Дмитрий Королевский
Многогранность
Тело оказалось на удивление лёгким. Ухватив бесчувственного Стаса за ноги, Никита оттащил его от входа и принялся раздевать. Что может быть беззащитней нагого человека?
Руки тряслись от выброса адреналина. Никита стянул борцовку, обнажая мощный торс Куцего, расшнуровал и снял кроссовки. Раздевать ненавистного врага было противно, но он знал, игра стоит свеч. Дошло дело до трико, которое он стянул вместе с трусами и, скрючившись от дикого смеха, повалился на пол.
«Дубинка» Куцего, сморщенная и жалкая, напоминала зачаток огурца. Вот это поворот!
Стас застонал, лицо его исказила гримаса боли. Разрекламировавший себя секс-гигант приходил в себя, следовало поспешить.
Затылок пульсировал от сильной боли. Стас открыл глаза и попытался встать. Как же, верёвки, опутывающие тело, намертво пригвоздили его к старому деревянному креслу. Страх ледяной рукой проник в накачанную грудь и сжал трепыхающееся сердце. Боже, да он же абсолютно голый! Стыд и унижение пронзили сознание парня. Его жестоко разыграли, проломили череп, раздели и связали. Но кто? Кто посмел это сделать?
– Эй? – неуверенный хрип вырвался из его рта. Он жутко боялся и всё же попытался покричать: – Что за дикарские выходки? Вы хоть понимаете, с кем имеете дело? Мой отец участковый, а дядя служит в ФСБ!
Послышалось шуршание, потом шаги. Рослая, болезненно худая фигура словно бы выплыла из-за огромной бочки с облупившейся надписью «Осторожно, цианид натрия». Человек медленно приближался. Одет он был странно: порванный, весь в тёмных пятнах костюм ОЗК, на голове противогаз без фильтра, в руке что-то вреде ржавого разводного ключа. Стас почувствовал слабость внизу живота, стиснул зубы, съёжился. Только не это! Только не сейчас! Струйка мочи небольшим фонтанчиком забила вверх, орошая голые ноги. Приближающийся человек запрокинул голову и заржал. Нижняя часть противогаза была порвана, и он видел его перекошенный рот.
Ещё никогда Куцему не было так стыдно. Всё, что он так тщательно скрывал от окружающих, выставлено напоказ.
– Что тебе надо? – жалостливо произнёс качок и захлюпал носом. – Что я сделал тебе?
Страх парализовал его дрожащее тело. Незнакомец сделал ещё шаг и оказался совсем рядом. Стёкла противогаза мерцают в полумраке, ловя свет из неплотно закрытой входной двери. Он молчит и смотрит, и от этого Куцему ещё страшней. Широкий замах – и разводной ключ бьёт по прижатой к широкому подлокотнику ладони.
Крик Куцего вырвал его из транса. Опьянённый собственным превосходством Никита какое-то время пребывал в странном состоянии. Он взглянул на корчившегося в кресле одноклассника, из его раздроблённых пальцев хлестала кровь. Стас уже не кричал, а только скулил, напрочь сорвав голосовые связки. Вот он, настоящий Стас Куценко, – жалкий и убогий, пожираемый собственными комплексами, скрывающий свою истинную личину за горами мышц и репутацией ловеласа. Он так похож на него. Никита увидел в нём родную душу. Но это было всего лишь на мгновение. Ненависть, подогретая обидами, нанесёнными этим подонком, вытеснила все сантименты. Нет, прогнившая душа Куцего не сравнится с его. Он никого не обижал, не притеснял, не унижал, не вымещал на других собственной неполноценности. И в этом их главное различие.
– Я… Я всё сделаю, что захочешь, – заикаясь и рыдая, произнёс Стас. Кровь, слёзы и сопли смешались на его лице, и эта чудесная маска нравилась Никите. – У меня есть деньги. Возьми, они в кармане трико…
– Жизнь! – сквозь зубы произнёс Никита. – Ты забрал у меня нормальную жизнь, а совсем скоро рак оборвёт и её. Что ты мне можешь дать, тварь?! Что?!
Кулак врезался в скулу, и голова Стаса откинулась назад.
– Жирдяй… то есть Никита… Добролюбов! – завопил Куцый, не обращая внимание на ещё несколько ударов по лицу. – Я узнал тебя по голосу! Ты же болен, при смерти!
