Дмитрий Пригов
Монстры
23 явления стиха после его смерти
1991
Предуведомление
Касаясь последних тенденций (и не только, и даже не столько в литературе, а в культуре в целом и в изобразительном искусстве в особенности), мы видим возрастающую тенденцию растворения стиха (или в общем смысле – текста) в ситуации и жесте, т. е. предпочтительное описание возможности текста (типа: «в первой строчке мы описываем то-то и то-то с рифмой, скажем, на аясь»), его функционирования в социокультурной ситуации (типа: «поэт входит через правые двери, немного волнуясь, вынимает текст, исполненный печатной графикой обычного стиха, начинает читать, на что публика горячо реагирует»). В акционно-перформансной деятельности текст (стихотворение, скажем) присутствует как нулевой или точечный вариант ситуации и жеста.
Эта проблематика, конечно, интересна и касается только представителей сугубо авангардных, постмодернистских и прочих нетрадиционных направлений (впрочем, у нас весьма немногочисленных на фоне основного литературного процесса, для которого подобного рода проблемы вполне невнятны или просто находятся за пределами разрешаемости).
Задачей этого сборника является как раз переориентировка вектора, т. е. в вышеописанной ситуации вектор направлен от текста к ситуации, мы же его поворачиваем в обратном направлении, приняв нынешнее состояние литературного процесса (в авангардной среде) за первичную данность. Т. е. для неразличающего глаза события происходят примерно на той же самой территории и вполне неразличимы, спутываемы. Взгляд же различающий заметит, что ситуация, жест как бы отменяемы стихом, обнаруживая приводимые куски жестового и ситуационного описания в их самопародировании (кстати, роли, которая в предыдущей ситуации отводилась стиху) на фоне самоутверждающегося стихотворного текста в его онтологической первородности.
Вот стихотворение, которое потрясло меня в детстве, хотя и было написано на 50 лет позже
Капли дождя как тварь дрожащая
Пройдя насквозь зеленый пруд
Ложится на прохладный лоб
Младенца заживо лежащего
На дне пруда
Эти строки я долгое время приписывал Пушкину, пока не оказалось что мои
Она летит как пух изящная
Вдруг спотыкается о зуб
Зверя под сценою сидящего
И ужас, ужас! пенье труб!
И ужас
После смерти следует писать гораздо-гораздо проще, как я уже приводил в пример
Много деревьев в саду
Пыль в полвершке над дорогой
Завтра я снова приду
Только ты больше не трогай
Меня пальцем
Происходят суровые и значительные споры и схватки по поводу будущего, а в промежутках, чтобы отвлечься, звучит что-нибудь, не привлекающее всеобщего внимания
Сыпется белый снежок
Словно судьбы сапожок
Шитый то черным, то синим
А то вместе
Да – еще и красным
Рядышком от России
А зачастую так и посреди ее
Доказывая глупость и нехитрость подобного рода занятия, приводят первые же пришедшие на ум строки
Как освежевана стояла
И кожа вниз с нее бежала
Что беззаботная струя
Задерживаясь на хвосте
Условно
И она рухнула в постель
И белоснежна простыня
Червонно-красной тут же стала
Вот – вочеловечивание, оно же – страстотерпство
Только в качестве ничего не значащей заставки между 13 и 14 главами крупного исторического сочинения
Стареют наши женщины
Но Боже, Боже мой!
Ведь нам были обещаны
Их вечность и покой
Вечный
Наш
Рядом с ними
Боже мой
Сидят за столом, читают, появляется Милиция, учиняет проверку документов, поднимаются крики, возможно и драка, последнее, что тонет в общем гуле
Где белого единорога
Не пустят даже на порог
В наше-то время
У одного вдруг от порога
Как только вошел
Стремительный белоснежный рог
Во лбу вдруг прорастает
Он долго рассказывает, как все это писалось, какие различные структурные и семантические смыслы вкладывались в различные строки и в целом в их последовательность, чтобы в итоге получилось такое
Сестра моя, войди в мой дом
Мы вместе на постели ляжем
Ни слова лишнего не скажем
Словно погибнем, а потом
Друг другу тайное покажем
Над каждым
Его отдельно висящее
Тайное
Только в страшный холод при попытке согреться так быстро-быстро проборматывается
О, незабудочка живая
Как рана жизни ножевая
Как некий фитилек спасенный
К потьме вселенской поднесенный —
И вспыхнуло, и все горит
Но так невидимо, едрит
Так, едрить твою мать, невидимо —
Невидимо все
Кто-то из сидящих за столом, чтобы не выглядеть чересчур глубокомысленным, произносит
И девочкою на бегу
Белеет березняк сосновый
Буквально только что в снегу
Чернелся мальчиком – и снова
Чист как девочка —
произносится игривой скороговоркой
Истончение истончающегося стиха
1993
Предуведомление
Как всем известно, любое стихотворение, да что стихотворение – слово! – чревато разрастанием в целую поэму; цикл, цикл поэм! Просто даже невозможно все и обозреть в его потенции. Просто даже усталость сразу какая-то, утомление и скука. Только одно стихотворение напишешь, а дальше… ну дальше как-то так, эдак в том же духе. Да и вообще не стоит об этом.
