Тихое сентябрьское утро. Робкие солнечные лучи безжалостно терзают длинную черную тень, отбрасываемую одним из небоскребов Москва-сити. Могучее изогнутое тело башни «Эволюция» из стекла и бетона, словно древний Колосс возвышается над соседними зданиями. Линия рассвета медленно сползает по его граням, возвращая теплые краски все новым и новым этажам.
Проходит едва ли больше пятнадцати минут и солнечный свет проникает почти повсюду. Истончая предрассветные тени, он словно прибой растекается все дальше от скопления небоскребов.
Солнечные лучи проносятся по широкому безлюдному Арбату, освещая пыльные витрины магазинов. Некоторые из них разбиты, из нескольких уродливыми пластиковыми корягами торчат руки и ноги поваленных манекенов в новинках застывшего времени. Одежда из коллекции две тысячи двадцать восьмого года – года начала апокалипсиса мирового масштаба.
Свет устремляется дальше, просачиваясь на узкие улочки и тупиковые переулки. Ни из одного подъезда не выходят люди, ни на одном тротуаре не идет случайный прохожий. Только цокот изрядно стоптанных металлических набоек на моих каблуках нарушает тихую идиллию пустынного переулка.
– Да, оставьте меня в покое! – задыхаясь на бегу кричу я.
Завернув за угол, я останавливаюсь и прислоняюсь спиной к шершавой поверхности стены. Мое сердце бьется громче, чем только что стучали подошвы ботинок по тротуару. Я расстегиваю молнию на серой куртке-бомбере, с ярко-желтой цифрой тридцать на спине, и прижимаю тонкие руки к короткому топу.
Грудь вздымается словно бешенная в такт движениям изможденных легких. Все еще пытаясь восстановить дыхание, я обращаю внимание на свои ноги. Черные ботинки на высокой шнуровке выглядят изрядно изношенными – словно кирпичи ими пинала. До чего обидно – и месяца их не проносила.
– Аргрхыр, – тихо, но отчетливо раздается из-за угла.
– Вот же…! – вырывается из меня и я наспех зажимаю рот рукой.
Надоедливые зомби – они хоть и медлительные, но, похоже, совсем усталости не чувствуют. В последнее время приходится бегать гораздо чаще. Да что там в последнее время – за два года этого ожившего безумия я бегала чаще, чем за все свои двадцать лет жизни.
Ой, точно! Сейчас же уже двадцать девятый – в этом ноябре мне стукнет двадцать один. Мои мысли прерывает новый хриплый рев. Следом за рычанием гниющих глоток из-за угла раздается звук дюжины шаркающих ног. Они совсем близко.
Мои волосы, на той неделе неряшливо обрезанные до плеч, насквозь промокли от пота и неприятно липнут к лицу. Привычными движениями я убираю их за уши и осторожно подхожу к углу дома. Я стараюсь двигаться как можно тише и с опаской выглядываю на улицу.
Не меньше десятка мертвяков плотной группой медленно бредут в мою сторону по тротуару и проезжей части. Подошвы их ботинок отчаянно шаркают по асфальту, словно каждый шаг дается воскресшим трупам с огромным трудом. Я бегу так быстро, насколько позволяют мне изможденные усталостью ноги и все же мертвяки настигают меня. До моего ненадежного укрытия трупам остается пройти не больше пятнадцати метров.
Я рывком возвращаюсь за угол и прижимаюсь к стене всем телом. Едва успевшее успокоиться сердце, вновь начинает биться с удвоенной скоростью. Так, спокойно Дарья – сосредоточься и найди выход!
Уже много лет нет никого, кто мог бы заботиться обо мне и я давно привыкла решать все сама. А еще, кажется, привыкла обращаться сама к себе по имени. Одиночество никого не щадит, но мне так даже лучше.
Бегло осматриваю стены домов. В узком переулке обнаруживаются три двери. Ближе всех ко мне та, что ведет в подвал дома напротив, а в паре метров еще одна – возможно за ней какая-то подсобка. Дальше всех виднеется простая деревянная дверь углового подъезда жилого дома, к стене которого я до сих пор прижимаюсь. Времени почти не остается – скорее!
