Дмитрий Грачёв
Некоторые записи в блокноте пантеиста
Необыкновенная встреча
«Я, Иоанн, брат ваш, имеющий долю в несчастии и доли в Царствии Небесном чающий, сказал, когда возлежал я на груди Господа нашего Иисуса Христа: «Господи, кто избран предать тебя?» И отвечая сказал он: «Тот, кто вместе со Мной омочил руки в чаше Святого Грааля. И должно исполнится всё, Иоанн, чтобы уличил Отец мой Сатанаила во зле».
Тайная книга Иоанна ст.1
Эта необыкновенная встреча, которая очень повлияла на мою дальнейшую жизнь, произошла весной 20XX года. В ту пору я много гулял со своей собакой Терри по полю между Красным Селом и поселком Лаголово. Весна выдалась теплая, Тёрка (так я вообще-то называл свою собаку) была молодой, жизнелюбивой и радостно носилась между начинающими покрываться свежей травой кочками. Если бы не её способность бояться взрывов, выстрелов и всего того, чего боятся многие собаки, то встреча эта скорее всего не произошла. Но случилось то, что случилось.
Когда мы были довольно-таки далеко от дома, только что ясное, голубое небо внезапно посерело, невесть откуда появились темные свинцовые тучи, и долбануло так, что Тёрка моя чуть из шкуры не выскочила. Поджав хвост, она, как полоумная, заметалась по полю и, выбрав какое-то только ей известное направление, стремительным галопом помчалась прочь. Я потрусил следом, так как на все мои свистки, окрики и нецензурную брань Тёрка не реагировала, а мне вовсе не хотелось провести остаток дня в поисках своей собаки, да ещё под грозой.
В стороне от дороги стоял кустарник. Этакий островок в поле, окружностью десять-пятнадцать метров. Такие то и дело встречаются в нашем захолустье. В него Тёрка и заскочила. Заметив, что с другой стороны она не выбежала, я решил, что, видимо, со страху спряталась там, и быстрее двинул к кустам, пока бедолага не продолжила своё позорное бегство. Каково же было моё удивление, когда я раздвинул ветви этого насаждения. За плотной стеной веток и сучьев мне открылась ровная ухоженная полянка. Немного с боку на ней был выстроен приземистый шалаш, рядом лежало очищенное от коры бревно, перед которым дымилось заботливо выложенное камнями кострище.
На бревне сидел бородатый мужичок и гладил мою Терри. Вздымавшиеся кверху ветви кустарника почти смыкались над головой, образуя некое подобие купола, и придавали всему, что находилось в полумраке между ними, какую-то таинственность и загадочность. Странно, я столько раз проходил мимо этих кустов, но ни разу не видел ни этого мужика, ни шалаша, ни даже дыма от кострища. Да и Тёрка никогда не выказывала ни малейшего интереса к этим зарослям. А место, видно, обжитое, не вчера устроено. Надо сказать, что на самой границе поля, уже какой год в заброшенных погребах, некогда отстроенных заботливыми огородниками, обосновались бомжи. Но их все знали. Этот же мужичок на бомжа ну никак не походил. Да и Тёрка вела себя странно. От ее прежнего страха не осталось и следа. Сидела довольная, щурилась, несмотря на то, что сверху всё продолжало рокотать и грохотать. Мужичок повернул голову в мою сторону:
─ Проходи, проходи, сынок. Мир тебе. Подруга твоя (так он назвал Тёрку) в порядке. Испугана очень была сперва, но больше бояться не будет, ─ и он погладил довольную собаку по голове.
Голос у него был певучий, мягкий, как у священника. Мне подумалось, что так разговаривали в старину. Чувствовалась доброта и, в то же время, какая-то грусть. Я побольше раздвинул ветви кустарника и протиснулся внутрь. Тёрка, виляя хвостом, подбежала ко мне, ткнула мордой в руку, но сразу же вернулась к мужику.
Только сейчас я полностью рассмотрел моего нового знакомого. На вид ему было лет шестьдесят, небольшого роста, худощавый. Пышная седая борода небрежно падала на грудь. Но самое выдающееся в старике были глаза. Непонятного цвета, они как будто светились изнутри, точно в них были вставлены крошечные фонарики. На голове его была надета черная вязаная шапочка, напоминающая монашескую камилавку. Видавший виды чёрный вязаный свитер. Да заправленные в дешёвые сапоги простенькие брюки. Даже для теплой весенней погоды очень и очень скромно. Хотя, может у него в шалаше завалялись и тулуп, и валенки?
