Это была краткая зарисовка того, как выглядела пусть не типичная, но не такая уж и редкая ситуация в сибирско-уральском туре 2011 года, то есть в первый год моего прихода в группу. Но прежде чем начать дальше рассказывать о том, что происходило за кулисами в те и более поздние годы, я должен ответить на вопрос, который мне часто задают: как же так вышло, что я попал в группу «Эпидемия»?
Так получилось, что большую часть своей молодости мне приходилось жить двойной жизнью. Я с детства обожал музыку, а когда впервые услышал heavy metal, то понял, что это то, чем бы я хотел заниматься всю жизнь. Точнее сказать, понял я это в тот момент, когда в первый раз взял аккорд с тяжелым перегруженным звуком на гитаре. Это ощущение грандиозного счастья, энергии и мурашек по коже я помню до сих пор. Причем получил этот тяжелый звук я вполне случайно, даже, я бы сказал, классически случайно. Собственно, согласно легенде, именно таким путем тяжелый звук и был изобретен. В то время я учился в десятом классе, со школьными друзьями мы уже создали нашу первую группу и пытались играть собственные песни в стиле, который сейчас принято обозначать как «русский рок». Мы все тогда были мультиинструменталистами, в том смысле, что одинаково хреново играли на всех возможных музыкальных инструментах, ни один из нас не имел музыкального образования, но при этом желания быть настоящей рок-группой у нас было хоть отбавляй. А еще у нас было свое репетиционное помещение, которое мы гордо называли студией, и кое-какой свой аппарат, что по тем временам было охренеть как круто. Правда поддержка этого аппарата в работоспособном состоянии и постоянное пополнение его разными необходимыми приборами съедало абсолютно все наши нехитрые карманные деньги, но искусство требует жертв. Надо сказать, что в рок-н-рольной деятельности нам очень помогала, кто бы мог подумать, наша школьная учительница немецкого языка Марина Алексеевна Брыкова. Именно она двигала в школе рок-тематику и неслабо повлияла на нас в этом духе, а после образования нашего коллектива под гордым названием «Анафема» устроила нам несколько концертов прямо в актовом зале школы.
Метал-сейшен в школе – сейчас такое сложно себе представить, но тогда это было если и не в порядке вещей, то вполне допустимо. Особенно если вспомнить, что как минимум половина мужской половины старших классов ходило в косухах с длинными волосами или носило нашивки и значки соответствующей тематики, а в таких базовых группах, как Metallica и Guns N’ Roses, разбирались даже девчонки, заказывая их медляки на дискотеках. Но это я увлекся воспоминаниями, тем более все это было уже после открытия нами тяжелого звука. До этого, как я говорил, звучание нашего коллектива было мягким и акустическим… В общем, однажды у нас появилась задача записать какую-то песню на магнитофон, и, ничего не подозревая, я засунул чудо советской промышленности, микрофон МД-200, внутрь корпуса акустической гитары, подключил ее к катушечному магнитофону (единственному, который тогда был в доме), нажал на кнопку записи и неслабо выкрутил уровень этой самой записи. Результат превзошел все мои ожидания. Из динамика раздался такой восхитительно ужасный перегруженный рев, что я, как безумный, до самой ночи экспериментировал с разными музыкальными партиями на этом саунде, неслабо пугая своих родителей и соседей и явно рискуя призвать сатану. Теперь я понимаю, как ужасно это должно было звучать, но тогда это было так круто; я был на седьмом небе от счастья и с тех пор никогда надолго не выпускал гитару из рук и всегда был участником той или иной рок-группы. И таких, как я, в нашей школе было еще несколько человек – вот с ними-то мы и зажигали. Играли мы тогда весьма разную музыку, от хард-рока до фанка с неожиданными отклонениями в металкор или трэш, – такой вот коктейль. Потом настал период панк-уклона и исполнения каверов на все, что тогда было модно, то есть показывалось по каналу MTV, а это было настоящее крутое музыкальное телевидение про настоящую музыку, а не та туфта, в которую оно превратилось позже. От Metallica до Radiohead через Offspring, RHCP и прочие подобные группы мы учились играть и сочинять музыку. Но парней со временем все больше стало тянуть в актуальные тогда панк, гранж, альтернативу, металкор, а мне это было не очень интересно, я для себя понял, что больше всего хочу играть классический скоростной олдскульный метал.