Вот эти серии и явлены с предшествующим им нехитрым образцом, да и с бесчисленным возможным продолжением всего этого.
Да вообще-то все в мире может разрастаться до уровня, этот самый мир превышающего.
Вот так.
2 СЕРИЯ
Над смертью кошки разрыдалась
Кошечка
И что ей кошка-то далась
А просто въяве оправдалась
Та несмываемая связь
Но укрытая от быстроокидывающего взгляда
Между женщиной и кошкой
Мужик так не разрыдался бы
* * *
Мужчина разрыдался над собакой – очевидная связь
* * *
Ребенок – над птичкой, пояснения не нужны
* * *
Старик над муравьем – это самоочевидно
* * *
Пожарный над кикиморой – не совсем ясно, но можно обоих связать с таинственной стихией огня
* * *
И последнее, неясно кто – над Сычуанским хребтом, персонажи, их связи и ответы переживаются всеми разом и неоднозначно
3 СЕРИЯ
Рыбак в ночи причалит лодку
На берег выйдет незнакомый
Найдет причал, найдет молодку
Закрепит лодку
И странной страстию влекомый
В глубь территорьи углубится
Да так назад и не вернется
Исчезнет
* * *
Потом про человека ушедшего в горы и не вернувшегося
* * *
Потом про то, как человек сошел на мелкой станции, да и затерялся в полях
* * *
А вот про человека, который ушел в большой город с манящими сверкающими огнями, да и не вернулся
* * *
А вот уже человека кто-то ночью поманил сладким зазывающим голосом, он в полузабытьи встает с постели, отворяет дверь, выходит в лунный сад и никто его больше не видел
* * *
Или вообще, непонятное – среди улицы стоял, стоял человек и не отходил вроде, не двигался, не делал даже попытки, не подавал виду – а исчез
4 СЕРИЯ
Мы от честности помрем
К нам придут и спросят: Вы ли
Все вокруг разворовали
А? —
Мы! – ответим и помрем
От честности ответа
* * *
Мы помрем и от ужаса, то есть всех вокруг поуничтожаем, посмотрим на это, ужаснемся и помрем
* * *
Потом как мы помрем от совестливости, т. е. все тут искалечим, а после совесть до смерти заест
* * *
Потом как мы помрем от ума, т. е. порушим все, разорим все к чертовой матери тут, ебить, разнесем, ебить, а потом все-таки поймем, что так нельзя и помрем от неожиданности ума своего
* * *
Потом как мы помрем от аккуратности, исполнительности, точности, умеренности и скуки
* * *
Потом как мы уничтожим Бога, в смысле – Бог умер, умер! умер! но помрем все-таки от набожности
5 СЕРИЯ
Стоит, безумный, улыбается
Гранатою в руке играет
Взорвет сейчас вот – и останется
Мокрое место
От нас
Вот-вот-вот дернет за чеку
Ан, передумал и: Чайку
Что ли
Попить? – говорит
* * *
А вот некий задумал что-нибудь снести с лица земли, но потом постоял и: Чайку – говорит – что ли пойдем выпьем
* * *
Или, скажем, Ньютон, вослед закону тяготения почти открывает теорию относительности, да подпустил: Чайку – говорит – надо выпить, что ли! – и упустил момент
* * *
Затем непонятно кто, но что-то уж совершенно ужасное замышляет, но что-то отвлекает его, и уже позабывши восклицает: Чайку, чайку испить бы!
