Дмитрий Самохин
Опережая бурю
Благодарю за помощь и поддержку Иара Эльтерусса,
Еву Самохину и Юлию Немчинову
Когда уходят герои, на арену выходят клоуны
Генрих Гейне
ЧАСТЬ 1. МИМИКРЕЙТОР
Глава 1. Воздушные исполины
Ветер гудел в печной трубе и завораживал мальчишку. Ему чудилось в печном гуле неземное волшебство, словно сам Малахай Зима разгуливал по крыше и дул в трубу, проверяя, нет ли ему ходу. О его зловредности мальчишкам рассказывала бабка Агриппина, живущая одиноко на другом конце деревни, а ребятня, обожающая волшебные сказки, и рада слушать. И если ход найдется, то просочится Малахай в дом, и закружит, завьюжит, заморозит всех до смерти лютой, пугала Агриппина детишек.
А их печь потухла уже почитай часа два назад. Отец с матерью тихо-мирно спали, последний сон досматривали. У крестьянской семьи последний сон самый короткий, зато самый сладкий. Старшие братья крепко дрыхли на печи, похрапывали. Разбудить их всегда проблема. Ни в какую вставать не хотят. Отец выстрелит над ухом из ружья, не проснутся. Правда, не проверяли, но тут и проверять нечего. Кому как не ему Старху, старших братьев не знать.
Пока родители и братья спали, они не могли увидеть его маленькую тайну. А то расшумелись бы, сказали: «чернокнижию покорился, часом не бабка ли Агриппина научила, недаром ее все в деревне ведьмой кличут. Почитай шестой десяток лет разменяла, а ни мужа, ни детишек не нажила. Все стороной обходят, шорохаются». Кому скажешь, что сила эта божья, от рождения ему дарована, не поверят. Родные не поверят, мамка с батей не поверят. Чего уж про соседей, да друзей говорить.
А если сейчас огонь в печи не разжечь, то Малахай проберется. Этого нельзя допустить. Можно конечно и дедовским способом: кремнем и затопочкой, но ее стругать надо. Никишка, брат средний, не приготовил с вечеру, его это обязанность-то, а он слентяйничал. Вот потому и придется огонь сперва в себе разжечь, а потом в печь его и направить.
Огонь то это что? Это первичная стихия, как бабка Агриппина учила. Умная она бабка Агриппина то. Все из огня произошло, в огонь и вернется. Стало быть, и его Старха сила божественная, потому что изначальная. Так ему бабка Агриппина нашептала. Она же и сказала, чтобы никому кроме нее не рассказывал о своем умении. «А то весь свой век в колдунах и проходишь. За лекарством там, травкой какой или наговором заговором к тебе ходить будут, а вот ни друзей, ни невесты не сыщешь. Люди сторониться тебя будут, словно чумной какой». Сам-то Старх по младости лет никогда и не задумывался ни о чем подобном.
Старх приоткрыл печной заслон, аккуратно сложил поленья шалашиком, чтобы лучше занялись, и присел возле очага на корточки.
Огонь сперва в душе родиться должен. Так он разумел. Глаза закрыл, и представил пламя яркое, задорное. Оно весело пляшет в засушливое лето по тайге, что даже иной раз из города приплывают воздушные баржи с водой заливать разбушевавшуюся стихию, пока огонь до города не дополз.
Сперва не получилось. Никак образ не рождался. А потом перед глазами как вспыхнул пожар, да такой, что аж дух захватило. Старх даже зажмурился внутренне, пламя глаза слепило.
Теперь самое трудное дело. Огонь душевный, воображаемый в физический воплотить, но и с этим Старх справился играючи.
Глаза открыл, а пламя никуда не исчезло. Перед взором танцевало, ярилось. Старх силой воли швырнул огонь в печь. Он лизнул бревенчатый шалашик, вкусил, распробовал подношение, да стал жадно его поедать.
Теперь Малахай Зима в дом не проберется. Нет ему хода.