Никита сорвал противогаз и швырнул им в Куцего. Разыгрывать маскарад стало неинтересно. Защитный костюм, найденный на фабрике, уже сыграл свою роль.
– А ты изменился, – дрожащим голосом проговорил Стас, сплёвывая кровавую слюну.
– Ты тоже, теперь я знаю, кто ты на самом деле – надутый стероидами бык с малюсеньким членом!
– Я не хотел Никита, я… Я… не со зла, понимаешь…
– Заткнись! Отвечай на мои вопросы, быстро и чётко! И не дай бог я почувствую ложь! – Никита размахнулся ключом. Брызнувшая вверх моча едва не попала на него. Стас взвыл, стискивая свой крохотный орган мокрыми ногами. – Ссышь, сука?! Теперь я знаю, от каких уродов пошло данное выражение.
– Я не буду врать, Никита! Я не буду…
– Настя, расскажи мне о ней! Я хочу знать всё! Понял, всё!
– Она стала моей, понимаешь, моей! – быстро затараторил Куценко. – Не как все эти дуры, с которыми я переспал. Они все притворялись. Они лгали мне, подлые сучки! Они смеялись за моей спиной. Я велел им держать язык за зубами, иначе им же будет хуже. Никто не должен был знать о моем чле… о моей ущербности. Но появилась Настя. Я видел, как ты тайком глядел на неё в школе. Поэтому и решил прибрать девчонку себе. Назло тебе! Назло всем!
– У вас уже было? – Никита не узнал собственного голоса, настолько он изменился. Он едва сдерживался, чтобы не пустить в дело ключ. – Отвечай!
– Да. И это было чудесно, понимаешь?! Это было по-настоящему! Она была со мной, потому что хотела! Не из-за моих денег. Не из-за страха. Она полюбила меня таким, какой я есть! И я сам… кажется, я сам её люблю, иначе не повёлся бы на твою замануху.
Куцый не врал, но от его слов не стало легче. Любой человек имеет право на счастье и рано или поздно находит его. А как же он, Никита? Почему жизнь так несправедлива к нему?
Ключ выпал из потной ладони. Опустошённый, словно бы и не человек, а его серая тень, Никита привалился к стене и закрыл глаза. Куцый продолжал говорить, но он его уже не слушал.
Быстрые шаги по бетону заставили открыть глаза. Мелькнула силуэт, и голову Никиты обожгла сильная боль. Он рухнул на пол, чувствуя подкативший приступ тошноты.
– Гаси его, Ёжик! Гаси! Отец отмажет! – визгливо голосил Куцый. Виталя Ежов пришёл на помощь другу. Этого следовало ожидать.
Ёжик орудовал железной трубой, той, что Никита вырубил Стаса, и все его удары приходились по голове.
Разум Никиты нырнул во мрак. Здесь не было ничего – ни его тела, ни времени. Боже, если это смерть, то почему так больно?
Веки весили не меньше килограмма, а когда Никита всё же смог их приоткрыть, яркий свет стал ещё одним испытанием. Из-за затмивших глаза слёз он ничего не видел.
– Он открыл глаза… – донеслось как будто из другой комнаты.
Шуршание одежды, запах лекарств и снова мрак.
Когда он в очередной раз пришёл в себя, мама была рядом. Состояние сына расценивалось как стабильное, и врачи перевели его из реанимационного отделения в обычную палату. Очнуться и увидеть родного человека – что может быть приятней? Это тебе и радость, и очередной стимул цепляться за жизнь.
– Сынок, – из её глаз хлынули слёзы, женщина уткнулась в одеяло на его груди. – Мой сынок…
– Мама, Настя, Куцый, ребята… Они…
– Тише, тише, ты ещё слишком слаб. Ты был в коме, Никита, эта неделя показалась мне вечностью. – На её опухшем от слёз лице прибавилось морщинок. – А когда стал приходить в себя, всё время твердил имена своих одноклассников. Настя – это новая девочка из твоего класса? – Никита кивнул. Так значит, ничего этого не было? Всё случившееся всего лишь плод больного воображения. Да и как иначе, если рак запустил клещи в его мозги.
