Дмитрий Максимович Акулич
Хижина
Другие же солдаты разлетелись по небу и хаотично приземлялись кто куда, по-разному находясь от точки сбора.
Могучий грохот грома волной рассекал влажный воздух. Будто вся земля задрожала от его шума. Алесь вздрогнул, проснулся от томящих мыслей и вернулся к окружению. Взявшись за оружие, не понимая, в какой войне он живет, Алесь хотел знать, кто и где его враги. Однако, не беря в расчёт погоду, вблизи было тихо. Никаких человеческих шагов или слов он не слышал. Тут же заморосил мелкий дождь, обмывая грязную форму солдата. Мерзкий песок стекал с его головы, по спине и ногам. Грязь быстро отбивалась от плотной ткани военной униформы. Когда же ветер усилился и повеяло запахом моря, Алесь вытянул скрученный черный плащ из петель в низу рюкзака. После перевесил рюкзак на спину. Быстро развернул плащ и накинул на себя тонкую черную защиту. Он продолжал стоять на месте, крутил головой, водил глазами, будто чего-то ждал. Алесь чувствовал, как плащ начал согревать его тело. Голое лицо ловило частички редких, совсем мелких капель. Воздух становился более влажным.
Над головой разрасталась огромная туча, которая, тут же, звонко загрохотала и следом пустила большие капли воды вниз. Тогда-то и пошел проливной дождь. На большой город, на его развалины, руины и на оставшиеся, почти уцелевшие здания, хлынула небесная вода. Она ручьем, шумно стекала по бетонным плитам на рыхлую и твердую почву низин, образовывая собой большие лужи. Скапливалась в солдатских траншеях и наполняла собой широкие воронки от вражеских бомб. Пыль того обстрела уснула в грязи серого города.
Молнии, одна за другой, продолжали сеять свет. Благодаря этому Алесь смог осмотреться.
Отделившись от всех, Алесь не отпускал напряженное и выжидательное состояние. Но после череды бьющих молний, парень двумя руками крепко схватился за стрелковое оружие и решил, что пора действовать. Первым делом он посмотрел, что же твориться за траверсом позади его. Горы разбитых бетонных стен, железа, лежали далеко от траншеи. В округе, в грязи все усеяно мертвыми телами. Их было слишком много. Малая часть из них была одета в ту же военную серую форму, что носил Алесь. Веяло угрозой. От этого парню стало неловко и страшно, вся эта атмосферная картина войны пугала ненастоящего солдата. Алесь никогда раньше не воевал, а тем более не видел столько погибших людей. Не собравшись с мыслями, Алесь в страхе вновь спрятался в траншее, опустил голову и застыл на месте. Он укрывался от мертвых, ведь думал только о них, а не о том, как продолжить путь. В тот растерянный момент он почувствовал мягкое касание по ноге. Неожиданный разряд молний осветил все пространство – под ногами Алеся, в грязной воде лежало взрослое мужское тело в бело-черном камуфляже. Его мертвое зеленое лицо, с открытыми черными глазами, смутно обрисовывалось при секундном свете. Оно было ужасным и очень пугающим. Зеленая голова, как и все тело, колыхалось в мутной воде. Когда же яркий свет молний погас, исчезли все очертания мертвеца и тело слилось с тьмой. Тогда-то убитый вновь коснулся правой ноги Алеся.