Старх поставил заслон, и утер рукавом рубахи выступивший на лбу пот. Утомился. Все-таки щепой и лучиной огонь в печи разжигать куда сподручнее, но интереса никакого. Этим пусть братья старшие занимаются.
Старх взобрался на полати и, сам не заметил, как погрузился в легкую, но чарующую дрёму.
Разбудил отец, склонившийся над сыном. От отца приятно пахло свежим хлебом и луком. Он потрепал Старха по голове, взъерошил волосы, и сказал:
– Солнце уже взошло. Вставай, давай, соня-засоня.
Старх поднялся на локотках, и посмотрел утренней совой на батю. Морщинистой доброе лицо, убеленное седой бородой и пышными усами. Как же он любил отца.
– Сын, ты это сходи к Авдотьевым. Спроси дядю Матвея, пойдет ли он со мной завтра на охоту. Если же согласен, то уговорись хорошенько.
– Бать, а меня с собой возьмешь?
– На медведя то? – Отец усмехнулся. – Рановато тебе еще. Вот когда пойдем тетерева охотить, тогда возьму. Обязательно.
– Обещаешь?
– А то, как же! Когда я тебя обманывал.
Эти слова отца и его ласковый голос убедили Старха. Он вскочил с полатей, натянул штаны на исподнее, накинул рубаху, подвязал ее тугим кожаным пояском с красной каемочкой, мамин подарок, они с батей прошлой осенью в город ездили, вот и привезли, намотал на ноги портянки, да сунул ноги в сапоги, старые, разношенные, но ещё крепкие.
– Я бегом. – Пообещал Старх, вглядываясь в морщинистое лицо отца.
В избе тепло и уютно, так что и на улицу идти не хотелось. Весело трещал дровами огонь в печи, мама расставляла тарелки на стол, да помешивала варящуюся кашу. Эх с малиновым бы ее вареньем, да нету, все закончилось к исходу зимы. Братья уже давно на улице. Батя Никишке по первое пропесочил за не заготовленную с вечера растопочку, так что теперь он трудился, наверстывал упущенное, а старший брат Иван колол дрова.
Старх накинул на плечи пальтишко, продел руки в рукава, и, лишь запахнувшись, бросился на улицу.
Оказавшись за порогом дома, Старх скатился по ступенькам крыльца кубарем, и оказался в сугробе. Не удержался, ноги соскользнули. Морозный свежий воздух заполнил грудь, и смешался с восторгом, переполнявшим душу мальчика.
И откуда, только взялась эта волна безудержного счастья?
Из будки высунулась лохматая голова кабыздоха. Серая свалявшаяся шерсть с рыжими подпалинами. Умные и страшно печальные глаза Пирата, любимца всей деревенской ребятни, оглядели двор, задержались на мальчонке, и пес сладко зевнул. Скинуть бы половину годков, он бы вылетел с заливистым лаем из конуры, и все утро носился бы с мальчишками, катался бы в снегу и бегал бы за палкой, как в растворившейся в небытие юности.
Пират потянулся, и скрылся в будке.
«Стар совсем Пират стал» – подумал Старх. Ведь ещё совсем недавно батя принёс его щенком, в варежку кутал, чтобы оторванный от мамки детёныш не замёрз. Как раз дело по зиме и было. Ему Старху тогда аккурат четыре года исполнилось. Теперь же Пират совсем разленился, даже из будки вылезал редко. Батя его на охоту продолжал таскать, да всё подумывал отправить на пенсию, как ветерана, да нового щенка принести. Вон по осени, когда на уток ходили, Пират вместо трех одну тушку приволок. Остальные в кустах пёс Авдотьевых нашёл, и принёс.
Авдотьевы жили на другом конце деревни. И хоть деревня их, старые солдатские выселки, числом изб не велика, да все равно по морозцу бежать далековато.
