Желание ехать в Ростов пропало. Больше всего мне хотелось укатить назад в Москву, подстеречь в засаде Радека и нашпиговать его свинцом, пока ситуация окончательно не вышла из-под контроля.
По идее, я мог это обстряпать так, что никто никогда не найдёт концов. Кто, как не менты, знают и умеют запутывать следы и уничтожать улики.
Только вот оно мне надо? Радек наверняка успел уже сообщить обо мне Троцкому, а у меня нет под рукой подходящего ледоруба для товарища Бронштейна.
Хорошенько всё взвесив, я принял решение сделать вид, будто ничего не произошло. Вряд ли киллер понял, что пристрелил не того, значит, Радек какое-то время будет считать, что меня нет в живых.
Что это мне даёт? Два-три дня относительно спокойной жизни, а это уже неплохо. Для ростовских урок я пока фигура незнакомая и потому опасности не представляю, то есть выстрела в спину какое-то время можно не ждать.
Дальше… Дальше не берусь загадывать. Будь что будет. Подставляться не собираюсь. Если попытаются ударить, буду драться до самого конца.
Трепалов предполагает, что если я перестану мозолить глаза Радеку, тот благополучно обо мне забудет. Ну… пока не забыл.
Начмил не обманул, сделал всё в лучшем виде: посадил на следующий поезд до Ростова, так что до южной столицы России я ехал в полном комфорте – один в купе первого класса. Читал газеты, дремал, покупал снедь на станциях, заказывал чай у проводника, гулял по перронам, вдыхая зимний воздух, смешанный с паровозным дымом.
Чем ближе был Ростов, тем становилось теплее и теплее, через какое-то время привычный снежный пейзаж почти пропал, попадаясь урывками. В окошке стал мелькать Дон, не такой широкий, как я себе его представлял.
В Ростов поезд прибыл ближе к вечеру. Я заранее отстучал местным сыщикам телеграмму, в которой сообщил, что задерживаюсь. По идее, меня должны были встретить на вокзале, однако, когда я выбрался из вагона и стал осматриваться, никто ко мне так и не подошёл.
Ничего страшного. Телеграмма могла не дойти, или какая-то накладочка вышла. Всякое в жизни бывает. Так что без паники, товарищ Быстров. Язык доведёт не только до Киева.
Адрес ДонОблУгро был мне известен – та самая Большая Садовая, по которой я когда-то прогуливался с дочкой, дом 29, только теперь улица носит имя Энгельса. Идти от вокзала, насколько я помню, недалеко, да и вещей у меня раз-два и обчёлся.
Заодно хоть ноги разомну.
Я пошагал в сторону вокзала. Вокруг струился разномастный людской поток: пассажиры, встречающие, мужчины, женщины, дети… Туда-сюда сновали грузчики с багажом и без, бегали чумазые пацаны-беспризорники, раздували пары паровозы. Шум, гам, конское ржание, смех, объятия, поцелуи. Порой на пути оказывался затор, и приходилось буквально прокладывать себе дорогу.
Внешне невзрачного мужичка в тулупчике и надвинутом на глаза заячьем треухе я срисовал сразу. Он почему-то тёрся возле меня. Знать бы почему…
Киллер? Чтобы раскрыть его, я дважды нарочно подставился, однако тип в тулупчике откровенно «зевнул» оба таких удачных шанса отправить меня в штаб Духонина. Хм… вряд ли по мою душу бы зарядили не профессионала. Теперь Радек в курсе, с кем имеет дело, так что надо ждать хорошего спеца.
Если это не убийца, заряженный по мою душу, тогда кто он и почему ведёт себя подозрительно?
Кстати, не скажу, что засечь его было легко и просто. Если бы я заранее не был начеку, вряд ли бы этот тип привлёк к себе моё внимание, но в том-то и дело, что я теперь дул вообще на всё, а не только на воду. Мои чувства и нервы были обострены до предела. Я интуитивно ощущал, что здесь что-то не так.
Странный тип находился то сбоку, то чуть поодаль – даже не видя, я чувствовал его спиной.
