Дмитрий Мережковский
Наука любви
Когда Джованна услышала эти слова, лицо ее вспыхнуло.
– О, если бы только язык мой не удерживала скромность, я ответила бы тебе так, как ты этого заслуживаешь, старая ведьма! Смеешь ли ты с таким предложением являться к честной женщине! Да накажет тебя Господь!
И, молвив так, вынула из петель двери деревянный шест, служивший запором, и хотела ее ударить.
Старуха забрала в охапку свой товар, убежала и не прежде почувствовала себя в безопасности, чем вернулась к Буччоло.
– Ну что, как? – спросил он, увидев ее.
– Да что, плохо, свет мой, так плохо, что хуже нельзя. Никогда еще во всю мою жизнь не терпела я такого срама. Если бы поскорей не утекла, пришлось бы старым костям моим отведать палки. Не знаю, как вы, мессер Буччоло, но что до меня, то ни за какие деньги я больше к ней не пойду, да и вам не советую.
Буччоло весьма огорчился, немедленно пошел к своему учителю и поведал ему все, что случилось.
Мессер Фабрицио утешил его и сказал:
– Успокойся, Буччоло. Ни одно дерево не валится с первого удара. Пройдись-ка еще раз под ее окнами, увидим, какое лицо она сделает. Потом опять приходи ко мне.
Буччоло собрался и пошел к дому своей возлюбленной. Только что она его увидела, как позвала служанку и приказала:
– Улива, ступай, видишь, за этим юношей и скажи от моего имени, чтобы он непременно приходил ко мне сегодня вечером.
Улива подошла к нему и молвила:
– Мессере, мадонна Джованна очень просит вас пожаловать к ней сегодня вечером, так как она желает с вами говорить.
Буччоло не знал, что подумать. Тем не менее ответил:
– Хорошо. Передай твоей госпоже, что я с радостью приду.
Затем поскорее вернулся к Фабрицио. Профессор тоже удивился и спросил:
– На какой улице живет твоя дама?
– На улице Маскарелла.
– А как имя служанки?
– Не знаю. Она такая высокая, худая, черная, хромает на левую ногу…
– Клянусь Геркулесом, – Улива! – пролепетал себе под нос профессор, краснея, как рак.
– Что вы хотели сказать, маэстро? – спросил Буччоло.
Мессеру Фабрицио казалось, что пол уходит у него из-под ног и лицо Буччоло двоится. Не чувствуя достаточно силы, чтобы перенести последний удар и боясь, чтобы Буччоло не назвал ему мадонны Джованны, его собственной жены, он не решился спросить имени дамы. В течение зимних месяцев профессор ночевал в здании университета, чтобы иметь возможность читать лекции студентам и в ночные часы, так что мадонна Джованна оставалась в доме одна со служанкой.
– Ты пойдешь на свидание, Буччоло?
– Конечно.
– Прошу тебя, зайди ко мне и скажи, когда соберешься.
Буччоло молвил: «Хорошо!» и удалился. Маэстро заключил по его виду и словам, что он ничего не подозревает.
«Я не желаю, – подумал мессер Фабрицио, – чтобы он учился этой науке на мой счет».
Вечером пришел Буччоло.
– Маэстро, мне пора.
– Ступай и будь осторожен.
– О, вы можете на меня положиться.
На груди имел он толстый панцирь, острый меч под мышкой и длинный кинжал при бедре, – словом, принял все предосторожности. Когда он вышел, мессер Фабрицио последовал за ним, тихонько, так, что Буччоло не заметил. Он подошел к двери своей дамы, и только что постучался, она отперла и впустила его. Профессор, убедившись собственными глазами, что возлюбленная Буччоло – мадонна Джованна, его жена, пришел в неописанную ярость.
– Клянусь Минервою, теперь уже нет никакого сомнения, что он учится на мой счет.
Мессер Фабрицио побежал назад в здание университета, взял меч, кинжал и вернулся на улицу Маскарелла, намереваясь захватить врасплох Буччоло. Подойдя к двери своего дома, начал он стучаться. А мадонна Джованна тем временем сидела со своим возлюбленным у очага и, услышав стук, догадалась, что это мессер Фабрицио, взяла Буччоло за руку, повела в соседнюю комнату и спрятала под грудой мокрого белья, лежавшего на столе у окна. Потом побежала к двери и спросила «Кто там?»
Маэстро кричал:
– Отопри, отопри же, негодная!
Джованна отперла и, увидев профессора вооруженным, воскликнула:
– Ай! Ай! Что это значит, мессер Фабрицио?