Затерянную в лесах деревушку основали вышедшие в отставку солдаты и старшины. Она давно уже и основательно вросла в эти сибирские земли. Не одно поколение сменилось. Воспоминания о тех, кто когда-то вырубил лес, расширяя прогалину, да поставил первые восемь срубов под избы, давно уже истерлось из памяти. А деревня продолжала жить своей незаметной для окружающего мира жизнью. Лишь только Затерянный тракт соединял пульсирующей жилкой деревеньку, затерянную в лесах, и заштатный провинциальный городок Молчанов.
Над домами возвышался раскачивающийся частокол вековых сосен. От печных труб клубился к ясному упоённому синевой небу белый дым. Перекрикивали друг друга петухи, блеяли нестройно овцы, да заунывно мычали коровы. Звуки просыпающейся деревни.
Старх бежал по дорожке. Она петляла между домами и выходила аккурат возле дома Авдотьевых к Затерянному тракту. Он заслышал новый звук, непривычный для просыпающейся деревни. Звук шёл из-за леса. И Старх узнал его. Сердце защемило от восторга. И он тут же позабыл о поручении отца, и устремился к реке. Увидеть ИХ ещё раз, прикоснуться пускай и одним взглядом к мечте…
Выбежав на укутанную снегом гору, у подножия которой стелилась извилистая лента реки, Старх остановился, и зашарил взглядом по небу.
Он сразу же углядел ИХ, величественные стальные корабли, украшенные имперскими штандартами, двуглавыми орлами на желтом фоне. Издалека они казались царапинами на небесном холсте, досадными ошибками, допущенными создателем. Но они неумолимо приближались, увеличиваясь в размерах. Стальные корабли поражали воображение мальчика своей затаённой мощью, захлёстывали романтическими фантазиями юную его душу.
Вот уже корабли показались над лесом, заполнили собой небо. Черные гиганты, напоминающие стальные вытянутые свеклы с башенками и бойницами, бортовыми орудиями и паровыми трубами, чадили сизым дымом, истаивающим бесследно в чистоте сибирского неба.
По земле бежали тени, отбрасываемые кораблями, вечные двойники воздушных исполинов. Тени накрыли соседний берег, пробежали по лесу и сорвались в обрыв, миновали речку, и накрыли мальчишку с головой.
Высоко задрав голову, Старх с открытым ртом следил за медленно проплывающими боевыми кораблями воздушного флота Её Величества. На одном из таких кораблей, когда-то служил его дед, так батя рассказывал, и мальчишка упивался мечтами о том, что когда-нибудь и он окажется на одном из них. И теперь, наблюдая корабли воочию, он не мог оторвать глаз, а в душе пылал огонь.
Так и стоял на крутом холме над речкой, пока последний самый маленький корабль не истаял за горизонтом. Он позабыл о поручении бати, о собственных задумках на сегодняшний день, не обращал внимания на голод, крутивший живот.
Тогда Старх поклялся, что будет летать на таких кораблях. Он тогда свято верил и мечтал об этом, но даже и подумать не мог, что его мечтам суждено будет сбыться.
Глава 2. Последняя воля
Мартин Локирд сегодня не собирался идти на службу в Адмиралтейство. Срочных дел не было, а последний раз он брал выходной недели три назад, когда ездил к бабушке в Рочестер.
Старушка захворала, да скисла, письмо прислала, мол, написала завещание, готовится по осени в гости к Творцу. Три дня на бабушкином чае и овсяной каше пошли на пользу, как Мартину, так и бабуле. Мартин похудел на пару килограммов, а старушка духом воспряла.
На сегодня особых планов Мартин не строил. Суматоха последних недель совершенно вымотала его. Он хотел тишины и покоя, поэтому решил остаться дома, навести порядок в материалах для докторской диссертации по истории столетней войны. Давно пора было этим заняться, да все руки не доходили. Вечером же можно прогуляться в корчму «Шип и терновник», что в двух кварталах от дома. Плотно и вкусно поужинать, пропустить кружку другую тёмного пива. Мартин очень любил эту корчму, и предпочитал ее любой другой. Здесь не только пальчики-оближешь кормили, но и пиво было с собственной пивоварни. Такой насыщенный сладковатый портер умели варить только тут.