Я отталкиваюсь от стены, в два быстрых шага оказываюсь у подвала и тяну дверь на себя. Железная окантовка проскрежетала по асфальту лишь несколько сантиметров и… намертво застревает, оставив узкую щель кромешной темноты подвала.
– Да чтоб тебя! – возмущаюсь я.
Я пытаюсь протиснуться в образовавшуюся брешь, хотя это кажется абсолютно невозможным. Даже с учетом того, что пару километров назад пришлось бросить рюкзак, в подвал мне не пролезть.
В отчаянии я еще несколько раз дергаю за ручку и дверь в подвал заклинивает окончательно и бесповоротно. Я практически физически ощущаю, как мертвяки в любое мгновение могут показаться из-за угла. Бегом к следующей двери. Я прибавляю шаг и практически впечатываюсь в нее. Боже! На приваренных металлических петлях безапелляционно покоится массивный навесной замок.
– Аргрыхыр! – яростно раздается за моей спиной.
Я мотнула головой на звук рычания мертвяков и волосы, описав короткую дугу, снова прилипают к мокрой от пота щеке. Знаю, что спустя столько лет это звучит несерьезно, однако вид первых зомби, показавшихся в переулке, на долю секунды вгоняет меня в ступор.
Парень слева лишь чудом не разваливается на части и явно из тех, кто умер во время первой волны… оживания. Вид других говорит о разной степени обращения и потрепанности. Единственное, что их объединяет это пепельно-серая омертвевшая кожа и зрачки глаз, словно изъеденные червями. Жутко до сих пор, хотя уже давно пора привыкнуть. Моргаю и возвращаюсь к реальности.
Срываюсь с места словно профессиональный спринтер. В считанные секунды я оказываюсь у двери и берусь за ручку, не решаясь потянуть за нее. Боже, только откройся, прошу тебя! Я резко дергаю за ручку и… она легко поддается.
– Спасибо! – я забегаю в подъезд и запираю за собой дверь.
Обычная московская девятиэтажка. Осторожно поднимаюсь наверх, проходя на один лестничный пролет за другим, и проверяю все попавшиеся мне на пути квартиры. Наконец, одна из них на третьем этаже оказывается незапертой.
Ноги ноют от изнеможения и я буквально рухнула в прихожую. Приваливаюсь спиной к стене и медленно сползаю по ней, усевшись на коврик для обуви. Скорее по привычке, чем для безопасности, я захлопываю за собой дверь.
Обхватываю руками колени и упираюсь в них подбородком. Чертовски надоело постоянно убегать. За последнее время мне приходилось менять десятки таких же квартир.
Брошенные жилища, словно братья близнецы, так похожие и одновременно не похожие друг на друга, кажутся одинаковыми и безликими. Их покрытые толстым слоем пыли полы и опустевшие комнаты хоть и отличаются разным уровнем ремонта, все без исключения отмечены печатью хаоса. Но только не эта квартира!
Когда я ввалилась в эту заброшку, глазам отметили нечто странное, но что же именно сразу не поймешь. Так вот в чем дело! Все та же пресловутая пыль – ее попросту нет.
Я поднимаюсь на ноги и вижу свое отражение в зеркале на стене. Нет, все-таки каштановый цвет определенно не идет моим волосам. Качаю головой и прохожу вглубь квартиры.
В прихожей на вешалке висит пара зимних курток и одна осенняя. Они выглядят поношенными, но чистыми, а рваные дыры на них то тут, то там закрывают аккуратные заплаты. Я осторожно заглядываю в комнату.
Она оказывается довольно небольшой, если не сказать крохотной. Делаю несколько шагов и замираю в центре комнаты прямо под люстрой. Как опытной «квартиросъемщице» мне уже доводилось бывать в квартирах с такой планировкой.