─ Здравствуй, отец, – промямлил я, ещё не оправившись от потрясения, – прошу прощения за беспокойство.
─ Полно тебе, проходи, посиди маленько, – как будто не заметил моего замешательства старик. – Какое уж тут беспокойство. Ко мне ведь кроме мышей да ёжиков никто и не заходит.
─ А вы тут живёте? Давно? – неловко спросил я. Надо же о чем-то говорить. И, признаться, рассчитывал услышать: неделю, пару дней…
─ Поди, четвёртый год ужо. Да. Милостию Божию.
Я прямо почувствовал, как челюсть у меня отвисла.
─ Четвёртый год? Но как? В этом шалаше? – честно говоря, я решил, что дед спятил или попросту дурит меня. Конечно, я ему совсем не поверил.
─ Нет, сынок. Шалаш-то должно быть уже десятый. Слабоваты они, – старик смотрел на меня своими ясными глазами. – Да не особенно-то он мне и нужен. Плоть лишь немощную схоронить от стужи да ветра. Э-эх… Душа ли не больше этой вот плоти, а? А ей не холодно, не сыро.
Старик опустил глаза в землю и замолчал. Меня же так и подмывало спросить:
─ Но ведь Вас никто не видел? Я сотню раз, наверное, здесь проходил и даже не подозревал…
─ Люди не очень-то внимательны, сынок. Они смотрят и не видят. Им ведь невдомёк, что самого-то главного глазами не увидишь. Вот и видят лишь то, что могут принять. Подруга твоя, гляди, сразу увидела. А за ней и ты, хоть и на сто первый раз, – старик улыбнулся и снова погладил Тёрку по голове.
─ А вы отшельник? Монах? Что вы тут делаете? – не унимался я.
─ Наверное, отшельник – коли один тут живу. А может – путник, странник. Ведь я-то ни от кого не скрываюсь, просто, не нужен никому. А что до монаха – нет, не монах, как ты себе это разумеешь. Да ты присядь, посиди вот рядышком. В ногах, знаешь ведь, говорят, правды нет, – и старик подвинулся на бревне, освобождая мне место.
Я присел напротив еле тлеющего костерка. Старик кинул в него пригоршню тонюсеньких веточек, и по ним тут же забегал ласковый теплый огонек.
─ Я ведь, сыночка, ужо какой год жду Бога, – продолжил старик, – покуда он меня к себе не приберёт. То здесь скитаюсь, то там…, – повисла неловкая пауза, – теперь уже скоро…
─ Так ведь монахи тоже так делают, молятся там, в монастырях, в скитах отшельнических, – вставил я.
─ Нет, это не то. Разная у нас вера. Я, видишь ли, в Единого Бога верую и в Иисуса Христа, заветами его жить пытаюсь.
─ Так ведь и я не мусульманин, отец, – опешил я. Неужто старик действительно спятил? На кого на кого, но на мусульманина я точно не походил. – Я православный христианин, ну крещён так. Правда, в церковь не хожу, но Библию читал. Да и монахи наши разве не тем же живут?
Тут я не покривил душой. Я действительно немного разбирался в вопросах религии. К тому же моя мать была сильно верующим человеком. Даже верующим с «прибамбасом», я бы сказал. А дед этот, наверное, какой-нибудь сектант: иеговист там или чего покруче.
Старик внимательно посмотрел на меня:
─ Библию читал, это хорошо, – сказал он, – только вот понял ли? Ведь весь Ветхий Завет от Диавола. И Диавол там Богом предстаёт. Ибо он и создал мир сей, и людей, и законы мирские. Именно Сатана – царь мира сего, и имя его «Саваоф». Одно из имен. А церковь православная чтит его, как Отца Небесного, хотя Иисус прямо говорил, что «вы ни лица его не видели, ни гласа не слышали». И ведь не по недомыслию, не по глупости Сатане поклоняются. Издавна изничтожили древние книги толковые, евангелия истинные, а то, что есть, переделали так, что и правды в них нет. Ибо они есть лжецы и под личиной праведности и веры в Единого Бога поклоняются князю лжи – Сатане.
Старик замолчал и снова потупил взор. Я тоже молчал. Костерок как-то под стать моменту потрескивал тихо и ненавязчиво, как бы размышляя над словами старика. А в них что-то было. Я еще не понимал что, но в них прямо-таки физически ощущалась сила правды. Той истины, которую чувствуешь каждой клеточкой своего тела, а высказать не можешь. Получалось, что церковь, как разведчик в тылу врага, крупнейшая афера веры, как раз в духе «князя лжи». Но вроде бы «они» за добро? Именно это я и спросил:
─ Послушайте, но православие, да и христианство вообще, на «белой» стороне. То есть против зла, греха, а значит, не могут быть за Дьявола, потому что – против него.
