Дмитрий Макаров
Лекции по искусству. Страшные сказки
6
Кинематограф к теме «Золушки» обращался неоднократно и с самых первых дней – Жорж Мельес снял свою версию уже в 1899 году. А Мэри Пикфорд сыграла Золушку в 1914-м.
Для нашего же зрителя важней всего фильм Михаила Шапиро и Надежды Кошеверовой по сценарию Евгения Шварца, вышедший на экраны в 1947 году. Золушку в нем сыграла Янина Жеймо, миниатюрная актриса ростом 147 сантиметров с 31-м размером ноги. Новой Золушке было во время съемок 37 лет. То есть она была всего на 6 лет младше Василия Меркурьева, сыгравшего Лесничего, отца Золушки. Чтобы скрыть возраст, все сцены с участием актрисы снимались вечером, когда лицо выглядело свежее.
Видимо, создатели картины, как и авторы балета, хотели предложить публике после войны красивую, добрую сказку. Хотя вопрос, кому именно пришло в голову обратиться к этому сюжету, остается дискуссионным. Николай Акимов, ставший художником картины, называл генератором идеи себя, а режиссер Надежда Кошеверова в воспоминаниях утверждала: «Возвращаясь из эвакуации, я встретила в Москве Жеймо. Она сидела в уголке – такая маленькая, растерянная… Я взглянула на нее и неожиданно предложила: “Яничка, вы должны сыграть Золушку…” – Мы тут же отправились к Помещикову, который заведовал тогда Сценарным отделом в Комитете кинематографии. Он только спросил: “А кто напишет сценарий?” И я, не задумываясь, выпалила: “Шварц”. Разумеется, никакой предварительной договоренности с Евгением Львовичем у меня не было, но, узнав о замысле, он тоже им загорелся. Сценарий писался специально для Жеймо».
Сказку хотели снимать в цвете, но трофейную пленку AGFA отдали братьям Васильевым на их «Пиковую даму». Цветная, колоризованная версия «Золушки» появилась в 2009 году благодаря «Первому каналу» и стала, пожалуй, единственным опытом в этой области, который не был раскритикован.
В фильме много внимания уделено мачехе. Это случилось впервые. Мало снимавшаяся в кино Фаина Раневская полностью отдалась роли и сыграла свою мачеху не как средневековую злодейку-садистку, а как какую-нибудь продавщицу из стола заказов или завуча в средней школе. Этот образ со всеми его мемами – «Крошки мои, за мной», «Королевство маловато, разгуляться негде», «Какое сказочное свинство» – запомнился едва ли не больше главной героини. Думаю, вы не раз встречали таких людей.
Сама же киносказка заканчивается противоречиво. С одной стороны, почти коммунистическими грезами. Король мечтает, что вот подрастет его внучка, дочка Золушки, и он с радостью выдаст ее за мальчика-пажа. А с другой стороны, совершенно антисоветской моралью: «Связи связями, но надо и совесть иметь, никакие связи не сделают ножку маленькой, а душу большой…»
7
Во второй половине ХХ века появляется множество анекдотов про Золушку, которая, как известно, не хотела принца, а просила выходной и новое платье, а после еще раз доказала, что хорошие туфли могут изменить судьбу.
Много шутили на тему того, что Золушка после свадьбы свела мужа с ума своей манией чистоты. Был также популярен анекдот про пьяную Золушку, которая звонит фее и говорит: «Дорогая крестная, пропустила (обычно здесь используют другой, увы, непечатный глагол) полночь, сижу в тыкве, бухаю с крысами».
Вообще само слово «Золушка» поистаскалось. Дошло до того, что так называют любую девушку, которая выгодно вышла замуж. Не обязательно даже за принца, а просто за человека высокого социального положения.
«Золушками» называют почти всех жен принцев крови – от принцессы Дианы до Кейт Миддлтон. Поскольку они теперь, как правило, не только не аристократки, а могут быть, например, как Меган Маркл. Та, напомню, разведенная, мулатка, американка, которая к тому же старше своего мужа, принца Гарри. Меган еще и спровоцировала скандал «Мегзит», вдохновив супруга сложить с себя полномочия старшего члена королевской семьи, став Золушкой наоборот. Говорят, будут жить в Канаде, на работу ходить… Полвека назад это было абсолютно невозможно – вспомните хотя бы, как разрушилась личная жизнь родной сестры королевы Елизаветы, которой не разрешили выйти замуж по любви.
