Дмитрий Гаун
Коронованный пустотой
Когда, при внимании к темам своих мыслей будут возникать «промежутки тишины в голове», то спокойно воспринимай эти периоды «безмыслия», вслушиваясь в возникшую тишину. Понимаешь, ты – только слушаешь, не начиная мысленно делать выводы. Причём, наблюдаешь без обдумывания не только – «балабольство в голове», но и – тишину. Запомнил?
– Да, дядь Лень, запомнил, но не пойму, как это может чем-либо помочь.
Они подошли к магазину, над входом в который были надписи: «Хош гельдиниз!» и чуть ниже – «Добро пожаловать!», приостановились…
– Люди годами и десятилетиями ищут в окружающем мире знание, которое освободит их быстро или сразу, но не видят смысла уделить несколько недель самостоятельному формированию привычки «наблюдать себя», чтобы осознать «там» «свою суть», которая соответствует «сути всего». Мы очень долго копаемся в океане информации, как бомж, ковыряющийся на свалке в кучах мусора. Он периодически находит то, что почти удовлетворяет его текущие потребности, и всегда надеется найти то, что освободит его навсегда от необходимости копаться в мусоре. Но фокус в том, что освобождения от необходимости копаться в мусоре, в самом мусоре нет. От «мусора» надо очищать сознание, а для этого надо копаться не в «информационном хламе снаружи», а находить мусор и освобождать от него свое сознание. Если это перефразировать, то свобода от внешнего влияния какой-либо информации в том, чтобы этой информации не было в сознании, это касается всего: проблем, болезней, напряжений, страхов, неудовлетворенности… На завершающем этапе возникнет «высшая степень свободы» – это свобода от «того, кто может быть чем-либо ограничен», но об этом чуть позже, а сейчас, привыкая «наблюдать темы своих мыслей», ты постепенно будешь освобождаться от «бесполезной шелухи на своем сознании». Ну, уже пора, Митя, продолжим в другой раз, иди в хлебный магазин, а я сюда за продуктами. Практикуй эти задания, они очень важны – сам это скоро почувствуешь, но старайся не раздумывать над возникающими ощущениями, а продолжай нейтрально наблюдать!
– Спасибо, дядь Лень, все так и сделаю, – сказал Митя, направляясь к магазину, расположенному на противоположной стороне «оживленной улицы», которую как всегда собирался перебежать между проезжавшими машинами.
Глава 7
Самостоятельные практики
Весь путь по дороге домой, пожевывая периодически откусываемую корочку хлеба, Митя пытался слушать свои мысли. Поначалу эти попытки заканчивались сразу после прослушивания «первой мысли», которая зачастую была «о чем я сейчас думаю…», а следующая возникающая мысль при восприятии проезжающей машины, жара от нагретого за день асфальта, пролетевших ласточек, вкуса хлеба, девушки, идущей по другой стороне улицы, воспоминаний… и много-много чего еще – полностью захватывала внимание, сразу выключая Митино наблюдение своих мыслей, вовлекая в сами мысли. Слегка расстроившись от такой быстрой отвлекаемости, юноша, дошедший до своего дома номер 16, остановился на углу и, держа покусанную булку хлеба, сосредоточился. Более целенаправленно прислушавшись к своим мыслям и при этом сохраняя некоторую отстраненность, чтобы не задуматься о том, что услышит, Митя не услышал ни одного слова, и через несколько секунд подумал: «Возможно, эта та тишина, про которую говорил дядя Леня?». Юноша уже было почти перестал осуществлять наблюдение своих мыслей, начиная погружаться в воспоминания деталей их предыдущего разговора… Как фоном возникшая идея, что «мысль о тишине в голове возникла не просто так», привлекла к себе внимание, и продолжилось ее развитие: «Я слышал эту тишину, потому что отстраненно наблюдал свои мысли» – это снова вернуло в процесс наблюдения, и снова ненадолго наступила «тишина в голове»… Поупражнявшись так некоторое время, Митя заметил, что, когда он как бы «извне прислушивается» к тому, что звучит в голове, тогда в потоке мыслей и возникали «промежутки безмолвия». А чем дольше Митя не начинал думать о том, что «вот она, тишина» и что-нибудь дальше в продолжение, тем длительнее становились эти «тихие периоды».