Парень отскочил, отошел от тела. От ужаса он быстро пошел по траншее, переступая бездыханные тела на своем пути. Молча, по сумеречной мути, в дождь и в дрожащем безумном свете молний Алесь направлялся в сторону здания с красной крышей. Он как зверь мчался вперед, чувствуя неспокойность души и холодный страх сердца. Ноги тяжело шли, руки скользили о песчаные стены, по которым быстро стекала дождевая вода. Когда же солдатское укрепление закончилось, Алесь, не задумываясь, тяжело вылез на поверхность. Отдышался, успокоил себя тем, что наконец-то он был наверху. Затем широко открытыми глазами, под влиянием ночной темноты, парень попытался осмотреться по сторонам. Молнии уже не так часто играли в небе, а толстые капли воды падали перед его лицом, стекали по его плащу. Вокруг было мрачно и сыро. Трудно было отчетливо увидеть городские дали. Ночной проливной дождь маскировал местность, утихали шумные грозовые разряды. Все реже освещалась местность перед солдатом, казалось, что вот-вот свет совсем исчезнет и оставит молодого парня в полной темноте. И в это мгновение, когда Алесь еще стоял недалеко от траншеи, издали, неожиданно послышался одинокий выстрел, который еще больше омрачил дух парня. А затем с левой стороны раздалась пулеметная очередь и в сторону напуганного солдата полетели светящиеся пули. С накопившейся злостью и с большим страхом, в секунду опасности парень сделал несколько быстрых шагов вперед. Он не слышал, как о твердую поверхность ударялись пули, как они свирепо свистели вокруг его тела: шумел дождь, шумел капюшон на голове, шумело сердце. Когда же еще с большей силой загрохотал пулемет, Алесь стал быстро бежать вперед, почти не видя ничего перед собой. Спотыкался, ударялся и падал. Быстро вставал. Неаккуратно перебирал ноги в пугающей ночной темноте. Бежал до тех пор, пока не уперся в полуразрушенное здание, в его уцелевшую часть первого этажа. Алесь спрятался здесь, в темном углу под плитой, что когда-то разделяла первый и второй этаж, а сейчас склонилась: один край к полу, а второй держался за стену. Парень явно прятался не от ливня, который не переставал поливать разрушенный город. Алесь боялся пугающей ночи и вражеских пуль. Несколько часов проведенных здесь стали для него пыткой. Прижав колени к себе, опрокинув капюшон плаща за спину, рядовой подолгу тихо сидел и вслушивался в каждый шорох, в каждое прикосновение капель к бетону, почве. Он слышал незнакомую речь, медленный топот ботинок. Солдаты проходили рядом. Они, как охотники, которые вот-вот найдут загнанного в угол испуганного зверя. Парень впервые в своей жизни держал в руках автомат и в тот момент он крепко держал его перед собой. Алесь резко вертел головой по сторонам и страшно представлял себе, как его найдут, как первым падет горячая гильза с чужого оружия. Постепенно шаги и шепот солдат угасали, все человеческие звуки медленно отдалялись от него. Парень еще долго сидел в холодном поту. Ему казалось, что его окружили враги и выжидают, когда же он сам выйдет из темного угла.
За час непогоды вся поверхность остыла, слегка повеяло холодным воздухом. А спустя час, через серые облака начал тускло пробиваться свет круглой луны, который открывал сумеречный весенний страх войны.
После Алесь волнительно и осмотрительно, не спеша решился выйти из-под железобетонной плиты. Время сидеть и ждать для него закончилось. Он рискованно поторопился идти дальше. Неопытный солдат, как ребенок с хмурым лицом, продолжал пробираться вперед. Твердая подошва ступала то на железо с бетоном, то на мягкую и твердую почву, то на мелкие лужи. Алесь обходил застывшие тела людей. Он шел без всяких точных координат, надеялся только на свою зрительную память. Ведь в момент прыжка он видел только красную крышу здания и тогда, в голове, он рисовал себе расстояние, запоминал, в какой же стороне находилось от него точка сбора. По-прежнему в голове крутились разные мысли: от неудачного завершения пути, до скорого возвращения домой; от семьи, до смерти. Он часто оглядывался назад, чтобы узнать, нет ли за ним вражеских солдат. Кругом без края тянется убитый город. Неспокойная ночь становилась прозрачнее под лунным светом. Было хоть что-то видно. Алесь был рад этому светящемуся шару в небе, который облегчал солдатский путь, давал шанс на лучший исход.