Осматриваюсь и наконец нахожу то, что искала – за длинным дешевым шкафом обнаруживается простая серая дверь во вторую комнату. В стене напротив нее широкая арка, которая ведет в кухню.
За дверью, как я и предполагала, оказывается узкая вытянутая и очень светлая комнатка. Через окно слева солнечный свет заливает стены, пол и письменный стол у подоконника. Кроме черного офисного кресла перед ним, мебели в комнате больше нет.
На столе стоит допотопная массивная печатная машинка, а рядом с ней лежит кипа бумаги исписанная неровным машинописным шрифтом. Аккуратно, на цыпочках, я прошмыгнула в комнату. Сама не знаю по какой-то причине, но мне почему-то не хочется нарушать идиллию этого места. Кажется, что я прикасаюсь к чему-то сокровенному.
Оказавшись около стола, я бережно беру сверху кипы несколько листов бумаги. Похоже на чью-то биографию… или нет – скорее мемуары какого-то мужчины. Андрей Яровой, Максим, Саныч и мертвяки, много мертвяков. Я беру еще несколько листов, сажусь на стул и продолжаю читать.
Ага, похоже здесь про то время, когда все началось – когда мертвые люди встали из своих могил и превратились в жутких монстров. Они пожирали всех кого встречали, мигом став хищниками, превратив нас, живых, в свою добычу. Хм, очень похоже на то, каким это помню я – хотя для меня все происходило несколько иначе.
Пока читаю, все дальше углубляясь в детали написанного, совсем не замечаю, как за окном на столицу опустились вечерние сумерки. К этому времени я успела освоить местный туалет и разграбить холодильник. И сейчас, разувшись и развалившись в кресле, я почти лежу, откинувшись на спинку кресла и забросив ноги на столешницу.
Один носок прохудился на пальце и я покачиваю им, словно пытаюсь дирижировать пустыми тарелками, еду на которых я прикончила больше четырех часов назад.
Уже несколько раз неприятно урчал желудок, жалуясь остальным внутренним органам на свою нелегкую жизнь. Все нехитрые местные припасы я прикончила еще во время импровизированного обеда.
Не страшно – к чувству легкого голода я уже успела привыкнуть, а вот с развлечениями в последнее время все сложнее и сложнее.
Я давно миновала злоключения героев в самой Москве и судя по тому, как мало осталось страниц в моих руках, близится финал. Еще минут пятнадцать, не больше и закончу – успею до темноты.
Как бы я не опасалась того, что хозяин квартиры вернется, менять убежище ночью я точно не собираюсь. Стоит мне об этом подумать, как дверь в квартиру открывается и в нее кто-то входит.
Он ступает бесшумно, но годы скитаний успели серьезно обострить мой слух. Однако я все равно едва успеваю вскочить с кресла, когда мужчина уже оказывается в большой комнате. Он сильно хромает, однако на его ноги я не смотрю. Лишь изрядно потертая черная кожаная куртка бросается мне в глаза.
За полтора года до этого.
Лямки тяжелого рюкзака натирают плечи даже через кожу моей черной куртки. С того момента как мы добрались до окраины Москвы, Максим едва ли не вприпрыжку скачет вокруг меня. Непоседливость вернулась к восемнадцатилетнему светловолосому сухопарому парнишке, словно он и не находился еще несколько дней назад при смерти.
Я стараюсь не отставать от него, но боль в левом бедре до сих пор не отпускает. В перестрелке с Кислым, в подлеске неподалеку, пострадал не только Макс – я тоже схлопотал пулю в ногу. Отчаянно хромая, я неуклюже семеню следом за парнем и изредка морщусь от боли.
– Макс, притормози. Я как твой лечащий врач требую, чтобы ты поберег себя! А заодно и меня, – ухмыляюсь я.
Парнишка делает еще несколько шагов, но все же останавливается. Максим оборачивается и улыбается самой невинной улыбкой, на какую только способен.
– Не включай старпера, Андрюха! Со мной все норм, это ты смотри на части не развались, – он все же решает сменить гнев на милость – Не переживай, ты меня отлично подлатал. Боли в груди не возвращались, только плечо еще иногда ноет, но и это скоро пройдет. Ты ж сам ворчишь все время «как на собаке заживает»!?
