Дмитрий Миронов
Канатоходец
Первые желтые листья несет с Юсуповского сада. В городе стало больше узбеков, приходили к нам каждый день, молодые спрашивали – вакансии есть? Старые говорили – работа. Шли дальше, магазинов много.
Я уже собирался домой, переодевался, слышу, кричат мое имя. Одна из наших баб орет – к тебе! Рядом с холодильниками стоял этот мужик, иностранец. Поздоровались за руку.
– Что вам надо? – говорю.
– Братан, а Рита, Рита Чернова жила с тобой?
Так и знал. И как он нашел меня?
– Жила, потом ушла.
– Я родственник. Кстати, Глеб.
Он протянул руку, я назвал свое имя.
– Номер ее помнишь?
– Не было у нее ничего, я и фамилию вот только что узнал.
Я разглядывал его профиль, что-то есть, что-то едва уловимое, как у Риты. Мы вышли на улицу. Есть такие люди – давят харизмой, все выложишь. Я рассказал, как мы с Ритой встретились, как уехал на работу, а она пропала.
– Ты когда домой?
– Все уже, иду.
– Пошли нормального пива выпьем.
– Я устал.
Он меня не слушал.
– Смотри, как чудесно!
Это была терраса ресторана, который рядом с нашим магазином, стилизованна под Мюнхенские пивные.
– Здесь дорого.
– Угощаю!
Говорил только он, о том, как «все изменилось», и что не видел этих улиц почти тридцать лет.
– Вот здесь был первый «панасоник», ларьки ночные на углу…
Я заметил, что один глаз у него, как мертвый, зрачок не шевелился, смотрел только прямо.
– Глаз стеклянный, в машине сидел, подошли сзади, шмальнули в затылок. Три дня в коме, тоннель видел.
Я поддакивал, сам думал, какой пиздец эти террасы. Дышать выхлопным газом, люди туда-сюда на расстоянии вытянутой ладони, в кружки заглядывают. Надо скорее налакаться…
И я налакался, рассказывал про нашу с Ритой весну, как познакомились, жили, и как все быстро кончилось. Мне показалось, что этот родственник меня совсем не слушал. Смотрел куда-то вдаль по проспекту.
В самом ресторане очень вкусно пахло, посетители говорили только на английском. Нашел туалет, сел на унитаз, не снимая штанов, достал телефон…
Когда вернулся, наш столик был пуст, даже посуду убрали. Глеб догнал у самой парадной, я обернулся на топот. Он упал, и схватил меня за ногу, и заорал мое имя!
Я второй ногой освободился от объятий
– Ебаный ты ж дурак!
Нырнул в парадную, бегом по лестнице к себе на этаж!
Нашел в интернете, и первый раз в жизни записал себе номер телефона отдела полиции.
Он появился еще раз через несколько дней, и это было удивительно. Мы шли навстречу друг другу, на пешеходном переходе, вот-вот нас столкнет толпа. Я сжал в руке телефон, приготовился. Он не узнал, хоть и клюнул взглядом, как обычного встречного пешехода. Прошел мимо, я подумал, наверное, ему стыдно. Прощаю, только исчезни навсегда, пожалуйста. И как он похож на Риту, такая же презрительно-усталая полуулыбка…
Однажды грянул гром очень сильно с треском, все небо стало черным. Забегали людишки, толкотня в дверях магазинов, под козырьками остановок спрессованные брикеты человеческих туловищ.
Я успел домой. И услышал шум, непривычные в этих стенах, звуки. Это на полу у кровати жужжал и шевелился мой телефон. Я ушел гулять и забыл его.
– Але…
– Привет!
– Привет…
С грохотом лопнула туча на небе.
– Чего молчишь? – смеется.
Да, чего молчу? Слова заготовлены, речь миллион раз отрепетирована, конкретные фразы вырублены в памяти, как раз на такой вот случай.
– Ладно, встретимся – поговорим. Мои вещи у тебя? Ты дома? Я на Жуковского, где театр. Как раз поможешь. Буду прятаться где-нибудь здесь, дождик не вовремя…
Слышу – шум колес автомобилей по лужам, хрустнул зонтик.