* * *
А под конец уже и про меня, как я задумал совершить что-то, уж и не припомню что именно, да передумал и закричал: Чаю! Много чаю сюда! И немедленно! Пить будем!
6 СЕРИЯ
Жизнь несется как заяц косыми
Перебежками, петлями – ой! —
А особенно-то в России
У нас
Словно заяц с орлом, да свиньей
Пополам
Ну, а после – какое-то марево
Да и в обществе некое варево —
Все слипается
* * *
А в Германии, к примеру, жизнь движется по прямой, по прямой, а потом – обвал-таки, зигзагами, как носорог лошадиный с котеночком обмирающим
* * *
Во Франции же все ходит квадратами, как волк с бабочкиными крыльями и все распаляется газообразно
* * *
А в одном месте как уперлись в точку, так и стоят, словно помесь слоняры и комариного тигра, а еще и мышонка, камень напоминает – Индия, кажется
* * *
А вот в Америке все по касательной, по касательной, вернее, это в Японии, как снегирь глазурованный с изюмистой змеей, а потом – все есть воздух горячий
7 СЕРИЯ
Среди поля разводят сурьму
Разбавляют густой мочевиной
И настой, недоступный уму
И бесстыдности очевидной
С леденящею штучкой одной
Близкородственный, в смысле
* * *
Или, скажем, замешивают на кухне кислое тесто, а оттуда зайчик выскакивает – ах ж ты шалунишка эротический!
* * *
Где-то в потаенном месте в горячий отвар сыпят какие-то зелья, поднимается удушливое испаренье и является дух омерзительный
* * *
Берутся какашки и что-то еще по рецепту знатоков, размешивается в дачной постройке, потом выносится на азиатское солнце, из этого вырастает как бы крыса как персонификация мобильности
* * *
В воду сыпется шипучка, и все вдруг улетучивается – и ничего – всемирная пустота
* * *
Собирается по долам прах, трава, теплота и влажность, замешивается на крови и слизи, вдыхается жизнь и получается человек
8 СЕРИЯ
Я рано утром вышел в город
А к вечеру уж превеликие
Количество смертей и трупов —
Вот так свершаются великие
Событья —
Неожиданно, стремительно, за спиной и в другом месте
Лет через двадцать так идея
Обывательская
Приходит в голову: А где я
Был в это время? —
Чаек, наверное, попивал
* * *
Или, скажем, отвернешься на чей-то зов, оглянешься – а сзади полдома рухнуло, никого нет, а ты за столом чаек допиваешь
* * *
Или пойдешь по тропе, вернешься, а все селения волной как языком слизнуло! ни кола, ни двора
* * *
Или еще – один человек на даче, в саду сидит, а тут в какой-то момент полчища саранчи пролетающей все уничтожают – а ведь только что зелено, радостно все было
* * *
А вот человек отъехал, вернулся часов через пять, а власть переменилась, и он уже не начальник, а разыскиваемый преступник! а где жена? где дети? где дом? дом с горячим чайком? где что? – кто знает
9 СЕРИЯ
Львиная доля комизма
Что от коммунизма
Были всего в двух вершках
На тебе! тут вот ба-бах!
И все под хвост тебе псиный
Вечно у нас вот в России
Так
* * *
Еще, конечно, комизм, что вот у меня почти счастье, а тут – ба-бах! – и все козлу в пасть, вечно у нас в России так
* * *
Немалый комизм, конечно, и в том, что мы почти что завоевали полсвета, а как раз тут ба-бах! – и все корове в печень, всегда у нас так в России
* * *
Чистый комизм и в том, что обнаружили закон всего и неожиданно ба-бах! – все к чертовой матери, как и всегда здесь
* * *
Ну и комизм был в том, что вот почти что рай знали, видели, щупали, ан нет, кому-то понадобилось и – ба-бах! – все таракану под яйца! вот так всегда с нами как с говном каким-то обращаются
* * *
Вечный комизм у нас в России, как-то так – ба-бах! – как и не было, просто до колик смешно! да и у них не лучше
Человек не знает что делать
1993
Предуведомление
Идея этого сборника нехитра. Это вековечная страсть, идея, утопия синхронизировать все природное и космическое с временем человека, единственного существа среди небожественных, владеющего и овладевающего временем и будущим. Конечно, внутри сборника ничем не овладевается, да и ничем овладеваемо быть ничто не может, но только являются языково-ментальные конструкции и простейшие технологии овладения, становящиеся актуальными, мощными и реальными при внедрении их в каждодневную ритуальную или ментально-репетиционную практику.