Так-то оно так – на нем, и правда, все раны быстро затягиваются. Мой шрам вон еще свежим до сих пор смотрится. Да еще вдобавок чешется просто адски.
– Я может тебя сейчас, удивлю, но в тридцать люди еще не старые. Тебе вон самому уже не так далеко до этого, так что сильно не умничай, – ворчу я – Сейчас заплатки на твоих пулевых дырках поотваливаются, воздух из тебя выйдет и сдуешься как надувной шарик. Что делать тогда будешь, умник?
– Мне не десять лет, чего ты со мной как с маленьким? – внезапно обижается Макс.
– Так ты веди себя как взрослый – сам же подставляешься – улыбаюсь я в ответ.
Макс тяжело вздыхает, но все же возвращается ко мне и встает рядом. Парень придирчиво осматривает меня и задерживает взгляд на раненной ноге.
– Ты сам то как? Хочешь, привал сделаем? – заботливо интересуется Максим.
– Обойдемся без привала. Ты просто скорость не превышай, – прошу я.
– Да я ж не просто так. Боюсь если будем так плестись, то к дяде до темноты не успеем, – протягивает парень.
Я обхожу его и жестом приглашаю продолжить путь. Теперь, двигаясь рядом, мы вновь направляемся в сторону юго-западной части города. Дядя Максима жил на улице Академика Зелинского, а мы только что прошли метро Новые Черемушки.
Сейчас, когда две трети пути остались за нашими плечами я все чаще, размышляю о том, не опасно ли это – идти к абсолютно незнакомому, возможно агрессивно настроенному мужику, в надежде, что его тяга к поддержанию родственных связей с племянником перевесит желание нажиться на двух раненых путниках.
– Возможно, я сейчас тебя удивлю второй раз, но сегодня мы к нему не пойдем в любом случае, – отвечаю я – спрячемся где-нибудь неподалеку и понаблюдаем за ним немного. Мало ли что…
– «Мало ли что»!? – удивленно переспрашивает Макс – Что это ты там задумал такого Андрей?
– Не переживай, ничего такого. Просто хочу убедиться, что он… э-э-эм, нормальный, – смущенно выдавливаю я.
– «Нормальный»? Тебе пуля еще и голову зацепила что ли? Мой дядя отличный мужик, так что хватит в нем сомневаться! – возмущается парень.
– Прости, я не хотел тебя обидеть. Просто я же не знаю его совсем…, – осторожно добавляю я.
– Я твоих родителей тоже не знал! Но я почему-то подозревать их во всяком, таком непонятном не стал. Так что давай и ты не сходи с ума! – подытоживает Максим.
– Ладно-ладно, уговорил – я поднимаю руки в примирительном жесте – Только ответь тогда на последний вопрос, хорошо?
– Ну, давай, – недовольно складывает руки на груди парень.
– Почему ты так уверен в своем дяде, раз сам говорил, что ты его больше пяти лет не видел? А? – я выкладываю на стол последнюю «козырную карту».
– А ты своих родителей сколько не видел? – парирует Макс, прибавляет шаг и снова вырывается немного вперед.
Вот черт, кажется, тут он прав. Пять лет назад я действительно переехал от своих родителей, живущих в Рязани, вместе со своей женой в Новосибирск. Не люблю вспоминать, что было дальше. Только иногда, когда я закрываю глаза, моя Юля снова приходит ко мне…
После ее смерти я искал утешения где угодно, только не у родителей. Сначала я пил так, что оттолкнул от себя почти всех друзей… немногим позже решил попробовать другой выход. Поэтому вместо длительного запоя я почти поселился на работе, но назад в Рязань так и не вернулся.
И только когда начался весь этот хаос, жизнь отвесила мне еще один подзатыльник и мои мозги встали на место. Я сорвался из Новосибирска и как можно скорее вернулся в Рязань.
