Дмитрий Филин
Телега
Через несколько секунд они уже были у дома; когда Вася вбежал в дом, времени на объяснения уже не оставалось:
– Матушка, смерть идёт по наши души, захватчики уже едут к нам, они убьют всех и сожгут!
– Что, что случилось, Васютка?
– Все, все умрём, коль не уберемся! Собери еду и отца, сейчас же уезжаем!
– На чём, на чём же?! – Васька уже выбежал из избы, и прытью понёсся к дому помещика.
Дом помещика поднимался высоко над приземистыми избушками крестьян, что жили в округе. Помещик выехал из усадьбы несколько дней назад со своими домашними в сторону уходящей дружины. При доме он оставил пару слуг, которые должны были дожидаться возвращения хозяина и следить за бытом.
Васька прошмыгнул вдоль забора усадьбы и перепрыгнул его в месте, где тот немного просел от ближайшей зимы. Конюшня была заложена небольшим поленом, которое Васька отодвинул и протиснулся в просторное помещение: в стойлах не было коней, ржание, что всегда доносилось из этой части деревни, не слышалось. Вася прошел почти до конца, как услышал глухое дыхание: в последнем стойле прислонилась к стене старая кляча. Взгляд, некогда сильной лошади, был пустым. Мальчишка отодвинул дверь загона и легко прикоснулся к лошади, провёл по носу и почувствовал тяжёлое болезненное дыхание. Пригладив её, он надел на неё сбрую и вывел из конюшни. Подтянул её к старой расписной телеге, которая стояла там же, возле конюшни, и вывел телегу на улицу.
“Телеги никто не хватится”, – подумал Васька и быстрым шагом привёл клячу к дому. Мать, увидев сына, вышла во двор. Глаза её наполнились слезами, и она бросилась к нему на грудь, чуть не свалив его на землю. Он посадил её и брата в телегу, перенёс вещи, перетащил и уложил отца. С неба упала первая капля, и повозка тронулась от дома.
***
Через несколько минут повозка вернулась к перекрестку. Пересечение дорог всё меньше представляло желательный путь, и всё более напоминало единственно возможный маршрут. В этот раз телега направилась в нужном направлении – подальше от бушевавших позади погромов и убийств. Последней радостью для Василия оставались лошадки – мерного шага больше не слышалось, кони не ждали напряжения уздечки, чтобы двинуться вперёд. Сейчас они гнали Васю, заставляя его двигаться быстрее с каждым шагом.
Дождь немного поуспокоился, приземился и старался не докучать и так уже изрядно побитой повозке. После перекрестка, который была далеко позади, дорога сильно не виляла, спустя час, к заходу солнца, они добрались до моста через реку. На самом деле, добраться до самого моста было сложно – очередь к пропускному пункту тянулась до небольшого пригорка, на котором остановилась повозка Василия. На пропускном пункте стояла пара вооруженных человек, по обе стороны реки раскинулись несколько сот дружинников, через мост виднелся на скорую руку разбитый полевой лагерь.
Повозка остановилась, с Василия текли холодные, пронзающие кожу, капли пота. Быстро привязав коней к ближайшему кусту, Вася пробежал к входу в телегу и впрыгнул в гулкий обоз. В повозке отец перекидывался словами с купцом, который охотно разложился рядом со своими сундуками, распластавшись по всему полу. Обезумевшие глаза Васи несколько напрягли присутствующих и заставили немного притихнуть:
–Ттттт…там дружина, – голос не то, что не мог лететь, полз он неохотно, в горле встал кадык, прикрыв дыхание. – Что делать, Тятя.
Отец приосанился, приподнялся со стенки повозки; взгляд, кинутый им на сына, осёк того:
– Не волнуйся, чего шумишь? Нам честный людям чего боятся? – нервно глянув, сказал отец, – иди да…
Тут голос отца прервался сильным густым голосом купца:
– Не беспокойтесь, как я понял, – он немного ухмыльнулся, – Вы впопыхах забыли проездную грамоту? Ничего страшного, у меня своя осталась – я нас и провезу, – рукав рубахи залез за пазуху кафтана и достал меченый кусочек бумаги. – Вези нас Васька, а там я разберусь.
Отец лёгким нервным движением махнул сыну с намёков, и принялся раскланиваться перед купцом за его щедрость и понимание. Когда Васька вылез из телеги, веревка, которую он привязал к кусту с дикой охотой грызлась закадычной парочкой лошадей. Отпугнув лошадей по местам, Васька подвёл повозку к началу шумевшей очереди и принялся отмокать под дождём, который по прошествии получаса снова усилился.
В заторе на мосту и на всё протяжении пути до него выстроилось множество красивых и расписных повозок – не вызывало сомнений, что в каждой из них сидит купеческая семья, считающая заработанные на последней ярмарке деньги и жалующаяся на низкие доходы, пока отец семейства, а скорее всего его сын, стоит под дождём и с такой же лютой ненавистью смотрит на небо, с которого, не прекращаясь летят капли ненавистной влаги. В благоухании цветов и красок на обозах, скромная телега выглядела неестественной и даже настораживающее.
Василий очень медленно пробирался к переходу через реку – солнце прошло около четверти своего пути, пока они не приблизили к мосту на расстояние в несколько косых саженей. Последнею перед ним повозку пропустили, и Васюка подвёл свою упряжку к сторожевому, одетому в тускло-серый ношеный кафтан. Сторожевой ничего не сказал, но многозначительно посмотрел на Васю: глаза его пробежали по старой повозке и по одежде кучера. Не сказав ни слова, Васька всунул в руки дружинника поводья и впрыгнул в телегу. В телеги всё было готово к представлению: купец надел свой подсохший кафтан и вышел на улицу, хлопнув Ваську по плечу. Отец смотрел на сына совсем другими глазами нежели пол дня назад:
