В гостиную вошел дворецкий Эрл Парсон.
– Миледи! Прибыл сэр Руфус Додсон с супругой и сыном, – церемонно доложил он.
– Проводи их к нам, Эрл.
Дворецкий кротко кивнул и удалился. Через минуту-другую в зал вошел троюродный брат покойного мужа графини Уэйнрайт сэр Руфус Додсон в сопровождении жены Марджери Додсон и единственного сына Дуайта Додсона, которому недавно исполнился двадцать один год.
– Дорогая Глэдис! – радушно воскликнул Руфус и аккуратно взял графиню за ее хрупкие плечи своими руками. – Как я рад тебя видеть!
Леди Уэйнрайт вежливо улыбнулась и ответила взаимностью, со снисхождением воспринимая родственную фамильярность Додсона. Он всегда был раскован своим поведением в обществе больше положенного, но сам того совершенно не замечал. Видимо, сказывалась излишняя самоуверенность, основанная на особой предприимчивости Руфуса и обладании большим состоянием, которое он сформировал благодаря деловому партнерству с влиятельнейшим маркизом Куинси. Завершив обмен любезностями, она предложила гостям выпить. Лакей Дадли Хант был наготове исполнить пожелания гостей и разливал напитки по бокалам. Пока между присутствующими завязывалась непринужденная беседа, Дуайт Додсон отошел в сторону, бросая на Оуэна Палмера красноречивый взгляд, полный ненависти. Он не остался незамеченным для графини, которая прекрасно знала причину его происхождения – Эдит Моллиган. Дело в том, что единственный сын сэра Руфуса был также влюблен в ее племянницу и даже сделал ей однажды предложение, от которого Эдит шутливо отмахнулась. Это сильно ранило юношу, но он продолжал надеяться на взаимность, хотя и понимал, что находясь рядом с Палмером, девушка отдаст предпочтение последнему. Собственно, так и случилось. На месте племянницы Глэдис и сама не задумываясь выбрала бы красавца Палмера, а не хлипкого, чрезмерно вспыльчивого и с все еще прыщавым лицом Дуайта, который к тому же был безынтересен в разговоре. От него веяло скукой и посредственностью. С того самого времени, как Эдит отказала, Дуайт возненавидел Оуэна, хотя сам жених Моллиган был к спесивости Додсона абсолютно равнодушен. Он его попросту не замечал, чем задевал самолюбие сильнее, нежели само соперничество за руку и сердце юной красавицы Эдит. Но теперь она умерла, а ненависть к Палмеру продолжала жить.
Светский обмен мнениями продолжался недолго и был прерван появлением маркиза Реймонда Куинси в сопровождении супруги Абигэйл и их детей – графа Альберта Куинси, старшего сына и наследника маркиза, а также графини Дайанн Куинси, дочери маркиза, которая к тому же была близкой подругой покойной Эдит Моллиган. Их семья была весьма влиятельна в Британии, а сам маркиз Куинси был вхож ко двору королевы Виктории и обладал хорошей репутацией. Дружба Реймонда с Артуром Уэйнрайтом была долгой и крепкой, переросшая затем в дружбу их семей. Кстати говоря, именно Артур свел Руфуса Додсона с маркизом и обеспечил им долговременное деловое партнерство в оптовой торговле товарами из Индии.
– Благодарю, – снисходительно произнес маркиз Куинси, когда услужливый Дадли преподнес ему бокал джина. – Глэдис? Можно тебя?
Он галантно взял графиню под локоть и отвел чуть в сторону. Остальные гости продолжали беседовать, не замечая их.
– Я уже знаю, что ты привлекла к этому делу Гилмора, – без прелюдий начал говорить Реймонд, слегка хмуря холеное лицо. – Не слишком ли поспешное решение, учитывая, что даже столичная пресса в курсе событий?
– А что ты предлагаешь? – жестко парировала Уэйнрайт. – Сидеть сложа руки? Делать вид, что ничего не случилось? К тому же, это он и сообщил мне о проникновении в крипту.
– Я не о том.
– О чем же тогда? – мышцы на утонченном лице графини приобрели решительную неподвижность.
– Ты прекрасно знаешь о чем, – не унимался маркиз, упрямо скрестив руки на груди. Его мощное, широкоплечее тело буквально нависало над тонкой фигурой Уэйнрайт. – Сплетни уже гуляют по Лондону. Теперь эти статейки в газетах. Я боюсь, это сильно ударит по тебе.
– По мне все это уже сильно ударило, Реймонд! Неужели ты не понимаешь? Ты бы смог спать спокойно на моем месте? К тому же, – легкий сарказм зазвучал в голосе Глэдис, – ты боишься не за меня, а за себя.
– Что за вздор? – возмутился маркиз Куинси, однако голос при этом не повышал.