Все его планы на свободный день разрушил настойчивый стук во входную дверь, сопровождаемый пением магического охранного периметра. Магическая защита дома предупреждала о появлении на пороге незнакомца с магическим даром.
«Какого черта? Кого городовик по улицам таскает?» – раздраженно подумал Мартин, выбираясь из рабочего кресла и откладывая в сторону бумаги.
Мельком глянув в зеркало, он поправил причёску, застегнул верхнюю пуговицу на рубашке, и спустился по железной винтовой лестнице из кабинета в холл. Перила неприятно холодили руки, а шаги гулко отдавались в пустом и молчаливом доме. Возле входной двери рядом с вешалкой стоял невысокий столик на гнутых ножках. На нем на подносе возвышался черный деревянный кулак размером с футбольный мяч. Мартин наложил руки на кулак, и аккуратно его повернул. Когда Мартин убрал ладони, поднос окутал серый туман, сгустившийся из пустоты. И в этом тумане проявилась картинка. Изображение транслировалось с приёмного устройства, расположенного над крыльцом дома Мартина и показывало званых и незваных гостей.
На крыльце стоял мужчина в черном дождевике, заляпанном грязью. Пешком он, что ли через весь город шел. С обвисшей широкополой шляпы кабботанского фасона, надвинутой на глаза, стекала вода. Мартину человек был незнаком, но и опасений не внушал. К тому же магический охранный периметр не включал сигнал опасности, значит, человек пришел с добрыми намерениями, и на хозяина не накинется с ножом и удавкой. По крайней мере, в первое время. Впускать незнакомца душа не лежала, но Мартин поборол себя и открыл дверь.
– Доброе утро, сэр.
Визитер скривился, словно откусил от гнилого яблока, и обнаружил внутри червяка.
– Утро отнюдь не доброе, я бы даже сказал наоборот. Позвольте представиться, я Дремли Дрём. Мне нужен Мартин Локирд.
Голос незнакомца был тихим и шуршащим, словно звук осенних листьев перебираемых ветром по аллеям парка.
– Мартин Локирд перед вами.
– Очень хорошо. Я к вам по неотложному делу, сэр. Разрешите войти, – потребовал Дремли Дрём.
Можно было конечно спустить наглеца с крыльца и захлопнуть дверь, но что-то удержало Мартина от этого шага. Он посторонился, пропуская визитёра в дом.
И тут же понял, что поступил правильно.
– Мартин Локирд из ложи Черного Дракона? К тому ли я Мартину Локирду пришел? – уточнил Дремли Дрем.
В полусумраке холла Мартину показалось, что глаза гостя необычайно блеснули.
– Неисповедимы пути, идущие окольным путём, рано или поздно придут к намеченной цели, – туманно ответил Мартин.
Дремли Дрём знал, что Мартин маг и принадлежит к Верховной ложе Чёрного Дракона. Мало кто мог похвастаться такими знаниями. Если этот Дремли Дрём Ищущий, он должен знать формулу доверия. Но кто он такой, и что, раздери его дракон, ему потребовалось?
– Я всегда следую пути, начертанному крыльями Чёрного Дракона, – важно ответил Дремли Дрём.
Он знал правильные слова. Значит, Дремли Дрем не случайный человек, а Ищущий.
– В таком случае будьте моим гостем. И перед камином за рюмочкой превосходного коньяка – у меня великолепный французский коньяк – мы обсудим вашу проблему. Вы любите коньяк? – стараясь быть радушным хозяином, предложил Мартин.
– Я предпочитаю выдержанное ирландское виски. Да времени на него нет. Я исполняю чужую волю. Прошу вас, без промедления одевайтесь и следуйте за мной.
– К чему такая спешка? – удивился Мартин.
Еще никто не отказывался от его коньяка. Этот Дремли Дрем определенно ему все больше и больше не нравился.
– Мой клиент умирает и просит вас.
– Странная просьба. Я не падре и отпускать грехи не умею.
– Мой клиент не нуждается в отпущении грехов, по крайней мере, земного падре. Он мимикрейтор.