Условная Золушка может уже не только не быть чистой юной девушкой, а может даже быть проституткой, как героиня Джулии Робертс в «Красотке».
8
Здесь возникает вопрос: что все-таки должно быть в сюжете, чтобы его можно было назвать еще одной историей о Золушке? Фея? Драгоценная туфелька? Тыква и крысы? Они – спроси любого на улице – ассоциируются обычно именно с «Золушкой». Но все эти ингредиенты можно в наш суп не класть, а он все равно сварится правильно.
Так что же тогда?
Конечно, как и три тысячи лет назад, должен случится социальный взлет из кучи золы с мягким приземлением в постели принца.
Принц при этом в принципе может быть кем угодно и каким угодно. Он может быть женщиной. А почему нет? Скажем, безумно красивый, снятый в эстетике 50-х годов фильм «Кэрол» (2017) с Кейт Бланшетт и Руни Марой – тоже отчасти история Золушки. Там, напомню, речь идет о романе светской львицы, зрелой красавицы, с девушкой, которая работает продавщицей в универмаге, и любовь эта помогает второй не только найти партнера для жизни и попасть в высокие слои атмосферы, но и обрести себя, став успешной фотокорреспонденткой. Может ли Золушкой быть парень? А вот это вопрос. Я думаю, что да. Может ли Золушка быть старше принца? Тоже да. Сказки меняются, как меняются люди, которые их рассказывают. Так что, как только сексизм, эйджизм, гомофобия станут даже в нашем обществе чем-то вроде редких зверей, которых показывают в зоопарках, многие классические сюжеты будут пересмотрены. Для нашей сказки важно, что у принца, кем бы он ни был, должен быть довольно агрессивный, навязчивый избыток предложения, а он будет хотеть сделать свой выбор самостоятельно. Выбрать из другого списка.
Но руководствуясь чем? Предметом из хрусталя или золота? Нет, тем, что эти предметы в старых версиях сказки символизировали. Дело в том, что Золушка не может взлетать любой ценой, она не предпринимает экстраординарных усилий, у нее нет амбиций, она хранит свою чистоту, благородство и прочие достоинства, которые и не дают ей утонуть в самой непролазной грязи, а по закону духовной физики сами поднимают ее в верхние слои социума. Золушка может быть поэтому даже мужчиной, а роль феи может с успехом исполнить счастливый случай. При этом хорош ли принц, счастлива ли с ним после свадьбы Золушка – вопросы из другой сказки. Важно, что она пробилась и сохранила себя. Обнята и принята, защищена высоким статусом или деньгами, оставшись при этом белой и пушистой.
Дальше – целая жизнь, другие заботы и испытания. В момент, когда ее выбирает принц, Золушка Золушкой быть перестает.
Красная Шапочка
На воображаемой книжной полке «Красная Шапочка» стоит где-то рядом с «Курочкой Рябой» и кажется безобидной детской сказкой, ужасно милой, жутко невинной. Как правило, взрослые снова обращают на нее внимание, когда сами становятся родителями. Тут-то и оказывается, что в детстве они читали что-то не то.
1
Вот краткая история Красной Шапочки, девочки, которая не послушалась маму, отправилась к бабушке через лес длинной дорогой, повстречала волка, выдала тому секретные сведения (где живет старушка), что едва не стоило бабушке, да и самой девочке, жизни. Волк проглотил обеих, но мимо шли добрые дровосеки, которые вспороли волку брюхо и женщин спасли.
Думаю, примерно так эту историю перескажет любой, кого вы об этом попросите.
Предполагают, что сказка родилась в лесистых предгорьях Альп, в Южном Тироле, не позднее XIV века. Это было время, когда в Европе было еще мало дорог, на дорогах этих было полно разбойников, а леса кишмя кишели дикими зверями. Мир, таивший опасности, часто начинался сразу позади деревни, за оврагом.
Не случайно народный сюжет, который лег в основу сказки, – это, в общем-то, страшилка. В ней оборотень, а вовсе не волк, готовит из тела бабушки еду, а из крови – питье (такая жутковатая пародия на христианское причастие: ешьте хлеб – это плоть моя, пейте вино – это кровь моя) и предлагает внучке всем этим полакомиться.
