Дмитрий Кубраков
Ваня-Любаня в стране вежливых людей
Художник
Валерий Калныньш
© Дмитрий Кубраков, 2020
© «Время», 2020
* * *
Часть первая. Провальный день рождения
Глава первая. Неразлучные
– Вань-Вань-Вань-Вань-Ваня-я-я! Любаня-ба-а-ня-баня-я-я! Па-а-адъем!
Этот злодейский крик разорвал воздушную розово-голубую тишину утра третьего мая две тысячи двадцать секретного года. Запомните эту дату.
– Ваша няня пришла, два по сто принесла! Ребята, ну хватит, кончайте спящими прикидываться, – тот же зычный женский голос чуть потеплел и понежнел.
В самом темном восьмом углу спальни, где стоит кровать, недовольно заскрипело, зашуршало, закряхтело, а через мгновение заскулило, заныло, захныкало, все громче и яростней:
– А-а-а-а-а-у-у-у-у-у-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы!.. На самом интересном месте! Чтоб ты сдо…
– Чего-чего-чего?
– …С добрым сердцем пошла в жо…
– Куда-куда?
– …В желтую комнату за черной фатой, вот куда. Клава-шалава, ну какая же ты все-таки су…
– Кто-хто-хто я?
– …Су-су-сухая нянька, вот кто! Черствая ты, понятно? Как лимонная долька под столом. А я-то думала, что беременные намного добрее становятся. На целый живот! Вот… Я тебя просила не будить нас в полвосьмого хоть раз в году? А, Клав? По-хорошему просила? – из темного угла раздосадованно и напористо вопрошает капризный девчачий голосок. – Хоть в Деньрожденья выспаться имеем право ребенка? А?! Ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы…
– Ну царевна моя, ну кисло-горько-сладкая моя, ты же знаешь, что у нас режим дня и ночи – это святое дело, – виновато запричитала няня Клава. – Куда ни глянь, куда ни плюнь – всё строгого режима. И спальня строгого режима, и классы строгого режима. Даже игровая – и та строгого режима! Может, теперь послабления какие будут – у вас ведь первый юбилей сегодня! Не малыши уже, пять лет от роду – срок-то серьезный. В пять лет люди полками командовали…
– Ой, как здорово! А кто командовал?
– Не помню, Любаш. Кажется, Будда-царевич. И еще наш государь-император Петруша Первый.
– Эх, Клава, а мне такой сон приснился… Прямо взрослый. Такой волшебный! Там был тоже царевич, а может, принц. Настоящий, красивый-красивый, стройный-престройный, синеглазый-зеленоглазый. И рядом с ним шел Единорог, весь белый, с длинной-предлинной гривой. И у него рог прямо светился. И этот принц взял меня и посадил на этого Единорога, и мы…
– Кончай врать. С самого утра уже начинаешь, – пробурчал в том же темном восьмом углу чей-то другой голос, сонно-хрипловатый и явно мальчишеский. – Никакой он был не принц, а больше на бай-байкера похож, весь в татухах, и серебряный цереп на чепи. Сорри – череп на цепи. И никакого белого Единорога тоже не было, зато был черный-черный супербайк, и он тебя правда посадил, на черное сиденье. А ты была какая-то большая, но охала и хихикала как маленькая. А он сел к рулю задом, к тебе передом, и вы… и вы…
– Заткнись, Ванька, гад! – гневно перебил уже знакомый нам девчачий голос. – Опять мои сны подсматривал через замочную скважину? Я тебе сколько раз говорила, что нельзя! Я запрещала по-хорошему? Самому никогда ничего не снится – значит, можно в чужие сны залезать?
– Я не нарочно. Там не скважина, там такая извилистая щель, и в нее все само видно, даже если не смотреть. Но она так редко открывается…
– А мне плевать, скважина там, или щель, или малюсенькая щелочка! Не лезь в мои сны, понял? А если не понял, я тебе тогда такое… такой ужастик присню, что ты от страха опять пи-пи начнешь прям в кроватку. И на тебя снова памперсы наденут, как на пупсика.
– Да? А я тогда опять начну во сне ногами дрыгать и зубами стучать. Вот так… – в темном углу раздались жуткие звуки, от которых мурашки по любой спине побегут, – как будто острым отломком белой пуговицы по стеклу стучат и режут.