По пути за мной увязался этот мелкий крысеныш и я полюбил его как младшего брата, которого у меня никогда не было. Или сына, которым мы с Юлей так и не обзавелись.
Максим доверился мне и я привел его к дому моих родителей. Там конечно нас уже никто не ждал – зато поджидала ловушка. Мстительный бандит Кислый подстроил для нас засаду с толпой зомби из которой мы прямиком угодили на хирургический стол доктора Хайруллина.
Отчаянно скрипя зубами, нам все-таки удалось выбраться и из этой передряги. Однако перед побегом сам Хайруллин и выболтал о печальной судьбе моих родителей, погибших на том же самом столе.
Так мы познакомились с компанией «Медитэк» – частной негосударственной международной компанией, основным продуктом которой и было изучение зомби-вирус. Они называли его Лафуа – насколько помню это что-то библейское. Точно не уверен, но почти уверен это из той части, в которой про судный день.
Однако если опустить все наши злоключения и вернуться к папе с мамой, я действительно за последние пять лет гостил у родителей не более десятка раз. Макс, гаденыш малолетний – уел меня!
Что ж, вынужден капитулировать. Парень прав, чего я на человека взъелся – а будь он моим родственником, я бы так поступил? Ответ приходит сам собой. Я тоже прибавляю шаг и догоняю Максима.
– Ладно, будь, по-твоему. Прости, слегка перегнул палку – признаю. И вообще прибавь шаг, а то до темноты не успеем. Плетется тут еще такой, – ухмыляюсь я.
Краем глаза я вижу, как Максим улыбается.
Сейчас мы идем вдоль одной из многоэтажек по улице Вавилова. Когда до выхода на перекресток проспекта с третьим транспортным кольцом остается не больше десяти метров, тело начинает знобить. Что-то не так?
До угла дома восемь метров. Чувство тревоги нарастает, однако я никак не могу понять, что же именно меня беспокоит. Пять метров. Я стараюсь успокоиться и прислушиваюсь к своим чувствам. Три метра. Я сбавляю шаг и мысленно пытаюсь разобраться в себе.
Максим же напротив, взвинчивает темп и топот каблуков его ботинок эхом отзывается от стен соседних домов. Звук? Что-то не так со звуком… Один метр! Мерный гул со стороны улицы Академика Зелинского напоминал… Вот черт!
– Макс стой! – прошипел я и бросаюсь вперед.
Я хватаю мальчишку за полу, надетой на нем, ветровки и дергаю на себя.
– Эй, какого…? – вскрикивает Максим и заваливается на меня.
Асфальт немилосердно бьет меня по заднице, а затем сверху придавливает Макс. Он хочет спросить еще что-то, но я зажимаю его рот. Еще пару секунд парень пытается вырваться, но быстро успокаивается.
Я отпускаю его и Максим медленно поднимается. Жестом прошу мальчика не шуметь.
– Слушай…, – одними губами произношу я.
Мы оба замираем и прислушиваемся. Когда все звуки в переулке стихают из-за угла дома доносится тот самый хор голосов.
Сначала он кажется похожим на мерное гудение цикад, затем начинает походить на рокот работающего автомобильного двигателя, а через минуту уже оказывается ревом пламени в кузнечной печи.
– Аргрыхыр! – эхом разлетается рычание нескольких десятков гниющих глоток.
Я осторожно встаю на ноги, всем телом прижимаюсь к бетонной стене и выглядываю из-за угла дома. Зомби! Всего в полусотне шагов от нашего укрытия – перед подъездом жилого дома.
Ожившие мужчины и женщины различных возрастов и степени гниения, бестолково снуют туда-сюда, однако от подъезда не отходят. Посеревшая кожа многих из-них уже начинает отслаиваться и, то у одного то у другого, под истлевшей одеждой, можно разглядеть островки неприкрытого мяса. У некоторых мышцы не выдерживали натяжения и свисали неровными жгутами из зияющих прогалин. Что они там все забыли? Максим нетерпеливо потряс меня за плечо.