– Все, пока! Жду тебя!
Ага. Вот специально буду тупить. Полежу минут пять и пойду. Хотя ждет ведь, а я сколько ждал. Как-то внезапно все, что вот я сейчас ей скажу, все забыл, все вопросы и ответы…
Чуть не уснул, прошло полчаса, может, больше, на мой звонок не ответила. И я выбежал под грохочущий ливень.
Вот этот перекресток, где она? Дождь разогнал всех с улиц, прошел вдоль витрин и обратно. Набирал ее номер раз пятнадцать. Теплая вода щекотала ноги, вода везде: в кроссовках, карманах, все прилипло к телу, будто упал в бассейн. Вижу – маленький человек в куртке с капюшоном сидит на корточках, поднял что-то с асфальта. И машина полицейская разворачивается…
– Это надо быть таким уродом!
Девчонка тоже вся насквозь мокрая, стала радостно объяснять:
– Тойота бешенная выскочила, она дорогу переходила, вот здесь! Протащило под колесами до того люка! Кошмар! Совсем молодая, ждала кого-то, на троллейбус не садилась…
– Что?! Что ты говоришь, дура?
– Я все видела!
Несколько секунд мы смотрели друг на друга, дождь барабанил у нее на плечах, на щеках вензеля мокрых волос.
– Пошла ты…
Я перебежал дорогу, еще раз обошел перекресток, никто меня не встречал, не бежал навстречу.
Кафе "Атлантида" все столы заняты, сидели даже на подоконнике. Возле стойки свободная табуретка. Попросил водки, вытер телефон салфеткой, входящие вызовы… Гудок.
– Посмотри: я улыбнулась.
Слышишь ли: вздохнула я…
Так опять ко мне вернулась
Жизнь веселая моя.
Какого хрена? Музыка, смех, говор, но я слышу свой голос! Где?
– Я всегда к тебе спешила,
Столько спутала дорог!..
Не забудь сестрички милой
Имя нежное – Суок!
Ария куклы наследника Тутти из «Трех толстяков». Тогда весной, я читал ей сказки, она записывал на диктофон, говорила, так будет легче ждать меня. У нас была целая тумбочка забытых кем-то книжек.
Сигнал прервали, короткие гудки, мелькнул в дверях капюшон. Та с остановки! Расталкивая людей, выскочил на улицу, через секунду мы упали в лужу, я сжал ей горло.
– Сюда! Быстро!
Она разжала кулак, я выдернул Риткин телефон чуть ли не с пальцами. Захныкала:
– Он все равно ей больше не нужен…
– Пошла вон!
И я остался один под водопадом дождя, еще раз обернулся на перекресток, и побежал. Когда устал, пошел пешком, вдыхая в себя осадки, чуть не захлебнулся, когда закричал, понял, что плачу. Задыхаюсь слезами…
Осень пришла в свои дни. Я стал замерзать на работе. Вечером ванна с горячей водой и ее телефон в мыльнице. Лучше всего это слушать здесь в маленькой ванной комнате, весомее акустический эффект. Будто голограмма появляются люди, дома нереального города, непонятного времени…
– …Контейнеры двадцать футов, автохимия, про них Эдик знал, целый корабль из Ростока, все растаможено, надо брать. Эдик хозяйственник, корова наша дойная, у него точки везде на Фучика, Энергетиков, в Автово. Нам его "тамбовские" младшие отдали за массовку, когда Шпагата ебнули. Вообще-то хозяин папаша был, но занимался всем Эд, вот он и бесился. Папу его многие знали, рожа как у Челентано, мы так его и звали. Короче слил он нам его. И еще этот Гимназист нарисовался, очень вовремя. Мазай сказал, хватит с топором по улицам бегать, пора на хозрасчет. А никто и не против, только двадцарика было мало, контейнеры дорогие. Валя Гимназист мужик лет сорок, шрам на виске, всегда в розовом спортивном костюме, вечно орал – какие люди! какие люди! Все ошивался по мужским раздевалкам, сам не качался, хули – алкаш. Мы тогда сидели в сауне, приперлись Мазай, Ян и Валек. Маза все ему и выложил про эти контейнеры. Денег он сразу не дал, выебал все