Дмитрий Емец
Огненные врата

 
Не позволяй душе лениться!
Чтоб в ступе воду не толочь,
Душа обязана трудиться
И день и ночь, и день и ночь!
Гони ее от дома к дому,
Тащи с этапа на этап,
По пустырю, по бурелому,
Через сугроб, через ухаб!
Не разрешай ей спать в постели
При свете утренней звезды!
Держи лентяйку в черном теле
И не снимай с нее узды!
Коль дать ей вздумаешь поблажку,
Освобождая от работ,
Она последнюю рубашку
С тебя без жалости сорвет.
А ты хватай ее за плечи,
Учи и мучай дотемна,
Чтоб жить с тобой по-человечьи
Училась заново она.
Она рабыня и царица,
Она работница и дочь,
Она обязана трудиться
И день и ночь, и день и ночь!
 

Николай Заболоцкий

Глава 1
Закон возвратной ситуации

Из существа мыслящего духа рождается слово, присущее ему, в себе показующее мысль и равное ей; от мысли и с мыслию исходит дух, почивающий в слове и в слове сообщающийся слушающим; этот дух вполне равен и мысли, и слову и присущ им. Например, в слове «люблю» видишь и любящее начало, и слово, от него рожденное, и ощущаешь какое-то приятное дыхание любви.

Св. Иоанн Кронштадтский

– Пименова Дарья Афанасьевна – это, конечно, вы?

Дафна кивнула, качнув невесомыми светлыми хвостами. Она это, конечно, она. Глупо отрицать очевидное.

Рядом с паспортисткой лежал съеденный на треть вафельный торт. На такой нервной службе душа непрерывно нуждается в сладком, или сердце превратится в стручок красного перца.

– Девушка, вы считали, сколько раз за последние два года писали заявление об утере паспорта?

Дафна задумалась. С цифрами у нее было, как у истинного гуманитария: один – два – много. А еще лучше не умничать и показать на пальцах.

– А сколько раз можно?

Паспортистке шутка не понравилась. У нее была такая работа, чтобы всех подозревать.

– Вы их что, продаете? Признайтесь! – грозно спросила она, внезапно занимая лицом все окошко.

– Кого? – встревожилась Дафна.

– Свои паспорта!

Дафна заинтересовалась. Мысль была для нее новой.

– А сколько дадут?

Паспортистка не дала нисколько. Ей хватало паспортов на работе. Она еще немного постояла и опустилась на стул, притянутая близостью торта.

– Вы осознаете, девушка, что в Москве уже, может, двадцать человек живут с вашим именем и вашей фамилией? И, возможно, даже с вашей фотографией?

Дафне это было безразлично. Пусть эти клоны хоть толпой ходят. И при этом любуются на ее фотографию.

– Без понятия.

Однако паспортистке очень хотелось, чтобы Дафна все же была с понятием, потому что минуты две выжимала из нее душу. Но потом надкусила торт и подобрела.

– Может, тебе вообще не носить с собой документы? – предложила она.

– Я не могу! – отказалась Дафна. – Если я оставляю их дома, их раздирает кот. Если беру с собой, то или теряю, или… их опять же раздирает кот. Это абсолютный тупик!

После такого ответа на нее окончательно махнули рукой. Велели заплатить штраф, сфотографироваться и заглянуть через месяц. Дафна вышла из паспортного стола и остановилась, глядя на солнце. Как страж света, она могла делать это не щурясь. Единственное, пожалуй, очевидное отличие стража от человека. Невидимые крылья, конечно, не в счет.

Она смотрела на солнце и не могла отделаться от ощущения, что нового паспорта не получит. Месяц – это безумно долго. Столько времени у нее попросту нет.

Только бы не случилось то, чего она боялась всю зиму и всю весну и близость чего ощущала! Если бы враг находился снаружи, его можно было бы победить или, в крайнем случае, ускользнуть. Но в этом случае ситуация сложилась другая. От врага ускользнуть было невозможно.