Внезапно объект на что-то решился, он ускорился и винтом вошёл в толпу, оказался возле меня, будто нечаянно толкнул плечом, тут же ойкнул, попросил прощения, а потом также быстро помчался вперёд.
И что это было?
Я посмотрел на запястье левой руки. Ещё секунду назад на них красовались часы – не бог весть какие дорогие, но всё равно вещь во всех смыслах полезная.
Теперь всё стало на свои места. Меня банально обокрали, стоило мне лишь сделать первые шаги по гостеприимной ростовской земле.
Я увеличил темп, догнал воришку, поравнялся, а затем, заломив руку, под удивлённые взгляды прохожих подтащил к стене и заставил встать там спиной ко мне.
– Котлы отдай, сволочь!
– Какие котлы? – простонал тип.
– Сейчас покажу, – я начал шмонать его карманы.
И тут же возле меня нарисовался смуглый невысокий парень. Не зная о его намерениях, я сквозь зубы предупредил:
– А ну – вали отсюда, пока я тебя не пристрелил!
– Товарищ Быстров! – улыбнулся смуглый и развёл руками так, словно увидел во мне дорогого гостя.
– А ты кто такой? – настороженно спросил я, продолжая удерживать воришку у стенки.
– Левон Петросян, агент ДонОблУгро. Меня отправили вас встретить. Вот моё удостоверение.
Он раскрыл перед моими глазами книжицу.
Я бегло пробежал по ней глазами, сличив фотографию с человеком. Ксива вроде не липовая.
– Отлично, товарищ Петросян. Я действительно Быстров. Помоги-ка доставить по назначению этого гада.
– Товарищ Быстров, этот, как вы выражаетесь, гад – не кто иной, как сотрудник уголовного розыска Пётр Михайлов, – ухмыляясь, сообщил Левон.
– Какого хрена! – буркнул я, отпуская, как выяснилось, коллегу. – Что за «петросяновщина» такая?
– Ну почему «петросяновщина»? – засмеялся Левон. – Это не я придумал, это у нас традиция такая новых сотрудников встречать.
– Что, проверка на профпригодность?
– Вроде того. Вы бы знали, с чего у нас первый день начальника угро товарища Художникова начался…
– С чего же? – заинтересовался я.
– Ну представьте себе: сидим мы как-то утречком, а в кабинет заходит незнакомый мужчина с маленьким саквояжем и говорит: «Я – новый начальник угро, Художников. Плохо Ростов встречает приезжих. На углу Таганрогской меня обокрали. Вытащили часы, а они мне очень дороги: подарок Ворошилова. Часы надо найти…».
– И как – нашли часы?
– А вы как думали? Конечно, нашли, – улыбнулся Левон. – У Ивана Никитича Художникова не забалуешь.
– Давайте тогда знакомиться по-настоящему. Георгий, можно просто Жора! – представился я.
– Левон. Можно Лёва, я не обижусь!
– Пётр, – протянул руку его коллега.
– Где ты, Пётр, таким вещам научился? Будь на моём месте кто другой, пропали б его часики. Тебе бы в цирке работать, – восхитился я.
– Так я раньше там и работал, – хмыкнул Михайлов. – Ассистентом у фокусника. Только тот после революции в Турцию сбежал, ну а я помыкался, повоевал, а потом в уголовный розыск пошёл работать. Кстати, вот ваши котлы.
Он протянул мне часы.
– Возвращаю в целости и сохранности.
– Спасибо! – Я надел часы на руку. – Ну что, пошли, товарищи?
– Пошли. Заодно немного вам город покажем. Вам прежде доводилось у нас бывать?
– К сожалению, нет.
– Тогда вам понравится. Ростов – город красивый.
Экскурсия оказалась недолгой, очень скоро мы закончили её возле особняка, выделенного под угрозыск.
– Иван Никитич просил, чтобы вы к нему сразу зашли, – предупредил Левон. – Хочет посмотреть на столичную знаменитость.
– Хорош издеваться, Лёва, – нахмурился я. – Я сюда не гастролировать приехал. Сказали, что вам нужно помочь, вот меня и направили.