Ветер стих, остановив небольшую серую тучу над Алесем, оставляя открытое пространство для луны. Вновь посыпался мелкий дождь. Алесь набросил капюшон и, под красоту белоснежно светящихся капель, недовольно плел ноги. Усталость овладевала парнем с каждым его метром пути. Казалось, что тяжелая ночь вовсе не закончится. Было скользко, неприятно и тяжело. Он шаг за шагом, медленно двигался вперед. Ноги постоянно цеплялись за что-то, съезжали в сторону, утопали в грязи. Алесь ощущал в себе не только злость, но и неудачу своих решений, внушая себе, что дальше будет еще хуже.
Позже сквозь серость холодный рассвет пропускал первые лучи желтого солнца. Светало. Продолжал слегка моросить дождь. Ранним сумеречным утром было уже хорошо заметно, как разбросало мертвые тела от взрывов, как куски железобетона скрывали прошлую мирную землю, как кровь военных с гражданской мешалась в грязи, как крики взрослых и детей от боевых ран исчезли вместе с грохотом обстрелов. Парень потерял ясное виденье. Было трудно сориентироваться, со всех сторон пахло порохом и смертью. Холод пронизывал всю душу солдата. Он потерял усталость и теперь шел все быстрей и быстрей. Из последних сил бежал от застывшего мрака прошедших событий.
Мелкий дождь плотной моросью мешал смотреть вперед. Алесь обходил очередной разрушенный многоэтажный дом, выходил из-за угла толстого обломка. Как тут же, он наткнулся на неизвестного солдата, который готов был стрелять. Алесь сильно испугался неожиданной встречи. Его глаза засуетились. По бледному телу пробежала дрожь. Оступившись от испуга чуть назад, он одной ногой стал на обломок красного кирпича. И от того Алесь, не желая, согнул правую ногу в колене, чуть было не повалился на мокрую груду мусора.
Перед Алесем стоял человек среднего роста, в черном плаще, который совсем не ожидал увидеть рядового Травника перед собой. От внезапной встречи автомат незнакомца готов был выпустить пулю в растерянного парня, но тот совладал с собой и опустил оружие.
– Эй, не дрожи ты так! Пойдем. – с уверенным тоном произнес незнакомый, подовая руку Алесю.
5
В центре города, средь разрушенных домов, стояло одинокое нетронутое двухэтажное здание. Мелкие капли дождя продолжали бить по его красной крыше. Ветер слегка загонял дождь в незастекленные окна постройки. А крошечные брызги мочили последние околооконные пыльные уголки этажей.
Стены первого этажа твердо держали на себе все здание, несмотря на частично осыпанную, расколотую белую штукатурку. На пыльном полу лежало множество разломанных и уцелевших деревянных рам выставочных картин. Самих же произведений на первом этаже видно не было. Одинокий металлический стул, перевернутый ножками вверх, торчал из кучи разноцветного мусора. Повсюду были разбросаны гильзы. Несколько кусков красного кирпича валялось около стен. Очень много мелких осколков от разбитых стекол и зеркал. Железобетонная лестница, которая соединяла два этажа, находилась в полуразрушенном состоянии. В ней не хватало нескольких целых ступенек. Входных дверей также не было и холод вольно гулял по всем помещениям. Около широкого дверного проема лежали пара мертвых солдат, их еще прошлым днем затащили сюда, во время взрывов бомб и минометов. Тела были укрыты темно-зеленой тканью, которая скрывала холодные лица солдат.
Капитан Котляров, который руководил всей десантно-штурмовой группой солдат, приближался к зданию. За его спиной вслед за ним шли двое солдат. Командир был уверен в том, что он первым вбежит в уцелевшее здание с двумя солдатами. Но здесь, в заброшенной картинной галерее, уже находился рядовой Огурцов. Кареглазый, высокий, худой паренек с вытянутым лицом, слегка подрагивал от холодного потока воздуха, что тянулся со всех окон. Солдатик не снимал с себя уже высохший черный плащ с тела, он укутался им, пытался, как можно больше, согреться. Сжавшись в сухом углу, Огурцов своими тонкими пальцами пианиста, держал перед собой автомат. При этом напряженно вслушивался во все окружающее звуки.