«Чудесное выздоровление», «Возвращение с того света», «Рак – не значит смерть»… Эти и другие с полсотни газетных заголовков появились, когда ополоумевшие врачи подтвердили полное выздоровление Никиты Добролюбова.
Позже, сидя под прицелом десятков видеокамер в одном из популярных телешоу, парень с ёжиком рыжих волос на голове скажет, отвечая на вопрос ведущего: «Болезнь можно победить, если есть чёткая уверенность, для чего жить дальше…» А в самом конце программы, прощаясь со зрителями, передаст привет своей любимой однокласснице Насте.
2015 г.
ПРОВОДНИК В АД
Когда девушка перестала трепыхаться и обмякла в моих руках, я ослабил хватку и опустил её на землю. Всё! Ещё с одной сукой покончено! Я почувствовал невероятное ощущение, перед которым даже оргазм терял всю свою прелесть. Луна сегодня была полной и светила необыкновенно ярко. Так что видел я всё отлично, несмотря на тёмные, несуразные скелеты по-осеннему «одетых» деревьев, смыкавшихся над моею головой. Перед моей машиной на пожухлой листве лежало тело молодой полуобнажённой девицы. Несмотря на холодную и дождливую осень, гардероб девушки состоял исключительно из летних, излишне откровенных вещей. Да что, собственно, ожидать от «ночной бабочки»? Чёрт! Меня захлестнула волна ярости.
И какой умник придумал это дурацкое название – «ночные бабочки»?!! Шлюхи они, продажные твари!
Я одним рывком перевернул тело на спину. Безжизненные, с чёрными разводами от туши, глаза смотрели холодно, однако застывший в них страх остался там навсегда. Что не могло не радовать.
Выпутав из её длинных рыжих волос застрявшую удавку, я аккуратно свернул её и убрал в карман.
Моё орудие отмщения и очищения, сколько шей ты обвила в своей смертельной хватке? Если честно, я не помню…
Так, а на десерт у нас ещё и любовные утехи, пока дамочка не совсем остыла. Я нагнулся к трупу и, не церемонясь, стащил с него всё, что было. Теперь передо мной лежало абсолютно нагое тело девушки с прекрасными формами, а белый свет луны придавал ему ещё большее очарование. Я почувствовал дикое желание, трясущимися пальцами расстегнул ремень на брюках и навалился на остывающий труп.
Минуту спустя, когда всё уже было кончено (я мысленно похвалил себя за то, что в этот раз был на высоте и продержался рекордное количество времени), я уже стоял, вытирая со лба пот и тяжело дыша, и никаких более чувств, кроме, бесконечной ненависти не было в моей душе. Ненависти к ней, что лежит, раскинув руки, на опавшей листве. Ненависти к той, что когда-то породила меня на свет!
«Смотрите, пацаны, кто к нам идёт?! Антошка!.. Антошка, а где твоя мама-шлюха?!! Опять в ночь на работу готовится?!!» Ясные, звонкие, терзающие душу голоса из детства насмешливо завопили у меня в голове. За что? За что мне всё это? Я открыл машину, пошарил под сиденьем и извлёк из-под него огромный кухонный нож, закутанный в мягкую ткань. Отрезать голову было делом плёвым, опыт, как говорится, не пропьёшь. Наточенная, как скальпель, сталь точно вошла в нужный «промежуток» между шейными позвонками. И вуаля (франц. «voila»), тренажёр, а лучше сказать, сексуальная игрушка готова, осталось дело за малым, вырвать плоскогубцами зубы. Подождав, когда с отрезанной части стечёт уже густая, сворачивающаяся на глазах кровь, я сунул голову в чёрный мусорный мешок. Потом открыл багажник своей старой «Волги» и положил вновь приобретённый «трофей» для самоудовлетворения. Не забыв при этом достать старую, надоевшую за месяц «игрушку». Её звали Вика (во всяком случае, она сама мне так сказала, незадолго до смерти), я «подснял» её месяцем раньше, и всё это время, голова этой продажной дряни, хранившаяся в моей морозильной камере, помогала мне скоротать скучные осенние вечерочки.
Вырыв неглубокую яму в точно отведённом ей месте, так, чтобы не попасть в старые захоронения, я бросил туда обезглавленное тело. Однако это ещё не всё. Я взял чёрный пакет с головой Вики.