– Ну это ты, Жора, сейчас Художникову и расскажешь. А про тебя и впрямь говорили много хорошего.
– Врали.
Начальник ростовского угро встретил меня неласково. На какой-то миг я почувствовал себя не в своей тарелке.
– Не понимаю, товарищ Быстров, зачем вас к нам направили, – заговорил он сразу после того, как я появился у него в кабинете.
Было ему немногим больше тридцати, выглядел он основательным, коренастым, его длинные густые волосы были тщательно зачёсаны назад, а немного близко поставленные глаза глядели на меня хмуро.
– В каком смысле, товарищ Художников?
Мне сказали, что у вас разгул преступности, потребовалась подмога…
– С преступностью у нас, точно, беда. Сорок бандитских шаек в городе, и это только те, о которых нам известно… Только ещё год назад их было в два раза больше. Тех дожали и этих дожмём, причём сами, без московских пинкертонов.
– Так мне что – назад, в Москву, возвращаться? – не дожидаясь ответа, я развернулся и собрался выйти за дверь, но Художников меня остановил.
На этот раз он говорил более уравновешенно и спокойно.
– Не обижайтесь, товарищ Быстров. Просто инициатива исходила не от меня, а от нашего начальника милиции товарища Зиновьева. Он со мной не посоветовался, написал в Москву. Вижу, там среагировали, прислали подкрепление.
– Я не ребёнок, чтобы обижаться, товарищ Художников, – развернулся я. – Готов делом послужить донской милиции и угрозыску.
– Вот и прекрасно. Место для проживания мы вам подготовили. Наше ведомственное общежитие переполнено, свободных коек там нет, но товарищ Михайлов любезно предоставит вам угол у себя дома. Тем более живёт он недалеко, возле Старбаза.
– Простите, возле чего?
– Старбаза – старого базара.
– Понял, буду знать.
Мода двадцатых на всякого рода сокращения и аббревиатуры не переставала меня удивлять.
– И да, – Художников замялся, – вы ведь не держите зла на моих ребят за нашу небольшую проверочку… Тем более, как мне доложили, вы прошли её с честью.
– Конечно, не держу. Традиции есть традиции, – улыбнулся я.
– Рад, что мы понимаем друг друга. Сегодня обустраивайтесь, а завтра прошу быть на работе в восемь утра. Обычно у нас в это время летучка.
Михайлов ждал меня в коридоре.
– Ну как тебе наш начальник? – осторожно спросил он.
– Суров! – не покривил душой я.
– Это точно. Он сказал тебе, что ты у меня поживёшь?
– Сказал. Слушай, а я тебя не сильно стесню?
– Ты что?! Даже не думай, – возмутился он. – Всё равно живу один. Вдвоём хоть веселей будет.
Спрашивать, где его семья, я не стал. Время такое, что можно разбередить душу. Захочет – скажет сам.
– Ты как – голодный? – спросил Пётр и, не дожидаясь ответа, заявил: – Давай покажу, где будет твой стол, а потом сразу махнём в столовку. Кормят там дёшево, в самый раз для нашего тощего кошелька. Ну и вроде случаев отравления не зафиксировано.
– Раз никто не траванулся, тогда чего ж не сходить.
Сотрудники донского угро теснились в небольшом кабинете. Кроме Левона там был ещё один, незнакомый мне мужчина средних лет.
Он энергично встал и протянул руку:
– Паша Рыженко.
– Георгий, то есть Жора Быстров, – с удовольствием ответил я на рукопожатие.
– Остальные ребята у нас в разъездах. Когда вернутся, познакомишься, – сообщил Пётр. – Да, вот это твой стол, специально для тебя подготовили.
– Благодарствую, – окинул я взглядом выделенное мне рабочее место.
Не шик-модерн, конечно, и далеко не чип-энд-дейл, обычный письменный стол с несколькими выдвижными ящичками и столешницей, покрытой тёмным лаком. В самый раз для работы.
– Лёва, Паш, вы как насчёт пошамать? – обратился к коллегам Пётр.