В момент, когда в здание вошел встревоженный командир с двумя солдатами, юный Иван Огурцов быстро поднялся с пола, выпрямился и убрал с бледного лица растерянный вид. Плащ распахнулся и Огурцов всем своим телом мгновенно ощутил и принял весь холод весеннего утра. Он еще сильнее задрожал.
Круглолицый Котляров, ступая на мелкие осколки стекла, подошел к Ивану.
– Ты здесь один? – спросил с серьезным видом капитан, опустив широкие русые брови над голубыми глазами.
– Так точно. – ответил Огурцов, и сжал все свои мышцы тонкого тела, чтобы избежать дрожи перед капитаном.
Затем, когда Котляров отошел, рядовой тут же расслабился и снова задрожал.
Уверенный в себе командир не доверял Огурцову из-за его юного возраста, считал, что Иван не обходил все помещения, а просто сидел здесь в ожидании прихода его сослуживцев. И чтобы убедиться в словах Огурцова, Котляров молча указал движением руки и пальцев рядовому Зуйко осмотреть помещения первого этажа.
В это время к Огурцову подошел сорокапятилетний солдат Мельник.
– Не бойся ты, война завтра закончится. – оптимистично произнес мужчина.
– Я не боюсь. Это все от холода. Я же южанин. – сквозь дрожание широких губ ответил Огурцов.
Затем командир Котляров обратился к ним двоим:
– Хватит болтать! За работу. На позиции! – приказал Котляров, указывая руками на посты рядовых.
Здание, в котором находились солдаты, имело особую конструкцию: фронтальная часть была с оконными проемами на всех этажах, боковые стены были полностью застроены, задняя часть имела окна только на втором этаже и одну дверь на первом. Поэтому здесь было удобно укрываться до начала военной операции.
Для командира Котлярова сегодняшнее утро было мрачное и сырое, чем прошлое. Широкоплечий командир снял с себя черный плащ и повесил его на толстый гвоздь, торчащий в стене. Бросил в сторону каску и надел на лысую голову серую, с желтыми полосами фуражку. Неприятные чувства тронули его душу.
Рядовой Зуйко быстро вернулся и встал перед ним.
– Капитан? Все чисто! Запасной выход завален, все помещения пусты и не имеют угроз. Жду дальнейших указаний.
– Видишь полуразбитую лестницу? Сооруди что-нибудь, исправь ее и заберись на второй этаж. Осмотрись там, после доложи мне. – уверенно твердым голосом произнес Котляров.
Светловолосый, исхудавший за последние дни войны, двадцатипятилетний парень Зуйко был настоящим солдатом. Его желто-зеленые глаза на овальном лице не знали усталости и всегда устремленно смотрели вперед. Невысокого роста парень ответственно выполнял все приказы командира. Зуйко снял с головы капюшон и пару капель пали на его заостренный нос, на розовые щеки и быстро стекли на тонкие сухие губы.
– Слушаюсь, капитан. – глухим голосом ответил рядовой.
Он тут же рванул с места к полуразрушенным серым ступеням, что вели наверх. Солдат гордо подвинул оружие за спину, спрятал его под плащом и тщательно стал искать подходящий материал.
Котляров подошел к центральному дверному проему, приподнял сырое темно-зеленое полотно, посмотрел на вражеские мертвые тела и недовольно скривил свое круглое лицо. Выразительные морщины окружили его голубые холодные глаза. На бетонном полу лежали два безоружных солдата: мужчина и женщина. Видимо, после их смерти, кто-то утащил их винтовки. Тела были в черно-белой камуфляжной экипировке, на груди были зеленые цифры. У одного из мертвых людей голова почему-то находилась без защитного шлема. На женской зеленой коже лица были мелкие раны и застывшая темно-красная кровь. Ее зеленые губы слегка побелели, короткие черные волосы были испачканы пылью. Капитан убедился в том, что под темно-зелеными плащами лежали солдаты его противника. Затем вернув полотно, он укрыл их тела и отошел. Котляров тревожно подумал о своих солдатах, как же быстро поредела его небольшая и не столь обученная группа, что двое солдат, к рассвету, по-прежнему не добрались в это место. Возможно, их мертвые тела уже лежат где-то в грязи, убиты зелеными людьми. Командир быстро отпустил тяжелые мысли, отбросил болезненный взгляд и поспешил разобраться с вражескими мертвыми телами.