мозги Эдику, бабе директору "Экватора", это фирма владелец груза… Бухал за наш счет, ха!.. обнимал за плечи, подарил Мики старую кобуру под зажигалку. Среда была, как сейчас помню, приехали в порт. Валек хотел чиста посмотреть, а чего там смотреть, шаланда с прицепом за четыре ходки все сделает, к вечеру приезжай на базу, смотри. Но оказалось все в масть, Гимназист сам шел навстречу… У проходной народу до фига, все машинами заставлено. Мы припарковались неподалеку, там, где гаражи, тропинки между ними, все зассано, бутылки, собаки бегают. Ха!.. ага собаки, бутылки бегают. Мне так все казалось в башке форшмак, руки трясутся. Кароче, Ян говорит – надо отлить, не доеду. Ушел. Сидим, ждем. Вдруг слышим – ебать! Ни хуя! Идите сюда! Ну, мы все бросились в ущелье между контейнерами. Валентин впереди меня, темно, вонь несусветная, я перчатки натянул, что бы пальцы себе не отрезать. Стопка кирпичей как раз в тему, я правой ногой на нее, сразу выше Валька. Хоп и леску ему на шею. Спиной к спине, как Мазай учил, и на колено. Упали, тяжелый пиздец, сильный. Ян ему ноги держит, Мики правую руку, лягается, грохот неимоверный. Как люди жить-то хотят на самом деле, это не кино. Затих падла, рожа синяя, язык лопатой. Машину подогнали, в багажник и в лес. Хотели сначала его на Энергете завалить, там много укромных мест, но, что вышло, то вышло… Была моя очередь, Мики майора пошинковал, все честно…
Запись обрывается. Тогда у березы она ни с кем не общалась, говорила в диктофон. Но, что это? Столько имен и, причем здесь Рита? Еще один аудилфайл, как я читаю сказки, она поставила его на вызов. Как романтично. Семнадцать вызовов все мои, исходящий один. Сообщения – ноль, контакты – пусто. Даже моего номера нет.
Первый раз, второй, третий, было интересно, потом стало наплевать, я просто слушал голос, это все, что от нее осталось.
Таня Шитик появилась в "ВКонтакте". Летом их было пять, вряд ли кто-то из них был подругой Риты – дети, мужья, котики, цветочки, Шнуров, Стетхем обычная бабская шняга. И вот новый аккаунт, на аватарке какая-то девочка из «Южного Парка», в друзьях мутные странички – проститутки да «инвестиции». Отослал сообщение, ответила – здравствуйте, да это я. Подробно объяснила, как найти Маргариту. За храмом вторая тропинка налево, четвертая могила от столба с указателями. Скинул свой номер телефона, конечно, никто не позвонил.
Ну, вот и все, а я еще на что-то надеялся…
И снова слезы сами по себе и снова «невыносимая нелепость бытия». И сорок дней уже через неделю, обязательно поеду, хоть кого-нибудь увижу, может, и эта Таня придет.
Перепуганный интернатовский ребенок лет четырнадцати, платье на все пуговицы до подбородка, дата рождения и смерти. Я плакал, я очень давно не плакал и никого не жалел. Смотрел вверх, что бы унять слезы, на золотые кресты на куполах, рвущие облака в тряпки, гогочующие косяки птиц. Ритка… я не верил до этого дня, и вот. Смотрим друг на друга через наконечники могильной ограды. Я сел на скамейку неподалеку, к ней не стал заходить, вдруг, кто-нибудь придет, начнутся вопросы. А что я скажу?
Выпил первую бутылку, прогулялся по аллее. Лица на крестах молодые и старые. Вот моряк. Машинально считаю даты, молодой совсем. Вот невеста в полный рост белым шрамом на граните. Мальчик лет семи, на могиле ворох игрушек. Почему вы здесь? Жить и жить…
Звонок! Мгновение и телефон в руке. Он теперь всегда со мной, как предчувствие, что-то должно…
– Алле.
– Это Глеб.
– Здравствуйте…
– Привет, ты где?
– На кладбище.
– Кто умер?
– Рита. Сорок дней назад. Авария.