– Вы сходите, а я тут побуду. Надо же кому-то в лавке оставаться, – откликнулся Павел.
Мы пришли в столовую, рекомендованную Петром, и встали в конец гигантской очереди. Хорошо, хоть она быстро двигалась, так что минут через десять я уже наворачивал густой и обжигающий борщ, в котором плавали большие куски мяса. На второе были макароны в томатной подливе, на «десерт» – стакан крепкого чая и пышная булочка. Ну и дыру в моём бюджете обед не пробил.
– А ничего, вкусно у вас тут кормят! – оценил я местный общепит.
– Так мы ж дурного не посоветуем, – хохотнул Пётр.
После сытного обеда, по закону Архимеда, полагалось немного покемарить, я стал клевать носом уже на улице, но, когда мы вернулись в угро, ситуация резко изменилась.
Нас встретил взбудораженный Павел.
– Мужики, бросаем все дела. Срочное дело.
– А что случилось? – лениво произнёс Пётр.
Ему, как и мне, тоже хотелось спать.
– Мишу Кабанчика засекли. Засветился на хазе. Только что мой человечек доложился…
– Что за хаза?
– Да та, что на Николаевском переулке. Выходит, не зря Художников её трогать не велел. Как чувствовал, что Кабанчик туда наведается.
– А кто этот Миша Кабанчик? – заинтересовался я.
– Наша местная знаменитость. Раньше под ним целая банда ходила, но мы почти всех перещёлкали, одному только главарю уйти удалось. Теперь вот и его черед настал.
Я уже успел понять, что с бандитами ростовские опера не церемонятся, при случае всегда стараются спровадить на тот свет, чтобы потом не заполучить выпущенного по очередной амнистии на свободу «крестника». Стоит отметить, что такой подход давал свои плоды, город постепенно очищался от криминального элемента.
– Меня с собой возьмёте?
Михайлов окинул меня внимательным взором.
– А оно тебе надо?
– Ну раз вам надо, то и мне. Я ж сюда не баклуши бить приехал.
– Сразу видно нашего человека! – Левон хлопнул меня по плечу. – Предупреждаю заранее: не вздумай на Кабанчика врукопашную идти. Он здоровый бугай, подковы гнёт.
– Кхм, – кашлянул я. – Вижу, богата талантами земля ростовская. Как я его опознаю, если что?
– Не боись. Кабанчика ни с кем не перепутаешь. Как только увидишь, сразу поймёшь, – хмыкнул Левон.
Пётр подошёл к одному из шкафов, распахнул дверцу и достал из него… выкрашенный в цвет хаки металлический щит, потом ещё один.
– Откуда это у вас? – удивился я.
– От прежней полиции. У нас в городе был создан спецотряд, вот от него-то и получили в наследство. Но ты подожди, это не всё! Гляди, какая цацка! – Михайлов извлёк из глубин шкафа необычного вида пистолет, к ручке которого крепился стальной барабан.
– Что это за чудо? – восхищённо произнёс я. – Никогда прежде такого не видел. Мы как-то всё больше с кольтами да наганами бегаем.
– Это, Жора, тридцатидвухзарядный автоматический пистолет «Парабеллум». С таким против целой армии выйти не страшно.
Я кивнул.
– Да уж… экипировочка у вас на высоте.
– Положение обязывает. Наш, ростовский, бандит вашего московского на завтрак схарчит и не подавится.
– Так-то и у нас всякого сброда хватает, – недовольно протянул я, задетый словами сыщика.
– Да шуткую я! Не бери в голову. Обращаться с таким умеешь?
– Покажешь – научусь.
– Не велика наука. Смотри…
За минуту я уже разобрался с функционированием устройства, и уж коли выпала возможность повоевать с этой вундервафлей, грех не воспользоваться случаем.
Подумав, щиты с собой брать не стали, уж больно приметные.
– В следующий раз возьмём, когда на более крупную рыбку отправимся, – сказал Михайлов.
На улице нас уже ждал конный экипаж.