– Огурцов, Мельник, ко мне! – тихим голосом призвал высокорослый командир.
Рядовые солдаты находились неподалеку от него, дежурили у окон. По их черным плащам стекали прозрачные капли воды. Руки солдат слегка промерзли от холодной непогоды, просили тепла. Солдаты быстро бросили взгляд на командира и вместе поспешили к нему. Сняли капюшоны, под которыми скрывались серые каски.
– Нужно убрать убитых с прохода. Оттащите их в ту сторону. – указал Котляров на узкую стену, в центре которой просматривались красные кирпичи от обвалившейся штукатурки.
Сам же Котляров занял позицию Мельника, продолжил следить за городской разрушенной окрестностью.
Худой, как тростинка, Иван Огурцов пугливо смотрел на мертвых солдат и неохотно выполнял приказ командира. Он все чаще поправлял каску, которая медленно сползала ему на глаза. Огурцов имел несдержанное желание покинуть службу, но не имел представление, куда деваться после. Парень и полгода не прослужил в армии, как его бросили на войну. Ему было трудно воспринимать военное время: смотреть на погибших, слышать взрывы и выстрелы.
Бросив последнее тело к сырой стене, из уст Огурцова послышались вздохи, а затем слова.
– Я же могу лежать также, мертвым… – прошептал юноша, да так, что его услышал Мельник.
– Нужно думать о другом, что мы вернемся домой к своим близким. Что ждут нас… Скоро закончится война… Вот завершим задание и победа наша. Так что, соберись, парень, и давай закроем эту мрачную тему. – уверено сказал Мельник, поправляя свою серую униформу.
Еще за неделю перед отправкой на это задание сильный духом мужчина Леонид Мельник не раз слышал от Огурцова подобные слова на тренировках и после них. В те дни Мельнику было не до конца известно, что же на самом деле чувствовал парень. Он лишь предугадывал и поддерживал рядового в трудные военные минуты. Мужчина смотрел на мальчишку Ивана, как на сына. Переживал за него. Думал о том, что же будет с ним, там, на линии фронта? Как себя поведет этот мальчик в настоящем бою?
В отличие от юного Ивана, сорокапятилетний Леонид в свои молодые годы прослужил два года в разведке, а после, вернулся домой, завел семью. Мирно жил до прихода войны. А когда раздались первые взрывы бомб, его двое сыновей первыми ушли на фронт, а через неделю, следом, был призван сам он. До встречи с Огурцовым, мужчина уже прошел несколько военных заданий, ему не раз доводилось сражаться за свою жизнь. Немало он повидал смертей в последнее военное время. И за этот период сражений Леонид не переставал думать о детях, о любимой жене Наталье, что осталась ждать своих мужчин в маленькой деревеньке.
Огурцов уже перестал дрожать, но тягостные мысли не давали ему успокоиться. Ими он продолжал пугать себя, не отводя глаз от мертвых тел.
Мельник, видя пугающий взгляд солдата напротив, быстро закрыл трупы полотном. Затем повернул юнца к себе, намереваясь его отвлечь. Но не успел сказать ни слова, так как его опередил сам Огурцов.
– Почему ты уверен, что мы удачно завершим военную операцию? Есть же вариант, что кто-то умрет из нас! – пессимистично сказал Иван и сильно сжал скулы.
– Хватит, Иван! Перестань так думать. Разве у тебя нет человека, для которого нужно жить? – раздраженно спросил Мельник.
– Есть такой… Но я не хочу воевать. Я не хочу убивать. Я хочу домой!.. Хорошо, я постараюсь найти в себе силы, буду думать о маме. – мальчишка протянул холодную руку Леониду для пожатия, стараясь отбросить плохие мысли.
– Ты справишься. – ответил мужчина и, по привычке, сильно сжал руку сослуживцу. – Все будет хорошо. Ты, главное, держись за меня. Понял? – взгляд у Мельника был независимый и сильный.