Тишина несколько секунд, и вдруг он стал хихикать, или плакать. Не, он смеялся, перешел на ржач, что-то хотел сказать, какое-то слово на букву ы…
– До свиданья, – говорю, – не звоните больше.
– Таня с тобой? Танька! – заорал он. Гудки…
Ебаный в рот, думаю, кого только земля носит. И почему никто не пришел? Ладно, родители, если Рита не обманула, тогда все понятно, но эта Таня? Хотя, откуда они молодые знают про девять дней, сорок…
Кое-как, ориентируясь на шум проспекта, вышел к воротам. Пока ехал на метро, совсем стемнело, домой не хотелось. Снова дождь, как в тот день, только сегодня осенний, мелкий и колючий. Я на лавочке, на той самой остановке. Что она тут забыла? И почему именно здесь? Улицу не узнать, многолюдно, пищат авто, музыка откуда-то. Народ туда-сюда, зонты, капюшоны, поднятые воротники. Троллейбусы вываливают, забирают, скрипят складные двери, щелкают провода. Маршрутки, автобусы, такси, машины еле ползут, тетка за рулем, еще одна баба, еще. Одни бабы… Твою ж мать, я вскочил со скамейки. Конечно же!
Лифт занят, по лестнице через три ступеньки. Ее рюкзак, ключ с брелком. Еще пачку сигарет из блока и бегом назад.
За углом от перекрестка шагов пятьдесят, желтый пузатый "опель" пискнул в ответ, щелкнул центральный замок, я еле влез за руль. Холодно – жуть. Вставил ключ, панель вспыхнула – приборы, датчики, вспыхнул свет в салоне. Стрелка "топливо" ниже нуля, бензина нет. И все сразу погасло, окна запотели, я откинул крышку бардачка. Упала на пол изящная крестовая отвертка, атлас Ленинградской области. Подсветил телефоном. Еще блокноты такие же, как в ее рюкзаке четыре штуки, опять сноп авторучек, перевязанных резинкой. Блокноты по карманам, заглянул в один, все страницы исписаны, исчирканы какими-то рожами, ладно, это потом. Косметичка или кошель из черного бархата на "молнии". Деньги… Толщиной в палец, больше, конечно, тысячных купюр, но есть и рыжие. Несколько бумажек евро и доллары по стольнику. Карманы все заняты, сунул кошель за пояс. Полицейская машина проехала мимо, остановилась на светофоре. Как нелепо было бы, просто спросят документы и пиздец, и ничего не докажешь. Я аж вспотел. Осторожно протер лобовое стекло, уехали…
Утром, сразу как проснулся, пересчитал деньги. Кто меня осудит? Уже некому, я все правильно сделал. Денег в Риткиной косметичке много, настолько, что я сегодня никуда не пойду. И завтра и послезавтра и еще долго могу не ходить ни на какую работу.
А этот безумный родственник? Собственно, зачем мне телефон? Рита уже не позвонит, а кто вообще звонил за последние хотя бы полгода или год? Из нужных, необходимых людей? Даже не помню. Симка полетела в форточку. Я включил бра на стене, взял в руки первый блокнот.
Если бы это было написано печатными буквами, или хотя бы внятным почерком, я бы проглотил все за один день. Стиль, как на аудиофайле, от лица какого-то мужика, имена те же. Сначала я ничего не понимал, но потом все сложилось в логическую цепочку. Нашел что-то похожее на начало, через несколько страниц понял, что ничего не запомню, надо все переписать, отсеять лишние абзацы, совсем тупые строчки, придать литературную форму, хотя бы подобие.
Купил пачку тетрадей в клеточку, сел за стол, раскрыл первый блокнот…
Часть первая.
«Сначала была линия тонкая и бесконечная, почти невидимая ось, превратилась в ленту, лента в пунктир, скорость уменьшается. Я в такси на заднем сидении рядом сумка, несколько фиолетовых бумажек с нулями в кулаке – семь тысяч рублей Купчино – Петроградская. Суббота, утро, безлюдные улицы… Помню затишье после скандала. Это было полчаса назад. Пока я одевался, все мои бывшие родственники попрятались по комнатам, что бы ни прощаться. Я ушел, тихо закрыл дверь, этим выражая спокойствие и равнодушие к происходящему. И вот я еду.