– Шибко не гони, – велел кучеру Левон. – Остановишься за квартал от Николаевского. Я покажу – где.
– Как прикажете, – равнодушно отозвался кучер.
Ехать пришлось недалеко.
– Всё, мы на месте, – объявил Левон. – Тормози кобылу. Дальше идём, изображая праздношатающуюся публику.
Паша хохотнул.
– Да нас тут почти каждая собака знает.
– Каждая не каждая, но привлекать к себе внимания не нужно, – парировал Левон.
Мы разбились на двойки. Паша с Левоном отправились первыми, а мы Петром выждали с минуту и только тогда пошагали по улице.
Возле перекрёстка напарник кивнул, показывая на трёхэтажное здание.
– Это, кстати, тоже городская знаменитость.
– Дом как дом, – пожал плечами я.
– Э, не говори так. Тут в девятнадцатом располагалось Первое Ростовское общество взаимного кредита. Город тогда под немцами был, и сюда со всей России буржуи потащили своё золотишко и бриллианты. Дома такие ценности хранить опасно, а в подвале этого дома находилось самое надёжное хранилище. Представь себе огромную коробку размером с большую залу, потолок, пол, стены из стальной брони – ни одно сверло не возьмёт, вокруг бетон, наверху вооружённая охрана… Настоящая крепость.
– Короче, грабанули их, – вспомнил я.
Мне уже доводилось читать об этом ограблении. Воры умудрились соорудить подкоп под подвал и с помощью газового резака проделали в броне отверстие. Пропали драгоценности, валюта, золото, царские червонцы на сумасшедшую сумму. Преступников в итоге так и не нашли.
Правда, потом власть в очередной раз сменилось, и стало уже не до поисков.
– Точно, – подтвердил Пётр. – Шума тогда на всю Россию было. Эх, найти б тех жуликов, которые это дело провернули, сколько бы денег стране вернуть удалось! Ведь не могли же они всё потратить!
– Боюсь, всё награбленное уже давно где-то в Европе осело.
– А вот не факт, – загорячился Пётр. – Не так-то легко было столько добра из страны вывезти. Тем более уворованного. Что-то наверняка у нас осело.
– Всё может быть, – не стал я пускаться в споры.
Скоро стало понятно: нашей целью является скромный каменный домик на возвышении. Неподалёку прогуливался мужчина, воротник его пальто был поднят, шапка нахлобучена на уши, то и дело он подпрыгивал на месте и хлопал себя по ногам, однако категорически не желал уходить в более тёплое место.
Наша четвёрка затаилась от него за стеной соседнего дома.
– На шухере стоит, – высказал общую мысль Пётр. – Мимо него не проскочишь. Враз срисует.
– Один? – спросил я.
– Да вроде больше никого не видать.
– Тогда беру его на себя.
– Это почему? – ревнивым тоном осведомился напарник.
– Я в городе человек новый, меня он не знает. Подойду, попрошу закурить…
– Понял, дальше можешь не рассказывать. Только смотри – будь осторожен. Урки у нас верчённые.
– Да и я вроде как не пальцем деланный.
– Ну, давай, москвич, покажи, чему вас в столицах учат.
– Пять сек!
Я вырулил из-за угла и неспешной походкой направился к стоявшему на стрёме. Тот заметил меня и явно насторожился, его рука нырнула в карман пальто.
В голове у меня сложился немного иной план действий. Я приветливо помахал ему рукой.
– Привет, Борь! Ты чего тут пасёшься? Айда ко мне – самогон пить!
– Ошибся ты. Никакой я тебе не Боря, – слегка расслабился бандитский часовой.
– Разве? – удивился я. – А ведь так похож! Вылитый Борис…
И резко двинул ему в живот. Удар был мощным, бандита не спасло даже толстое пальто. Как и полагается, ему сразу стало нечем дышать, он нагнулся и получил рукояткой нагана по башке. Выданный мне автоматический пистолет я решил приберечь для другого случая.
Убедившись, что часовой надолго потерял интерес к происходящему, я обернулся и тихо позвал своих:
– Проход свободен.