«Абсолютный тупик!» – как она сказала минуту назад, говоря о своем коте.

* * *

Страж второго ранга Фенгюс опустил пятирублевую монету в стеклянную баночку из-под детского питания. Оба предмета были принесены из человеческого мира. Фенгюс поставил банку на стол, отошел на четыре шага и двумя пальцами бережно снял с мундштука флейты волосок.

– Веник бы сразу захватил! – дружелюбно посоветовал страж третьего ранга Арлон.

– Очень смешно! В своей бестактности ты однообразен! – кисло отозвался Фенгюс.

Предыдущие восемьсот две банки он разбил вдребезги. Это была восемьсот третья попытка. Фенгюс поднес флейту к губам и выдохнул маголодию. Банка осталась стоять. Арлон удивленно моргнул. Подошел к банке и вытряхнул монету. Она была пробита в самом центре. Ровное, круглое, узкое отверстие.

– Признавайся! Ты ее просверлил заранее! – подозрительно заявил Арлон.

Фенгюс сиял от счастья. У него получилась четвертая по сложности атакующая маголодия света. Арлон покрутил в руках пустую банку, просунул внутрь палец и провел по стенке. На пальце остался желтоватый след. Арлон попробовал его на вкус. Потом посмотрел на этикетку, сверяя впечатление.

– Так и есть! Тыквенная каша… Я догадывался, что ты никогда не моешь банки!

– Прошу прощения! Я ополаскивал, – с достоинством возразил Фенгюс.

Арлон поставил пустую банку на стол. Отошел на шаг и вытащил свою флейту. Фенгюс вопросительно смотрел на него, потом напомнил: «Монету забыл бросить!»

– Оставь себе на бедность!

Арлон сосредоточился, закрыл глаза и осторожно, с бесконечной заботой выдохнул маголодию. Он точно выдувал невидимый мыльный пузырь. Получившийся звук был тонок и трепетен – невозможно было ожидать такого от задиристого, несколько циничного златокрылого. Само лицо Арлона и то изменилось. Колючее выражение исчезло. Стало ненужной, отыгравшей маской.

Банка лопнула изнутри. На столе лежала здоровенная, со следами земли на бугристых боках, тыква. Арлон убрал флейту:

– Вот так вот! Скушай тыквочку, друг мой Фенгюс, и перестань портить монетки!

Фенгюс недоверчиво ощупывал тыкву. Не так часто у тебя на глазах совершается настоящее чудо. Даже если ты в Эдеме.

– Невероятно! Она же пастеризованная! Ну, в смысле, в ней же все убито!

Дверь кабинета Троила медленно открылась. Оба стража, несущие караул в личных покоях Генерального стража света, разом повернули головы. Из спальни, держась рукой за стену, вышел Троил. Ступал он неуверенно, замирая после каждого шага. Куда исчезла его былая порывистость? Но главное – впервые после ранения мечом мрака он шел сам. Клинок Арея, врученный Мефом Эссиорху, сумел вытянуть яд.

Фенгюс бросился к нему. Арлон стыдливо попытался заслонить тыкву своей спиной. Она лежала на важных свитках, которые постепенно скапливались в приемной в ожидании подписи.

– Вам уже лучше?

Троил покачнулся. Арлон и Фенгюс подхватили его под локти.

– Позовите ко мне Эльзу Флору Цахес и Эссиорха!.. Прямо сейчас!

– Может быть, завтра? Вам надо отдохнуть!

– Я и так все время лежу и отдыхаю!.. Немедленно! – нетерпеливо повторил Троил.

* * *

Эссиорх сидел на перевернутом ящике и старательно красил потемневшую от грибка балконную дверь. Рядом стояла Улита и, имея на лице помогательное усердие, держала банку с краской.

– Не стой тут! Тебе нельзя дышать этой гадостью! – озабоченно сказал Эссиорх.