– Брр. Ах так?! А я тогда…
– Всё, завелись детки в клетке. Вы еще подеритесь в день рождения, – по-хозяйски вмешалась няня Клава. – Не стыдно? А ну, кончайте эту вакханалию! Садитесь лучше, праздничную михстурку выпейте натощак. Да не перепутайте смотрите: Любови сто грамм малиново-успокоительной, Ивану столько же томатно-взбодрительной. На здоровье! А я солнышко пойду впущу. Утро сегодня – прямо как в раю на Пасху…
Няня Клава подошла к окну, уперлась округлившимся солнечным животиком в подоконник, дернула за веревочку – и через раскрывшиеся жалюзи внутрь полезли наглые лучи и давай освещать каждый угол спальни. А особенно ярко – самый дальний и самый темный восьмой, из которого только что доносились два скандалящих детских голоса.
…На широкой, низкой и страшно мятой кровати сидят рядом двое, мальчик и девочка. Даже слепому сразу станет ясно, что это брат и сестра. И не просто брат и сестра, а близнецы. Они похожи друг на друга, как два листика с одной ветки одного огромного дуба. Но двух одинаковых дубовых листьев не бывает, и двух одинаковых близнячьих лиц тоже. Брат чуть худее сестры и ниже миллиметра на три, зато у него во рту на целых два молочных зуба больше! Зато у нее на носу больше веснушек, штук на десять. Только они там почти не видны. Потому что братик беленький, а сестренка – черненькая. Точнее, нежно-молочно-шоколадная. Это не от загара, она такой родилась. Скажете, не бывает таких близнецов? Спокойно, у нас в России и не то еще бывает.
…А глаза у них одинаковые – синие-синие. Как небо сквозь тюремную решетку.
Но как-то странно они сидят. Чересчур близко, вплотную друг к другу. Братья и сестры, даже близнецы, даже самые дружные в мире, рано утром спозаранку так не сядут. А Ваня с Любой по-другому не могут. Даже если очень захотят – не получится. Потому что они не просто близнецы. Они близнецы сиамские, сросшиеся друг с дружкой головами – от виска и почти до затылка.
Сиамские близнецы время от времени появляются на свет, их принято считать печальной ошибкой природы. Но до сих пор этой ошибкой всегда становились либо два брата, либо две сестры. Ваня-Любаня Козловы – первые сиамские брат и сестра на земле. И они никакая не ошибка природы, а наоборот – выдающееся достижение отечественной науки, о котором не должны пока знать даже наши друзья. А наши враги – тем более.
Знают про Ваню-Любаню всего человек двадцать пять – двадцать семь. Это обслуга вместе с поварами, служба безопасности вместе с охраной, няня Клава, педагоги-воспитатели, научно-исследовательская группа. Все подписку давали о неразглашении. И еще несколько больших мрачных начальников, которые сидят в Москве в мрачном Большом доме с огромной серой тарелкой на крыше. И еще один Веселый Начальник всех больших мрачных начальников великой страны – он как будто тоже в курсе.
Считается, что Ваня-Любаня – круглые сироты, никого у них нет на всем белом свете. И сами они так думают.
А сегодня у ребят день рождения, пять лет им стукнуло. Хотя выглядят они на все семь, а по умственному развитию тянут лет на девять с половиной! И еще у них есть такие способности, которых у других детей вообще не бывает, ни в пять, ни в десять, ни в тридцать, ни даже в семьдесят пять годков.
Но Ваня с Любой об этих своих необычных способностях пока мало что знают. О некоторых даже не догадываются. Потому что способности эти в них еще крепко спят или чутко дремлют.
Ничего, скоро жизнь разбудит…
Глава вторая. Почти обычное утро
Сегодня ночью произошло маленькое, никем не замеченное чудо: Люба впервые в жизни увидела себя во сне отдельно от Вани. Его там даже рядом не стояло! А ведь раньше ей снились только они вместе, в своем натуральном сиамском облике. Всегда. Жаль, ребята еще слишком малы, чтобы понять всю важность этого события. Но самое удивительное, что это разъединение случилось как раз накануне их первого юбилея. Неужели просто совпадение? А может, кто-то девочке подарок такой во сне подбросил? Словно под подушку подложил тайком…
Когда няня Клава вышла из спальни, братец Ваня привычно взял с круглой прикроватной тумбочки серебряную монету размером с небольшую медаль. За эту двухрублевую монету настоящий коллекционер-нумизмат выложил бы миллиона два! Потому что ровно пять лет назад было выпущено всего пятьдесят таких монет, специально в честь появления на свет Вани-Любани. Спереди на этой редчайшей двухрублевой монете сияет не цифра «2», а «1 + 1». А сзади вместо обычного двуглавого орла изображены мальчик и девочка с общей головой и двумя лицами, повернутыми в разные стороны. Хотя у настоящих Вани-Любани лица совсем рядом и смотрят в одном направлении. Это художник слегка перефантазировал.