«Ну, что ж, прощай, дорогая! Ты искупила свои грехи, точнее, отработала! Конечно, не вся целиком, пусть только одной своей частью, однако для тебя это и так награда!» – мысленно заключил я, кидая голову в свежую могилу.
Если когда-то такое случится, и мои захоронения снова найдут, полиция непременно узнает почерк одного из ужаснейших маньяков современности, первые жертвы которого были найдены в соседней лесополосе ещё десять лет назад. Пронырливые и вездесущие журналюги, сразу же давшие мне нелепое прозвище Головорез, снова получат пищу для ума. Да, конечно, прозвище соответствовало действительности, но всё-таки я не просто отрезал головы, а хранил их дома, используя в качестве средства для самоудовлетворения, и в итоге голова предыдущей жертвы попадала в могилу к следующей, и так снова и снова. Мне стало обидно, чёрт, я придумал столь хитрый ход, а меня тупо и незвучно обозвали – Головорезом. Ну, да ладно, хрен с ним, с этим прозвищем! Уже слишком поздно, задержался я сегодня, ища по ночному городу жертву, надо скорее зарыть Танюшку (мы успели познакомиться) с головой Вики, и ехать домой. Такой ярый и исполнительный офисный работник, как я, не мог себе позволить опаздывать на работу.
Утро как-то сразу не заладилось, сначала этот необычайно яркий сон, в котором мне явился чёрт, и буквально вырвал меня из тесных объятий Морфея, а потом вдруг неизвестно откуда взявшаяся тревога. Тревога необоснованная, жуткая, подавляющая волю. Меня знобило, словно больного, руки тряслись и отказывались подчиняться. Я сильно обжёг руку, наливая чай, и всё из-за того, что лопнул мой любимый стакан! Из которого я пил вот уже много лет, и это вконец огорчило меня.
Жутко недовольный, зацепившись за дверь в подъезде капюшоном ветровки, я, бормоча проклятья, вылетел на улицу.
– Ой, господи, зашибёшь же! – вскрикнула согнутая в три погибели старушка, в которую я со всего ходу впечатался.
– Ой, простите, Марья Николаевна! – искренне пролепетал я, удерживая старушку. – Простите, не заметил вас, на работу спешу! Что, опять не спится, в такую рань поднялись, темно же ещё?
– Антошка, так это ты? А я сослепу не признала соседа сваво! Какой уж там сон, сынок, мы, старые люди, какие? Нам ни порадоваться, ни погрустить нельзя, всё близко к сердцу принимаем! А вчерась новости посмотрела, а там снова воровство да убийства, так глаз и не сомкнула до утра!
– Да будет вам, Марья Николаевна, за всех-то расстраиваться, своих забот, небось, хватает. Пенсию-то вам повысили, а то одни обещания?
Словно во сне я продолжал говорить, спрашивать старушку о, в общем-то, не особо волнующих меня вещах. А чувство тревоги всё росло и росло во мне. Нервно оглядываясь по сторонам, я напряжённо всматривался в тёмные, неосвещенные углы родной улицы. Неужели вычислили? Нашли, поганые твари! Однако я так просто не сдамся, не видать вам меня в клетке, словно загнанного зверя. Я уже почти не слушал ропчащую на судьбу соседку, и только безумное чувство уважения к старой женщине не давало послать её к чёрту и, сославшись на нехватку времени, быстро ретироваться. Да, передо мной стояла старушка, и это единственная возрастная категория женщин, вызывавшая во мне тёплые чувства. Впрочем, к маленьким девочкам я старался быть снисходителен. Однако одна мысль о том, что этот маленький ангелочек с косичками через несколько лет превратится в похотливую самку, убивала все хорошие чувства.
– Вижу, Антошка, спешишь. – Дошло, наконец-то, я с облегчением выдохнул. – Не буду тебя задерживать своими старушечьими бреднями, иди, сынок, с богом!