Я, видимо, недостаточно прогрессивно мыслю, мне не очень понятен феномен многих популярных в то время групп, я категорически не врубаюсь, почему упрощенные гармонии, грязный звук и отказ от соло – это прогрессивно по сравнению с тем же классическим арт-роком, хард-роком, heavy metal или thrash. Я понимаю, пониженный строй и всякие новаторские звуки, но с точки зрения гармонии и техники исполнения, именно гитарной, мне не казалось это интересным. Я в тот момент даже близко не был виртуозом, в принципе, как и сейчас, но мне очень хотелось развиваться именно в сторону техничной игры, и, наверное, за годы я хоть немного, но продвинулся. И еще меня просто трясет от слов «модная музыка» и от следования моде как таковой. При фразе «это модно» мне из принципа хочется сделать наоборот. Для меня мода – это такое явление, которое придумали умные люди, для того чтобы зарабатывать на идиотах. Ведь как ты убедишь человека купить еще одну пару ботинок или штанов, если у него уже есть несколько, и очень хороших? Только тем, что ходить в старых не модно, а для того чтобы быть модным и иметь успех у девочек, нужно обязательно купить новые. Разумеется, чтобы эта штука работала, в первую очередь в духе следования моде воспитываются сами девочки, и они с удовольствием и сами следят за модой и плюют вслед немодным мальчикам, но бабки-то все равно оседают в карманах умных людей, всю эту движуху замутивших. И когда кто-то фанатично следует моде или, как теперь говорят, трендам, для меня это автоматически означает, что человек сознательно себя к этим самым ведомым идиотам почему-то причисляет. А уж если человек слушает или играет определенную музыку не по зову сердца, а из-за того, что она в данный момент актуальная и модная, то для меня это сразу – до свидания. Я считаю, гораздо честнее и правильнее следовать только своему вкусу и своему стилю, а не мотаться, как флюгер на ветру, по велению больших дядь и теть, которые эти тренды определяют, и уж тем более – в музыке. Врать самому себе при исполнении музыки – последнее дело, так я считаю.
Про музыку важно понимать еще одну штуку. Феномен группы Nirvana, которая просто разорвала музыкальный рынок в те годы, когда все для меня начиналось, заключается не только и не столько в том, что Курт Кобейн – гениальный музыкант, а в том, что с его помощью умные дяди из музыкальной индустрии поняли, как в эту индустрию можно вдохнуть новую жизнь и новые деньги. Для того, чтобы миллионы подростков бросились заниматься музыкой, организовывать свои музыкальные группы, а значит – бросились в музыкальные магазины за оборудованием, им надо было дать понять, что они могут быть модны, а следовательно, любимы девочками, не тратя кучу сил и времени на освоение музыкального инструмента на высоком уровне, да и ставить голос оказалось не обязательно. Именно простота и доступность были той самой важной коммерческой составляющей новой моды, но как раз это категорически не устраивало меня. Мне было попросту скучно играть подобные гитарные партии, а еще я понимал, что, занимаясь этим, я рано или поздно буду вынужден всем рассказывать, как я мечтал обо всем том, чего удалось добиться, просто потому что не удалось добиться того, о чем по-настоящему мечтал, и я несколько грустил. Надо сказать, со временем я стал гораздо больше врубаться в разные альтернативные и гранжевые вещи и открыл для себя много крутых групп, но это было уже позже, да и все равно играть это мне не очень интересно.