Кошка[3], вечная спутница женщины, пытается предупредить девочку, но волк, переодевшийся в бабушкину одежду, убивает кошку тяжелым деревянным башмаком. Прикинувшийся бабушкой, он возлежит на постели, оттуда предлагая девочке раздеться и лечь с ним. Тут-то девочка и спрашивает:
– Почему у тебя такие большие зубы?
– А это чтобы съесть тебя! – говорит волк.
И съедает. На этом сказка заканчивается. Спите крепко, дорогие детки. Дровосеки не придут.
Сегодня встретить волка в Италии или во Франции практически невозможно. Разве что это будет волк, почему-то решивший сбежать из национального парка и начать охотиться на упитанных подвыпивших туристов. В эпоху же Высокого Средневековья[4] те же волки буквально жили рядом с людьми, а в голодные годы наведывались и в деревни в надежде слопать замечтавшуюся курицу. Крестьяне, конечно, тоже жили не богато. Раз в 7–8 лет бывал настоящий голод, тогда приходилось есть кору и траву, но и в тучные годы рацион жителя деревни был скромным: овощи, хлеб, молодой сыр, яйца. Курицу готовили на праздник и только в богатых семьях. Деревня была микрокосмосом, в целом неизменным на протяжении столетий и далеким от исторических бурь. Здесь веками обеспечивали себя продуктами, сами шили одежду и делали деревянную обувь, женили своих детей на соседских. И крайне редко выбирались за ограду. Ведь из-за ограды не ждали ничего хорошего: волки, враги, природные катаклизмы – все это было едино. И «Красная Шапочка», конечно, хранит в себе этот страх перед неизведанным миром, от которого большинству так хочется отгородиться, но куда так часто тянет детей и любопытное меньшинство. И те и другие часто получают за свое любопытство по носу.
2
Шарль Перро[5], записавший свою версию для сборника «Сказки былых времен с поучениями», был человеком государственным и мыслил соответствующе. Будучи правой рукой министра финансов Кольбера, при Людовике XIV он годами определял культурную политику страны. И хотя к 1697 году он был уже в опале и на пенсии, образ мыслей Перро не изменил. Сборник из восьми сказок он выпустил под именем своего сына Пьера Д’Арманкура (и для его блага). Это было подношение принцессе Орлеанской, нечто вроде портфолио, благодаря которому можно было получить теплое место при дворе. Сам Перро, академик, автор трагедий и трактатов, не мог рисковать репутацией серьезного автора. Впрочем, об авторстве сразу же не было никаких вопросов[6].
Шарль Перро рассказал сказку по-своему. Прежде всего он сделал героиню Красной Шапочкой. По-французски она зовется «Шаперон Руж». Этим шапероном (немодным уже в конце XVII века головным убором, соединенным с накидкой) он сразу указал, что девочка из провинции, из деревни.
Перро преподносит историю девочки, скорее, как басню. Он убирает из нее намеки на каннибализм, но заканчивает сюжет все равно трагически. Для Перро в книге самое главное – то, что потом за многочисленными пересказами забудется и потеряется, – те самые «поучения», вынесенные в заглавие книги.
Вот и «Красная Шапочка» у бывшего королевского чиновника (хотя бывают ли они бывшими?), пенсионера Перро заканчивается пуританским моралитэ. В стихах:
Детишкам маленьким не без причин
(А уж особенно девицам,
красавицам и баловницам),
В пути встречая всяческих мужчин,
Нельзя речей коварных слушать, —
Иначе волк их может скушать.
Сказал я: волк! Волков не счесть,
Но между ними есть иные
Плуты, настолько продувные,
Что, сладко источая лесть,
Девичью охраняют честь,
Сопутствуют до дома их прогулкам,
Проводят их бай-бай по темным закоулкам…
Но волк, увы, чем кажется скромней,
Тем он всегда лукавей и страшней!
Иными словами, в этой версии сказки на первое место выводится сексуальный подтекст. «Красная Шапочка» становится прежде всего историей про взаимоотношения полов. Девочка нарушила приличия! А ведь мама ее предупреждала:
«Волк – это страшный зверь. Он рыщет в темном лесу и ищет маленьких девочек, которые не ходят короткой дорогой».
Иными словами, девочка вступила в контакт с незнакомым мужчиной и за это была наказана. Не случайно ли во французском языке есть выражение “Elle avoit vû le loup” («Она увидела волка»)? Так говорят о девушке, потерявшей невинность.