– Ну уж нет! Я же тебя люблю! А раз люблю – значит, все делаем вместе! – Не выпуская банки, бывшая ведьма склонилась над перилами и стала смотреть вниз.

Мальчик лет девяти скатывал со ступенек взрослый велосипед. Задним колесом вперед, что было дико неудобно. Рядом вертелась маленькая девочка, по виду ужасная тараторка и егоза.

– Ну почему ты не вынес тот другой, ну почему? Я бы тоже могла кататься! – стонала она.

– Уд-ди! – упрямо отвечал мальчик. Прямо так, с двумя «д».

Девочка смотрела на него с раздражением, но одновременно с обожанием, как на человека, делающего нечто неброско великое. Улита не выдержала и задорно свистнула с балкона. Девочка пугливо посмотрела наверх.

– Видишь ту тетю? – громко зашептала она.

– Уд-ди!

– Она читает мысли! Я у нее вчера спрашиваю: «На ком я поженюсь?» А она мне: «Любовь не состоится».

– Уд-ди, а! – повторил мальчик, роняя на себя велосипед.

Он уже усвоил всю магию этого простого слова.

– Смотри! Корнелий! – Улита скользнула глазами вдоль дорожки.

К подъезду заячьими полупрыжками мчался Корнелий. У подъезда он перешел на крупный шаг и в квартиру ворвался немного отдышавшимся.

– Тебя вызывают в Эдем! Вызов первой срочности! – крикнул Корнелий, от беспокойства подскакивая к потолку. Хранитель Прозрачных Сфер на всякий случай посмотрел ему под ноги. Просыпавшихся веснушек не было.

Эссиорх и Эльза Керкинитида Флора Цахес появились в Доме Светлейших без четверти три. На первом небе царила невероятная суета. Особенно в секторе Устранения Последствий, через который они сгоряча пошли, надеясь срезать путь.

Помощник младшего стража буксировал за гриву единорога. По ошибке тот объел листву с дерева невесомости и уподобился наполненному газом шару. Единорог влекся по воздуху, не касаясь мраморных плит, и впадал в панику, когда его подхватывало сквозняком и разворачивало копытами кверху. Помощник младшего стража терпеливо подпрыгивал и возвращал единорога в привычное ему положение.

Два сильномогучих богатыря из технической службы тащили ванну с русалкой. Третий богатырь, тощенький и совсем еще юный, бежал рядом и поливал русалку из лейки, чтобы не пересыхала. Русалка хохотала и, заигрывая с ним, брызгала водой. Ее забавляло, что богатырь краснеет, как девушка.

Домовой с круглым значком уборщика случайно впылесосил призрака и переговаривался с ним через трубу, уговаривая выйти. Притворяясь, что не понимает, призрак отвечал ему на древних языках. Внутри пылесоса ему нравилось.

Шмыгалка безостановочно фыркала. Она была недовольна, что не успела сделать приличествующую случаю прическу. Ее юбка-колокол занимала пространство, на котором легко смог бы улечься грифон. На высокой шляпке распускались и опадали розы, сразу покрывавшиеся новыми бутонами. Шмыгалка шла, помахивая зонтиком, и разливала за собой реку розовых лепестков.

– Молодые люфи! Нам на фрефье фебо! – строго сказала она златокрылым, дежурившим в Доме Светлейших у транспортной руны.

Так случилось, что оба златокрылых были нового набора и не знали ни Шмыгалку, ни Эссиорха.

– Что вы сказали, простите? – робко переспросил один из них.

Эльза Керкинитида Флора Цахес искренно считала свое произношение эталонным.

– Фрефье фебо, фюнофя! У меня фто, плофая дикфия? Или фам на фальцах показать?

– Третье небо! – вмешался Эссиорх, заметив, что златокрылые переглядываются.

– Простите! Допуск на третье небо ограничен! У вас есть разрешение?

Шмыгалка начала багроветь.