Плюс в тусовке многое было построено вокруг правильного имиджа, правильных брендов шмоток, прыжков и прочего угара на сцене, что меня никогда особо не вставляло. Конечно, двигаться на сцене нужно, но прежде всего нужно быть музыкантом. Я считаю, что лучше сыграть что-то музыкально интересное, чем долбить одну-две ноты, но при этом дико скакать. Если конечно, человек может играть что-то интересное и при этом носиться и прыгать как угорелый, то это высший класс, но по факту этого не может почти никто. В общем, душа моя лежала к более техничной гитаре, крутым солякам и таким группам, как Iron Maiden, Accept, Helloween, Stratovarius, Judas Priest, Gamma Ray, Metallica, Megadeth, Annihilator и инструментальной гитарной музыке – всему тому набору юного российского классического металлиста второй половины 1990-х годов. Конечно, не мог я не тащиться от наших «Арии», «Мастера», «Черного Обелиска», «Легиона» и прочих. А надо сказать, важнейший в мире маркер «свой/чужой» – это музыкальные предпочтения. Сколько раз так бывало, что, сойдясь на почве интереса к музыке, обнаруживаешь с человеком море других интересов, и наоборот, общаясь комфортно по работе, например, неожиданно узнаешь, что человек любит музыку такую же, как и ты. Должен сказать, что до сих пор среди моего огромного круга общения практически нет людей, которые совсем не слушают музыку или любят то, что у меня вызывает отторжение. А так как тяжелая музыка – это все же субкультура, и довольно узкая, я недавно осознал, что всю жизнь я провожу в очень тонкой прослойке людей – и с «нормальным большинством», любящим рэп, Бузову, «Фабрику звезд», шансон и «вот это вот все» даже никак не пересекаюсь. Ну и слава богу, пусть так и будет впредь, мне абсолютно комфортно в моем мире.
Таким образом, на почве общих музыкальных интересов я и сошелся с музыкантами из «Эпидемии» образца 1997 года, то есть времен их первого мини-альбома «Воля к Жизни». Потому что Юрка Мелисов мыслил приблизительно так же, как я, любил ту же музыку, что и я, и уже вовсю играл ее, пока мы ковырялись со своей эклектикой. Я даже присутствовал на студии в клубе Diamond в один из дней записи этого дебютного альбома. Московская клубная металлическая сцена тогда была не такая уж большая, все друг друга знали. Мы часто играли вместе в разных сборных концертах, а после выступления иной раз проводили вместе время в баре за душевными разговорами. Потом мы пересекались в Рок-гимназии Сергея Задоры, где я несколько лет учился играть на гитаре, а «Эпидемия» репетировала на их точке. После своего ухода из «Эпидемии» Паша Окунев, вокалист, предложил мне войти в состав его новой группы «Арда», в которой я и играл целых 8 лет, записав 3 альбома и написав для коллектива несколько песен, которые исполняются до сих пор. С Ромой Захаровым мы тоже были хорошими друзьями, а потом и с Ильей Мамонтовым. Так что знакомы мы были давно, были друг у друга на виду, иногда играли вместе в футбол в незабываемой «деревяшке» (кафе и прилегающая территория в Филевском парке, культовое место металлических тусовок тех лет), пару раз даже исполняли какие-то песни на концерте, посвященном дню рождения Мелисова, в сборном составе «Арды» и «Эпидемии».