– Бросим жребий, кому сегодня чистить зубы, делать зарядку и мыть ноги перед сном? – привычно предложил Ваня, зажав монету в правой ладошке.
– Не-а, – ответила Люба с хмуро-серьезным выражением шоколадного лица. – Больше никаких жребиев. Мы что, маленькие? Нам теперь пять плюс пять равняется десять. Вторая десятка пошла. Предлагаю – с этого дня каждый сам чистит зубы, честно моет ноги и делает зарядку. Согласен?
Если бы Ваня мог, он бы сейчас повернулся лицом к сестре и заглянул ей в глаза, пытаясь понять – это шутка или всерьез. Но Ваня так не может, поэтому он выдвинул из круглой тумбочки квадратный верхний ящик, достал оттуда треугольное зеркало, поставил его перед собой и перед сестрой, чтобы оба видели свое отражение, и только тогда сделал удивленное выражение лица.
– Ты серьезно? – молча спросил Ваня.
– Апп-салютно. И вообще, хватит уже дурака валять. Пора за ум браться. Я за свой возьмусь, а ты берись за свой, по-хорошему советую, – тоже молча ответила Люба, придирчиво разглядывая себя в зеркало. А потом, смешно наморщив коричневый веснушчатый носик, вдруг добавила, уже вслух:
– Вот интересно, нам сегодня опять один подарок на двоих подарят, как на прошлый Деньрожденья? А вдруг тебе один, а мне какой-то совсем другой? А?
Ваня как-то отчужденно пожал свободным правым плечом и убрал зеркало обратно в ящик. Левое Ванино плечо не свободно – оно упирается в Любкину правую острую лопаточку.
…В прошлый раз им подарили настоящий двухместный автомобиль на четырех колесах и с большим черным рулем посередине, и они все лето и половину осени гоняли на нем по территории. Ваня крутил руль свободной правой рукой, а Любаня – свободной левой. А остальные две руки у них болтаются без дела за спинами друг у друга и больше похожи на тонкие розовые ласты. Из-за перепонок между пальцами. Их и руками-то назвать нельзя – так, недоручки какие-то.
– Мне нашей мамы-биоробота так не хватает… Особенно в праздники, – вдруг ни с того ни с сего тихо призналась Люба, следя за солнечным зайчиком в пятом углу. – Ты веришь, что ее тогда не смогли починить? Может, просто не захотели? Сделала свое дело – и пошла на эти… как их, на запчачачасти. И почему-то не осталось ни фотки, ни видика с мамкой… Клава хорошая, добрая, но это совсем другое, правда?
Ваня кивнул. И почувствовал, как что-то большое и теплое перекатилось ему на левую щеку и медленно стекает вниз. Вот умеет Любасик слезу пустить в самый неподходящий момент.
– Если ее вдруг починят, – шмыгнув носом, добавила девочка, – то я к ней подойду, посмотрю прямо в глаза и спрошу: ты зачем, сука, нас таких родила? Спицально или по ошибке?
– Она-то тут при чем? Она не хотела, – сказал Ваня и бережно приобнял сестру за плечо левой ластой-недоручкой. – Ладно, пошли в лезунас.
И пошли. Лезунас – это, конечно, санузел, только наоборот. Ребята его между собой так называют, чтобы никто не догадался. Он совмещенный – это вполне уютная, вся в разноцветных плитках комната, в центре которой красуется белоснежный двухместный затину в форме сплющенной гитары. (Ребята боятся – а вдруг когда-нибудь и правда возьмет и затянет?..) Еще там есть круглая ванна и овальная раковина-умывальник, а главное – квадратное зеркало в полстены. Сходили по-маленькому, почистили зубы, умылись. Вытираются, каждый своим полотенцем.
– Давай сегодня без зарядки? Все-таки Деньрожденья… – молча предложил Ваня, с надеждой глядя в сестричкины неподкупные глазищи в зеркале.