Проведя весь вечер после ужина у себя в комнате, якобы делая уроки, хотя максимум из того, что собирался на завтра сделать, уже сделал днем, Митя упражнялся в «наблюдении за темами своих мыслей». Постепенно, промежутки тишины увеличивались в частоте своего возникновения и также по своей длительности. Митя было уже хотел прекращать заниматься и пойти посмотреть телевизор, как во время одного из возникших промежутков тишины в голове он ощутил несколько опьяненное состояние восприятия. «Поймав себя на возникновении ощущения необычного состояния», Митя сразу же стал его мысленно анализировать – и «вылетел из него». Мысли, своим возникновением прекратившие это интересное ощущение, привели к пониманию того, что «во время тишины в голове меняется состояние восприятия, которое пропадает, если снова начать думать». Так как возникшее в «моменты безмолвия» состояние юноше понравилось, он забыл, что хотел посмотреть телевизор, и продолжил попытки «послушать тишину». Ему уже относительно большее время удавалось наблюдать свои мысли, но концентрация периодически пропадала до «не успевшей включиться тишины».
Отвлекало многое: учебники на столе вовлекали в мысли о школе со «своим полным погружением и участием в них»; положение тела и его ощущения уводили в мысли о различных возможных нюансах текущей практики; плакаты и фотографии с культуристами и каратистами запускали мысли о новых способностях и «различных качествах себя», глубоко вовлекая в фантазии, в которых уже не было места «отстраненному вниманию к своим мыслям»… И, конечно же, плакат-календарь с девушкой на фоне автомобиля, одетой в купальник. Нет, автомобиль, даже будучи «не виданной вживую иномаркой», почти не отвлекал Митю от «основного занятия», но девушка…
Вечер «становился поздним», и уже притомившийся Митя вдруг вспомнил про первое задание дяди Лени: с закрытыми глазами, расслабившись, сидя или лежа, сосредоточиться на центре головы и, не думая, «искать самое глубокое место в ее недрах». По инерции предыдущего упражнения, «с вниманием прослушанная в голове» таким образом сформулированное второе задание дяди Лени не «проскользнуло просто как инструкция», а привлекло внимание к «своей новой редакции». Дальнейшее наблюдаемое размышление привело к пониманию того, что новая формулировка «второго задания», возможно, глубже раскрывает «суть выполнения техники», чем непременно надо будет воспользоваться при исполнении. Следующим «наблюдаемым пониманием» была мысль о том, что после начала наблюдения за тем, что «звучит в голове», мысли стали лучше формулироваться и меньше «думаешь всякой ерунды».
Было уже поздно, Митя ощутил усталость и решил ложиться спать, а освоение второго задания он перенес на завтра.
Услышав мамино «Поднимайся, Митя!», юноша встал и, начав убирать постель, решил, что в школу сегодня не пойдет, так как ему очень не терпелось продолжить выполнять упражнения сразу после ухода мамы на работу.
– Мам, у меня сегодня первый урок «пустой»! – крикнул юноша, приподнимая «верх тахты» и закидывая во внутреннюю полость подушку и простыни.
Мама подумала: «Почему он с вечера не предупредил, снова забыл?» – и так как «такая забывчивость» случается уже не в первый раз, она заподозрила сына в попытке прогулять школу из-за желания еще поспать. Направившись из кухни к нему в комнату для чтобы прояснить для себя ситуацию, она встретила его в коридоре, заходящего в ванную. Мысль о том, что «он хочет прогулять первый урок, чтобы поспать», сразу была признана ошибочной, и на фоне несправедливого подозрения сегодняшняя версия сына о «пустом» первом уроке больше не подвергалась сомнению.
– Тебе яичницу сейчас пожарить или перед уходом? – спросила она.
Дело в том, что Митя действительно иногда по утрам, сильно желая еще поспать, сообщал будящей его маме, что первого урока не будет в связи с болезнью кого-то из учителей, или говорил, что у него болит голова, с формальной просьбой еще немножко полежать. При заявлении сына о том, что не будет первого урока, мама, приготовив Мите завтрак, будила его без «двадцати девять» – перед уходом на работу. Он вставал, закрывал за нею дверь и собирался в школу, если, конечно, не возникал «план прогулять в этот день не только первый урок, а не пойти в школу вообще» – тогда юноша возвращался в свою комнату и спал дальше. В случае варианта с «больной головой» Митя при повторной попытке его поднять примерно в половине девятого либо вставал и собирался в школу ко второму уроку, либо сообщал, что «голова болит достаточно сильно и в связи с этим в школу сегодня не пойдет», продолжая после этого дальше спать.
