелся на серые клочья, которые растворила в себе абсолютная темнота. А тишина поглотила скрежет и визг.

Темнота. Беззвучие. Они наступили так быстро. Спокойствие. Фарамор почувствовал облегчение, а потом…

«Спокойствие? Это не спокойствие! Нет…»

…он испытал глубинный, буквально пожирающий душу ужас. Сознание ощутило безграничную пустоту черного пространства. Вечность, в которой нет ничего. Здесь не было покоя. Великая Пустота не даст сойти с ума. Беспредельная тоска, бесконечное ничто, над которым не властно время. Фарамор чувствовал, что эта Пустота хуже самой страшной боли. Настанет момент и разум начет выть от невыносимой жажды хоть что-то увидеть в этом черном пространстве, услышать хотя бы малейший звук. И эта безнадежность будет всегда, всегда, всегда… Уже сейчас Фарамор желал, чтобы пришло сумасшествие, чтобы разум затуманился и не ощущал этой чуждой бесконечности.

– Успела! Я успела! – голос Сэдры ворвался, как вспышка молнии.

Перед глазами, а может и в сознании, замелькали лица; блестевшее в лучах солнца лезвие топора; брызги крови; сотни глаз; что-то черное и огромное, плывущее среди звезд; объятые пламенем дома; город, над которым клубились красные облака…

– Очнись! – пронзительный женский голос.

На мгновение снова наступила темнота, а потом Фарамор ощутил свое тело. Он распахнул глаза и…

«Сэдра?»

…увидел парящую возле стволов женщину. Наверху медленно колыхалась темно-зеленая хмарь.

Фарамор лежал на полу в подземном зале. Он тяжело дышал, жадно хватая ртом воздух.

– Что-то пошло не так, – голосом похожим на шелест листьев произнесла Сэдра. – Тебя, мальчик, твою душу затянуло в Великую Пустоту. Ты был там всего мгновение, и я сумела тебя вытащить… с трудом, но сумела.

Фарамор не понимал, о чем говорит Сэдра. Сознание, будто проявив милосердие, запрятало память о Пустоте, вихре и боли в какие-то потаенные глубины. На поверхности остались лишь обрывки образов: клубящийся черный туман, серые извивающиеся… ручьи? Змеи? К горлу подкатила тошнота. Он повернулся на бок и его стошнило.

– Что-то пошло не так, – повторила Сэдра. – Я не представляю, как вообще такое могло произойти? Великая Пустота… это странно.

Фарамор вытер рот ладонью, тряхнул головой и поднялся на ноги.

– Какая Пустота? – прохрипел он. – О чем ты?

– Не помнишь? – женщина парила, и ее движения были плавными, будто замедленными во времени. – Ты не помнишь?

– Я помню холод и… что-то мелькало перед глазами, – он поморщился. – Кажется, я кричал.

– Наверное, это хорошо, что ты не помнишь. Да, это хорошо. Несомненно.

Фарамор посмотрел на бледных тварей – бывших жителей деревни. Теперь их рыбьи глаза ему казались осмысленными и даже дружелюбными.

– Ты стал другой, – тихо сказала Сэдра. – Искра очнулась от сна. Я разбудила ее. Не сейчас, но скоро ты все поймешь, мальчик. Очень скоро.

– Пойму – что?

– Всему свое время. У тебя будет помощник, который даст ответы на многие вопросы. Ты с ним встретишься этим же вечером. А теперь… теперь иди. Тебя ждет долгий путь, – женщина начала подниматься к зеленой хмари в вышине зала. Она словно плыла сквозь толщу воды. – Ты всегда желанный гость в моих чертогах, мальчик… всегда… – ее поглотили зеленые сумерки, за которыми двигалось темное нечто. А до Фарамора донеслись последние слова Сэдры: – Забирай жизни… забирай жизни… забирай…

Он выбрался из провала. На небе мерцали звезды. Над лесом поднимался тонкий, окутанный бледным ореолом серп луны.