Трое сыщиков оказались возле меня в мгновение ока.
– Ничего, Жора! Для первого раза неплохо, – одобрил Левон.
– С чего ты решил, что это был первый раз?
– Я в смысле дебюта в нашем городе…
– Ну, если только так. Идём?
– Идём!
Мы двинулись к дому, окна которого выходили на улицу.
– Так, Паша, ты караулишь снаружи. Всех, кто будет выпрыгивать, гаси без раздумий, – стал инструктировать Пётр. – Мы с Левоном и Жорой идём внутрь за Кабанчиком. Нутром чую, будет у нас сегодня хороший улов.
– Не говори гоп, – пробурчал Паша, которому хотелось идти вместе с нами на штурм, а не караулить возле окон.
– Я же сказал тебе – чуйка у меня. Всё будет! – заверил Пётр.
Он подошёл к двери и аккуратно потрогал её, получив ожидаемый результат.
– Заперто… Ломаем?
– Погодь, – отстранил его я.
– Ты что задумал?
– Сейчас узнаешь.
Я принялся барабанить по двери.
– Кто? – послышался приглушённый голос за дверью.
– Я.
– Кто это я?
– Да говорю тебе – я это! Ты что, не узнал? Пусти погреться, замёрз как цуцик!
Наглость – второе счастье: человек за дверью принял меня за стоявшего на шухере.
– Ну заходи.
Дверь распахнулась.
Бам! Я саданул открывшему дверь кулаком по виску. В край вечной охоты его не отправил, но в объятия Морфея уложил, причём надолго.
– Пошли, парни! – позвал я и первым ломанулся в коридор.
Навстречу выскочил плотный коренастый мужик с обрезом. Нас разделяли метра три, на такой дистанции любое джи-джитсу бесполезно, и я пристрелил его из пистолета. Отдача у «Парабеллума» оказалась сильнее, чем у нагана, однако пуля нашла цель. Мужик выронил обрез и стал заваливаться.
Я отпихнул его мертвеющее тело к стене, ногой вышиб следующую дверь и оказался в шикарно обставленной гостиной.
Несмотря на тусклый свет одинокой лампы на потолке, взгляд моментально зафиксировал обстановку в помещении: в центре овальный стол, покрытый скатертью, за ним четверо прилично одетых мужчин. Перед каждым стопка банкнот, узловатые пальцы привычно держат игральные карты.
В углу, возле бархатной тяжёлой занавеси – барышня лет двадцати в легкомысленном платье с огромным декольте. Нет сомнений в её ремесле: обыкновенная ночная бабочка, сиречь проститутка. Она курила папироску через мундштук, стряхивая пепел на пол.
Её коллега – такого же возраста девица с капризным кукольным личиком, которое при слабом свете казалось сделанным из фарфора, склонилась над одним из игроков – пухлым и щекастым. Кажется, она что-то шептала ему на ушко, а её кавалер недовольно тряс круглой головой.
В углу, на диване, накрывшись одеялом, кто-то спал.
Наше появление застаёт всех врасплох, на какое-то время воцаряется немая сцена почти как в гоголевском «Ревизоре», становится слышно, как тикают настенные ходики.
– Уголовный розыск! Лапки в воздух, граждане бандиты, – сообщает Левон.
И тут же пухляша подбрасывает как катапультой, он одновременно успевает перевернуть стол так, чтобы оказаться за ним, как за укрытием, и разбивает лампочку.
В комнате мгновенно становится темно, словно у негра в известном месте.
Чернота озаряется несколькими вспышками – засевшие бандиты открывают огонь наугад.
Я бросаюсь на пол и начинаю палить в ответ.
Истошный женский крик. Похоже, одну из проституток зацепило. Слава богу, это не моих рук дело, я вообще не стрелял в ту сторону.
Три автоматических пистолета дают нам огневое преимущество. Ещё немного и от запаха пороховой гари становится невозможно дышать.
– Ша! – орёт кто-то. – Прекратите шмалять! Мы сдаёмся!
Мы прекращаем стрелять, снова становится мертвецки тихо.