– Сейчас, мам! – громко ответил Митя из ванной на мамин вопрос о яичнице.
Митя не спеша умылся, позавтракал, сложил учебники и тетрадки в папку из кожзаменителя, служившую в то время «модным юношеским заменителем портфеля или дипломата», и демонстративно положил ее у входной двери. Он даже начал надевать голубую рубашку, когда мама уходила на работу, имитируя сборы в школу. Оставшись в квартире один, юноша снял рубашку, надел домашнюю футболку и сел «по-турецки» на свою тахту для выполнения заданных дядей Леней упражнений.
Митя решил начать с упражнения, которое он вчера уже вроде освоил и даже заметил некоторый прогресс. Сегодня наблюдение своих мыслей было более стабильным, по поводу чего «ими – же наблюдаемыми» было сделано два предположения: первое – что концентрация внимания стабильней «на свежую с утра голову», второе – что это явилось следствием развития навыка в результате вчерашних усердно приложенных усилий. Все то, что вчера в этой же комнате вызывало отвлекающие мысли, сегодня стимулировало возникновение примерно таких же идей. Но после вчерашнего внимания к ним они уже были как бы в статусе «обдуманных», и прослушивать повторно эти банальные мысли до конца или несколько раз уже совсем не хотелось, что на некоторое время приводило к возникновению тишины в голове. Возникшие в памяти слова дяди Лени о том, «что это упражнение желательно выполнять все время», побудили юношу практиковать при исполнении привычных манипуляций. Он решил, продолжая «наблюдать мысли», пойти на кухню, сделать себе кружку кофе и пойти в гостиную смотреть телевизор. Поначалу во время действий по приготовлению кофе, включению телевизора и во время его просмотра Митя чаще отвлекался от «слушания тем своих размышлений», чем было достигнуто перед этим в сосредоточенном состоянии. Митя понимал, что прогресс снова будет очевиден, если он будет более целеустремлен, вспомнилась идея напоминания посредством рисования крестика на руке. Юноша поставил свой кофе на столик, предварительно подложив под еще горячую кружку несколько газет, чтобы на столе не осталось круглого белесого следа, и пошел к себе в комнату. Взяв ручку с письменного стола, юноша хотел было нарисовать крестик на руке, но вспомнил, как крестик напоминал ему вчера в школе о «способе восприятия, как будто все сон», и решил оставить крестик для возможного дальнейшего продолжения именно «этой темы». А для напоминания «слушать темы своих мыслей» он решил нарисовать кружок. Проделав это на левой кисти, немного подумав, Митя взял ручку в левую руку и нарисовал еще кружок на кисти правой руки, решив, что так будет чаше замечать этот напоминающий символ. Вернувшись в гостиную на диван, юноша продолжил практику. Через некоторое время усилий и воли прогресс снова дал о себе знать. И вот Митя, слушая Николая Дроздова, рассказывающего о тропических попугаях и показывающего их в передаче «В мире животных», периодически вовлекался в обдумывание наблюдаемых мыслей. Вспомнив совет дяди Лени наблюдать как бы общую тему размышлений, не задумываясь о текущей мысли, и применив его, юноша заметил, что при намеренном откладывании на потом формулировки вывода о внимаемых размышлениях, намного быстрей затихает неинтересная болтовня в голове. Теперь он мог относительно долго наблюдать свои мысли, например, о том, что «если бы у него был такой попугай, то он наверняка научил птицу разговаривать», и при этом не вовлекаться в эту фантазию, забывая нынешнего себя, думающего эти мысли. Также были снова отмечены возникающие «промежутки тишины», особенно после того как закончилась передача «В мире животных» и начался концерт симфонического оркестра. Снова Митя заметил, что наблюдаемые мысли становятся интереснее и по формулировке, и по содержанию. Немного притомившись, юноша выключил телевизор, сполоснул на кухне кружку и пошел к себе в комнату, чтобы наконец-то «попробовать выполнить первое упражнение», заданное дядей Леней.