3
В 1812 году сказка про Красную Шапочку появилась на немецком языке в знаменитом сборнике братьев Гримм. По-немецки она называлась «Роткэпхен» – «красный колпачок».
Главное, что добавили к сюжету Гриммы, – это хороший конец. В сказке появился так удачно проходивший мимо охотник, услышавший храп сытно пообедавшего внучкой и бабушкой волка. Охотник хотел просто пристрелить волка, но подумал, а вдруг еще можно спасти тех, кого он проглотил, и, взяв ножницы, вспорол зверю брюхо. Спасенная Красная Шапочка, вот умница, придумала свою месть – натаскала камней потяжелее, набила ими брюхо волка и аккуратно зашила. Рукодельница. Очнувшийся только после всех этих операций серый хотел удрать, но под тяжестью камней упал на землю и умер.
В дальнейшем, пересказывая сказку о Красной Шапочке, литераторы и кинематографисты будут скрещивать версии Перро и Гриммов.
Действительно важно, что Гриммы убрали моралитэ, которое было у Перро, и тема секса вроде бы ушла на второй план. Зато простую и ясную мораль авторы вложили в уста самой Красной Шапочки.
Ведь героиня в немецкой версии нарушает волю старшего, то есть матери, «ступать умненько и в сторону от дороги не забегать». Это и есть ее проступок. Вот и выходит, что французская «Красная Шапочка» – про секс, а немецкая – про «орднунг» (нем. Die Ordnung – «порядок»).
«Ну, уж теперь я никогда не стану в лесу убегать в сторону от большой дороги, не ослушаюсь больше матушкиного приказания», – говорит девочка.
Здесь нужно несколько слов добавить о пресловутом Орднунге. Слово это стоит писать с большой буквы, потому что это не просто порядок, упорядоченность, дисциплина, подчинение правилам – это основа основ немецкой культуры, воспетая поэтами и высмеянная в анекдотах. Пословица Ordnung muss sein (то есть «Порядок превыше всего» или просто «Должен быть порядок») не сходила с языка короля-музыканта Фридриха Великого, а позже – назначившего Гитлера рейхсканцлером Пауля фон Гинденбурга. Впрочем, уже в сборнике немецких пословиц и поговорок, вышедшем во Франкфурте в 1846 году, есть такая версия: “Ordnung muss sein, sagte Hans, da brachten sie ihn in das Spinnhaus” («Порядок превыше всего, сказал Ганс, и его тут же упекли в психушку»).
4
В результате бесчисленных обработок и переработок, а сказку переписывали и переделывали многие писатели (в России, например, популярностью пользовался пересказ Ивана Сергеевича Тургенева, сделанный в 1866 году)[7], «Красная Шапочка» стала всемирной и прочно вошла во все культуры. С этого момента художники всего мира принялись наперебой иллюстрировать сказку – кто-то сосредоточился на главной героине, кого-то больше волновали сцены с бабушкой или охотниками.
Одним из первых, в 1867 году, был гравер Гюстав Доре. Вы, конечно, помните его иллюстрации – они входили в детское издание адаптированных сказок Шарля Перро. Для одной из лучших гравюр Доре безошибочно выбрал самый острый момент в сказке – когда девочка уже почти легла в бабушкину кровать и испуганно вглядывается в то, что ее там ждет. Надо сказать, что волк, переодетый бабушкой, у Доре и правда похож на бабушку. Строгую такую бабулю с очень «большими глазками», которая почему-то зазывает внучку к себе в кровать.
Прекрасны иллюстрации английского графика Уолтера Крейна (1870), у которого Красная Шапочка – тинейджер на выданье, а волк – похотливый джентльмен средних лет, одетый в сюртук из овечьей шкуры. Длинный язык волка высунут, желтый масляный глаз блестит, левая лапа попирает нежные цветы (символ невинности). Вдали, в глубине леса, Крейн изобразил диалог дровосеков, которые не только рубят дрова, но с интересом и возмущением поглядывают на диалог Шапочки с господином волком.
У главного детского иллюстратора Германии Карла Офтендингера (1890) получилась Красная Шапочка с телом ребенка и головой куртизанки с баварского фарфорового сервиза. А у моего любимого британца Артура Рэкема (1909) – крошечная Красная Шапочка и голодный облезлый волк – лишь повод показать первобытный ужас леса с узловатыми деревьями-великанами.