– Да. – не раздумывая, ответил Иван, хлопая черными ресницами.
Разговор быстро стих, нужно было возвращаться к окнам. Рядовой Мельник поспешил сменить командира, который уже стоял около входа и бдительно следил за ситуацией вне здания.
После, капитан Котляров поправил черные перчатки и отошел от солдат, широкими шагами подошел к своему оставленному плащу, стряхнул с него оставшиеся капли. Затем своими крупными пальцами он вытащил из серого кармана униформы рацию. Включил ее. Кроме шума помех и периодической тишины, рация ничего не передавала. С большим огорчением, он бросил бесполезную связь и злобно проговорил про себя несколько ругательных слов. Посмотрел на рядовых солдат, огорчая себя неполным отрядом закрепленных к нему бойцов.
О рядовом Зуйко будто совсем забыли. А он уже соорудил между ступеньками над обрывом мостик из деревянных остатков и проводов, и поднялся на второй этаж. Солдат взял пистолет в руки и медленно шел по коридору второго этажа, ступая на захламленный пол. Под подошвами, словно крошки, хрустели трески от разорванных дверей. Коридор, где слева только оконные проемы, а справа кабинеты, был жуткий. Черные пятна от взрывов и редкие следы от пуль рисовались на стенах. Зуйко непоколебимо выполнял задачу: бдительно шел вперед, с осторожностью, поочередно заглядывал в каждое помещение, размахивал оружием. Летала мертвая тишина. Множество убитых гражданских тел лежали, как кучами, так и поодиночке, как разбросанные куклы. Небольшие глаза молодого солдата не пугались мертвецов, Зуйко был лишь поражен ужасной кровавой расправой над ни в чем неповинными людьми.
На первом этаже все насторожились, когда спустя какое-то время со второго этажа послышался грохот, будто что-то упало, разбилось на куски. Это была единственная ваза, которая чудом смогла уцелеть в сражениях и после бомбардировок. Но, рядовой Зуйко, который спешно возвращался назад к командиру, зацепил ее своей тяжелой черной обувью. Он быстро перебирал ноги, спускался по лестнице.
– Командир! – чувствуя холод, сказал он. – Человек…там…человек! – чуть заикаясь, торопливо сообщил молодой солдат.
Огурцов и Мельник тотчас повернулись на голос, отбросив приказ следить за скучным архитектурным пейзажам. Тогда командир резко повернул голову и взглянул сердитыми глазами в их сторону, заставил солдат вернуться к своим обязанностям. И тут же повернул голову на обеспокоенного солдата Зуйко.
– Враг? – подхвативши автомат и свесив брови, спросил Котляров.
– Гражданский.
Командир удивился, затем вновь отвел свой взгляд от похудевшего лица рядового Зуйко и ослабло обратился к остальным:
– Вы, двое, оставайтесь здесь. Смотрите в оба.
А после, не теряя времени, спешно пошагал к лестнице.
– Зуйко?! За мной! – злобно, будто ощущая какое-то предательство, произнес Котляров.
Они вместе аккуратно поднялись по полуразрушенной лестнице на второй этаж. Оставив Огурцова и Мельника на первом.
Тем временем, за стенами картинной галереи, мрачная погода утихла. Уже не было видно холодных капель дождя. Стояла тишина и четко просматривалась разбитая архитектура города. Иван Огурцов, чуть спрятавшись, стоял у входа. Он ощущал всю ту же ленивость и трепет, не желая связываться с противником. Его костлявое тело не дрожало от страха и холода, расслаблено опиралось о стену. Теперь Иван томно глядел на серые развалины и думал о доме. Свежий после дождя утренний воздух, которым дышал Иван, напоминал о свободе.
А тихий и спокойный человек Мельник, все так же маячил у оконных проемов. Он хорошо осматривал все подходы к зданию, следил, нет ли рядом вражеских солдат. В тот момент мужчина представлял себе, как благополучно завершит это последнее военное задание, которое покончит с войной, и он вернется домой. Вернутся живыми его сыновья и вся семья соберется за одним столом. Леониду очень хотелось дождаться мира. И сейчас, смотря на все последствия войны из-за стен, ему хотелось взять сигарету и неторопливо выпустить дым.