– У меня есть сердце, ум и фовесть! То есть то, о фем фы мофете профитать только в книфке!.. И кто, позфольте узнать, науфил вас так дерфять флейту? У фас ее щелчком фыбьют! – заявила Шмыгалка и решительно шагнула в транспортную руну, из которой за секунду до того появился Фенгюс.

Личного охранника Троила златокрылые знали и мигом вытянулись по струнке.

– Все в порядке! По личному вызову Троила! – крикнул Фенгюс златокрылым и приветственно потряс Эссиорху руку.

– Осторожнее! Сильно не сжимай! – запоздало предупредил хранитель. Две крайние костяшки у него были содраны.

– Ого! – уважительно воскликнул Фенгюс. – Ночная схватка с мраком?

– Скорее дневная с асфальтом, – пояснил Эссиорх.

Вчера он неудачно завалился на мотоцикле, подрезанный маленькой дамочкой на крошечной машинке, забывшей о существовании зеркал. Дамочка долго извинялась и метров сто пробежала за Эссиорхом с зеленкой, пытаясь оказать ему первую медицинскую помощь.

Фенгюс втянул носом запах керосина, которым Эссиорх оттирал со своих рук краску.

– Необычный аромат! Что у вас там в Москве цветет? – наивно спросил он, проявляя слабое знание земного быта.

– Грибок на балконных дверях, – ответил Эссиорх.

Фенгюс важно кивнул и на секунду закрыл глаза, пополняя запас сопутствующих ботанических знаний. Эссиорху стало совестно, и он торопливо шагнул в транспортную руну.

Троил не лежал в кровати, а сидел на ней, свесив ноги. Он очень похудел. Щеки запали, однако глаза сияли гораздо ярче лысины.

– Никто не хочет спросить меня про здоровье? Жаль. А то я замечаю, что постепенно учусь обижаться на тех, кто не спрашивает, и злиться на тех, кто спрашивает! Болезнь, оказывается, имеет свои искушения! – сказал он, улыбаясь Шмыгалке и бережно касаясь пальцев Эссиорха рядом со сбитыми костяшками.

– Снова упал? Не пора переходить на велосипед?

Эссиорх поспешно начал что-то объяснять, но Троил успокаивающе махнул рукой, показывая, что про велосипед это совсем не приказ и хранитель может решать сам.

– Как добрались?

Эльза Керкинитида Флора Цахес торжественно сообщила, что лично она добралась просто замечательно и, несмотря на многие унижения, всем довольна. При этом Шмыгалка красноречиво взглянула на Фенгюса. Она была совсем не прочь, чтобы охрана внизу, а заодно и сам Фенгюс получили нагоняй.

Однако Троил не стал подробно разбирать унижения, которым подвергли бедную Шмыгалку. Он потрогал пальцем свои золотые крылья, качнул их и внезапно стал серьезным:

– У меня плохие новости. Один из наших дозорных видел вчера на рассвете Огненные Врата! В Москве, в районе Хорошево-Мневники, над которым он нес патрулирование. Врата появились на несколько минут, потом исчезли. Контур их был размытым. Это значит, что вскоре Огненные Врата материализуются снова и останутся на этом же месте на несколько дней.

Эссиорх стал представлять, где это, и вспомнил, что не далее как позавчера ночью он несся по Хорошево-Мневникам на мотоцикле, направляясь в Серебряный Бор.

– Дозорный не ошибся?

Троил покачал головой:

– Едва ли. Дозорный опытный. Кроме того, совпадают даты. Смотрите: с момента последнего появления Огненных Врат прошел двести один год, со времени предпоследнего – триста девяносто восемь. И вот сейчас. Таким образом, средний интервал материализации Огненных Врат в человеческом мире – около двух веков.

– Но Огненные Фрата суфествуют фсегда! – тоном учительницы сообщила Шмыгалка.