Черный полукруг подворотни, помойка, родная дверь подъезда с табличкой "берегите тепло".
Соседка вышла на шум:
– Леша, ты что ли?
– Я, здравствуйте.
Она сказала кому-то в комнату:
– Леша приехал.
И закрыла дверь, стало опять темно, кое-как попал ключом в замочную скважину…
Большая комната в два окна, стол на нем телефонный аппарат и следы забытой пьянки: разбухшая пачка сигарет в пересохшей коричневой луже, прилипшие кружки, пепельница ежиком, пакетики «Инвайта». Пустые бутылки из-под «рояля» на полу, шкафу, подоконнике, везде. Год назад я уехал отсюда в обратном направлении, так же на такси, после долгого разговора вот по этому телефону с будущей женой. Думал, навсегда.
Я набрал номер.
– Але…
– О! Ты где?
– Здесь, у себя.
– Хорошо, минут через тридцать…
– Чего так долго?
– А в ларек?
– У меня все есть, давай бегом.
– Понял.
Через десять минут пришел Андрюха дружбан.
– Здарова! Что заебала семейная жизнь?
Мы взяли скатерть за четыре конца свернули ее вместе с мусором и бросили пока в угол. Я выставил пиво, Андрюха открыл бутылки ножницами.
– У нас все по-прежнему, Степа вчера нажрался, и как заорет – слон! Смотрите во дворе слон стоит! Все захихикали, я подхожу, смотрю в окно и, правда, слон, потом оказалось цистерна какая-то, в темноте не видно. Все работают, Степа на "Вулкане", братья тоже на заводе каком-то, один я в поиске, предки скоро из дома выгонят, надо что-то искать, денег даже на тренировку нет, в зале уже два месяца не был.
– Макс как?
– Да лучше всех, Диасу пизды дал в октябре на городских. В Горном институте зал на ремонт закрыли, все к нам теперь ходят, весело хули, ринг в крови, Максим носы ломает, валит кикбоксеров недоделанных в первом раунде… Кстати, у него днюха сегодня, сколько время? Может еще дома, давай позвоню, он приглашал.
– Алло? Привет… с праздничком… я у Лехи, да так сидим, в окно смотрим. Макс, денег нет вообще. Хорошо, я понял… ага, пока.
– Сказал, что бы мы обязательно были, поедешь?
– Делать все равно нефиг…
– Там еще чел иногда с ним приходит, ни с кем не спарингуется, грушу колотит в уголке. Доходяга, бицепс, что твое запястье, но рожа… если попросит что-нибудь в темном переулке, все отдашь. Вечно в костюмчике, галстуке, "девятина" черная, наглухо тонированная. После тренировки уезжают куда-то.
– Бандиты…
– А пес их знает. Пошли.
Максим встретил нас на "Владимирской" на выходе с эскалатора.
– Ха, епт!..
Поздоровались по-братски.
– Думал, ты в армии.
– Какая армия! Такие дела…
У него звякнул пакет под мышкой.
– Пойдемте в зал, там проставлюсь, а дальше видно будет. Короче, разговор есть, люди нужны, работы навалом, я заебался уже один стоять.
На улице прохожие несли домой елки, в продуктовых магазинах очереди. Свернули на улицу Ломоносова, между перекрестком у Пяти углов и "холодильником", железная дверь, табличка "Кикбоксинг клуб" Одинокая машина у входа – черная "девятка" вся в бамперах спереди, сзади, черные стекла.
– О, Ян уже здесь.
Поздоровались с кем-то на вахте, поднялись в раздевалки, из-за стен доносилось – э-кью! глухие удары ба-бых! Через лабиринт из шкафчиков в сауну, здесь в предбаннике диван, стол, посуда. Нас уже ждали.
– О!..
– Ооо…
Всех я знал, кроме одного, худощавого с волосами зачесанными назад, на Геббельса похож. Он единственный не в спортивном костюме, а в пиджаке и галстуке, брюки слаксы, воротничок на пуговицах, протянул руку:
– Дима.
