Кабина пайпера. Панель приборов.
Давно залипла стрелка под шкалой
Резерва топлива. Бак пуст. Мотора
Подтраивает клапан выпускной.
Чих выхлопа. Упали обороты.
Винт встал. Встречный поток на лопастях
Свистит вокруг одной и той же ноты
И шелестит в закрылках и рулях.
Внизу фонарики на мачтах джонок
Как маятники делают тик-так,
И огоньки рыбацких плоскодонок
Идут неторопливо на маяк.
Ночь на воде, но еще вечер в небе.
Крыло переломляет цвет зари.
Последний блик на нём уже не слепит
Как буд-то угасая изнутри.
Внезапно клюнул нос аэроплана
В свободное падение пилот
Направил как в потоки урагана
Для ускорения свой самолет.
Ладони над отпущенным штурвалом
Ждут взять его в критический момент,
Все силы в кулаки собрав, авралом
Его рвануть, залитый как в цемент
Противоходом встречного потока,
И выйти из пике, и над водой,
Притормозив закрылками немного,
На лыжи встать, накрытые волной,
Которая, разбитая на капли,
Издаст на майский дождь похожий звук.
Между собой зовут "посадка цапли"
Воздухоплаватели этот трюк.
Ветер по струнам скрипки,
Тень от берета в смычке,
Перчатки без пальцев, сыпки
От холода на руке.
Бархат пустого футляра,
Брошенного в ноги для
Денег, в нем только пара,
Достоинством в два рубля.
Джинсы, кроссовки, свитер,
Лицо, макияж как труп.
Банка кампари-биттер,
Следы от помады губ.
Дамская сигарета
Оставлена на потом.
Локон из под берета
Выпрямленный дождем.
Скрипка, смычок, соната,
Другое исчезло вдруг,
Во всю ширину Арбата
Только они и звук.
Та же площадь, тот же дом,
Те же струны скрипки.
Почему же в горле ком
И по сердцу сыпки.
Потому что на лицо
Не узнать скрипачку,
С водки стало как яйцо
Волоса в раскачку.
Под глазницами мешки
Цвета бормотухи,
У запачканной щеки
След от оплеухи.
И, о ужас, посмотри
На подол халата,
Неужели же внутри
Девушка брюхата?
Всего нас было пять друзей,
В кафе, с бутылкой лимонада,
У одного на всех айпада,
В горячих спорах до страстей.
Надежд и планов было много,
Мечтали изменить и мир,
Но одного взяла дорога
Без направленья, на буксир.
В кафе осталось нас четыре,
У каждого бокал пустой,
И мысли на душе, как гири.
Один из нас ушел с женой.
Втроем над рюмочкой бурбона
В кафе болтали обо всем,
Другой преподавать в Сорбонну
Уехал по утру, потом.
Нас за столом осталось двое,
(Три старых друга не в пример)
Болтать про Крым и все такое.
Мой друг погиб за ДНР.
В кафе за чашечкой эспрессо
Теперь, один я, без друзей.
Вдруг в двери, с шумом как из леса,
Влетели пятеро детей.
Ай-фон, бутылка лимонада,
Наперебой их разговор,-
И мир им переделать надо
И разрешить их детский спор.
Наклонись, рябина,
Низко, как от ветра,
К холмику из глины
Под крестом из кедра.
Семена бурьяна,
Под рябиной всходы
Дайте, чтоб Ивана
Спрятать от народа.
Перепутай тропы
И пути, чужбина,
Заблудилась чтобы
В поле Катерина,
Не нашла Ивана,
Не узнала имя,
Платьем по бурьяну
Провела и – мимо,
Не роняла слезы
На могилку друга,
Не кляла вопросы,
Не вздыхала туго.
Ей и знать не надо
Об Иване правду:
Серебро солдата -
Жизнь его в оплату.
Улетали мины
Камушками в рощи.
Котлован из глины
Наполняли мощи.
Проверять карманы,
Мародерить тело
Было и Ивану
После боя в дело.
Цепочки да гроши -
На войне трофеи,
То, что подороже,
То висит на шее.
Тело грабь, и в глину
Без креста из палок.
Будет Катерине
Дорогой подарок.
Будет. Вот он – в поле,
Под сырой рябиной.
Стонет ветер, то ли
Плачет Катерина.
Пути блондинок неисповедимы.
Спроси того, кому она жена.
Поведал мне не мало друг мой Дима
Историй о блондинках. Вот одна.
Ночь. Пригород Москвы. Блондинка Алла
После ток-шоу женского канала
Выходит из компании подруг,
Довольная собой, вдоль тротуара,
Идет мимо машин-машин. Испуг!