– Су… ществуют, – было заметно, что секунду Троил боролся с озорным желанием передразнить почтенную даму, но сдержался. – Но не в материальном мире. За Огненными Вратами однажды окажется каждый – человек и страж, но после смерти. В эти же несколько дней в них сможет войти всякий, кто найдет способ их открыть. К счастью, это не так просто.

– Но ведь двести один год назад такого не произошло. И до этого тоже… – заметил Эссиорх.

– Я просил поднять архивы. Тогда они материализовались над океаном, а перед этим в горах. И, уж во всяком случае, не в густонаселенном районе Москвы.

Эльза Керкинитида Флора Цахес качнула полями шляпки:

– Ну, мофет, фсе-таки фсе не так страфно!

– Страшно, Эльза! Огненные Врата и Жуткие Врата – это, по сути, одно. Ну, как предмет и тень предмета. Только Жуткие Врата ведут из магического мира, а Огненные – из человеческого.

Эссиорх наклонился вперед. Он понял, почему вызов в Эдем был первой срочности.

– Да, – продолжал Троил. – Те самые Жуткие Врата, за которыми таится древний хаос и заточены сущности погибших стражей мрака. Физическое воплощение Жутких Врат находится в Тибидохсе на острове Буян. Его тщательно охраняют маги, а с недавних пор – и усиленный отряд златокрылых. На Буяне это возможно, поскольку Сарданапал на нашей стороне. Но из человеческого мира Огненные Врата ничем не защищены! Несколько дней они будут в свободном доступе если не в самом центре Москвы, то совсем недалеко от него!

Генеральный страж помолчал, давая своим словам впитаться.

– За Огненными Вратами – иная логика, иная система координат. Там начинается вязкий мир, который нужно как можно скорее миновать, чтобы не провалиться в Тартар, и многие из оказавшихся там прекрасно это понимают, но их удерживает то, что они накопили в жизни.

– Откуда вы все это знаете? – жадно спросил Эссиорх. Насколько ему было известно, в учебниках об этом ничего не писалось. Огненные Врата были загадкой для всех.

– Много лет назад я побывал там. Способом, который трудно повторить специально. Один из стражей мрака вонзил мне между крыльев кинжал, после чего мы с ним вместе, сцепившись, долго летели с горы, ударяясь о каждый камень, который соглашался найти на нас время. В полете я зубами сумел раскусить ему дарх и немного притормозил крыльями. Мой противник упал на дно ущелья. Я свалился на него. Он разбился, я почти разбился, и за Огненные Врата нас затянуло вместе.

Эльза Керкинитида взглянула на Троила с беспокойством.

– Я об этом не слышала!

– Это случилось, когда я не был златокрылым. Самонадеянный молодой страж, которому едва исполнилось девятнадцать тысяч лет. Мы оказались за Огненными Вратами. Мой противник куда-то исчез, а я понял, что застрял. Я метался в полной растерянности. Сколько – даже не знаю. Время там течет иначе. По счастью, меня искали и нашли. Вытащили кинжал, перенесли в Эдем, и тело, оживая, притянуло душу.

Троил рывком встал с кровати, опираясь на руку Эссиорха. Хранитель чувствовал силу его сухих пальцев.

– Я знаю, что видел то, чего не видел никто другой. Стражей света и мрака обычно быстро уносит – кого в Тартар, кого на верхние уровни Эдема, я же, видимо, оставался из-за тела, которое не пожелало умирать.

– Там очень страшно? – спросил Эссиорх.

– Тем, кто там застрял. Хотя за Огненными Вратами еще не Тартар, а скорее место столкновения с истиной. Человека там наказывает не кровожадный Лигул с плоскогубцами, а ОН САМ.

– Наказывает? – переспросила Шмыгалка, волнуясь выщипанными бровями.

– Получается, что да. За Огненными Вратами действует закон возвратных ситуаций. Малейшая трещина становится пропастью. Человек встречает себя в невыгодной ситуации, но сам себя не узнает и сам от себя отворачивается. Например, видит себя попавшим под машину, но спокойно проходит мимо, потому что не узнает себя или боится воображаемых неприятностей. А мог бы СЕБЕ помочь и вырваться.