– Обнаглел совсем? – молча возмутилась Люба, смерив братца резко повзрослевшим взглядом. – Я таких ленивцев еще в жизни не встречала! Мы что, зарядку для дяди Воваси делаем? Мы же для себя же, чтобы у нас все правильно росло и это… развевалось. Помнишь, что доктор Смертин обещал? Что если мы правильно вырастем и сформулируемся, то нас от шестнадцати до восемнадцати будут разделять на два нормальных человека. По сантиметрику. И доктор уверен, что жить будем! Идиот, я только ради этого все терплю, понял? А то давно бы прямо тут бы утопилася. Буль-буль-буль – и все, свобода.
– Ага, так я тебе и дал в ванне утопнуть, дура. Совсем буль-буль? – молча сказал Ваня, с интересом посмотрел на сестренку в зеркало и кончиком своей розовой ласты покрутил ей у левого виска.
– Шуток не понимаешь? – скорчила Любка странную улыбку. И нарочно громко прикрикнула: – Ну-ка, мальчик, шагом марш в спортзальчик!
Пока неразлучная парочка направляется в спортзал, необходимо сделать три коротких пояснения.
Первое. Вся территория корпуса А нашпигована подслушивающей и подсматривающей аппаратурой, всякими «жучками-паучками» и скрытыми видеокамерами. Они установлены везде, даже на кухне. Даже в спальне! И на всякий случай даже в туалете. Об этом ребятам проболтался добрый младший надсмотрщик Сережа, когда выпил немного лишнего в День дурака. С тех пор самые важные темы Ваня-Любаня обсуждают молча, глядя друг на друга в зеркало и понимая друг друга без слов. У некоторых пар такая способность возникает после тридцати трех лет совместной жизни, а у ребят возникла после трех, резко и без спросу. Кстати, утром 2 апреля протрезвевший Сережа был с треском уволен дядей Вовасей.
Второе. Дядя Вовася – это главный резидент секретного объекта «Резиденция “Сиам-13”», где уже пять лет безвылазно живут Ваня-Любаня. Резиденция спряталась за высоким забором с колючей проволокой, в дремучем лесу в очень дальнем Подмосковье. На самой северной окраине, почти на границе с Тверской областью. Дядю Вовасю никто не видел, но он точно где-то здесь, все видит и слышит и в курсе всего, что происходит на каждом квадратном сантиметре его территории. А территория приличная, соток двадцать пять. Кличка, а точнее, оперативный псевдоним дяди Воваси – Гудвин. Каждый день, кроме воскресенья, он в 8:30 утра проводит в овальном зале корпуса Б летучку-пятиминутку, причем не по скайпу, а живьем, в виде строгого голоса откуда-то сверху. И когда он повышает на кого-то этот свой голос, у всех дрожат и потеют руки и ноги. У всех, кроме доктора медицинских наук, профессора А. Я. Смертина.
И третье пояснение. Доктор Смертин – руководитель секретной лаборатории, где в результате сверхсекретного эксперимента появились на свет Ваня-Любаня. И он единственный человек в «Сиаме-13», на которого дядя Вовася за эти пять лет еще ни разу не повысил свой страшный голос. И единственный, кто с Гудвином на «ты».
Когда вошли в спортзал, Люба вдруг говорит:
– Ладно, Ванёк, так и быть, по случаю Деньрожденья сделаем самую простую разминочку. На зарядку-лайт стано-вись!
Вот хлебом сестрицу не корми – дай покомандовать. Но с зарядкой сегодня быстро управились. Двадцать пять приседаний на двух, трех и четырех ногах, двадцать отжиманий на обеих руках, пять раз по металлическому шесту до потолка и обратно, хулахуп с одним, двумя, тремя, четырьмя, пятью обручами, сальто с переворотом на козле, десять подтягиваний и три «солнышка» на перекладине. Только и всего. Даже вспотеть не успели.
И без десяти девять уже сидят в лаборатории, нетерпеливо ерзая и вертясь на двухместном троне. Трон там не простой, а пластмассово-стальной, хай-тековский – нафаршированный всевозможными электронными датчиками, которые измеряют кучу Вань-Любаниных показателей: пульс, давление обычное и внутричерепное, частоту и глубину дыхания, вязкость крови и слюны, кислотно-щелочной баланс, баланс добра и зла в головном мозге, чистоту и загрязненность чувств, температуру тела и души… и дают еще много разной ценной информации.
А оттуда бегом в игровую – там уже столы для пинг-понга сдвинуты и накрыты для праздничного завтрака.