─ Зло, добро – понятия настолько размытые, что диву даёшься. Есть мирный атом, а есть атомная бомба. Есть освободительная война, а есть террор и геноцид. Но ведь войной-то они не перестают быть, верно? И подумай: то, что одному террор, для другого как раз борьба за свободу и светлое будущее. Смерть есть смерть, а вот церковь не всегда их разделяет. Обо всём этом хорошо говорит Христос, только кто его слушает.
Старик подкинул в догорающий костерок ещё щепотку прутиков и веточек, подумал немного и продолжил:
─ Видишь ли, сынок, наш мир изначально устроен так, что любое, даже вроде бы доброе дело, изобретение какое, лекарство, да всё, чего ни коснись, в результате обращается во зло. Почему? Потому что мир сей материален, а материя – суть творение Дьявола. Он князь мира сего. Человек же имеет двойственную природу: тело от Дьявола, а душу – от Отца Небесного. Назначение человека – заменить падших ангелов в Царствии Небесном.
Но церковь ваша об этом забыла. Слова Иисуса о том толкуются не так. Пророки – искажены или уничтожены. Дьявол торжествует. Церковь – его слуга. Человек же – что? Материальная природа, телесные требы – ох как сильны. И подогнать под них так называемые «духовные требы», «устремления души» – это дело князя мира сего, ну и церкви, конечно, тоже.
Впрочем, винить здесь кого-то незачем. Человеку от роду дана свобода воли, свобода выбора – божественная сила. Он сам может решить, на чьей он стороне: на стороне тела или духа. Мир издавна выбрал первый путь, путь тела. Но пришел Иисус и показал второй путь. Кто-то услышал его, а большинство – нет. Услышал Дьявол и понял, как можно использовать слова сына Божьего в своих целях. И вот – мы видим то, что видим.
Почитай, сынок, Нагорную проповедь. Это – самое главное в Иисусовом учении, самая его суть. Но учти, что говорил он не профессорам богословия и не философам, а простому люду: рыбакам, трудягам, грешникам, беднякам. В ней смысл тот, который есть на поверхности. Иисус говорил то, что говорил. Поймёшь это – ты на правильном пути. Пойдёшь по этому пути – будет тебе Царствие Небесное.
Старик снова замолчал, разглядывая что-то на земле. Молчал и я. Всё, что мне было известно ранее о религии и мироустройстве, вставало с ног на голову. Белое становилось чёрным, но вот чёрное белым не становилось. Оно становилось еще чернее. Где же тогда белое? Чепуха какая-то. Надо бы расспросить старика, а не то я спать не смогу. Старик сидел в той же позе и задумчиво гладил Тёрку. А та чуть ли не в рот ему заглядывала: «Вдруг ещё чего-нибудь скажет». Вот чудеса!
Сверху, через небольшую брешь, оставленную почти смыкающимися ветвями кустарника, слетела какая-то пичужка, села старику на плечо и весело защебетала. Он встрепенулся.
─ Ну вот, сынок, гроза и закончилась. Так что ты иди уже теперь. Да и мне пора, – он ласково посмотрел на меня. – У меня есть тебе небольшой подарок. Ты уж не откажи, уважь на память.
Старик запустил руку за пазуху и выудил оттуда небольшую потрепанную книжицу, размером с пачку сигарет.
─ Это «Тайное Евангелие от Иоанна». За него много голов полегло. Тебе пригодится, вижу я. А мне уж ни к чему.
Я взял книжицу. Что сказать деду? Не знаю. Видно было, что она ему очень и очень дорога.
─ Спасибо, я сберегу её, – лишь вымолвил я.
─ Ну и ладненько. Прощай, – улыбнулся мне старик, неспешно поднялся и, кряхтя, полез в свой шалаш.
─ До свидания, – тихо сказал я. Было понятно, что на сегодня беседа окончена. Уходить не хотелось. Столько вопросов! Но ничего! Завтра же вернусь к старику и продолжу такой интересный мне разговор.