– Беспокоишься, не разнюхают ли газетчики о том злосчастном круизе, из которого Эдит вернулась иной? Эта новость может сильно подпортить репутацию твоей судоходной компании. Собственно, и твою лично.
– Ты говоришь чушь!
Однако по выражению его лица, леди Уэйнрайт поняла, что попала в точку. Смотрела прямо в глаза маркизу: не мигая, не отводя взгляд. Она знала Реймонда предельно хорошо, чтобы прямо сейчас видеть все его чувства и мысли, словно читая раскрытую книгу. Ко всему этому она одна из немногих могла совершенно спокойно сдерживать исходящую от Куинси внутреннюю силу, благодаря которой он без труда подавлял практически любого собеседника напротив.
– Ну, хорошо, – понимая, что его слова не возымели должного эффекта, пошел на попятную Куинси. – Я тебя прекрасно понимаю. То, что ты чувствуешь…
– Ты даже на секунду не можешь представить, что я чувствую, Реймонд, – устало прервала его Глэдис. – Эта боль с тобой навсегда. Она внутри и с каждым днем становится сильнее. Я лишь мечтаю о том, что когда поймают того, кто посмел осквернить наш фамильный склеп, то эта боль частично утихнет. Только этим и живу сейчас, хотя и осознаю, что все равно не будет мне покоя. Поэтому, иного выхода, кроме как просить сэра Галена оказать мне эту услугу, у меня не было. А сплетни расползлись бы по Лондону и без него. Собственно, он единственный, кто точно сохранит молчание, чего не могу сказать о других.
При этих словах леди Уэйнрайт чуть скривилась. Мгновенная грусть полностью покрыла ее еще молодое и красивое лицо, на миг состарив его, и тут же исчезла.
– И тебя совершенно не беспокоит все остальное? – удивленно спросил Куинси.
– Знаешь, я иногда даже хочу, чтобы это безумие прекратилось. Хочу не страшиться за то, что все всплывет на поверхность. Может, это принесет успокоение? Иногда мне кажется, что я не выдержу, Реймонд. Мне очень плохо.
Последнюю фразу графиня прошептала едва слышно, а в ее глазах проскользнула мольба.
– Ну-ну, Глэдис. Не теряй силы. Ты же знаешь, я рядом и…
– Знаю, – открыто и просто ответила она.
На секунду оба замолчали, а Реймонд вдруг испытал сильное чувство жалости к Уэйнрайт, и даже чуть дернулся, чтобы обнять ее, но тут же остановился, испугавшись такой опрометчивости.
– Он уже приступил к поискам? – видя, что пора менять акцент в разговоре, спросил Куинси.
– Да.
– Есть результат?
– Пока нет, – графиня опустила веки на глаза, а через мгновение открыла их вновь.
– Чем я могу тебе помочь? – голос маркиза прозвучал участливо.
– Спасибо, Реймонд. Ты уже помогаешь тем, что не оставляешь меня одну.
– Глэдис, ты же знаешь, что я в любой момент откликнусь. Ради… ради нашей дружбы!
– Знаю, и очень благодарна тебе за это. Но я также знаю, что если Гален взялся за дело, то непременно доведет его до конца. Понимаешь? До самого конца…
– Отмени, пока не поздно! – настойчиво прошептал маркиз Куинси и вновь взял ее под локоть. – Образумься! Это ошибка. Я смогу замять дело…
– Нет. Это мое решение. Во имя семьи и памяти Артура. Я верю Гилмору. Идем к гостям. Нас уже заждались.
Маркиз Куинси знал, что уговаривать Глэдис бесполезно – если она что-либо решила, то так тому и быть. Сильная женщина.
– Господа! – громко произнесла графиня Уэйнрайт. – Прошу внимания! Я хочу сделать важное объявление!
Рэймонд недоуменно взглянул на нее. Что за объявление? Они мгновением ранее разговаривали наедине и Глэдис ни словом не обмолвилась об этом. Он почувствовал легкое раздражение внутри себя – любая мелочь, позволяющая ему ощущать неопределенность ситуации, приводила к недовольству. Он привык все контролировать, но когда что-либо происходит помимо его воли, это возмущало. Глэдис всегда отличалась своенравностью и это частенько задевало маркиза, который еще при жизни своего друга графа Уэйнрайта не раз открыто заявлял ему об этом. Но тот всякий раз увиливал от прямого ответа, что позволяло думать о большей власти жены над мужем, нежели наоборот.
Гости затихли, устремив заинтригованные взгляды на графиню и ожидая продолжения.
– Через несколько минут мы приступим к ужину. Но я должна сообщить вам, что к нам присоединятся еще два джентльмена. Все вы знаете о том, что произошло на Хайгейтском кладбище.