Макс поставил на стол литр "Маккормика" и пару бутылей "херши". Сразу разлили по чайным кружкам.
Вспоминали какие-то бои, последний чемпионат по контактному карате на Зимнем стадионе. Кто был, кто пал, кто не пришел. Потом Максим сказал:
– Ладно, мы по последней и на улицу, все равно скоро народ из зала попрет. Давайте.
Он кивком спросил Яна – ну как? Это про нас с Андреем. Дима одобрил:
– Заебись. Поехали.
И снова я еду. Куда? Навстречу чему? Как будто кто-то за меня все решает, толкает в спину. Черные улицы центра, желтый снег, заехали во двор под «кирпич».
В бане было полно народу "все свои", незнакомые пьяные люди в простынях на бедрах здоровались с Яном и Максом, а заодно и с нами. Мои друзья потерялись среди голых спин и бицепсов, я нашел пустой шкафчик, взял из стопки чистую простыню, разделся. Мне было стыдно за свой хилый рельеф.
В отдельной комнате стол заставленный "балтикой", тарелками с мясом, зеленью, хлебом. Длинные неоновые лампы освещали комнату, несколько человек смотрели телевизор, никто не обратил на меня внимания. Я сел на краешек скамейки, открыл пиво.
– …Вчера хуяк, выходим из парадной, а у меня там во дворе грузовик стоит ничейный, брошенный, весь разобранный, одна кабина торчит без стекол, без всего. Смотрим – каких-то два черта еще чего-то там откручивают. Валера такой – эй! вы ахуели! это моя машина! Черти чуть не обосрались, Валера говорит – ладно, гоните полтос и проваливайте. Те отстегнули полтинник и убежали.
– Гыгыгыгы…
Я удержался не смотреть на рассказчика, голоса достаточно для воображения.
На берегу бассейна никого, открыл дверь в парилку. Все здесь, и еще какой-то толстый дядя.
– Вот он.
Толстый спросил:
– Хорошо, готовы уже завтра?
И Андрюха ответил за нас обоих:
– Да, конечно.
Говорят, когда Серега Мазаев тот самый толстый дядя, первый раз увидел Андрея, спросил Макса:
– Чего это за Мики Маус?
И погоняло прилипло.
Клуб "Бонифаций" на Фонтанке, музыка громкая, как компрессор, этот ебаный доктор Албан и его бесконечное – итсмайлайф. Публика спокойная, лишь однажды разогнали драку у туалетов, выгнали самых нервных на улицу.
В Новый год были здесь же. Все трое – я, Андрюха и Максим. Наш столик в самом темном углу с тусклой лампой в стене и перегородкой от танцпола. Макс рассказывал, как он тут работал без нас:
– Вся хуйня из-за баб. Вон, видите две шкуры? Денег только заплатить за вход, займут столик на четверых, сидят, курят. Скоро кто-нибудь подсядет, водяра, закуска для всех, конечно же. Бабы отдохнут культурно, попьют, пожрут и смоются. А парни потом ко мне или гардеробщику – где? А мы – хуй знает. Лучше так – пусть покричат, пальцами помахают. Соглашайся, сочувствуй, переживай. Я даже понятия не имею, кто сюда ходит, вдруг, беспредел какой-нибудь. Пришли как-то двое, здоровые, высокие, рост в драке первое дело. Подсели к Лерке еще там какие-то шмары с ней были. Через час слышу рамсы у гардероба – где подруги? Они мне не подруги! Поедешь одна с нами. Лерка орет – охрана! Они меня тащат! Я и сказать ничего не успел, этот рыжий бац мне в челюсть, я сам бухой, реакции ноль. Лежу на полу, ловлю синичек. Из зала крики, драка началась. Пиздец. Он мне еще на живот наступил. Я на ноги и за ним, в зале темно. Херак! Еще удар в лоб каким-то железом. Ну, я в подсобку там "телескоп", волына. Кровища из разбитой брови водопадом. Пока бинт искал, утирался, те двое убежали, в зале уже спокойно, мебель на место ставят. Я на улицу, типа в погоню, смотрю, наши приехали, из машин вылезают – Маза, Ян, Маленький, Антон, Гера. Меня увидели, сразу паника – кто, где? Рванули по набережной, видим – стоят, голосуют, тачку ловят. Они? Они. Мазай такой – ну все, дрочите жопы! Повалили на землю, давай "телескопами" гасить. Прохожие замерли на мосту, смотрят. Дима орет им – граждане! вы присутствуете при задержании особо опасных преступников! Рыжий вырвался, здоровый хули, перешагнул через ограду и бултых в канал, поплыл по течению, как Чапаев. Пришлось потом тереть с ними, типа мусора были, резерв ОМОНа, такие же ракетчики. Веселое лето было.
