Вязка из скотча специально выполнена там, где женщине теснее и больнее всего. Иногда пленница непроизвольно стонет от рези в бёдрах, промежности и запястьях. Кромки липкой ленты грызут её сквозь тонкие мокрые колготки, раздражают, втыкаются острыми гранями в потную, словно разваренную женскую плоть.
– Мне немного стыдно, но я справлюсь, – с усмешкой говорит незнакомец.
Он пока не торопится снова заткнуть ей рот нестиранными трусиками, и Любицию это откровенно радует. Дольская сглатывает, облизывает свои крупные музыкальные губы – едва ли не единственное движение, которое она способна делать связанной.
– А я вряд ли справлюсь, – ядовито цедит она, ёрзая по сиденью вспотевшим бюстом. – Простите, что побеспокоила вас в своей же квартире, но зачем вы прикрутили мне волосы к рукам и зачем связали меня верёвкой в паху? Там невыносимо режет, знаете ли…
С Юзеком Кружельским Любиция иногда практикует сексуальное доминирование – например, любит, если Юзек сковывает ей в постели руки за спину и хлещет по ступням линейкой. Втайне тридцатипятилетняя Любиция всегда тяготела к наручникам, подчинению и телесным наказаниям, зато Юзека кухня истязаний нисколько не заводит, он из другого теста. Педантичного офтальмолога Кружельского вполне устраивают поверхностные ласки, миссионерская поза и минет. Они уже неоднократно ссорились на почве нестандартного секса, и Юзек обзывал подругу извращенкой, а она его – сухарём.
В последние месяцы Любиция достаёт наручники всё реже. После пресных свиданий с Кружельским Дольская периодически сама заковывает себя в браслеты и в одиночестве шалит с линейкой и ярко-красным дилдо. Интересно, изнасилуют её сейчас или нет? Насколько больно это будет? И что, в конце концов, понадобилось этому человеку в холостяцкой квартире Любиции? Он не похож на психа или ярого фаната «Румиане полички», а она не кинозвезда и не миллионер.
– Я связал вам волосы и пах, чтобы вы поменьше дёргались, леди, – разъясняет взломщик с глухим голосом. – Чтобы вы не видели моих примет. Если вы повернётесь, мне придётся вас убить.
***
Опасения противника напрасны. Любиция уже убедилась, что с замотанными нейлоном глазами, с подвешенными за спиной руками, вбитой в тесную деревянную раму, собеседника ей не увидеть. Боже, как неловко стоять на коленях в лифчике перед незнакомцем! Знала бы наперёд – хоть бы джинсы на себе оставила.
– Хотите скажу, о чём вы думаете? – вдруг говорит Дольская в стену.
– И о чём же? – усмехается взломщик. – Бьюсь об заклад, вам не угадать.
– Вы, наверное, думаете, что у меня нет вкуса, – выпаливает Дольская.
Мужчина явно застигнут врасплох, точь-в-точь, как он сам застиг её врасплох при входе в ванную. Ожидая ответа, Любиция поскуливает сквозь зубы, словно засорившийся кларнет. Её розовые трусики из спандекса переполнены интимным женским любрикантом и физическим желанием. Ох, до чего же мучительно скручены руки и промежность, просто гибель!
– Нет вкуса? – озадаченно повторяет наёмный убийца. – Позвольте узнать, почему?
Пленница роняет на стул бисерные струнки слюны, её руки за спиной покраснели и опухают. Великолепный сиреневый маникюр был бы хорош на светском приёме, но на связанных руках смотрится немного неуместно. Кажется, ноготь на среднем пальце надломился, пока сложенная пополам Любиция приходила в чувство и скребла руками по мебельному дереву.
– Потому что на мне розовые трусики с чёрными колготками. И вы про себя думаете, что это вульгарно.
Киллер давится смехом от неожиданности.
– Вульгарно? Ерунда какая-то. Вы прекрасно выглядите в этом белье.
– Благодарю. Нет, не ерунда! – упирается Любиция. – Разумеется, чёрный капрон и розовые плавки – пошлое сочетание, но нельзя считать меня дешёвкой. Прошу учесть, что сверху на мне были джинсы, а в колготках ходить теплее, особенно утром.
– Ну и чушь! Ничего такого я не думаю, – в сердцах говорит незнакомый визитёр. – Честное слово, мне нет дела до цвета ваших колготок.
– Что-о? – сердится Любиция. – Как это нет дела? Или вы профан по части моды или ваше равнодушие граничит с оскорблением.
Произнося свою тираду, она чувствует себя упитанной выдрой, угодившей в силок. Плечи и локти, живот и груди обвязаны сложной переплёткой, мясистый фарш тела пыжится между двухслойных петель, духовитый женский жир вытапливается из связанной вместе с потом. Скрюченные пальцы за спиной растопырились, торчат птичьими когтями. Запястья обвязаны так, что пальцами их не достать, это пленница в колготках уже поняла. По её рукам бегут мурашки.