Кошка режет воздух крылом
Струганным
Зверь наливается пьяной силой
Человек не знает что делать
15 августа 1993 года в Москве на перекрестке
Пушкинской
и Столешниковского
Гусь зубами вцепляется в колесо
Раздраженно
Саламандра недосчитывается двух-трех лет
Человек стремителен и неосведомлен о многом
В жаркий июль, Афины, 6 век до нашей эры
Лев просовывает голову в трансформаторную будку
И гибнет
Вурдалак на вурдалака заносит клык
Что-то смутное проносится в голове человека
6 век, сентябрь, песчаный берег Янцзы
Курица лелеет свою полуспиленную набок голову
Каракатица окутывает окрестность ядовитыми испарениями
Человек что-то быстро смекает
На Унтер дер Линден в Берлине в мае 1944 года
Старый беззубый конь пасется возле баньки
Дракон вместе с огнем изрыгающий несгораемые фракции
Человек в кирасе и с отрубленной рукой не знает, что делать
Под Прагой 1235 года
Ворон хвостом оставляет след
Оборотень плачет одним глазом
Человек не знает, что делать, но выдержан и достоин
В сентябре, среди Лондона викторианской эпохи
Котенок мажет сметаной кушетку
Акула выплевывает изо рта что-то непоправимое
Хотя редко
Человек уже не ведает что к чему
Лето, жара, Волга, 1929 год
Крыса выпрыгивает навстречу из кувшина
Безумное насекомое впадает в ярость
Человек не знает, что делать
Стоит задумавшись, прислонясь к парапету белой ночью
1821 года
Таракан в ночи не ищет выгод
Социальных, в смысле
Гуингнм накидывает мешковину на голову
зазевавшегося собрата
Человек крадется неосвещенной московской улицей
15 ноября 1612 года
Волчатина смотрит на свой отмороженный хвост
С явной недоброжелательностью
Индус выхватывает горящие камни откуда-то из кипящего воздуха и обрушивает их на головы посетителей Международной выставки в Париже
Человек не знает, что делать в Амстердамском кафе
17 марта 1997 года
Белочка прильнула к замочной скважине
Остерегись, белочка!
Чиполлино в ярости ощерил деревянный рот с крашеными
красными зубами
Человек не знает, что делать, выходя из миланского
театра Ла Скала
6 апреля 1851 года
Фазан с удивлением глядит на свою тень, превзошедшую
его своей яркостью
Птица Симер осыпает всех неожиданными дарами
Человек не знает, что делать задрав голову, смотря
на страшнодышащую Фудзи
в марте 1211 года
Змея в последней судороге быстро перегрызает себе щеку
И плачет
Химера дует на воду, превращая ее в вязкую ртуть
Человек схвачен минутным озарением в июльском саду
под яблоней Британии шестнадцатого века
Медведь вынимает и прополаскивает свои
израненные внутренности
В черной воде
Единорог освещает все розоватым светом
Человек не знает, что делать, обнаружив себя
19 декабря 1919 года
на Северном полюсе
Жук опрокидывается на спину от жгучей ласки
Ласкайте же!
Вий страдая стирает с себя налипшую слизь живых кровоточащих существ
Человек вскипает ненавистью 5 декабря 5481 года
до нашей эры на берегу слившегося океана
Рысь, взобравшись на вершину сосны, высматривает добычу
Далеко видать
Василиск запоминает все вокруг, втягивая в себя
и опустошая окрестности
Человек не знает, что делать на площади разрушенного
Владимира весной
1243 года
Паук умело перебирает ногами внутри какого-то механизма
Голем приникает к оконному стеклу и смотрит
невидящими глазами
Человек абсолютно не знает, что делать
29 сентября 1993 года на седьмом этаже девятиэтажного дома № 25 по улице Волгина
Архаический способ сочетания слов
1996
Предуведомление
Предуведомление вроде бы и не нужно, если бы оно не было нужно. Ну в том смысле, что если уж быть до конца откровенным, но не в побочных беседах и воспоминаниях, но в процессе самой культурно-драматургической деятельности, то нужно как-то, каким-то способом обнажать и являть все ее этапы. То есть имеется в виду, что как-то попытаться проявить и тот трудно-объявляемый интимный момент как бы полувербального замысла и пред-обдумывания, предумысливания стиха, и заключительный этап – спокойное дидактически-нравоучительное или романтически-задыхающееся объяснение, попытка объяснения, как все это надо понимать.