В ответ я промямлил что-то невнятное и, дрожа всем телом, сделал несколько быстрых шагов от подъезда. Старушка, с присущей в таком возрасте сварливостью, причитая, скрылась за железными дверями. Что нравилось мне в ней? Да всё! А эта её схожесть с Фаиной Захаровной, моей, пусть не кровной, но настоящей мамой, она сводила меня с ума! Я часто навещал престарелую соседку, помогал ей, чем мог. Я почувствовал, как глаза мои увлажнились. Бедная, бедная моя мамочка, как мне тебя не хватает. Нет! Не той шлюхи, что родила меня неизвестно от кого. А той, что воспитала, пригрела под крылышком забитого алкашом-отчимом мальчишку, выучила и дала дорогу в жизнь! Фаина Захаровна, моя названая мама.
Размышляя о своей нелёгкой судьбе, я не заметил, как дошёл до гаража. Достал массивную связку ключей и замер. Словно ведром ледяной воды меня окатило сзади. Я отчётливо почувствовал на себе чужой, недобрый взгляд. Что же, это должно было когда-то случиться! Двенадцать лет я был неуязвим! Двенадцать лет, с промежутками в один, два месяца, я убивал очередную «королеву обочины», придорожную дрянь, продажную суку! Двенадцать лет «полиция, которая нас бережёт», изо всех сил старалась сделать так, чтобы ужасные убийства в их родном городе не стали известны общественности. Однако и у них случались проколы, несколько раз обо мне становилось известно прессе, и город какое-то время «шумел», пересказывая истории о жутких убийствах. «Всему когда-то приходит конец!» – вспомнил я слова старенькой, умирающей от рака мамы. Значит, и мой черёд настал! Отчего-то я в этом не сомневался. Подчиняясь какой-то неведомой силе, я быстро открыл гараж, а потом и ворота, завёл машину и выехал на улицу. Всё это произошло так молниеносно, что я сам удивился. Обычно мне, довольно большому и грузному, требовалось на эти «процедуры» намного больше времени. Неприятное присутствие чьего-то внимательного взгляда гнало меня прочь от этого места. Освещённый ярким светом вынырнувшей из-за ближайшего дома машины, я влетел в салон «Волги», и, что называется, топтанул. Предчувствие не обмануло меня, за мной гнались! Преследовавшая меня «Лада Калина» без опознавательных номеров, просигналив, моргнула фарами! Ага, хрен вам, опоздали! Я уже в своей машине, а это значит, что остановить меня ох как нелегко! Какой русский не любит быстрой езды? Я был именно тем русским, кто не только любил скорость, но при этом и неплохо управлялся с транспортным средством. Минутное петляние по ещё тёмным дворам, и я выскочил на проспект. Надо отдать должное моим преследователям, «Калина» не отставала.
Как меня вычислили? Когда и где я прокололся? Почему они решили взять меня именно по дороге на работу? И вообще, полиция ли меня преследует, ведь ничего, выдававшего их, не присутствовало? Эти вопросы бешено вертелись у меня в голове, натыкаясь друг на друга, в то время как умелые руки крутили баранку.
– Водитель чёрной «Волги 3110», гос. Номер С 746 КН, снизьте скорость и сверните с дороги! В противном случае мы будем вынуждены применить оружие!!! – раздался угрожающий голос, и только потом я услышал вой сирены, и увидел присоединившийся к погоне УАЗик с синими номерами. – Водитель чёрной «Волги 3110», требую подчиниться! На обочину, живо, или я стреляю!
– Ага, ща, испугали меня! Хрен вам, да каждому в морду! Полиция, милиция, какая разница, мусора вы поганые, как вас ни переименовывай! – орал я, не в силах сдержать эмоции.
Несмотря на раннее утро, движение на дороге было довольно активное, и мне никак не удавалось оторваться от двух упрямо нагоняющих меня машин. И тогда я, долго не мучаясь в выборе правильного решения, резко выскочил на встречку. Что, слабо вам, суки?!! Я злорадно рассмеялся, пересёк встречную полосу и нырнул в тёмный проулок.
Резкий, так что я даже не успел почувствовать боли, удар швырнул меня вперёд. Звон разбивающегося стекла и скрежет тормозов. Ещё удар и мрак. Однако ощущение кромешной тьмы длится недолго, резко вскакиваю.
– О боже! – впервые за много-много лет я произношу это слово, вырвавшееся из моих уст нечеловеческим криком.
На асфальте, прямо под моими ногами, рядом с влепившейся в бок «Лексуса» «Волгой», лежало окровавленное тело грузного, высокого мужчины, с редкими растрёпанными волосами. Моё тело! Что пробив лобовое стекло вылетело из машины и прилично протащилось по асфальту.