А однажды я умудрился, сам того не желая, несколько поспособствовать очередной смене состава группы. В тот момент я довольно плотно общался с Ларсом, Юрой, время от времени – с Максом Самосватом, так что был в курсе того, что происходило в коллективе. Перед питерским концертом, если я не ошибаюсь, 2005 года, внутри группы были определенные брожения, и все шло к тому, что Илья Князев, бас-гитарист группы в то время, собирался покинуть коллектив после этого самого концерта. Я напросился с ними на тот выезд, потому что я вообще любил веселые тусовки, да и сейчас иногда люблю, но сильно реже: все-таки 40 и 25 лет – это разные вещи. А еще там была группа Catharsis, они играли первыми, и мы душевно выпили с ними после их сета, пока «Эпидемия» была на сцене. И вот «Эпидемия» отыгрывает обязательную программу и уходит в гримерку перед бисом, Самосват остался на сцене, чтобы немного пообщаться с публикой. И в тот момент я очень сильно почувствовал размягченной винными парами душой, что как-то это не по-человечески получается, ведь сегодня последний концерт Ильи Князева, человека, который много сделал для группы, а ему даже не дали попрощаться с публикой, не объявили о его уходе. Я поделился своими мыслями с парнями и кто-то – как потом выяснилось, Кривенков – сказал мне: «Так в чем проблема, пойди на сцену, скажи Максу, пусть объявит». Я так и сделал, подошел к Самосвату и сказал ему на ухо, что Илюха-то уходит, и надо бы по-человечески проводить его. Макс посмотрел на меня удивленно, сказал что-то в духе: «А он все-таки уходит? Ну ладно, объявлю тогда». И прямо со сцены заявил, что сегодняшний концерт был прощальным для Ильи Князева. Илья почти плакал от эмоций на сцене, публика не хотела верить в уход любимого музыканта и скандировала: «Илья, не уходи». Все было очень душевно, и я был рад, что мне удалось сделать доброе дело. Только вот потом выяснилось, что окончательное решение Ильей на тот момент принято еще не было, и такое заявление Макса стало для него самого большим сюрпризом. Но, честно говоря, я думаю, что если никто из группы меня не остановил, да и Самосват с готовностью откликнулся на мое предложение, то уж с их-то стороны все было определено изначально, так что моя совесть чиста. Но получилось, таким вот образом я тоже отметился еще задолго до своего прихода в коллектив в качестве музыканта.
Помните, я писал, что при всей своей любви к музыке мне всегда приходилось жить двойной жизнью? Дело в том, что параллельно со всей этой веселой движухой, о которой я вам рассказываю, была и другая жизнь, в которой я окончил институт по специальности лингвист, преподаватель и специалист по межкультурной коммуникации. Моей настоящей профессией был немецкий язык, у меня была «нормальная» работа, на которую надо было ежедневно ходить, и задания, которые я там выполнял, были очень далеко от музыкальной деятельности. Потом я полностью ушел в переводческий фриланс. Заказов было много, на жизнь вполне хватало, а еще оставалось много времени для музыки и разных околомузыкальных занятий. Я никогда всерьез музыкой не зарабатывал – думаю, до того момента мои вложения в музыку примерно раз в десять превышали доход. Все группы, в которых на тот момент мне приходилось играть, были глубоко убыточными предприятиями, и только «Арда» иногда что-то зарабатывала, но тоже крайне нерегулярно. К сожалению, такова участь андеграунда – надо быть готовым к тому, что в первую очередь все это нужно именно тебе, значит, тебе за все и платить.
Такое положение дел для меня было привычным и, в общем-то, устраивало, никогда другой музыкальной жизни я и не видел. Но я уже чувствовал, что вряд ли смогу заниматься музыкой на таком уровне долго. Годы шли, появилась семья, ребенок, потом новая семья, в которой мы тоже ждали ребенка, и тратить столько времени и сил на хоть и важное, но все же хобби представлялось не очень правильным. В принципе, на этом этапе жизни очень многие из моих друзей, музыкантов таких же андеграундных коллективов, заканчивали свои карьеры, и я тоже всерьез об этом задумывался. Вот в этот момент мне написал Ларс, огорошив предложением присоединиться к «Эпидемии», которая в тот момент уже вышла из андеграунда, была очень серьезным коллективом, имевшим за спиной несколько альбомов, две культовые метал-оперы и хорошие концертные сборы.