Конечно, нет на месте «Ягуара».
Столб, дерево, на баннере мужик,
Дорога с ямками, собачник с колли,
Но вместо «Ягуара» грузовик.
«Козлы, эвакуировали что ли?
Как им не стыдно! Жулики-воры!»
Для верности проверила дворы.
Все тщетно. Возвратилась к остановке
Уже в такси звонит на все парковки.
Там говорят, что были не они.
Днем позже написала заявленье
В полицию. Проходят дни и дни.
Она в фейсбуке пишет обращенье
Взывая к добродетели воров
Вернуть, хотя бы, розового Чмоку.
И много-много жалостливых слов.
Увы. Фейсбук с ней поступал жестоко,
Не помогал. Машину не нашли.
Муж ей купил на время «Жигули»
(Пока ждет новый «Ягуар» в салоне)
И новенького розового пони.
И вот, что дальше рассказал мой друг:
Спустя какой-то срок блондинка Алла
Решила снова навестить подруг.
Приехала туда, припарковала,
Выходит, видит через тушь ресниц:
Вот «Ягуар» ее в помете птиц,
И слоем грязь с водительского бока.
И крик счастливой дуры: «Чмока! Чмока!»
Да, путь блондинок неисповедим.
Немыслимо понять их, нам, другим.
Из зала, за стенкой-стеклом
Видны повара ресторана
Со скалкой, лопаткой, ножом -
Бейсболка, Колпак и Бандана.
Колпак перепачкан мукой.
Следами от пальцев бейсболка.
Бандана все время спиной,
Торчит невидимка заколка
В каштановой пряди волос
К виску под гребенку в зачес.
Бандана готовит лазаньи.
Лепешку катает Колпак.
Бейсболка стоит от созданья
Шедевра из рыбы на шаг:
Две травки, щепоточка соли,
Нить масла. И вот на руках
Тарелка блестит в полироле
Намытых до глянца краях.
Колпак поспевает за пиццей,
Танцующей танго в печи.
Расплавленный сыр суетится,
Дрожат помидорки почти,
Проходит румянец по корке,
И пиццу, к ней делая шаг,
На верхнее блюдо из горки
Лопаткой кидает Колпак.
Бандана пустыми руками
Макает в крутой кипяток
Блин теста и в протьвень слоями
Сыр, соус, рагу и дымок.
Бандана, Колпак и Бейсболка.
Я в кухню пробрался, как вор
Подслушать троих разговор.
–Семен, у Наталки футболка,
Все видно под ней на просвет.
–Как с конкурса мокрых футболок,
Жаль, плотный у фартука полог.
–Эй, вы! Вам другой темы нет?
–Наталка, размерчик в поряде,
Подскажешь какой? – Чего ради?-
– Семен, на веранде в засаде
Жених ее, возле стены.-
– Ой, вы дураки, пацаны.
В стрёмное время
Пострелом в стремя
И на закат стремглав.
В мире-покое
Поле другое,
Ночь с ароматом трав.
Повод на холку,
Паспорт на полку,
Милую на порог.
В небе зарница,
Месяц родится
Щурится на восток.
В брачной постели
Ласки до хмели,
За поцелуем стон.
Голые спины,
Звуки пружины
И соловьи, как фон.
Утро-туманы,
Речи-обманы,
Сторожи тополя
Смотрят сердито,
Как за копытом
В спину летит земля.
Милая в поле,
Горькая доля
Рвать казака рукав.
Время не время,
Пострелом в стремя,
Он на восход стремглав.
Согнула жизнь в скрипичный ключ,
Отобрала свободу тела,
Но пристыдилась, не посмела
Загородить последний луч.
Луч от прожектора на сцену,
Где твой рояль, твой табурет.
Ему я понимаю цену,
Он для тебя не просто свет.
Как музыку сказать словами?
Она под клавишами нот,
И полунот, другими-нами
Не приручаема живет.
Но ты извлек. Я видел лица,
Открытые глаза и рты
Слеза, потекшая ресница,
Твой зритель, музыка и ты.
Клянусь, тебя я слушал стоя,
Я за тебя был на ногах,
Тебя, не меньшего героя,
Чем зрения лишенный Бах.
Встал и оркестр Аристона,
Он так тебя сопровождал,
А зал, с партера до балкона,
Весь, плакал и рукоплескал.
Тарелочки на палочках бамбука
Взять подержать в кулак дает жонглер.
Они вращаются, как друг за друга,
Все вместе собираются в узор
И нотками фарфорового звука
Ведут между собою разговор.
Подрагивают на оси опоры,
Баланс теряя закудахчут вдруг
Но виртуозная ладонь жонглера,
Раз-два, их запускает снова в круг
Не выпуская из палитры хора
Тянуться хризантемами на юг.