Фарамор почувствовал странное притяжение леса. Ночь манила на неведомые звериные тропы, в погруженные во мрак чащобы. Это было новое для него ощущение – желание раскрепощенной дикости. «Сэдра изменила меня! – без сожаления подумал он. – Теперь я это чувствую!» В душе Фарамора зарождалось что-то древнее. Оно поднималось из глубин сознания, как давно утерянные воспоминания. Нечто звериное, мощное. Несмотря на ночную прохладу, Фарамора бросило в жар, жутко захотелось пить. С трудом он поборол тягу прямо сейчас броситься в лес и направился к дому Найрада.

В этот раз старик почтил Фарамора тем, что встал с лавки. Он разогнал ладонью вьющийся из трубки дым и пристально взглянул на юношу.

– Твои волосы… они серые! – воскликнул Найрад.

Фарамор поднес к глазам прядь волос и долго смотрел, нахмурив лоб, затем произнес:

– Действительно.

На несколько мгновений в сознании вспыхнул образ черного шара с вращающейся воронкой-бездной. Лицо юноши скривилось в гримасе отвращения. Он зажмурил глаза и тряхнул головой. Образ шара исчез.

– Что с тобой случилось? – заискивающе спросил Найрад, усаживаясь обратно на лавку.

– Ничего… не помню. Я разговаривал с Сэдрой, – невнятно ответил Фарамор.

Он допил остатки воды из кувшина и начал озираться, пытаясь найти какую-нибудь отражающую поверхность, чтобы посмотреть на свои седые волосы со стороны. Найрад догадался, что ищет Фарамор.

– Сейчас, сейчас, – сказал старик и направился в спальню. Скоро вышел, держа в руке начищенную прямоугольную медную пластинку. – Узри! – ухмыльнулся он и протянул пластинку.

Фарамор посмотрел на свое отражение. Из глубин медной глади на него смотрело осунувшееся, обрамленное серыми, как мышиная шерсть, волосами лицо. В красных отблесках пламени из камина оно походило на огненную маску. В нем появилась странная строгость и острота. Глаза блестели как льдинки. Фарамор скривил тонкие губы в улыбке – ему понравилось, как он теперь выглядит. Исчезла та мальчишеская невинность, открытая простота, что была прежде в лице. В глазах появилась сталь, решимость. «Я убью в тебе жалость!» – вспомнил он слова Сэдры.

– Что ж, это к лучшему, – прошептал Фарамор и положил пластину на стол.

– Да, ты сильно изменился, – произнес Найрад. – Сэдра отметила тебя. Отметила. А меня даже не хочет пускать вниз, – заскулил он. – Почему? Я тоже хочу увидеть ее чертоги! Чем я хуже других? Тем, что стар? Многие старики уже живут там внизу. Да, сначала я боялся спускаться, опасался, что мои руки не выдержат, но теперь… Сэдра… воссла-а-авим! Теперь Сэдра не пускает меня. Хочет, чтобы старый бедный Найрад оставался здесь, наверху, в одиночестве. Хочет, чтобы я встречал случайных путников забредших в Совиное Око и оставлял на ночь. Почему я? Старый бедный Найрад хочет вниз, вниз…

Фарамора начал раздражать скулеж Найрада. Юноша взял Хитреца Хета, который лежал на полке воле двери, вышел из дома и сел на крыльцо. Он подумал, что завтра надо будет прийти в женский монастырь и узнать, как там Невея. Подумал с равнодушием, словно о чем-то неважном.

– Завтра я передам тебя сестре, – тихо обратился он к кукле.

– О, нет-нет, – послышался хриплый голос.

Хитрец Хет зашевелился, и Фарамор резко бросил его на землю – скорее от неожиданности, чем от испуга. Кукла тут же вскочила на ноги и побежала к нижней ступеньке крыльца.

– Тебе надо научиться сдерживать себя! – возмущенно воскликнул Хет. Его вышитый красной нитью рот шевелился, но не открывался. В пуговичных глазах была осмысленность, хотя, возможно, это отражавшийся в них свет луны делал их таковыми. Кукла пригладила тряпичной рукой рыжие волосы-лоскутки и с кряхтеньем взобралась на ступеньку. – Мог бы и помочь, – проворчал Хет.

После спуска в провал Фарамор думал, что его уже ничем не удивить, но ожившая кукла?..

– Как… как такое возможно?