Генеральный страж опустил лицо. Теперь он говорил совсем тихо:

– Жутко. Идешь там, и кажется, что ты попал в самый большой во Вселенной сумасшедший дом. Убийца убивает сам себя, чтобы отнять бумажник, который и так лежит у него в кармане. И делает это миллиарды раз подряд, не испытывая ни малейшего сомнения, что что-то идет не так. Вор, не узнавая, крадет у себя последний кусок хлеба, который мог бы его насытить. Женщина сама у себя отбивает мужа, а потом рыдает от одиночества как безумная. А тут же рядом, шагах в трех, сердитый пограничник не пропускает себя дальше, придравшись к отклеившемуся уголку фотокарточки. По ноздри провалился в жижу, но все равно упрямится и повторяет: «Не положено!» Причем я не сказал бы, что там застряли особые злодеи. Большинство обычные люди. Тихая бабулька, не пустившая к себе женщину, за которой гнались, теперь в смертном ужасе сама стучится в двери, чуя погоню, и сама себе не открывает… А казалось бы: да поверни ты только замок и вырвешься. Но это невозможно.

– Почему?

– Свойство пространства за Огненными Вратами. Здесь, в нашем мире и даже в Эдеме, человек – пластилин. Мы можем меняться, ошибаться, раскаиваться в своих поступках. А там пластилин точно отливают из бронзы. Человек становится неизмененным. И все дефектное, что в нем было, все внутренние надломы делаются неисправимыми.

Шмыгалка снова фыркнула и тряхнула шляпкой, осыпая розовые лепестки.

– Никогда? – спросила она.

Троил оглянулся на штору, которая вобрала в себя столько внешнего сияния третьего неба, что сияла уже и сама.

– Время единично. Прошлое уже осуществилось. Будущее зависит от нашего выбора в настоящем. Тот же, кто умер, находится вне системы координат. И никакие возвраты в осуществившееся единовременное, естественно, невозможны. Никто не позволит тебе бесконечно переигрывать одну и ту же комбинацию слов и поступков, поскольку от твоих свершившихся поступков зависят прямые и косвенные поступки сотен миллионов других людей.

– Значит, только в памяти и только кусая руки… – тихо сказал Эссиорх.

– Именно так, – неожиданно жестко произнес Генеральный страж. – Вот они и переигрывают одно и то же. Никак не могут осознать, что все свершившееся свершилось навек. И – свершается вечно. Это у нас упавшая с дерева капля падает быстро. На том же участке пространства за Огненными Вратами нет линейного времени. Если падение этой капли было поступком и как-то повлияло на нравственный выбор – оно станет там вечным. Другое же там и не вспомнится.

– То есть бабулька так и не откроет эту дверь, и нам ей не помочь! – грустно произнес Эссиорх. – А дверь-то реальна или иллюзия?

– Абсолютно реальна. Она существует, со всеми замками, с обивкой, с номером квартиры и «глазком»… И неважно, что на земле эту дверь давно сожгли при сносе дома вместе с прочим мусором. Даже если я соберу из Эдема всех златокрылых, прилечу на грифоне и захвачу все стенобитные орудия Великого Рима, всех наших совместных усилий не хватит, чтобы вышибить единственную хлипкую дверь и помочь единственной старушке открыть самой себе!

Эссиорх попытался построить логическую систему.

– А как же эйдосы этих людей? Они сразу идут или нам, или мраку?

Троил с усилием поднялся и подошел к окну, из которого открывался вид на третье небо, где пересекались две яркие, никогда не гаснущие радуги. Третья радуга, поменьше, с этой точки была едва видна. Под радугами, как под мостами, медленно проплывали облака. Описывая круг за кругом по длинной спирали, они спускались на второе небо, затем за первое и несколько дней спустя, проделав долгий путь, оказывались в человеческом мире.