Но как такое возможно?!! Как?!! Вот он же я, стою на ногах!
Цепенея от догадки, я взглянул на вытянутую ладонь. Свет фар, останавливающихся возле места аварии преследовавших меня машин, прошёл через конечность насквозь, и нисколько не ослепил меня. Вмиг высыпавшие из машин полицейские бросились ко мне, точнее, к моему окровавленному телу. Я даже отпрыгнул в сторону, ощущая невероятную лёгкость. Но стоявшего рядом с ними меня они попросту не замечали.
– Готов! – прощупав пульс на моём, теперь уже бывшем, теле, констатировал высокий черноволосый служитель закона.
– Мразь поганая! – яростно зашипел пузатый коротышка с пышными усами, и даже замахнулся для удара ногой, но вовремя совладал с собой. – Гореть ему в аду!
– Ребят, вызовите скорую, эта ещё жива! – крикнул кто-то из копошившихся возле «Лексуса» оперативников.
Я тоже это почувствовал, не знаю как, но я знал определённо – водитель, а точнее, водительница злополучной машины была жива. Чёрт, она жива, а я, значит…
– Меня кто-то звал?!
Шипящий, невероятно громкий голос накрыл меня, прозвучав сразу со всех сторон, ворвавшись в уши вместе с пронизывающим до костей холодным ветром. Я опять чувствую своё тело! Перед глазами всё поплыло, замерцало, «размазываясь», сливаясь в один серый непроглядный туман. И вдруг свет, яркий, ослепляющий. Глаза будто выжигали огнём, я застонал, схватившись ладонями за мокрое от слёз лицо. Свет, боль – всё уходило, а вместо этого пришло новое ощущение – холод.
В последний раз протерев слезящиеся глаза ладонями, я развёл их в стороны и прохрипел в изумлении: «Мать твою!»
– Нет уж, голубчик, твою! Твою мать! И ты её скоро увидишь! – ледяной баритон за спиной заставил меня подпрыгнуть от неожиданности и испуга, однако повернувшись я понял, что прозвучавший голос – это ещё цветочки, а ягодка стояла в двух метрах от меня, поводя чёрным хвостом. – Привет, – просто произнес чёрт (точная копия того, что приснился мне утром), не вкладывая в приветствие никакой интонации, и сердце моё зашлось.
В знакомой до каждого кустика лесополосе, которую я узнал бы даже в бреду, стоял огромного роста, с копытами на ногах, с закрученными бараньими рогами и свиным пятаком на тёмном, заросшем чёрной шерсть лице, не сводя с меня красных с ромбовидным зрачком глаз, самый что ни на есть, настоящий чёрт!
– Я в аду? – запинаясь, как первоклашка перед строгим учителем, не задумываясь, промямлил я.
– Ээээ-э-э, да ты спешишь, Антошка, место в аду не даётся абы кому, да абы как, его надо заслужить! – густой баритон чёрта перешёл в хриплый смех. – Понял меня, заслужить!
Я судорожно сглотнул, и, оглядываясь по сторонам, попятился назад. Ночь, светлая из-за полного круга алой луны и звёздная. Но сейчас уже должен был наступить рассвет!
– Рассвет, – словно пробуя на вкус это слово, произнёс чёрт, явно читая мои мысли. – Это всего лишь один пункт из большого списка радостей, которых ты лишаешься навеки!
– Что за бред ты несёшь?!! Ты кто?!! – выпалил я, отчётливо различив невдалеке припорошённые опавшей листвою могилы! Мои захоронения, так сказать!
– Бред – это то состояние, что будет присутствовать в твоём существовании вечно! – В мгновение ока остававшийся стоять на одном месте чёрт возник рядом со мной. – А величают меня Проводником! – Его мерзкая рожа с козлиной бородкой склонилась ко мне, обдавая горячим и смрадным дыханием. – Проводником в ад!
Вылетевшая вперёд рука с загнутыми когтями резко и больно ткнула меня в грудь, и я грохнулся на землю. Да, этот чёрт не такой, каким я привык его видеть в книгах или кино. Наверное, потому что он настоящий!
– Ты ещё в чём-то сомневаешься? – удивился Проводник-чёрт. – Ну, тогда наслаждайся!