– Я буду присматривать за тобой, парень, – сказал Хет. – Ты сейчас в начале своего пути и можешь наделать много глупостей. Госпожа приказала находиться рядом с тобой и мне это не слишком-то нравится… но я верный слуга Сэдры и ее желание для меня закон! Моя сущность будет теперь в этой кукле…

– Какая сущность?

– Вопросы, вопросы, вопросы, – проворчал Хет. – Почему бы тебе, сын палача, не принять все, как есть?

– Не приму! – строго сказал Фарамор. – Или ты мне скажешь, или я брошу тебя в провал! Думаю, ты будешь долго оттуда вылезать.

– Хорошо, хорошо, – примирительно произнес Хет. – Не стоит нам так начинать отношения, вовсе не стоит. Я демон низшего порядка. Сэдра призвала меня по имени из огненных равнин. Все просто.

Фарамор не думал, что это просто. Он слышал истории о демонах. В небылицах бардов и в храмовых писаниях, эти порождения тьмы были грозные и могущественные, а этот…

– Как твое имя, демон? – спросил Фарамор.

– Никто в этом мире не знает моего имени, кроме Сэдры. И никто не узнает! – со злостью сказала кукла. – Впрочем, ты все равно не сможешь его произнести. Зови меня как прежде: Хитрец Хет. Мне нравится имя Хитрец Хет.

– Хорошо, – согласился Фарамор и вспомнил слова Сэдры о помощнике, который даст ответы на вопросы. Значит, этот помощник демон? – Похоже, Невее придется обзавестись новой куклой.

– Это неважно, – сказал Хет. – Совсем, совсем неважно.

Фарамор увидел, как из провала показалась бледная тварь. Она подняла морду к луне и издала печальный долгий вой. За ней вылезла еще одна и еще. Твари разбредались по деревне, исчезая в лунных сумерках. Хет проследил за взглядом юноши и тихо произнес:

– Ночь оживает. Ворхи вышли на охоту.

– Ворхи? – удивился Фарамор.

– Да, эти твари зовутся ворхами. Люди, которые превратились нечисть. Забавно, правда? Тебе еще многое предстоит узнать, сын палача, – Хет взглянул на небо, в его пуговичных глазах отразился свет звезд. – Хорошая ночь для охоты. Хорошая ночь, чтобы сделать первый шаг, – он перевел взгляд на юношу и после продолжительного молчания, произнес: – Начни свой путь прямо сейчас, Фарамор. Прямо сейчас. Ты ведь этого хочешь? Чувствуешь, как манит тебя темнота леса? Поддайся зову, ощути свободу, настоящую свободу дикого зверя. Свободу без правил и жалости. Не сдерживая себя. Сэдра убила в тебе ненужные чувства, но много дала взамен. Ощути перемену.

Фарамор увидел, что вокруг Хета образовался красный светящийся ореол. Пуговичные глаза превратились в пылающие щелки. Лоскутные волосы трепетали, как языки пламени на ветру. Рот уже не был вышитым – он щерился рядами мелких острых зубов.

После слов демона Фарамор почувствовал мощный прилив сил, из глубин сознания поднялось что-то древнее, манящее, таинственное – то, от чего захватило дух. Тело затрепетало. Как волна нахлынула жажда действий.

– Что мне делать? – нетерпеливо спросил он.

Хет мгновенно принял прежний вид куклы.

– Что делать? – прохрипел он. – Беги! Сделай первый шаг, почувствуй зов, начни охоту!

– На кого?

– Искра сама приведет тебя к жертве, доверься ей!

Фарамор схватил Хета, поднес его к лицу и хищно улыбнулся.

– Ну, что же, посмотрим! – он сунул куклу за пояс и взглянул на черную полосу леса. Сердце бешено колотилось от волнительного предвкушения чего-то нового. Ему казалось, что стоит сделать шаг и откроется какая-то тайна – эти мысли будоражили разум, сводили с ума и манили, манили, манили…

Он сделал шаг. Потом еще один и еще. А затем внутри что-то взорвалось, ликование наполнило сознание и он рванул с места и помчался не чувствуя земли под ногами. Фарамор никогда еще не ощущал такой легкости. Каждую частицу тела будто бы наполнял рвущийся вперед ветер.