Мимикрейтор?!!! Эта новость ошеломила Мартина. Если бы гром, молнии и градины размером с кулак свалились бы посреди бела дня ему на голову, он вряд ли бы так изумился. Чудовищная неслыханная вещь, умирающий мимикрейтор пригласил человека, мага к своему смертному одру. Мартину не доводилось слышать о подобном. Ни разу, хотя мимикрейторы тайно живут среди людей уже не одну сотню лет.
Мимикрейторы были окутаны тайной для всех. Рядовой обыватель, не наделенный магическим даром, считал мимикрейторов сказкой, персонажами народного фольклора. Маги знали, что мимикрейторы существуют, но не могли ответить на вопросы: кто они, откуда пришли, где и как прячутся на Земле, сколько их на планете. Даже члены Верховной ложи Черного Дракона, не смотря на все приложенные усилия и уйму затраченных денег, так и не смогли пролить свет на сущность и происхождение мимикрейторов. Они оставались загадкой. Зачем они прячутся среди людей? Присутствуют ли они на Близнеце?
Люди и дальше продолжали бы оставаться в неведении, даже и не подозревали бы, что рядом с ними живет и развивается чужая раса, если бы не сами мимикрейторы. Время от времени они искали встреч с людьми, принадлежащими к одной из многочисленных магических лож. Как они распознавали магов среди обычных людей, никто не мог сказать. При этом они сами не излучали магической силы. Над этим вопросом ломали головы лучшие умы Земли. При каждом контакте мимикрейторы строго преследовали свои цели. Добившись своего, они тут же теряли интерес к людям и исчезали бесследно.
Мартин не мог не заинтересоваться предложением Дремли Дрема. Если контакты с мимикрейторами еще встречались, то умирающего мимикрейтора еще никому видеть не доводилось. Из тех скудных крох информации, что удалось собрать Чёрным Драконам, было известно, что умирание для мимикрейтора сакральное действие. Никто из посторонних к смертному одру не допускался. Смерть дело одинокое. Одна из тех освященных тысячелетиями традиций, которую хранят наперекор всему. И эту традицию предстояло нарушить по воле умирающего мимикрейтора. Мыслимое ли дело. Мартин не имел право отказаться от столь выгодного предложения. К тому же мимикрейтор явно имел какое-то дело к ложе Черного Дракона, просто так сотрясать воздух не в их стиле. И это интриговало, а сердце замирало перед открывающейся перспективой карьерного роста. Рядовой маг пускай и Верховной ложи после такого свидания мог взойти на самую вершину пирамиды, казавшейся для рядовых членов ложи недостижимой.
– Кто вы, сэр? – Поинтересовался Мартин, окидывая Дремли Дрёма пронзительным взглядом оценщика.
Лицо гостя Мартину разглядеть не удалось. Его скрывала провисшая мокрая шляпа.
– Можете считать меня душеприказчиком. – Незамедлительно ответил Дремли Дрем. – Прошу вас, давайте поторопимся, а то можно и не успеть.
Мартин решился, попросил две минуты и, оставив Дремли Дрёма в холле, поднялся к себе. Он надел черную рубашку и черные штаны, завязал кружевной галстук, поверх накинул строгий черный шерстяной сюртук. После недолгих раздумий Мартин опоясался перевязью со шпагой. Взглянул в зеркало. В целом остался доволен своим видом. Только чего-то все-таки не хватало. Новенький револьвер системы «Бульдог» удобно и незаметно улегся в карман пиджака. Шпага шпагой, но случись что, на нее надеяться глупо. В последний раз сверкать сталью Мартину приходилось лет пять назад, казалось в другом мире и в другой жизни. Когда идешь в гости к мимикрейтору, нужно быть готовым ко всему. На шею он набросил новенький белый шерстяной шарф, купленный в Вест Енде не далее как вчера вечером. В холле он натянул на ноги сапоги военного фасона, ныне они уверенно маршировали по миру моды, накинул на плечи плащ и водрузил на голову шляпу.