Что-то сильно и больно ухватило меня за голову, прижимая к мокрой земле, которая буквально взорвалась фонтанами рыхлого грунта вперемежку с вонючей, похожей на гной, массой, заливая мне лицо и одежду. Я дёрнулся, тщетно пытаясь освободиться, и с ужасом увидал руки. Руки, много рук, они торчали прямо из земли, костлявые, и совсем свежие, с едва подвергнувшейся гниению плотью. И все они тянулись ко мне, рвали одежду, добираясь до тела. От собственного бессилия и жуткого, животного страха я зарычал, крутнувшись по земле, сминая под большой массой собственного тела торчащие конечности. Это помогло, я вскочил на ноги. Чёрта или как он себя сам назвал, – Проводника в ад, не было видно нигде. Однако это нисколько не облегчало разворачивающуюся ситуацию. Из земли проворно вылезали безголовые женские тела! Мои жертвы! Все до одной!
– Эй, подруга, не думаешь возвратить мне моё тело, истосковалась я по нему? – жалобно спросила гнилая, с остатками рыжих волос, голова, находясь в руках безглавого трупа. – Махнёмся, а? Тело-то у меня твоё!
– Легко! – бодро ответила другая, белобрысая, зажатая костлявыми пальцами второй безглавой мертвячки. – Лови! Оп!
Словно футбольными мячами, они обменялись головами, и будто в жутком фантастическом фильме, с хрустом водрузили их, прикрепляя к телам.
Я побежал. Не помню уже, когда в последний раз делал это, работа в офисе вот уже много лет не предполагала таких физических нагрузок и, конечно же, скоро задохнулся.
– Эй, куда же ты? Постой, мы всё равно тебя достанем! Догоним и оторвём твою голову!
Разноголосый хор жутких голосов сыпал на меня проклятья. Я чувствовал, как дико бьётся сердце, которое уже остановилось сегодня, а сейчас в моём теле снова есть жизнь. Почему так, что со мной происходит? Я оглянулся, тяжело дыша, и меня затрясло. Только сейчас я осознал и увидел, на сколько жертв распространилось моё отмщение. Они шли, припадая на ломающиеся конечности, ползли, цепляясь за кусты, с уже «вставленными» головами и без них, и их было много, действительно много. Превозмогая боль в груди, едва передвигая ватные ноги, я снова побежал. И, о чудо, спустя минуту почувствовал, как мне становится легче. Мёртвые проститутки прилично отстали, а я нёсся, словно парень, а не пятидесятилетний сто двадцати килограммовый жлобина. Второе дыхание? Может, и оно, но это не важно, главное – как можно дальше от этого места, от этих жутких оживших мертвецов! Дивясь самому себе, я гнал вперёд, пока вдруг ноги не зацепились за что-то в темноте. Натыкаясь на голые ветви, я кубарем полетел сквозь низкорослый кустарник. Вскочил, и по новой упал. Да что же такое, я непонимающе посмотрел на невероятно длинные колошины брюк, что сползли к ботинкам и мешали бегу.
– Чёрт! – От произнесённого имени этого дьявольского отродья я вздрогнул, перед глазами всплыл отчётливый образ Проводника. – Что за хренотень творится?
Последние слова я произнёс, не узнав собственного голоса, он был слишком высок и мог принадлежать только ребёнку или же женщине! Не веря собственным глазам, я оглядел себя. Вывод был шокирующим – я ребёнок! Вот почему мне было легко бежать, я молодел, а значит, худел и уменьшался. Снимая ставшую большой и неудобной одежду, несмотря на холод осенней ночи, я оглядывал посиневшие тонкие ручки и ножки, на вид мне было лет семь, восемь, не больше. Быстрей, быстрей, освободиться от мешающей бежать одежды, и прочь, прочь из леса.
Прижав рукой ставшие неимоверно большие трусы, я выпрыгнул из кустов, но было поздно. Тихо подкравшаяся мертвячка возникла на пути, словно призрак. Один мощный удар, и я понимаю, что лежу на влажной листве. Тёплые струи текут со лба, заливая лицо, это кровь, и от неё щиплет в глазах.