– Идут, – согласился Генеральный страж. – Но никто не знает, что испытывает эйдос, когда определяется его судьба. В одном мгновении может уместиться миллиард лет, а в одной песчинке – галактика. Возможно, Огненные Врата – это параллельное течение сознаний на момент определения эйдосов. Или, возможно, эйдос несчастной старушки уже у мрака, и именно поэтому ей сейчас так плохо… Честно говоря, я тогда был слишком взволнован, чтобы разобраться во всем до конца. Понял только, что нижний уровень Огненных Врат – втрое хуже, чем верхний. Если наверху бесконечное повторение ситуаций, то там – царство сбывшейся мечты.

– А чего плохого в сбывшейся мечте? – наивно спросил Эссиорх.

– Смотря в какой. В большинстве случаев мечты опаснее змей. Человек чего-то желает, и сам не понимает, как будет страшно, если он наконец получит то, чего он так жаждал. Например, один хочет богатства настолько, что это становится его главной страстью, и… оказывается в огромном контейнере, наполненном мелочью по одной копейке. Вот он ползет по ней, захлебывается и понимает, что целую вечность, сотни и тысячи миллиардов лет, вокруг него будет только эта мелочь. А кто желал только объятий и страсти – получает их на миллиарды лет. Рад бы уже и разомкнуть их, но невозможно. Он уже пресытился, ему жутко, страшно, а вокруг зловоние и такие же копошащиеся люди, смертельно ненавидящие друг друга из-за невозможности разомкнуться… Но туда я вообще старался не заглядывать! Мне хватило и горизонта повторяющихся ситуаций!

Эссиорх поежился. Бывают случаи, когда опасно иметь слишком живое воображение.

В окно влетела бабочка-хамелеон и стала толкаться в шторы. Троил протянул руку и быстрым движением поймал ее. Бабочка, защищаясь, сделала крылья зеркальными и, собрав ослепляющий свет третьего неба, направила его в глаза Троилу.

Генеральный страж выпустил бабочку и, моргая, стал тереть глаза. Тем временем рисунок крыльев бабочки повторил рисунок штор, став от них неотличимым.

– Видели? И на какую высоту поднялась – тоже?.. – спросил Троил, улыбаясь. – А вот в человеческом мире не прижилась. Я сам ходил, искал, где она отложит яйца, и переносил их в тропики. Гусеницы выводятся, но дальше дело стопорится.

У Эссиорха, жадно глядевшего на Троила, мелькнула мысль, что, возможно, тот и стал Генеральным стражем потому, что навсегда остался радостным мальчишкой со сбитыми коленями. Мальчишкой, быть может, и постаревшим, и погрустневшим, но с такими же небесными глазами.

– Ну и что ты думаешь? – спросил Троил.

– Ну… э-э… в Огненные Врата войдет живой человек, что создаст парадокс. В потустороннем мире окажется материальное тело. Это повлияет на определение пусть даже единственного эйдоса в мироздании. Произойдет выпадение из системы координат. Ну а достать его оттуда мы не сможем, поскольку там все зависит только от него, а он там… хм… отвердел, – сказал Эссиорх бодрым тоном студента-отличника, нашаривающего правильный ответ.

Троил разглядывал его и весело щурился.

– М-да-а… Экзамен на младшего стража ты не сдал бы. Возможно, на помощника натянул бы. И что? Твои идеи?

– Обеспечить охрану ворот, поскольку убрать их из человеческого мира мы, видимо, не сумеем. А вот расставить вокруг десятка три златокрылых – дело другое. Хотя лучше все же не златокрылых. У них с маскировкой вечные сложности. Опять толпа греческих римлян старославянского извода будет сажать деревья на проезжей части Крымского моста.

Троил даже не улыбнулся.