Вот мы ничего этого, конечно, и не объяснили, но хотя бы объяснили, что надо бы объяснить в предуведомлении.
Шумит воздушная ворона
Ей ясно видно с высоты
Что
Прорвав небесные посты
При том не потерпев урона
Значительного
Надвинулась густая тьма
Это со слабого ума
Ее
Сводит
Возьмем себе закусочки
И теплого пивка
Усядемся на воздухе
И станет жизнь легка
Потом в машину светлую
Запрыгнем и пошли
По вольну-вольну ветру мы
Летим-летим – нашли
Нас
Только через несколько недель
Лошадь тут овцу забила
У нас
Насмерть
Прям-таки стальным копытом
Да и тут же позабыла
Про это —
Ну, убита и убита
В самом деле – что за дело!
Ведь не хищник же – не съела
В самом деле
С ногами длинными и голыми
Блестящими как плотный жгут
Идет
А я навстречу ей с глаголами
Которые сердца лишь жгут
А ноги, ноги они не жгут?
И прочьи мелочи нательные
Не жгут? – и вот они отдельные
Уходят
Какая мягкая погода
Совсем, совсем, как в пору детства
Моего
Совсем, совсем в пору одеться
В сандалики на босу ногу
И в матросочку
И поскакать на речку прямо
Выкрикивая: Мама! Мама!
Где ты? —
А все вокруг уже в слезах
Вот ОМОН остановил
Неземную иномарку
Цвета серого немаркого
Неземного
Глянули – и нету сил
Никаких
Улыбаясь тихо скупо
Там внутри сидят два трупа
И смотрят
Заглянул я в окно – стало тяжко невмочь —
Всюду дикая, дикая ночь
Побегу я к себе и зароюсь в кровать —
Буду спать! буду спать! буду спать!
А проснуся под утро – вроде и полегчало
И попробуем снова, сначала
Все начать
Так, века с 12-го
Я шел и свежий воздух пил
Но вдруг какой-то звук раздался
Я моментально огляделся —
Оказывается, наступил
На неожиданного зайца
Какого-то
Он плакал, лапку прижимая
К груди! но жизнь была живая
Вокруг
Все было в порядке
Чайка лежит словно живая —
Но мертвая! не ножевая
Глубокая под сердцем рана
Но маленький какой-то странный
В головке ровненький овал
Чернеет – как поцеловал
Кто
Неудачно
Шел и повстречал я ежика
Заглянул ему в глаза
Он мне говорит: А ножика
Нету у тебя ли за
Спиной
Я ответил: Милый мой
Кто же знает – за спиной
Что творится
Под одеялом дышит мерно
Лошадка, сон ее глубок
А я один в полях безмерных
Брожу угрюм и одинок
И шевелю губами травы
И все-тки они были правы
Те
Которые про Навуходоносора
Немножко кушают, немного
О счастье думают, потом
Под яблоню в густую тень
Ложатся и безумно долго
Спят
А кто это? – а наши кошки
Сперва покушали немножко
Затем немного подумали о счастье
И улеглись спать в густой лиловатой бархатной яблоневой
тени в саду
На ножках тоненьких как спички
Словно из Блока настоящего
Ждет подходящей электрички
Ночная девочка гулящая
Всеми не то чтобы заброшенная
Стоит, стоит да и в некошеный
Ров
Свалится
Мимо здания большого и красивого
Среди поздней ночи проходил
И забитыми все двери находил
Лишь записка там: Товарища Нусинова
Просим заглянуть к нам двадцать пятого
А сегодня тридцать первое – понятно, он
Уже заглянул
Тиха-тиха деревенька
Белым снегом прикровенька
Да среди холмов лежит
Словно славный кот-Баюн
Видит, кто-то там летит
лапой хвать его: Аю!
Как звать-то? —
А он лежит, не дышит