Он мне рассказал обо всех переменах, которые назрели в группе, о том, что уходит Самосват, Изотов, менеджмент, а он сам собирается переходить на бас. О том, что новым вокалистом будет Женя Егоров. Ко мне был всего один вопрос: готов ли я поверить в группу в этот непростой момент, поставить музыку на первое место в списке своих жизненных приоритетов, без проблем в любой момент ехать на гастроли, уделять много времени прочей работе в коллективе. Я думал очень недолго, секунд пять, потому что это было, конечно, такое предложение, от которого не отказываются. Я позвонил и пообщался с Юрой на тему предстоящего прослушивания, на что Юра мне заявил дословно следующее: «Зачем мне тебя слушать, что, я тебя не слышал, что ли, ни разу! Если готов играть, то будем считать, что ты принят. Только пока мы должны закончить запланированные концерты со старым составом и отработать 15-летие группы, после Нового года начнем работу в новом составе». Еще он мне рассказал, что новым директором, скорее всего, станет Андрей Максимкин, один из создателей и совладельцев агентства JC-Sound, но это якобы еще не точно, а также попросил до официального анонса никому не рассказывать о том, что я стану новым гитаристом группы. Я думаю, для Мелисова и Ларса в первую очередь было важно, чтобы в группу пришел человек, которого они уже хорошо знают и с которым в чисто человеческом плане им было комфортно находиться. Плюс важно было, что я имел абсолютно свободный график и готов был подстраиваться под группу, в отличие, кстати, от Димы Иванова, нашего клавишника, который на какие-то гастроли мог ехать, на какие-то – не мог, потому что у него были более важные дела в другом месте. И в конечном счете такая позиция сыграла решающую роль в его судьбе в «Эпидемии».
Веселая ситуация произошла, кстати, вскоре на московском концерте Blind Guardian, где мы встретились с Андреем Максимкиным. Конечно, мы уже давно были знакомы, поэтому довольно продолжительное время вели светский диалог о том, как у кого дела, об общих знакомых и чуть ли не о погоде, ни словом не обмолвившись о грядущих изменениях в жизни. При этом, как потом выяснилось, каждый из нас прекрасно знал, что скоро нам предстоит работать вместе, но не подозревал, что об этом знает его собеседник, поэтому, выполняя просьбу Мелисова никому ничего не говорить, мы разыграли классический светский этюд с разговорами ни о чем. Потом уже на гастролях мы долго веселились, вспоминая эту сцену.
«Эпидемия» отыграла оставшиеся концерты 2010 года, и мы тут же приступили к репетициям в новом составе. Нам с Женей Егоровым предстояло влиться в коллектив очень быстро и сразу же приступить к концертной работе. Дело в том, что, несмотря на смену музыкантов, такие важные мероприятия, как юбилейный тур, запись и выпуск акустического концерта, а также выпуск альбома баллад никто отменять не собирался. Оставшиеся в группе музыканты решили, что правильно будет, несмотря на произошедшие потрясения, не менять планов работы, тем более что никакого нового материала у Мелисова и Ларса на тот момент не было, да и мы с Женей были не против такого расклада. Было понятно, что если мы сейчас на полгода или дольше пропадем из поля зрения поклонников, сочиняя и записывая новый альбом, то поклонники могут про группу и забыть. И так после ухода Самосвата и Изотова многие ее похоронили. Ларс на первых порах очень помог мне с разбором гитарного материала, потому что важно было сделать все максимально быстро. Что-то я снимал самостоятельно. В итоге уже в феврале 2011 года мы сыграли первый концерт в новом составе в небольшом клубе «ХО» в Москве, а весной поехали в большой юбилейный тур по России, Украине и Беларуси, записали и выпустили альбом баллад «Всадник из Льда», сыграли и подготовили к выпуску акустический концерт «В трезвучиях баллад». В декабре 2011 года группа «Эпидемия» отметила 16-ю годовщину концертом в Москве в том же клубе MILK, в котором закончил свой путь предыдущий состав, доказав всем, что она живее всех живых, и я считаю, это довольно символично, такой вот своеобразный «млечный путь» получился, от MILK‘а в 2010, когда многим казалось, что все закончилось, до MILK’а в 2011, когда стало ясно, что все самое интересное только начинается.