– Нет, нельзя. Если мы пришлем стражей, мрак вышлет своих, чтобы не дать нам преимуществ. Не превращать же Москву в поле битвы? Они введут легион из Нижнего Тартара, мы в ответ бросим в бой грифонов, и в человеском мире закипит война. Поэтому придется решать все силами тех, кто уже сейчас находится в городе. То есть тебя, Улиты, Корнелия, Буслаева и валькирий. Если мы не добавим на доску новых фигур, то и мрак не сможет сделать того же. Принцип баланса будет соблюден.

– Можно довольно жестокий вопрос? Если парадокса не возникнет, в чем опасность? Ну войдет туда кто-то один, чудом открыв ворота. Да, ему будет не очень весело, он узнает о себе много неприятного, но в чем риск для мироздания?

– Любой случайно попавший туда человек рано или поздно вернется из-за Огненных Врат. Они не смогут его удержать и исторгнут, как исторгли когда-то меня. В момент выхода защита Врат ослабнет, и изнутри, из потустороннего мира, с ним вместе сможет прорваться тот, кто ищет любого случая, чтобы выхлестнуть свою злобу.

– Кводнон? – с ужасом спросил Эссиорх.

Троил кивнул:

– Да. Он накопил столько ненависти, что Жуткие Врата на Буяне плавятся. К ним невозможно прикоснуться. Не удивлюсь, если узнаю, что Кводнон растворил сущность Чумы-дель-Торт. Хотя, конечно, это только гипотеза.

– Но почему Кводнон не сделал этого в прошлый раз, когда там были вы? – спросил Эссиорх.

– Причин, как минимум, две. Первая: он был еще жив. Вторая: я не человек.

Шмыгалка клюнула высокой прической:

– А теферь мофно я спрофу? Пофему, перефисляя Эссиорха, Кофнелия, Буфлаева и фалькирий, фы не упомянули мою уфеницу? Я не ферю, что это слуфяйнофть!!!

– Дафну? – переспросил Троил, хотя на память, как известно, никогда не жаловался. – Потому что младший страж Дафна, № 13066, из третьего дивизиона света, будет уже в Эдеме. Ждать больше нельзя. Как человек она вполне здорова, но как страж – в критическом состоянии. Она уже почти и не страж. Мы отзываем ее, если она сама даст согласие.

Троил говорил с некоторым замедлением. Эссиорх почувствовал, что он очень устал. Наскоро попрощавшись, они со Шмыгалкой собрались уходить, но на пороге Эссиорх вдруг обернулся:

– Простите… еще вопрос… очень быстро… про Багрова и Ирку. Мне как-то тревожно за них.

– Что-то случилось?

– Нет. Внешне все хорошо, но мне беспокойно.

Троил, щурясь, смотрел на свет за окном. Говорили, на него вообще нельзя глядеть долго: закружится голова.

– Думаю, повод для беспокойства есть. У бывшей валькирии – редкий дар. Мрак еще не знает о нем, как, наверное, и она сама, но что-то уже почуял. Думаю, он будет постоянно вертеться рядом. Мы же не сможем вмешаться, чтобы не нарушить свободу воли Ирки и Багрова.

– У Ирки дар? Она же всего лишилась! – недоверчиво произнес Эссиорх.

Прямого ответа он не получил.

– Любимая игра мрака в «отберу – не отберу». Отбираешь у ребенка игрушку – он плачет. Перестаешь отбирать – успокаивается. Если же отобрать игрушку окончательно, рычаг воздействия исчезнет, что не выгодно мраку. Поэтому он будет вечно отбирать, тотчас давать, снова отбирать – и так до тех пор, пока совсем не измотает, – сказал Троил точно совсем о другом.

Эссиорх поспешно соображал, как можно истолковать эту мысль применительно к Багрову и Ирке.

– А у нас какая игра? – спросил он, надеясь на подсказку.

– У света нет игры. Мы не мешаем мраку отбирать игрушки, чтобы человек понял: те игрушки, которые способен отнять мрак, ничего не стоят.