Дремли Дрём оказался на редкость неразговорчивым типом. Как только Мартин вышел из дома, запер за собой массивную дубовую дверь, активировал защитное магополе, проводник буркнул:
– Следуйте за мной.
И, не обращая внимания на спутника, зашагал по серому булыжнику мостовой вдоль одноэтажных и двухэтажных домов из красного и черного кирпича.
Весь путь к дому мимикрейтора они проделали пешком. Идти же пришлось на другой конец города. Первые несколько кварталов Мартин радовался пешей прогулке. Потом загрустил.
Хмурый дождливый город баловал горожан погодой. Плотные тучи разошлись, открывая солнечным лучам дорогу к промозглой сырой мостовой и унылым серым зданиям.
Постепенно прогулка превратилась в бешеный забег. Дремли Дрём неутомимо мерил шагами мостовую, не обращая внимания на Мартина, еле-еле поспевающего за ним. Дремли Дрем торопился исполнить свою миссию: привести человека к смертному одру мимикрейтора.
Непривычный к столь долгим и изнурительным прогулкам Мартин предложил воспользоваться кэбом. Дремли Дрем даже не обернулся, лишь качнул головой, но Мартин решил не сдаваться. Он сказал, что можно воспользоваться одним из многочисленных городских порталов, доступных только магам. Дремли Дрем скептически хмыкнул, но смолчал. Мартин решил, что дом мимикрейтора настолько затерян в джунглях Большого Дыма[1], что найти его можно только путешествуя пешком. Если самим мимикрейторам удавалось изящно прятаться среди людей, то и их жилища должны быть также основательно сокрыты от посторонних глаз.
Мартин сперва пытался запомнить дорогу, но уже через несколько кварталов взгляд замылился, и он перестал узнавать местность. Они до сих пор бредут по улицам Фогштиля или незаметно перенеслись в какое-то другое место? В пользу последнего говорило то, что прошли они уже изрядно, но ни моста, ни даже намёка на какую-либо речушку не было. Если это все еще Фогштиль, то куда подевалась Темза?
Неожиданно Дремли Дрём остановился, и шагнул в темную арку. Мартин готов был поклясться своей драконьей сущностью, что еще несколько минут назад никакой арки и в помине не было. Лишь сплошная кирпичная стена.
За аркой оказался тихий уютный дворик, заросший пожухлой зеленью, и основательный двухэтажный каменный дом красного цвета с башенками. Стены дома заросли плющом. Из сплошного чехла плюща выглядывали лишь окна-бойницы, но в дом через них даже солнечный свет заглянуть не мог. Мешали черные толстые шторы. Маленькое крылечко три ступеньки и двухстворчатая дверь с резными ручками и стучалкой в виде головы льва.
Ничем не примечательный домик. Один из тысячи подобных домиков, затерянных в большом городе. Но, не смотря на это, Мартин застыл не в силах и слова вымолвить. От этого дома веяло какой-то непостижимой магической силой, заключённой внутри стен. Только подумать всего каких-то несколько шагов, и он сможет увидеть мимикрейтора. Мало кто из магов мог похвастаться этим, а он мог не только прикоснуться к легенде, но и, чем дракон не шутит, самому стать легендой.
Когда Мартин пришёл в себя от наваждения, навеянного старинным домом, Дремли Дрёма нигде видно не было. Душеприказчик исполнил волю умирающего и ушёл, также неожиданно, как и появился.
Мартин поднялся на крыльцо, и взялся за дверной молоток. Ударил раз, и дверь подалась в глубь дома. Никто не запирал её, и, правда, зачем запирать дверь жилья, которое невозможно отыскать без проводника. Сюда никогда не вломятся грабители, и не придут бандиты. Неосторожный бродяга, желающий переночевать под крышей заброшенного дома (а он и впрямь выглядел заброшенным), не увидит его, даже если очень будет нуждаться в крове.