Со второго этажа ни звука…
Этим светлым утром по широкой дороге к зданию с большой осторожностью шли два солдата. Они то прятались за руинами, то шустро двигались вперед по мокрому уцелевшему асфальту, то тяжело шли по грязи. Первым их заметил Огурцов.
– Наши! – закричал он.
В это время Мельник находился на дистанции от юного солдата и от неожиданного крика на секунду остановил дыхание. А затем быстро подбежал к Огурцову.
– Тише ты. Тише… – шепотом грозно произнес Леонид и отвел свой стальной взгляд в сторону руин. – Ага, вижу.
Там, вдали, по серому пейзажу маячили черные плащи. Солдаты в здании следили за тем, как пара неизвестных приближалась к ним, перебегала из одной толщи куч бетонных ограждений к другой. Именно из-за черных плащей Огурцов с ходу предположил, что к нему бежали не враги. Так как такую темную расцветку плащей имел и он сам.
Молчит Мельник, молчит Огурцов. Тихо наблюдают за таинственными людьми. А когда те, чужие, подошли поближе, Мельник тихо обратился к Ивану.
– Молча, склонив голову, шустро беги к тому окну. Как мышь. А я останусь здесь, встречу «наших»… – сказал он.
– Хорошо. – глухо, охотно согласился Огурцов.
Иван волнительно поправил серую каску, которая была для него слегка великовата, а после этого, не выпрямляя спину, поспешил отойти от Мельника.
Тогда мужчина, с тревожным биением в сердце, ближе подошел к дверному проему. Притаился, прижался к холодной опоре. Он ждал, когда же в здание войдут вооруженные солдаты.
В это время по лестнице, которая находилась справа от главного входа в здание, медленно спускался солдат Зуйко. Пройдя по аварийным ступенькам, рядовой крепко ступил на пол первого этажа. Перенеся свой загадочный взгляд от ступеней, он, первым делом, заметил Мельника, который движением ладони и пальцев, жестами, неумело показывал на нежданный подход гостей. Зуйко насторожился. И, не понимая знаков Леонида, он все же остался стоять на месте. А после посмотрел на испуганного Огурцова. Юный рядовой сжал свои худые плечи, сидел под окном, бдительно смотрел на Мельника. Зуйко заметил, что что-то не так и быстро взялся за винтовку. Затем повернул свои встревоженные глаза обратно на Мельника. Леонид продолжал рисовать жесты, указывал парню подниматься обратно на второй этаж или же спрятаться здесь. Зуйко с этим разобрался и затаился в углу, около лестницы. Снял с предохранителя снайперскую винтовку и готовился, в случае чего, стрелять.
Как только в здание вошли незнакомцы, спрятавшие свои лица под большими черными капюшонами, Мельник тут же перезарядил автомат и направил его на них. Встал у них за спиной. Огурцов и Зуйко быстро показались гостям, навели на них свое оружие. Все трое показали свое численное превосходство.
– Стоять! Никаких резких движений. Бросьте оружие! – сердито проговорил Мельник.
– Это ты что ли? Леонид? – послышался звонкий молодой голос из-под черного капюшона. – Погади ты. Это же я…Седов! И рядовой Травник со мной.
– Медленно отбросили свои капюшоны и также медленно повернулись ко мне.
– Хорошо…
Двое солдат выполнили все, о чем просил Мельник. Повернулись к нему.
– Вот это да! – с улыбкой, радостно воскликнул Леонид. – Живой, мальчишка.
Перед Мельником стоял темноволосый тридцатилетний лейтенант Седов. Человек с бледно-белой кожей, бездонными голубыми глазами и маленьким носом. Парень был среднего роста, он широкой улыбкой растянул свои тонкие губы, над которыми повисли редкие темно-русые усы. Он подошел к другу Мельнику. Они обнялись. Казалось, что они не виделись долгое время, а здесь, наконец-то, встретились. Но эта радость встречи была понятна только им двоим. Никто из окружающих солдат не знал точно, что их так объединяет. Эти двое воевали вместе с начала войны и до сегодняшнего дня. Они спасали друг другу жизни, у них было много совместных боевых историй в голове. От этого была крепка их дружба.