Юноша лег, закрыл глаза, расслабил, насколько получилось, тело, откуда-то вспомнив, что для более полного физического расслабления очень важно расслабить мышцы лица. Сделав это, он заметил, что вслед за лицом расслабились верхняя и задняя части головы, что выразилось в «небольшом сдвиге как бы отпущенной мышцами» кожи на черепе. Теперь Митя направил свое внимание внутрь своей головы. Некоторое время заглянуть в голову не получалось, юноша наблюдал на внутренней стороне век «розово-фиолетовый фон». Он захотел задернуть шторы, и возникла идея, что, возможно, лучше практиковать данное упражнение в темное время суток. Через некоторое время стало удаваться разворачивать направление внимания как бы назад, что-то вроде «взгляда ото лба к затылку». Несколько раз «этот интересный разворот» прерывался звуком иногда проезжающих на улице машин, что запускало мысли о марке автомобиля, направлении движения и даже о возможном цвете кузова. Юноша, сдержав раздражение, решил больше никак не реагировать на такие отвлечения и сосредоточился сильнее. Через несколько минут ему снова удалось начать разворачивать направление внимания, как в комнату через открытую форточку стали доноситься звуки «цокающих женских каблуков. Митя очень старался вернуться к сосредоточенности, но хорошо доносящийся стук металлических набоек провоцировал мысли и образы о хозяйке этой пары туфель, его интересовали возраст, национальность, рост, фигура… Митя вскочил с тахты, не вглядываясь сквозь листву деревьев для удовлетворения своего любопытства, захлопнул форточку, задернул шторы, пошел на кухню попить воды и вернулся, чтобы продолжить. Он снова лег и сразу попытался сосредоточиться, но достичь разворота направления внимания не удавалось. Остатки раздражения цеплялись за все: то ощущения в теле отвлекали, то зачем-то прислушивался к звукам на улице, то вовлекался в различные мысли…
Полежав так минут пятнадцать, Митя решил, что продолжит, как стемнеет, и пошел на кухню чего-нибудь перекусить.
Глава 8
Мотивы
День пролетел быстро, в течение которого Митя достаточно часто вспоминал о «продолжении наблюдения за мыслями», а вечером сходил на тренировку. Юноша уже пять месяцев занимался карате – Кёкусинкай, причем очень усердно и не только в спортзале, дома тоже отрабатывал технику и удары. Из свинцовых пластин старого автомобильного аккумулятора отлил брусочки, сам сшил на швейной машинке чехлы для них, крепящиеся поясками на голени и щиколотках, и использовал как утяжелители для ног. Еще у него была небольшая боксерская груша с песком, висевшая на перекладине, были три гири, гантели и разборная штанга. Все это «добро» юноша покупал сам на достаточно приличные карманные деньги, которые ему давал отец. С первого по третий класс Митя занимался легкой атлетикой, но ему она надоела. В четвертом классе мальчик, воодушевленный фильмом «Не бойся, я с тобой», очень захотел заниматься карате. Оказалось, что сын женщины, которая работает в одном отделе с мамой Мити, работает в милиции и в спортивном клубе «Динамо» преподает карате для сотрудников МВД. Но при личной встрече он объяснил Мите, что в настоящее время преподавание карате в СССР запрещено, и если есть желание заниматься борьбой, он попросит знакомого тренера по дзюдо взять Митю в свою секцию. Мальчик кивнул, соглашаясь на «то, что есть», и с четвертого по шестой классы занимался борьбой. В седьмом, восьмом классах Митя увлекся упражнениями с отягощениями, занимался как в тренажерном зале, так и дома, постепенно накупив спортивный инвентарь и смастерив перекладину для подтягиваний. Но в начале учебного года девятого класса произошел случай, изменивший взгляд Мити на саморазвитие, – его избили. Двое – сверстник и юноша чуть постарше – в парке им. Горького хотели отнять у проходящего Мити джинсы. В результате возникшей драки джинсы остались при Мите, но его побитое лицо с разбитой губой и двумя яркими синяками после удара в нос, заляпанная кровью футболка и, очевидно, низкая эффективность в последней драке привели к сильному разочарованию в себе… Тогда это был худший день его жизни, за который позднее он станет благодарить судьбу.
Митю совсем не возмущало то, что можно просто избивать человека, его унижало то, что он не смог такому эффективно противостоять. Нет, это, конечно, не первая его драка, в их школе было принято выяснять отношения один на один «на песке». Это площадка с песком для прыжков в дальнем углу футбольного поля, куда мальчики ходили драться. В нечастых драках один на один Митя чаще побеждал, чем проигрывал, и он еще никогда не был инициатором такого способа выяснения отношений.