Стараясь унять волнение, Мартин вошел в дом и закрыл за собой дверь, отрезал себя от внешнего мира. Так ему показалось. Затертая ковровая дорожка, ведущая к лестнице. Стены, затянутые серой пыльной тканью. Запах пыли насытил воздух, так что и дышать было нечем. Из мебели в глаза сразу же бросилась рогатая вешалка, почему-то стоящая по центру коридора. Мартин тут же аккуратно повесил на нее плащ, подспудно ожидая подвоха. Чего он ждал? Что вешалка рассыплется под тяжестью его плаща, или, что она внезапно кинется на него, и попытается укусить, Мартин и сам понять не мог. Ну не нравилась ему эта вешалка.
Не торопясь и стараясь не шуметь, Мартин обошёл весь первый этаж дома, но везде находил лишь запустение и сумрак. Складывалось впечатление, что в этом доме никто не живёт, и давно уже не жил. Где же постель умирающего мимикрейтора? Его завели в ловушку, и весь этот дом одно лишь сплошное надувательство? Но зачем кому-то его в ловушки заманивать? Мартин птица не высокого полета. Всего лишь клерк в Адмиралтействе, да и в ложе стоял на третьей, самой низкой, ступени посвящения.
В сумерках натыкаясь на посторонние предметы, Мартин отыскал лестницу, и поднялся на второй этаж, стараясь не скрипеть рассохшимися ступенями. В одной из комнат он обнаружил двуспальную кровать, укрытую чёрным балдахином. На кровати лежал человек с потухшими неподвижно смотрящими в потолок глазами. Исхудалое костлявое лицо, ввалившиеся щеки, порезанный морщинами лоб, лысая, словно коленка, голова с пигментными пятнами.
Мартин видел перед собой умирающего человека, отрешившегося от жизни, уже одной ногой стоящего в другом мире. Но Мартин понимал – никакого человека на кровати нет. Глаза обманывали его, показывая лишь наведенную картинку.
В первую минуту Мартин ужаснулся. Он опоздал, и мимикрейтор умер. В том, что он видит мимикрейтора, у него не осталось сомнений. В ту же секунду существо глухо и заунывно завыло. И от этого вытья повеяло такое неземной жутью, что Мартин отшатнулся и с трудом подавил в себе инстинктивное желание дать дёру.
Несколько минут он топтался на пороге, не решаясь подойти ближе, но все же пересилил себя, приблизился к кровати и опустился на смятые простыни.
Одежды на умирающем не было. Голое высушенное приближающейся смертью тело, кожа да кости, провалившийся живот без пупка и гладкая затёртая поверхность на месте полового органа.
Умирающий заметил присутствие постороннего. Голова несчастного качнулась, приходя в движение, и медленно повернулась к нему. Тусклый безразличный к окружающему миру взгляд прошёлся по Мартину, словно оценивая, достоин ли он доверия. И, наконец, мимикрейтор заговорил. У него был сухой, словно трескучий мороз голос, от него бросало в дрожь, но Мартин слушал, стараясь ничего не упустить.
И от каждого нового слова чужака у Мартина шевелились волосы на голове. Он чувствовал, что перед ним открывалась великая тайна, и не по своей воле он становился ее хранителем.
Времени на откровения оставалось все меньше и меньше. Слова давались умирающему с трудом, а еще так много нужно было сказать.
Мимикрейтор поставил Мартина перед выбором. Согласиться на предложение и взвалить на свои плечи тяжкий груз миссии. Или отказаться и тем самым предать умирающего и самого себя. Ответственность пугала, но поступить иначе Мартин не мог. В сущности, у него и не было выбора, лишь его иллюзия. Иллюзия свободы. Ведь только подумать он будет первым, кто прикоснется к реликвии иномирной цивилизации. Место в зале славы Черных Драконов ему обеспечено. Его имя войдет в анналы мировой магической истории.
Мартину повезло. Умирающий был не рядовым наблюдателем, а Хранителем. Мимикрейторы знали о ложе Черного Дракона. Когда подошел к последней черте Хранитель, и подле не оказалось никого из своих, он не нашел иного пути, как обратиться к Драконам.