– Ты же знаешь, я раньше тебя точно не умру, старик. – восторженно, с легким смехом, произнес Седов Мельнику.
– Мы еще посмотрим. Я видел, как твои коленки затряслись, когда я навел на тебя автомат. – ответил ему Леонид.
– Ну нет…твой дрожащий голос и дрожание дряхлых рук я сразу распознал…слух у меня, как у молодого волка. – продолжал шутить лейтенант Седов.
Двое затрещали языками. Из-за разговоров перестали замечать других солдат, совсем не думали о военных обязанностях.
А Огурцов, сидя под окном, с угрюмым лицом слушал их разговоры, а затем выпрямил свои тонкие ноги и опустил дуло автомата вниз. Потоки уличного воздуха, что неслись с оконного проема, врезались в его голову с левой стороны. От легкого холодного ветра тихо засопел его розовый нос. Иван без всякого презрения не отводил глаз от сослуживцев и, хотя не понимал всех улыбок и дружеских разговоров двух солдат, ему было интересно смотреть на них. Огурцов улыбнулся. Отпустил все свои страхи и отчаянные мысли в эту минуту, они больше не приходили ему на ум. Иван не замечал ни ветра, ни рядового солдата Зуйко, который вышел из-за угла.
– Солдат? – глухим тоном обратился к Огурцову Зуйко. – Не стой открыто у окна, убьют же!
И тут же на восемнадцатилетнего мальчишку нахлынули одинокие чувства печали. Он даже вздрогнул. Его темные глаза пробежались по заброшенному широкому помещению, он недовольно скривил свое смуглое лицо и прижался к кирпичной кладке, что находилась между оконных проемов.
В то время Алесь Травник молча вытащил единственный металлический стул из кучи разбитых картинных рам и прочего мусора, поставил его у стены. Сел подальше от всех. Алесь почувствовал, как понемногу его отпускала душевная усталость. Он стал редко и лениво дышать. Ноги приятно болели после тяжелого пути. Хотелось спать. Алесь сидел на стуле и внимательно осматривал очень знакомое для него помещение. Затем он посмотрел на каждого солдата, на их черные военные плащи. Вспомнил, что точно такой плащ висит в хижине его отца. И тотчас Алесь тревожно подумал о том, что, наверняка, его отец Виктор был здесь и каким-то образом смог покинуть этот мрачный мир, прихватив с собой плащ. Алесь проговорил себе: «Это знак! Все верно. Значит, я на правильном пути. Я иду по его следу, за ним». Это событие разожгло в Алесе большой азарт к приключениям, клонило его продолжать путь к загадкам и ответам. Он поневоле стал страстно рассуждать о происходящем в самолете. Как так получилось, что он встретил маму?! И тем самым, все больше убеждал себя – это удивительное место позволяет увидеть тех, кого нет. Ему захотелось вновь увидеть ее, разыскать маму в этом чужом и неизвестном мире, чтобы обнять и поговорить с ней. Алесь воображал себе встречу с ней и, даже если она его не узнает, ему бы было приятно и в тоже время больно стоять рядом с ней. Алесь предполагал: «Видимо, поэтому отец был здесь. Нашел ее и захотел остаться…или же, застрял в этом мире и никак не может выбраться домой». Долго и тяжело думал Алесь. «Что же делать мне? Бросить всех этих солдат и искать родных…или же поддаться влиянию этого места и действию?» – держал в голове эти мучительные мысли Алесь.
Рядовой Зуйко тихо, с мрачным лицом, подошел к Седову и заговорил с ним:
– Лейтенант?! Капитан просит помощи. Врач нужен!
Эти два последних предложения отвлекли на себя все внимание окружающих. Седов потерял улыбку, а затем повернулся к рядовому.