В течение недели стыд постепенно сменился решимостью кардинально повысить свою эффективность в драках. Бороться Митя «более-менее» умел, что совсем не помогло в столкновении с двумя противниками. В результате размышлений был сделан вывод о необходимости развития ударной техники. Бокс юноша тогда субъективно недооценивал из-за того, что там «только руки». Некоторое время назад разрешенные в стране восточные единоборства быстро проявились в городе различными секциями: ушу, тхэквондо и карате-шотокан. Былая страсть к карате в юноше не остыла, но доступные секции единоборств не устраивали Митю недостаточной жесткостью в правилах боя или не достаточно реалистичными для уличных драк техникой и тактикой. Он решил пока действовать самостоятельно: купил в спортивном магазине грушу, набил песком и повесил ее на перекладину в квартире. «Колошмачивание груши» покрывало «пыльным бархатом» половину прихожей, к чему мама Мити относилась с пониманием. Через некоторое время самостоятельных тренировок в паре «походов драться на песок» юноша заметил улучшения в уверенности и эффективности. И все же он понимал, что «чего-то» не хватало… И вдруг совсем недалеко от Митиного дома в баскетбольном зале здания почты открывается секция карате-кекусинкай. Про создателя этого стиля единоборств – Масутацу Ояму – Митя недавно смотрел художественный фильм «Обреченный на одиночество», в котором его впечатлило стремление главного героя к реалистичности в тренировках и при проведении соревнований. Юноша сразу записался в эту секцию. В кекусинкай Мите нравилось почти все, кроме запрета ударов руками в голову в соревновательных поединках. Конечно, логика говорила, что в случае отсутствия такого запрета травматичность спортсменов резко повысится, что негативно отразится на их здоровье и внешнем виде. Оставалось по возможности вводить боксерские перчатки в тренировочный процесс и в частном порядке преодолевать этот недостаток… Тренер, Александр Кулиев, оказался талантливым преподавателем, и, несмотря на их разницу в возрасте в 15 лет, они быстро подружились, их объединяли энтузиазм в теме единоборств и широкие взгляды на развитие и подход к тренировочному процессу. Несмотря на присутствие в карате-кекусинкай не совсем эффективной в реальном бою классической техники и формальных комплексов упражнений «ката», Митина «боевая эффективность» быстро показала заметные улучшения в нескольких драках, участия в которых он мог легко избежать, просто не реагируя на «провокационные цепляния» и оскорбления. Это восстановило уверенность юноши в себе, повысило его авторитет в школе и районе, что еще больше усиливало страсть к единоборствам, но при этом в нем продолжали сохраняться «природное миролюбие» и скромность. Тема обретения новых возможностей, получившая ещё большую перспективу благодаря занятиям с дядей Леней, явилась логическим продолжением и дополнением к стремлению юноши развиваться. В глубине души он всегда чувствовал, что есть «что-то большее, чем физические проявления», что-то более «тонкое и неочевидное», но более значимое и основополагающее… И сейчас юноша ощущал где-то внутри, что стремится в правильном для себя направлении.
Идущий с тренировки домой Митя вспомнил слова одного персонажа из фильма «Непобедимый», лечившего главного героя, в одной из сцен движением руки уняв боль в плече своего пациента, он сказал: «Вот таким легким прикосновением я мог бы и убить тебя». И дальнейшие его слова о том, что «его знания опасны, если ими овладеет злой человек», и о том, «что поэтому мудрецы часто живут вдали от людей»… На фоне этих воспоминаний юноша подумал: возможно, некоторое затворничество, скупость и сварливость дяди Лени – это искусственная отдаленность старика от сближения с людьми, который, как теперь уже очевидно для Мити, являлся таким мудрецом, обладающим гораздо большими знаниями и способностями, чем большинство живущих людей…
Мысли Мити на эту тему не успели сильно развиться, так как путь был очень близким. Дома мама, поинтересовавшись у входящего юноши, «как потренировался», положила ему на тарелку жареной картошки с мясом и налила кружку молока. Митя уже намного чаще вспоминал о «наблюдении за мыслями», причем не только когда замечал периодически подрисовываемые кружочки на кистях рук, но еще потому, что это занятие начало ему нравиться. Ужиная, юноша решил, что выполнит «первое упражнение дяди Лени», когда ляжет спать. И вот, когда он лег в постель, расслабил тело и лицо и сосредоточился на направлении своего внимания вовнутрь головы, он незаметно для себя уснул.