Тёрка призывно гавкнула откуда-то из-за кустов. Потерянным взглядом я осмотрел убежище: просто, но как всё-таки уютно. Жаль, нужно идти. Нехотя я пробрался через стену сучьев и веток и оказался вновь под ярким весенним солнцем. От грозы не осталось и следа, на небе – ни тучки. Щебетание птиц, лёгкий ветерок…
Отойдя шагов на сто от кустарника, я обернулся и остолбенел: яркое электрически-синее зарево осветило пристанище старика. Раз, и потухло. Ни звука, ничего. Как вспышка фотоаппарата, только много-много сильнее. Я опрометью кинулся обратно и уже через несколько секунд заглядывал в шалаш. Старика там не было. Не было ничего, кроме тюка соломы, на котором лежали стариковская шапочка-камилавка, потрёпанный свитер, штаны. Рядом стояли только что снятые сапоги. Одежда была ещё теплой.
Очень трудно было поверить, но я, кажется, догадался, что произошло. Старик вознёсся! Я слышал про такие случаи: у буддистов, достигших просветления, у некоторых святых. Христос, в конце концов, воскрес именно так: со вспышкой и оставлением одежды. Видимо, старик, передав мне свою книгу, посчитал свой земной путь оконченным и ушёл. Я был в шоке. Терри на входе протяжно завыла, как волк.
Задумчиво я брёл по дороге домой. События прошедшего дня не выходили у меня из головы. Загадочный старик, его слова, «вознесение». Я вновь оглянулся назад. Вдали полыхал пожар, догорал «заветный» кустарник. Почему он разгорелся? Видимо, вселенная решила стереть все следы пребывания своего «святого» на грешной земле. А может, ветерок раздул остатки костра? Ещё одна загадка? Но я не удивился. Нет. Больше я ничему не удивлюсь. Скорее всего – никогда. Мне было просто грустно. Не грустила лишь Тёрка. Она бежала впереди, изредка пыталась изловить какую-нибудь зазевавшуюся пичужку, радостно тявкала на неё и виляла хвостом. Так мы добрались до дома.
Вдруг, перед самой парадной, раздался оглушительный хлопок: какая-то машина «просадила» выхлопную трубу. Я посмотрел на Тёрку. Совсем недавно от подобного звука она просто сошла бы с ума. Сейчас же Терри стояла рядом и, не поверите, улыбалась.
Сон
Вы видели когда-нибудь Бога? Многие скажут, что нет. Иные соврут, что да, хотя и не подозревают, насколько они правы. Я вот тоже не подозревал, пока не увидел. Да—да, я видел Бога. И не только видел, но и разговаривал с Ним. Первый раз это было во сне. Теперь же я вижу Его постоянно, как и все остальные, на самом деле. Скажете, что я сошел с ума? Не торопитесь с выводами. Послушайте сперва, что я вам расскажу. Но обо всём по порядку.
Дело это было давнее и могло произойти когда угодно, хоть вчера. Я лежал на своем диване в некоторой прострации и, признаться, мучился похмельем. Знаете, такое состояние, когда ничего не хочется, близкое кажется каким-то далёким, далёкое, наоборот, близким, и очень трудно уловить грань между сном, полусном и просто помутнением. Координация слегка нарушена, в ушах не то гул, не то шум, видимо, от давления, а любой посторонний звук, даже шорох, очень злостно бьёт в самое темечко. Неприятное состояние.
Но, надо сказать, издревле колдуны, шаманы и прочие мистики специально и искусственно с помощью грибов, каких-то травок или того же алкоголя ввергали себя в этакий «отходняк» дабы «объять необъятное». Я же получил это «счастье» совершенно бесплатно, в нагрузку к предыдущему «хорошему вечеру».