Глэдис сделала короткую паузу. Присутствующие понимающе молчали. Оуэн Палмер нахмурился. Дуайт Додсон, заметив это, чуть покраснел от гнева и злости по отношению к этому щеголю. Реймонд Куинси прищурился, его жевательные мышцы нижней челюсти напряглись от сильного сжатия из-за испытываемого недовольства.
– О, дорогая, мне так жаль! – не сдержавшись, воскликнула маркиза Куинси.
– Благодарю, Абигэйл, – кротко кивнула Глэдис и продолжила. – Как вы знаете, я не могла сидеть сложа руки и продолжать оплакивать мою девочку, зная, что наш фамильный склеп был осквернен. Поэтому я попросила своего старого друга инспектора Галена Гилмора найти того, кто это сделал. У меня был выбор: или сохранить тайну, но жить с этой болью дальше, или же быть сильной и сделать все, чтобы найти преступника, который должен быть наказан за свое святотатство. Я приняла второе, и уверена – это было правильное решение. Сэр Гален настоял на том, чтобы к расследованию были привлечены еще двое джентльменов. Они видные ученые – психиатры. Их имена – сэр Валентайн Аттвуд, член Лондонского королевского общества и обладатель Королевской медали, доктор медицины, и его коллега Рихард фон Крафт-Эбинг, профессор психиатрии из Австро-Венгрии, которого специально вызвали в Лондон для оказания помощи следствию. Несколькими часами ранее я получила телеграмму о том, что эти двое джентльменов присоединятся к нашему ужину.
– Позволь узнать, для чего? – глухо поинтересовался Реймонд Куинси.
– Дабы быть представленными каждому из нас. Им необходимо знать всех, кто был знаком с Эдит, – невозмутимо ответила графиня. – И впоследствии поговорить с каждым.
– Допросить, значит? Моего согласия ты не спрашиваешь?! – маркиз начинал заводиться.
– Прошу тебя, Реймонд, не надо, – испуганно проговорила Абигэйл, которая страшилась любого конфликта. – Мы должны помочь.
– А я разве отказываюсь от помощи?
Тыльной стороной ладони Лестер Атчесон вытер со лба выступивший пот – напряжение нарастало. Дайанн с интересом наблюдала за разгневанным отцом, чей деспотичный характер всегда отличался резкостью настроений – переход от полной расслабленности до вспышки ярости, а затем к невозмутимости занимал у маркиза одно мгновение.
– Могла бы проявить хоть чуточку уважения, Глэдис!
– Прости, Реймонд, именно это я сейчас и делаю, – ответила Уэйнрайт, внешне сохраняя полное спокойствие, что еще больше раздражало Куинси. – У меня не было возможности просить каждого из вас об этом раньше, чем я получила телеграмму.
– Все нормально, Глэдис, – Абигэйл немного с укоризной взглянула на мужа. – Мы поможем всем, что в наших силах, ведь так Реймонд?
– Бесспорно, – процедил маркиз, начиная остывать от эмоций.
– Только что мы можем знать? – неожиданно подал голос Лестер, разводя руками. Ему также претила властность кузины, которой сам Атчесон как мужчина был лишен.
– Это не важно, – веско вставил Оуэн. – Важно то, что нам следует приложить все усилия, дабы помочь инспектору и его коллегам разыскать негодяя!
– Бог мой, какая бравада! – несдержанно фыркнул младший Додсон.
– Дуайт! – резко осадил его сэр Руфус. – Что ты себе позволяешь?
Палмер снисходительно промолчал, стараясь не замечать выпад в его сторону. Он всегда так делал в присутствии этого глупого юнца, который не стоил и пенни его внимания.
– Господа! – леди Уэйнрайт решила прекратить перепалку в самом ее зародыше и указала рукой в сторону большой столовой. – Прошу к столу.
– А как же ваши гости? – поинтересовался Руфус Додсон.