Темно. Луч света сверху, с потолка,
Под ним чернильница и лист бумаги.
Гусиное перо берет рука.
Другой прожектор засветил во мраке.
В его неярком свете цепь людей
Сгруппировавшихся лицом в колени.
Не двигаются не они, не тени.
На лист легла строка. Синхронно с ней
Зашевелились по цепочке люди.
Еще строка. Движения ей в след
Заметно нарастают в амплитуде,
Но смысла в них особенного нет.
И саундтрек не гармоничен к сцене.
Вдруг скомкан лист, отброшен в гневе прочь.
Встают в первоначальную точь в точь
И люди позу, лицами в колени.
Лист новый, пауза и тишина.
Пишется строчка, но неторопливо,
Задвигались и люди, как волна,
Как двигается ветром в поле нива.
Другая строчка. Первый жест.
В цепочке, с любопытством люди
Осматриваются как бы окрест,
Как бы знакомясь меж собой, по сути.
Строка на лист ложится за строкой.
В лицах людей эмоции намеком:
Влечение к тому, кто за спиной,
И отстранение, к другому боком.
Один, заметно, как другому рад,
Но от него, другой, через соседа,
В глазах которого зло, зависть, яд,
Соперник выделен лучами света,
Пытается раздвинуть тех, двоих.
Встают другие люди между них,
Кто защищая, кто то осуждая.
Между влюбленными толпа густая,
Вдруг, трансформируется в карнавал
Разъединяя пару. Те не смело
Друг к другу тянут руки через зал,
Известный жест – Сикстинская Капелла.
Сближаются опять. Блеснул кинжал
В руке соперника, застыл на взмахе,
Свет хаотический и люди в страхе,
Вдруг, кто то замертво в толпе упал.
Все отступили. Сцена. Посредине
Соперник и убитый перед ним.
Ни кто не узнается в том мужчине.
Свет только на влюбленных, им двоим,
Уже соединившимся друг с другом
Он безразличен. Угасает свет
Вместе с шумами, музыкой и звуком.
Секунду – две, изображенья нет.
Вновь свет. Закончив на бумаге строчку,
Писатель отошел не ставя точку
И лег на сцену в позе, как убит,
Как тот, несчастный, в том же самом месте,
В груди писателя кинжал блестит,
Перо в руке, оно с ним тоже вместе.
Есть и такое мнение:
В солнечное затмение
Все беды, склоки, тяжбы позабыв
Настраиваемся на позитив.
Внимание! Все мысли в эти дни,
В особенности те, что на бумаге,
Или в рунете, в каждом его знаке,
Материализуются они.
Я в это верю. Я в дисплей экрана
Клавиатурой тщательно ввожу,
Не доверяя их карандашу,
Свои, с далекой перспективой, планы,
Писать стихи, снимать кино,
Сажать и собирать зерно,
Отстроить ферму, сыроварню,
Путевку в жизнь дать сыну, парню,
Любить красавицу жену,
Встречать и провожать весну,
Облагораживать пространство
На всех субботниках без чванства.
Post Scriptum. Мысли всякий раз,
Когда их рой, как в резонанс,
Суметь холодными мозгами
Их здраво обрамлять словами.
Моя хата с краю,
Садик-огород,
Банька небольшая -
Черный дымоход,
Улица, соседи
С флагом ДНР,
Крики о победе
Про СССР.
Моя хата с краю
Задом-наперед,
Окнами к сараю
С банькой в хоровод.
Мне война не тетка,
Не махнет косой
Ниже подбородка,
Не возьмет с собой.
Моя хата с краю,
Но с утра, чуть тень
Танк броней качая
Въехал за плетень.
Окопался в грядки,
В землю и помет,
Виден на подпятке
Только пулемет.
А к полудню в хату
Угодил снаряд,
Разорвав как вату
Четырех солдат.
Моя хата с краю
Как и не была,
Только догорает
Куча барахла.
В руки дочь и жинку,
И худой баул,
Слезы в пелеринку,
В горло "караул".
Бегство без оглядки.
Сами как снаряд
Под бомбежкой пятки
Над землей летят.
Убежали. Крики:
"Пустите за дверь?
Горе горемыки,
Как же мы теперь.
Киев без работы,
Харьков гонит прочь.
А в Москве, как шпроты,
Нас, таких, точь в точь."
Сядем на ступеньку
У чужих ворот,
Может, в деревеньку,
Кто и позовет.
С краю даст избушку
Окнами на пруд,
Плошку и горбушку
И рубли за труд.
Будет домик с краю,
Сад и огород,
Банька небольшая,
Печь и дымоход.