– Ты кто будешь? – кричит в темноту Лёва.
– Что, соседа бывшего не признал? Я Тигран, – опять тот же голос из чернильной тьмы.
– Теперь признал. Даже не знаю, что матери твоей скажу, когда увижу.
– Нет её больше. Летом умерла.
– Жаль, хорошая женщина была. Не понимаю, в кого такой сынок у неё уродился… А Кабанчик где? Ну-ка отзовись!
– Нет Кабанчика, – сообщает Тигран.
– Вот как. И куда же он делся?
– До вашего появления ушёл. Как чувствовал…
– Вот зараза! – плюётся Лева. – Куда он свалил?
– Он мне не докладывается. По делам каким-то. Так что – не будете шмалять?
– Не будем, сдавайтесь.
Загорается керосиновая лампа, при её свете осматриваем поле боя и наших «пленных». В живых только Тигран и проститутка, которая курила возле занавески. Остальные спят вечным сном. Ну и ещё тот мужик, что стоял на стрёме, и тот, которого я отоварил, врываясь в дом.
Вместе с Петром тщательно осматриваем трупы, копаемся в карманах, снимаем с них верхнюю одежду, обувь, внимательно исследуем находки.
Моё внимание привлекают серёжки в ушах убитой. На вид ничего презентабельного, однако я хоть и не специалист в этой области, но догадываюсь: эта показная скромность на самом деле достигается трудами ювелира экстракласса. Потасканной дамочке такие серёжки не по чину.
Остатки былой роскоши? Вряд ли, куда логичней предположить, что это подарок и наверняка с криминальным прошлым.
– Как зовут покойницу? – спрашиваю её товарку.
Женщина отвечает, не задумываясь:
– Федора.
– Тут Федорины коты расфуфырили хвосты, – вспоминаю я детского классика.
– Федора – это не имя, это прозвище. Как её на самом деле звали, понятия не имею, мы ведь подружками не были, работали вместе. А так… Федора и Федора… – огорошивает проститутка.
Документов при мёртвой проститутке нет, личность придётся устанавливать другим способом.
– Тигран, может ты её знаешь? – с надеждой спрашивает Левон.
Тигран без особого энтузиазма пожимает плечами.
– Только в определённом смысле. Хорошая была девочка, ласковая.
– Давай без подробностей, – хмурится Левон.
Я снова гляжу на серёжки, меня словно зациклило на них. Не удивлюсь, если и ночью приснятся. Желательно, без владелицы. Мертвецов мне и наяву хватает.
– Петь, – прошу я, – проверь её украшения по сводкам. Может, проходили где…
– Не учи учёного, – смеётся он. – Одно жаль: Кабанчика упустили. Его теперь хрен разыщешь.
– Так давай тут засаду оставим. Может, он сюда ещё вернётся.
– После той пальбы, что мы тут устроили… Да он за версту эту малину обходить будет. Ладно, сколько верёвочке не виться, а конец всё равно будет. Поймаем ещё, не сегодня, так завтра.
– А что со мной будет? – спрашивает вдруг уцелевшая девица.
Ей повезло больше всех, она даже не ранена.
– Следователь решит.
– Так я ж ничего не делала, – плаксиво кривит и без того не самое привлекательное личико она.
– Заткнись по-хорошему, а? – не выдерживает Паша.
Проститутка мгновенно затыкается, последовав его совету.
Пока появляется выдернутый из дома следак, подкатывает труповозка, проходит уже не один час. Чихающая и кашляющая машина привозит Художникова.
Он сокрушённо рассматривает изрешечённую пулями гостиную.
– А без стрельбы что, никак не получилось? – строго спрашивает он, однако по реакции парней понимаю, что разгон и прочие кары небесные нам не светят.
– Мы пытались, – вздыхает Левон. – Они первыми начали, тогда и нам пришлось пошмалять…
Как ни странное, его абсолютно несерьёзное объяснение приводит Художникова в хорошее расположение духа.
– Ладно хоть сами под пули не подставились, – облегчённо резюмирует начальник угро. – Если б москвича пристрелили, как бы я тогда наверх отписывался?