Итак, лежал я себе, лежал, мучился и совсем не заметил, как заснул. Сейчас-то я понимаю, что заснул, но тогда мне казалось, что всё моё сознание как-то покинуло меня и устремилось вверх через потолок, крышу, мимо ошарашенных голубей, мимо тучек, самолёта компании «Аэрофлот»… Пока не вышло в открытый космос. Там, однако, полёт этот совсем не закончился, и дух мой, который в тот момент я расценивал, да и сейчас расцениваю, как «Я», устремился дальше: к звёздам, через Млечный путь, в другие галактики…
Мириады и мириады звёзд вокруг то увеличивались, то рассыпались на бесчисленное количество блестящих светлячков, которые затем сжимались в одну совсем крохотную звёздочку, угасающую где-то в непроглядной дали. Самое буйное разнообразие красок и цветов на абсолютно чёрном фоне. И какая-то непостижимая красота. Сказал бы неземная, но она и была не земной. Красота и упорядоченность при всём кажущемся хаосе. Причём, порядок этот угадывался чисто интуитивно. Вот не видишь никакой закономерности, а чувствуешь, что она есть, тонкая и невидимая. Помню, я тогда подумал: «Это Закон Божий!» И не успел я это подумать, как пространство вокруг меня стало меняться: всё движение звезд, планет и космических всполохов как бы остановилось, застыло, ярко переливаясь своим чарующим блеском. При этом создавалось впечатление, что всё застыло как будто на экране телевизора, намертво привязанного к моей голове. Куда бы я ни пытался смотреть, я видел одно и тоже, словно изображение поворачивалось вместе с моим взглядом. «Всё вокруг – это одно и тоже», – философски сумничал я, и картинка сразу пришла в движение. Галактики и туманности потянулись влево, вправо и вверх, очерчивая вроде какую-то условную границу и сгоняя всю темноту, всю пустоту Космоса как бы в центр. А эта пустота… Прямо-таки ощущалось, что эта пустота и есть самое главное. Она всё сгущалась, крепла, насыщалась, и неизвестно откуда пришло понимание: «Именно пустота определяет всё. Ценность кувшина в его пустоте. Всё вокруг по сравнению с пустотой – ничто, мизер, который не имеет никакого значения. Именно пустота порождает всё, поддерживает всё, и в нее всё уходит». Глядя на свою картинку, я верил в это. Я видел, как из тьмы рождались целые галактики, как кружились в ней, умирали и бесследно исчезали в этой темноте. И всё разнообразие мира было лишь еле заметной вспышкой в бескрайнем океане Пустоты. Всё вокруг – ничто, а ничто – это всё.
И тут я увидел Его. В самом центре картинки, мира, вселенной – как хотите. В центре Пустоты. Увидел, ощутил, не знаю. Чёрное на чёрном заметить трудно, но я увидел сперва силуэт. Кто-то сидел не то на высоком стуле, на троне, не то в позе лотоса на каком-то пьедестале, трудно сказать. Ни лица, ни возраста, ни пола – ничего. Но силуэт просматривался очень чётко, силуэт сидящего человека. И какая-то веющая от него сила и спокойствие. Так было недолго. С каждой секундой силуэт становился всё отчетливее, а пространство за ним светлее, словно он вбирал в себя всю черноту из окружающего мира. Теперь уже можно было рассмотреть у Него в правой руке щит. Я решил, что силуэт находится ко мне лицом, поэтому и сказал, что в правой руке. Но это всё условно. Не думаю, что у Него вообще есть сторона.
Щит был большой и напомнил мне огромное матовое зеркало. В центре его проступала, нет, угадывалась, короткая надпись. Я ее знал: на греческом языке она читалась как «ИХТИС» – символ Иисуса Христа, Спасителя. Именно такое начертание на изображении рыбки носили первые христиане. В левой руке Он держал меч: огромный, обоюдоострый рыцарский меч с направленным вниз остриём. По кромке меча не то скользили, не то отражались отблески далёких галактик, а рядом с гардой на утолщении клинка огненным блеском горела надпись «SAT». Угадывалась? Да, угадывалась. Но что точно, на плечах у Него сидели две птицы: на левом – ворон, на правом – голубь. А прямо посередине лба огнем всех звёзд во вселенной горел единственный глаз, такой, как рисуют на всяких массонских атрибутах или на долларовой бумажке – «Всевидящее око». И клянусь, этот глаз смотрел на меня. На меня, сквозь меня, внутрь меня…
«Я есть то, что вы зовёте Богом. Я есть Мир», – зазвучало у меня в голове. Именно зазвучало. Причём голос был как будто мой собственный, но я знал точно, что со мной говорит Он. «И зачем я здесь?» – подумалось мне. «Ты хотел и пришёл, – прозвучало внутри. – Спрашивай!»
Надо сказать, что я очень интересовался вопросами религии. Мне всегда казалось, что в религиозных традициях заключена величайшая мудрость, и в попытках прикоснуться к ней я для себя изучал и христианство, и учения христианских сект, и буддизм, и даосизм, и много-много чего ещё, что мог найти.