– Да что вы? Тогда беру свои слова обратно, – иронично сдаётся взломщик. – Я, конечно, не фэшн-эксперт, однако на мой мужской взгляд розовое с чёрным смотрится вовсе не пошло, наоборот, гармонично. Сознаюсь, я связывал вас даже с некоторой долей удовольствия.
– Но зачем вы проникли в мой дом и напали на меня? – вновь цепляется неугомонная пленница. – Вы грабитель? Боюсь, вы промахнулись, для вас у меня ничего нет. Самое ценное в этой квартире – я и моя труба. Между прочим, подлинный «Бессон».
– Вы – это уже немало. Между нами говоря, вы мне очень симпатичны, пани Любиция, – вдруг расщедривается на комплимент незнакомец. – А теперь, если вы не будете кричать, у меня для вас две новости – хорошая и плохая. С какой начнём?
– Давайте с хорошей, – Любиция возится на стуле, выгибает спину, но хвост, пришпиленный сзади к рукам, не даёт ей ослабить затёкшую шею.
– Хорошая новость: вашему драгоценному «Бессону» ничего не угрожает, потому что я не грабитель.
– Отлично. А плохая?
– Плохая в том, что я вас, наверное, действительно убью, но позже, – ошеломляет Любицию незваный гость. – Пока моя работа не доделана, вам придётся побыть живой и связанной.
***
– Спасибо за одолжение! – язвит беспомощная Дольская. – Странная работа у вас, замечу я. Кто вы? У меня предчувствие, что вы не полицейский и не работник сантехнической компании, и даже не сборщик налогов.
– Конечно, нет, пани Дольская. Я киллер.
– Вау, это интригующе и романтично! – восхищается женщина с завязанным глазами. – Ни разу не видела живого киллера.
– Вы и сейчас меня не видите.
– Зато слышу. А я всего лишь специалист по маркетингу, джаз – моё хобби и маленький приработок. Увы, наверное, теперь «Румиане полички» соберутся нескоро, если только арт-директор не найдёт сессионного саксофониста.
– Из-за этого вы и вернулись раньше?
– Да, солистка Катаржина нас крупно подставила со своим переломом. Кстати, как вы добрались сюда? Без пробок? Мы сейчас минут десять стояли на Гданьской…
– Господи, какая вам разница? – бурчит сбитый с толку киллер. – Не забывайте, я наёмный убийца, а вы жертва. Ведите себя соответственно.
– А откуда у вас ключ от моей квартиры? Вам дал его Юзек?
– Я не знаю никаких Юзеков! Боюсь огорчить, но вашу квартиру можно открыть даже старым носком.
– Правда? А я, представляете, иногда по несколько минут вожусь с ключами! Чувствуется, что вы профессионал.
– В таком случае и вам спасибо за комплимент.
– Значит, вы вскрыли мою квартиру старым носком и пришли меня убить? Честно сказать, со мной такое впервые.
– Я вижу, что до меня вас ещё никто не убил.
– Но за что? Кто вас послал?
– Дослушайте до конца, не перебивайте! Вообще-то убивать вас не входило в мои планы, пани Дольская. Вы должны быть в отъезде с четвёртого по восьмое число, правильно?
– Вы следили за мной? – ахает Любиция. – Боже, за мною следили!
Пленница торопливо припоминает, что компрометирующего натворила за эти дни. Накануне гастролей она купила себе вот эти самые розовые трусики, которые сейчас на ней, новую комбинацию и интимное мыло. Пару раз заглядывала на эротический канал. Ругалась с соседом снизу из-за своих вечерних репетиций. В понедельник ночью Любиция вдруг заскучала, надела на себя наручники и слегка размялась с искусственным фаллосом. А в воскресенье ради Юзека сделала интимную стрижку лобка в салоне на Потоцкой, хотя он всё равно отменил свидание, черти бы его разодрали.
– Я снайпер, пани Дольская, – утомлённо говорит киллер. – А из вашего окна открывается изумительный вид на костел Младенца Иисуса и на деловой центр «Альперис», они-то мне и …
Арестантка опять не даёт ему договорить.
– Знаете, это неслыханная наглость! – кричит Любиция, напрягая в бессилии связанные руки. – Мало того, что только за вид из окна я переплачиваю десять евро в месяц, так теперь из-за него же меня скрутили и поставили в позу шлюхи?
– Издержки производства. Зря вы вернулись так рано.
– Тогда убивайте Катаржину, которая не способна переспать с мужиком без приключений. Без соло-саксофонистки половина нашего репертуара накрылась медным тазом. Но кого вы хотите убить из моего окна? Я его знаю?
– Вряд ли. Это очень влиятельный и богатый человек, контактирующий с восточноевропейской мафией. Да и не ваша это забота, пани Дольская.
– Не моя? – взрывается снизу коленопреклонённая Дольская. – Из-за этого мафиозного подонка я торчу привязанной за все места, с тугой верёвкой в жопе, и вы говорите – не моя забота?
– Право, не кипятитесь вы так, – опомнившись, строжает незнакомец. – Что-то вы разошлись. Не кричите, а то трусы в рот засуну.