– …Измена у всех есть. Один раз все нарисовались здесь в шесть утра, я уже домой собирался. У Мазая сумка с оружием, говорит – с нами поедешь. Все зашуганые, тихие, вижу у Яновского на шее цепуры нет, нитка красная, ну пиздец, думаю, это у него иконка заговоренная, на самый крайняк надевает. Толстый в подсобке сунул мне обрез и шесть патронов. Стрелку забили с "казанскими", не тех людей на металл кинули. Стрела где-то в Автово, короче, из кафе первыми должны выйти Толстый и Ян, если первый появятся Саян или Мук, то наших уже нет в живых. Валить всех, патронов хватит. Ага. Приехали, Толстый с Димой ушли, ждем. Гера за рулем, мы с Маленьким на валынах, утро, тишина, воскресенье. Полчаса прошло, дверь распахнулась, Саян… блядь, я весь мокрый сразу, мгновенно. Все волыны с предохранителей – чик, чик, чик, Гера пернул от страха. Но это Саян так любезничал, пропустил вперед наших Серегу с Димой, фу… Они еще минут пять там стояли, прощались, обнимались, блядь…
Лера… Мы уже знакомы. Вроде, не проститутка, я бы знал, шкуру трет здесь каждый вечер. Она обещала придти сразу после двенадцати, я ждал. Еда и игристое сегодня за счет заведения, пожалуй, лучший Новый год за всю мою короткую, счастливую жизнь.
Но, вместо Леры нарисовался Гера Корлеоне, еще кто-то. Чего было дальше, я не помню.
Проснулся в темной комнате, Луна за занавесками, день первого января прошел мимо. Где я? Как оказался? За окном деревенская улица. Спустился вниз, в прихожей никого, дом большой, где-то хохотали и пели хором, голоса незнакомые, нафиг. Двор ярко освещен, возле будки на снегу, вытянув лапы, дремал огромный пес. У джипа с поднятым капотом стоял незнакомый парень в джинсовой куртке с меховым воротником, он продувал свечу, на секунду оглянулся.
– Привет, – говорю, – не видел Геру, Макса?
– В колхозе, трактор ищут.
– Чего?
– Поехали в поселок на танцы мартышек снять и залетели на озеро, нечаянно. Из тачки успели выскочить, а машина под лед ушла, одна жопа торчит. Дядя Миша повез ваших за трактором, не знаю, вытащат, не вытащат.
– Ясно…
– Сволочи напоили собаку, валяется как дохлая, делать людям, что ли нехуй?
– Это озеро далеко?
– Километра два, слева от дороги.
Я выпил водки из горла и пошел искать. Идти прямо по дороге скучно и быстро надоело. Взошел на холм, красотища какая! Будто я на самой высокой вершине мира, белая земля сливается с фиолетовым в крапинку небом, вдали куст ярких огней это поселок. Внизу фонарный столб, тени шевелятся в тусклом треугольнике света, слышу голоса, вроде зовут…
– Эй, мужчина, помоги!
По тропинке спустился вниз.
– Что такое?
Я был пьян и весел.
– Что случилось? С новым годом!
– С новым годом! Занесло в кювет, ебаный в рот! Никак…
Усатый дядька весь "вареный" в меховой шапке, улыбался.
– Хули, Мишка без одной руки, помоги, а?
– Яволь!
В канаве на боку коляской вверх отдыхал мотоцикл. Угрюмый Мишка не представился. Вдвоем легко справились, выкатили "Иж Юпитер" на дорогу.