Вывод, к которому я пришел, был прост: везде есть зёрна истины, ужасно перемолотые человеком в удобную для него булку, согласно места проживания, национальности, эпохи, политического строя и так далее. Короче говоря, всё ложь, основанная на кусочках правды. Это как в бочонок с дерьмом накидать апельсиновых корок и сказать, что это апельсиновый сок. Чем больше корок, тем «бульон» насыщеннее, но не сок. В чем же тогда сок? Что есть добро и зло? Ответ на мои мысли прозвучал незамедлительно:
─ Я есть Альфа и Омега, как сказано. Я тьма и я есть свет. Нет зла, нет добра – есть Я. Я – твой отец и твоя мать. Ты – это тоже Я. И брат твой праведный, и брат твой грешный – все Я. Я в вас, а вы во Мне, как и всё сущее под небесами. Грех придумали люди, а с ним и законы. Что тебе грех, то брату твоему праведность. Но во всем Я, ибо Я есть всё в этом мире. Кого вы зовете Сатаной – левая рука Моя, меч обоюдоострый. Добрым оружием может быть, но можно и порезаться, себе голову отсечь. Кого вы зовете Христом – правая рука Моя, щит веры. Может укрыть, защитить, но может и отстранить, прочь отринуть. Всё в том, как к чему относишься, ибо знай: во всём Я.
─ Но ведь в мире столько религий, столь различных, что и рядом их не поставить. Что же из них истина, что правда? – подумалось мне.
─ Все религии ваши от людей. А все люди есть Я. Все стремятся познать Меня. И всё в них правда, и всё в них ложь, потому как никто не смог познать меня. Никто не смог познать даже себя. Познаешь себя – познаешь Меня, познаешь Меня – познаешь истину. А ко Мне ведут разные пути. О некоторых ты знаешь, о некоторых даже не слыхивал. Каждый выбирает свой путь, однако все пути ведут ко Мне. Одни короче, другие длиннее, но это всё относительно. Улитка и мили за жизнь не проползёт.
─ Какой же выбрать путь, чтобы не быть улиткой?
─ Думай. Ты сам волен всё выбирать, всё постичь или отринуть, ибо ты есть подобие Моё, суть Я сам. Помни лишь, что даже самая крохотная песчинка содержит в себе все тайны вселенной, является образцом её и подобием. Наблюдай, и всё откроется, размышляй, и всё познается.
─ Но это так сложно…
─ Нет ноши, которую не вынес бы сын человеческий. Ты – вся Вселенная, и все силы её в тебе. Запомни это.
─ Но я ведь могу не успеть, умру?
─ У меня нет мертвых, все живы. Дыхание моё вечно в тебе. Ты видел звезды? Одна, сгорая, другую рождает. Где-то убудет, где-то прибудет. Ты есть не тело, не кусок плоти, ты – часть мира, вселенной и ты вечен, ибо подобен Мне. И брат твой, и недруг. Смерти нет, есть переход. Обдумай это…
─ А как же любовь? Ведь говорят, что Бог есть любовь?
─ Я есть всё: и любовь, и ненависть, и дружба, и злоба, и правда, и обман. Одно без другого невозможно. Суть в том, как к этому относишься, какой выбрал путь.
Я больше не знал, что спросить. Голова раскалывалась, в горле пересохло. Всё вставало с ног на голову, всё, что я знал раньше, чем жил, чем жили все мои предки. Но ведь с Ним не поспоришь. И, как будто прочитав мои мысли (хотя почему же «как будто»), его силуэт перед глазами стал таять, превращаясь в необозримые глубины космоса, которые тотчас заполнили звезды, туманности, галактики. Всё закрутилось в обратном порядке: космос, планета Земля, редкие облака, вновь обалдевшие голуби, крыша, потолок, я.
Я вскочил, как ошпаренный. От прежнего похмелья не осталось и следа. Голова теперь болела от другого. Она была просто не в состоянии вместить то, что только что произошло. Я понимал – это был сон, но сон наяву. Честное слово, я был уверен, и уверен сейчас, что всё увиденное и услышанное мной – правда. Да такое ни в каком пьяном бреду не выдумаешь. Я прямо-таки привкус во рту ощущал и дальнего странствия, и других галактик. Бывают же астральные путешествия. Вот это именно из той «оперы». Я знаю, что прав, а вы как хотите, верьте или нет, дело ваше.
* * * * *
Вы видели когда-нибудь Бога? Я вот видел. И даже разговаривал с Ним. И после этого разговора я вижу Бога ежедневно, в каждом из вас. Кого-то с обоюдоострым мечом, кого-то со щитом. Но чаще всего с голубем и вороном на обоих плечах. Вы идете своей дорогой, я своей, но все они ведут непременно к нашему Небесному Отцу, в самые глубины Космоса, где царит безраздельно вечная жизнь.