Хранитель просил о тайной и чрезвычайно важной услуге. За неё мимикрейторы готовы были щедро заплатить. Вопрос оплаты Мартин даже не затронул, хотя он его очень заинтересовал. Грешно меркантильные вопросы у смертного одра решать. Мимикрейторы не политики, не обманут. Время на исходе. Мартин боялся не успеть услышать все инструкции.
Он, не раздумывая, согласился исполнить последнюю волю умирающего.
Хранитель взглянул на него затуманенным взором, и коснулся костлявой рукой лба Мартина. Все необходимые для исполнения миссии знания оказались у него в голове. Передачей информации через прикосновения не владел никто из магов на Земле, хотя некоторым и подвластна была телепатия. Мартин к такому повороту событий был не готов. В первое мгновение, когда знания хлынули в него, чуть не лишился рассудка. От обилия информации закружилась голова, и перед глазами поплыли белые пятна, но он все же выстоял.
То, что Мартин увидел следом, навсегда запечатлелось в его памяти. Хранитель воздел бледные костлявые руки и, сложив ладони лодочкой, коснулся живота. Его пальцы потеряли очертания, расплылись в бесформенное пятно, соприкоснувшись с телом. Под воздействием рук живот разошелся в стороны. Не было ни крови, ни боли, лишь блаженная улыбка, застывшая на лице мимикрейтора. Из своего нутра Хранитель извлек необычайной красоты кристалл, светящийся ровным изумрудным светом.
Мартин не мог оторвать взгляд от кристалла. Он завораживал его, манил к себе. Мартин чувствовал колоссальную магическую силу, заключенную в нем. И не мог справиться с волнением, которое его охватило. Перед ним в ладонях чужака покоился, быть может, самый могущественный артефакт из тех, что хранились на Земле. Ни «Слезы Дракона», ни «Последний Свет» не могли сравниться с ним по силе.
Когда Мартин взял в руки кристалл, он почувствовал необычайную легкость и понял, что расстаться с ним будет тяжело. Практически невозможно. Как добровольно отдать в чужие руки такое могущество? С этим кристаллом он мог стать величайшим магом Земли, а без него… что он стоил без этого кристалла…
Хранитель прохрипел что-то неразборчивое. На большее у него не осталось сил.
И началась…
… дьявольская свистопляска…
Потеряв подпитку от бездонного источника магической энергии, мимикрейтор приблизил свою смерть. Его тело запульсировало изнутри призрачным светом. И в каждой пульсации сквозь обманную оболочку человека проглядывало иное существо. Человеческая оболочка истончалась, и Мартин видел на смертном одре чудовище. Ничего подобного Мартин и вообразить себе не мог, даже в кошмарном сне. На Земле и Близнеце не было ничего похожего. Волна отвращения захлестнула его, захотелось бежать без оглядки, но тут же отпустила.
Кристалл налился теплом. Оно просочилось сквозь ладони, даря Мартину успокоение.
Внезапно тело мимикрейтора вздыбилось дугой. Хранитель распахнул пасть-рот в беззвучном крике, и тут же рассыпался в серый прах, словно и не было его никогда на Земле.
Некоторое время Мартин просидел на кровати, не в силах пошевелиться. Смерть мимикрейтора впечатлила его, но в то же время легла на душу тяжким бременем. Могущественный артефакт пришельцев отныне принадлежал ему, но стоит ли об этом сообщать Великому Магистру ложи. Если он выполнит волю умирающего, никто не узнает об этом, и Мартин Локирд так и останется магом третьего уровня и до вершины ему предстоит еще ползти, и ползти. Если же он отдаст артефакт Великому Магистру, тот поднимет его в иерархии ложи. Да за такой подарок его должны ввести в состав Магистрата с правом вето. Только вот Мартин сомневался, что Великий Магистр вернет артефакт его истинным хозяевам. Такое могущество из рук добровольно выпустить он не сможет, а Мартин не мог этого допустить. Он поклялся умирающему и обязан был сдержать клятву.