У ирландского мастера Гарри Кларка (1923) лес, напротив, выдержан в нежных пастельных тонах, все линии вытянуты, Красная Шапочка болезненно бледна. И, кажется, клянусь, ее хочет съесть не волк, а… волчица. Или вовсе – чернобурая лиса с пушистым хвостом, которая лукаво смотрит прямо на зрителя глазом цвета бомбейского сапфира.
В нашей стране в акварельной технике проиллюстрировал сказку советский график Борис Дехтерёв (1977), а в 1980 году в соавторстве с Олегом Васильевым – один из самых дорогих отечественных художников Эрик Булатов. Что ж, пожалуй, это самая застенчивая Красная Шапочка в истории.
Если говорить о живописи, то, несомненно, заслуживают внимания работы шведского классика Карла Ларссона (1881), у которого героиня как будто приглашает, заманивает волка в чащу, и швейцарца Альберта Анкера (1883), чья Шапочка еще не встретила волка, а только вышла из дому и как будто смотрит вперед, прозревая грядущие опасности пути под названием Жизнь.
5
Любопытно, что первая фотография по мотивам «Красной Шапочки» была сделана даже раньше, чем первые иллюстрации, – самим Льюисом Кэрроллом, который был не только писателем и математиком, но также и одним из пионеров фотографии. Было это в 1857 году. На снимке изображена восьмилетняя племянница его друга, поэта Альфреда Теннисона, Агнес Грейс Уэлд. Девочка как будто напугана, она вжалась в увитую плющом изгородь, а сам снимок сделан примерно с высоты взгляда серого волка. То есть Кэрролл предлагает нам с вами посмотреть на девочку как на добычу. Однако если вы приглядитесь к снимку внимательно, то у вас может возникнуть другое ощущение, что девочка сама свирепо смотрит на волка и представляет для него опасность. Так что зритель еще должен подумать, кто тут хищник и с кем ему себя ассоциировать.
В 1923 году было впервые опубликовано стихотворение Кэрролла, которое он написал в качестве сопровождения к выставке своих фотографий на тему «Красной Шапочки» еще в 1858 году. Позволю предложить вашему вниманию собственный перевод:
Into the wood – the dark, dark wood —
Forth went the happy child;
And, in its stillest solitude,
Talked to herself, and smiled;
And closer drew the scarlet Hood
About her ringlets wild.
And now at last she threads the maze,
And now she need not fear;
Frowning, she meets the sudden blaze
Of moonlight falling clear;
Nor trembles she, nor turns, nor stays,
Although the Wolf be near
В темный-претемный лес —
Счастливое вышло дитя,
Что-то себе напевая под нос,
С собой в тишине говоря,
Потуже алый платок повязав
Поверх непокорных волос.
Ну все, пора – сквозь чащу, в путь,
Бояться пора перестать,
Собравшись, она на тропу
Выходит под звездопад.
Ни дрожи, ни мысли назад повернуть,
Хоть волк где-то тут, говорят[8].
Возможно, Кэрроллу и хотелось передать в фотографии ощущение первого шага девочки, момент, когда она решается пуститься в опасное путешествие, но все же есть ощущение, что фотография помимо воли автора получилась интереснее и глубже его же стихотворения.
Сегодня все чаще слышны обвинения в педофилии в адрес Льюиса Кэрролла, чьей музой одно время была семилетняя Элис Лиддел, которую писатель много фотографировал и вывел в своем бессмертном сочинении «Алиса в Стране чудес» (1865).
Кэрролл фотографировал юных особ и обнаженными, а после писал им нежные письма: «Мы помним друг о друге и испытываем друг к другу трепетную привязанность». Однако же это было так давно, что некому рассказать, как обстояло дело. Может, оно и к лучшему, но фотографии Кэрролла этого периода не всеми сегодня воспринимаются однозначно.
Что до Агнес, то для женщины в викторианской Англии она прожила весьма интересную жизнь. Заболев в 17 лет тяжелой анорексией и находясь на грани истощения и смерти, она тем не менее выжила и поправилась, став со временем популярным публицистом. Агнес написала несколько книг о Теннисоне, занималась благотворительностью и была одной из первых фотомоделей в истории, позировавшей в юности не только Кэрроллу, но и Оскару Рейландеру[9] и Джулии Маргарет Камерон[10]. Замуж, правда, религиозная девушка так и не вышла.
