Дмитрий Мамин-Сибиряк
Дорогие гости
– Опять не понимаешь ничего… Ведь это настоящий шик: этнографическая горничная… Ха-ха!.. Живая этнография, понимаешь?
– Она и в избе будет в шапке ходить. Подумать-то, так тошно.
– Глупости. Мы этой этнографией так сразу и придавим милейших наших французов.
– Ох, горе душам нашим! Только что и будет… Не отмолишь потом грехов-то.
– Вот продадим прииски, тогда и молись, сколько душе угодно…
– Что-то от Введенского нет письма.
– Что ему писать – он ждет французов в Златоусте. Срочная телеграмма из Парижа получена еще на той неделе.
Ждет-то он ждет, а я до смерти боюсь этих самых обвокатов… Увертливы уж очень.
Есть чего бояться… Мы сами кого не обманули бы.
– Ох, продаст он нас, – стонал Мутных.
– У нас условие…
– Да ведь условие-то он сам же писал. Да… Он и с нас сдерет и с французов сдерет…
Дело шло о продаже промыслов французской анонимной компании, представителей которой ждали сейчас в Веселом Кусте. Простой приисковый старатель из раскольников, Мутных случайно разбогател и сделал целый ряд новых заявок. Но разрабатывать их у него не хватало денег, и заявки пустовали. Чтобы вывернуться, Мутных затеял устроить компанию и сразу попал на таких компаньонов, как горный инженер не у дел Черноногов и провинциальный адвокат Введенский. Мутных хотел убить двух зайцев разом: и горный инженер и адвокат были люди нужные по своим специальностям. Но оба компаньона оказались на беду полными бессребрениками, и Черноногов весело отшучивался на эту тему.
– Я себя считаю на золотую валюту, – оправдывался он. – Счет на серебряные рубли не для меня… Я стою выше предрассудков.
Единственным выходом из этого положения для Мутных являлась продажа промыслов. Иностранцы за последние годы просто наводняют Урал своими капиталами, и Введенский предложил устроить продажу. Дело было аховое, и Мутных действительно трепетал за собственное существование.
Атаман Кузьма Псалом явился рано утром. Он ехал на мохноногом рыжем иноходце, а за седлом боком сидела Макэн, очень красивая девушка-киргизка, в серой мерлушчатой шапке и в пестром шелковом бешмете.
– Вот какую птаху привез… – объяснял атаіман, спешиваясь. – Сам бы ел, да деньги надо.
В наружности атамана ничего атаманского не было. Самый простой мужичок с песочной бородкой и кривой на один глаз. В качестве станичного начальства он ничего не делал и только выискивал даровой выпивки. И сейчас он был под хмельком, хотя и держался в седле крепко.
Черігоногов сделал Макэн настоящий солдатский смотр. Девушка улыбалась, показывая два ряда чудных зубов. Это была настоящая степная красавица, с таким тугим степным румянцем и шелковым загаром.
– Я думал, что тебя отец не отпустит, – говорил Черноногов, довольный осмотром.
– Отчего ему не пускать? – ответила девушка. Она говорила бойко по-русски. – Я не замужем…
У атамана Кузьмы Псалма была жена, рябая, костлявая баба, но Черноногов вперед выговорил условие, чтобы она не смела и носу показывать, когда приедут французы.
– Поверьте, я уж знаю, какой вкус у французов, – уверялон. – А твоя Дарья, Кузьма, все дело испортит.