– Мы же предупреждали тебя, не уйдёшь от нас! – проскрипело над ухом. – Быстрей, девочки, наш несостоявшийся клиент требует прелюдии.
От жуткого непонимания и такого же страха я заорал, всё ещё дивясь собственному голосу. Однако холодная рука, сжавшая моё тонкое горло, быстро воспрепятствовала этому. Боль, возникшая сразу во многих местах моего тела, нахлынула одурманивающей волной. Меня рвали руками, кусали, смачно причмокивая, а я не мог ничего поделать. Последнее, что я почувствовал, это был кишечник, который методично, метр за метром, вытягивался из моей брюшной полости сквозь рваную рану на животе.
– Сука! Мразь поганая, ты где опять шлялась всю ночь?!!
Этот, вызывающий дрожь во всём теле, голос, от которого ладони становились мокрыми и липкими, я узнал бы из миллионов. Я рывком вскочил.
– Тсссыы! – приставив когтистый палец к пятаку, протянул чёрт. – Ты же не хочешь, чтобы он тебя услышал?
Моё невероятное омоложение, и даже ожившие жертвы в лесу, которые рвали и терзали меня, да всё что угодно, но такого я никак не ожидал.
Тёмная, с обшарпанными обоями и никогда не выветривающимся запахом курева и перегара, кухня однушки. Покосившийся кухонный гарнитур и вечно капающий кран, заваленный грязной посудой и пустыми бутылками стол (за которым, деловито закинув ногу на ногу, расположился Проводник), вот он, дом! Даже в самом жутком ночном кошмаре я не мог вообразить, что когда-то снова увижу это проклятое место. Место, где, живя с родной матерью шлюхой и отчимом, психопатом, я чувствовал себя как в аду.
Я взглянул на себя, всё такой же маленький, сижу, поджав ноги, в сдвинутых между собой, пропитавшихся мочой креслах. Моя «уютная» коечка в не менее «уютной» детской, что ж, всё, как и прежде!
– Зачем? – задаю я единственный вопрос, слыша звонкую пощёчину и отборный мат, вырвавшиеся из светлой полоски не до конца закрытой на кухню двери. Это отчим Сергей снова воспитывает мать.
– Когда ты сам найдёшь все ответы, в том числе и на этот вопрос, ад раскроет пред тобою врата! – сверкнув глазами, произнёс черт. – А посему, быть тебе между мирами ещё долгое количество времени!
– Как это – между мирами?!! Кто я теперь?!! Я же умер, вышел из тела?! Я это сам видел, а потом вдруг опять почувствовал себя живым! Что происходит, и почему я ребёнок? – с трудом сдерживаясь, чтобы не перейти на крик, зашептал я. – Ответь, я прошу тебя?
– Ну, ну, ну, ты ещё заплачь, и это наш беспощадный Головорез! – чёрт хрипло рассмеялся, и я в страхе взглянул на неприкрытую дверь. – Не бойся, он меня не слышит и не видит, а вот тебя – да.
За занавешенным рваной простыней окном была ночь, и яркая луна освещала довольную рожу Проводника, он театрально выждал и начал:
– Ты когда-нибудь слышал о неупокоенных душах, о тех, кого не приняли ни в ад и ни в рай? – и, не дожидаясь ответа, продолжил: – На то, конечно, имеются свои причины. Так вот, буду предельно краток, ты один из них, оставшийся между мирами, неупокоенный!
– И как долго это продлится?
– Всё зависит только от тебя! Месяц, год, а может, и тысячу лет, знавал я и таких.
– А что, что я должен сделать? – заикаясь, начал я, не думал, что когда-нибудь буду жутко переживать из-за того, что не могу попасть в ад. – Ответь, не томи?
– Во-первых, раскаяться в свершённых тобою деяниях, а во-вторых, ответить честно, прежде всего, самому себе, что, собственно, послужило тому, что ты стал таким? Правильно: шлюха – мать, зверь отчим, вечное потакание, что ты не такой, как все, со стороны сверстников, обида на весь, не понимающий тебя мир! Пока я вижу всё это у тебя в мозгу, для тебя закрыт даже ад! Ты давно исчерпал свой лимит «допустимого зла»! Как и у каждого смертного в твоём мире, он у тебя свой, исходя из тех личных жизненных ситуаций, побудивших тебя на тот или иной жестокий шаг.