– Дай посмотреть! – шипит парнишка.
Я не спорю и осторожно отхожу вглубь переулка, уступая место Максиму. Он вытягивает шею и заглядывает за угол. Пускай смотрит, мне все равно нужно подумать, что делать дальше.
Макс говорил, что мы уже почти пришли. Значит главное, не привлекая внимания обойти этот мертвый митинг. В любом случае к зомби мы не пойдем, развернемся и прошмыгнем по параллельной улице…
– Андрей, – раздается отчаянный шепот Макса у меня за спиной и я поворачиваюсь, – Андрей! Это дом моего дяди.
За день до катастрофы.
Я стою в кабинете психиатра и задумчиво смотрю в окно. Люди внизу словно муравьи. Некоторые из них спешат, другие едва плетутся, многие несут в руках кофе и почти все уткнулись в экраны своих телефонов. Я перевожу взгляд на оконное стекло и вижу в нем свое отражение.
Лицо потеряло привычный пигмент и выглядит весьма бледным. Ну хоть прическа как всегда идеальна. За моим плечом на стене висит эта навороченная и уродливая прямоугольная пластина с цифрами. Массивные электронные часы показывают четыре часа дня девятнадцатого мая две тысячи двадцать восьмого года.
Мои пальцы сами собой барабанят по стеклу и выдают мою тревогу. Боже – в каком же ужасном состоянии находятся мои ногти! Еще несколько лет назад я подумала бы, что сразу после запишусь на маникюр. Но сегодня меня это не беспокоит. Оконное стекло покрывается каплями внезапно налетевшего дождя, которые барабанят вторя моему ритму.
Люди внизу кричат и прикрывают головы чем придется. Некоторые украдкой поглядывают наверх, стараясь разглядеть тучу из которой разбушевалась гроза. Я проследила за их взглядами, но на небе ни облачка. Что за черт?
Я тяжело вздыхаю и отворачиваюсь от окна. Сейчас все мои силы уходят на то, чтобы перестать думать о другом. О том, с каким удовольствием я затолкаю снисходительную улыбку моего психиатра далеко в складки его двойных подбородков, чтобы он никогда больше не мог так кривить свой рот. Из меня вырывается еще один тяжелый вздох и я пытаюсь ответить ему его же гримасой.
– Нателла Юрьевна, наш сеанс подходит к концу. И не могу не отметить, что мне отрадно наблюдать такой очевидный прогресс в вашем самочувствии, – психиатр взмахивает крупными ладонями.
Теперь я сдерживаюсь, чтобы не расхохотаться ему в лицо. Прогресс!? Я убила своего мужа три года назад, но обставила это как несчастный случай. Его рука в моей руке, и опасная бритва зажатая в его собственной ладони. М-м-м… С тех пор я еще восемь раз видела уродов, что как один походили на моего мужа. Словно на их лицах застыла его опостылевшая маска. С каждым разом я делала порезы все глубже и надеюсь, что следующему рассеку горло до позвоночника. Теперь и я привыкла носить маску. Маску скорбящей вдовы и ничем не примечательной женщины. Разве что элегантнее и утонченнее многих.
– Ну что вы, Виктор Дмитриевич! Все это только благодаря вам, – отвечаю я и немного жалею, что он совсем не похож на моего мужа.
– Тогда думаю, что мы можем на сегодня закончить, – продолжает он и тяжело встает, чтобы проводить меня до двери – Запишитесь у моей ассистентки на следующую неделю для заключительного сеанса.
Оказавшись за дверью я оборачиваюсь и пожимаю его потную ладонь. Думаю о том, что мне осталось терпеть его всего один сеанс и на этот раз улыбаюсь абсолютно искренне. В окне за его плечом дождь прекратился также быстро, как и начался.
– О, ну конечно! Думаю это будет вторник. Надеюсь у вас найдется для меня окошко? – уточняю я и не дожидаясь ответа захлопываю дверь перед его носом.
Я не рассчитала силы и массивная латунная ручка с грохотом врезается в дверной косяк.