– Не, Жора у нас молодец, – хвалит меня Пётр. – Первым в хазу ворвался, не струсил.
Художников внимательно смотрит на меня, отвечаю ему улыбкой, дескать, что поделаешь, оно как-то само вышло.
– Значит так, – командует начальник угро, – Ты, Михайлов, забирай с собой Быстрова и вези его на квартиру. Наш гость сегодня с дороги и уже на приключения нарвался.
– Так а как же?.. – растерянно смотрит на трупы Пётр.
– Без вас отпишемся.
– Товарищ Художников, – выступаю вперёд я.
– Что такое, Быстров?
– Разрешите в деле об ограблении Общества взаимного кредита покопаться…
– Зачем это вам, Быстров? Три с лишним года уже прошло, – удивлённо прищуривает глаза Художников.
– Из профессионального интереса. Вы не волнуйтесь, буду заниматься этим только в свободное от работы время. Например, сейчас.
– Михайлов, проведи товарища Быстрова в наш архив и помоги, чем можешь.
Пётр недовольно косится на меня.
– Ну вот, Жора, а я думал пивка с тобой попить!
– Пиво от нас никуда не денется! – заверяю я…
Время уже позднее, и архив уже закрыт. Пётр забирает ключ у дежурного и, ворча, отпирает замок.
– Заходи, раз тебе больше заняться нечем.
Архив занимает целую комнату: шкафы, папки, вездесущая пыль. Внимание привлекают старые, явно дореволюционные дела. Я оглядываю их с уважением.
– Ничего себе.
– Что, нравится?
– Повезло вам! У нас с архивом и картотекой просто беда: после февраля семнадцатого уголовная сволочь всё, до чего дотянулась, уничтожила. До сих пор восстановить не можем.
Пётр ухмыляется.
– У нас тоже сначала не всё слава богу было.
– Да по всей стране так.
– У нас особый случай. Было это в прошлом году, когда предыдущий начальник угро, ну, что был до Художникова, сбежал.
– В каком смысле?
– Да в самом прямом. Попросту дезертировал вместе с ещё шестью сотрудниками. Ладно, не о нём речь! – продолжает Пётр. – Сбежал, туда ему и дорога! Хуже всего, что вместе с ним пропала и картотека. Мы уж было рукой махнули, начали заново всё собирать, как вдруг приходит заведующий регистрационным бюро и сообщает: на чердаке угрозыска найдены какие-то документы. Полезли туда, ба! Да это же та самая пропавшая картотека. Начали её восстанавливать и вдруг – бац! Лежит себе спокойненько папочка с тесёмочкой, внутри фотография за номером триста девяносто, зарегистрированная аж в шестнадцатом году. А на карточке той преступник по кличке Стасик, который промышлял вооружёнными налётами и грабежами и вроде как угодил за решётку на очень большой срок.
– И к чему ты это мне рассказываешь?
– Ты погоди, не перебивай! – морщится Пётр. – Короче, опознали мы в том Стасике заместителя Художникова – Станислава Навойтова.
– Погоди, ты хочешь сказать, что у вас урка уголовным розыском рулил и никто ничего об этом не знал?
– Вроде того. Мужик, кстати, довольно геройский был, вроде тебя. Тоже в каждую заварушку первым лез.
– Ты говоришь – был?
Михайлов вздыхает. Ему явно не хочется пускаться в дальнейшие воспоминания. Что-то гложет его душу.
– Чекисты за ним пришли и арестовали. И больше от него ни слуху ни духу. Я так думаю – в расход пустили. У нас как раз несколько операций тогда сорвалось. Говорят, это он всю информацию бандитам сливал.
– Но ведь точно не знают? – почти в упор смотрю на него я.
Он грустно разводит руками.
– Ну… кто-то может и знает, только нам не говорит. Ладно, давай дело об ограблении Общества взаимного кредита искать. Там, знаешь, сколько материалов?! Читать не перечитать!
– Читать буду я, а ты пока серёжки по сводкам пробивай.