– Они прибудут позже и просили их не ждать. Поэтому у нас есть время отужинать, после чего доктор Аттвуд и его коллега присоединяться к нам…
…Старший инспектор столичного Департамента уголовного сыска Скотленд-Ярда сэр Гален Гилмор после того, как расстался с доктором Аттвудом, незамедлительно вернулся в офис. Там он поручил одному из детектив-сержантов порыться в картотеке и найти любую информацию на имена Джон Коул и Метью Такер. Последнего, несмотря на то, что он являлся осведомителем Скотленд-Ярда, Гилмор также решил лишний раз перепроверить. Сам же, прихватив с собой констебля на непредвиденный случай, направился прямиком на Хайгейтское кладбище, путь к которому был весьма не близок. Провинциальная деревенька Хайгейт располагалась на севере Лондона. Чудное место, утопающее в зелени, где воздух был настолько чист, что любой приезжавший из столицы был им пьянен, а многие не могли привыкнуть к подобной чистоте и свежести, что ощущали даже недомогание тела. Так сильно их легкие пропитались лондонским смогом. Начиная с XVI века, когда в этой маленькой деревне была построена престижная школа, чье появление именно в этом месте инициировала Елизавета I, Хайгейт получил старт своему развитию и становился все более безопасным для путников. Дело в том, что эта местность имеет множество холмов, с которых великолепно виден Лондон, а также богата растительностью, что делало ее привлекательной для разбойников. Пользуясь такими природными «преимуществами», они успешно грабили экипажи аристократов на дорогах, ведущих в столицу и обратно. Теперь же этот пригород Лондона был во многом безопаснее, чем тот же Ист-Энд, благодаря становлению Хайгейта как культурно-просветительского центра. Здесь стали возводить дома и особняки, утопающие в зелени, в которых жили состоятельные британцы и лондонская знать. Однако, несмотря на это, все равно следовало проявлять осторожность, потому что даже здесь все еще промышляли «джентльмены удачи», желающие пополнить свои карманы награбленным. Само же Хайгейтское кладбище было открыто в 1839 году в рамках плана так называемой «Магической семерки» – создание семи кладбищ вокруг Лондона, задачей которых было разгрузить городские кладбища при церквях. Они уже давно были не в состоянии справиться с возрастающим количеством захоронений. Репутация престижности погребений усопших тут же закрепилась за Хайгейтским кладбищем. Это место стало пользоваться уважением, его посещали все больше и больше лондонцев, а затем и приезжих гостей столицы империи, в том числе из-за границы. Наравне с этим вокруг кладбища распространялись всевозможные мистические истории про ведьм и вампиров, про обряды нечистой силы. Даже столичная пресса не оставалась в стороне и с превеликим удовольствием во всей красе расписывала страшные истории о Хайгейтских вампирах. Поэтому когда в «Дейли Ньюс» и «Иллюстрейтед Лондон Ньюс» вышли статьи о загадочном проникновении неизвестного в фамильный склеп Уэйнрайтов, эта история не стала исключением и многие возбужденные умы стали нанизывать на нее свои выдумки, связанные с нечистой силой и вампирами. Этого стоило ожидать, потому что держать втайне информацию, которая известна более чем двум персонам просто невозможно. О чем, собственно, и предупреждал леди Уэйнрайт доктор Аттвуд при их первой встрече.
Экипаж остановился у центрального входа на кладбище. Смотритель Метью Такер оказался на месте и был весьма удивлен, увидев вновь инспектора Гилмора без предупреждения с его стороны о желании посетить Хайгейт.
– Господин инспектор! – подобострастно воскликнул могильщик. – Я делаю все, как и обещал! Никому ни слова! Но здесь уже побывали чертовы газетчики…
– Знаю, мистер Такер, – кивнул Гилмор и нахмурился. – Иначе в тех газетах мы бы с вами прочитали иное. Мне есть смысл говорить вам о том, что и впредь следует сохранять полнейшее молчание?
– Я иногда совершаю глупости, сэр Гален. Но это не означает, что я глуп. Мне ведь известно, что будет, если я ослушаюсь вас.
– Это верно.
– Неужели вы приехали лишь затем, чтобы еще раз предупредить меня о молчании? – удивился Такер.
– Нет.
– Тогда зачем я вам понадобился?
– Джон Коул, – жестко произнес Гилмор.
Констебль стоял в нескольких шагах от своего начальника, будучи полностью готов ко всякого рода неожиданностям. Сам же смотритель кладбища прекрасно понимал это и невольно вздохнул.
– Он здесь совершенно ни при чем, сэр, – тихо ответил Мэтью, и потупил взгляд. – Клянусь вам. Это не его рук дело.
– Откуда вам известно?
– Вы все знаете про Джона, ведь так?
Вопрос могильщика прозвучал скорее как смиренное утверждение. Гилмор молча ожидал ответ. Такер обреченно вздохнул, понимая, что скрывать информацию бесполезно и это повлечет за собой последствия.
– Зачем ему отрезать голову, если можно взять все тело целиком? Так дороже. А Джон человек прагматичный, осторожный. И умный. К чему залезать в склеп знатной особы, если вокруг полно обычных могил?
Гилмор молчал, понимая правоту своего осведомителя.
– Вижу ваше неверие ко мне, сэр, – с нотками грусти продолжал говорить смотритель. – Разве я когда-нибудь подвел вас?
– Мне нужен Джон Коул.
Метью Такер видел решимость инспектора.
– Джон не виноват, сэр, – повторил он слабым голосом. Вышло не уверенно.
– Я просто хочу поговорить с ним, – настаивал Гален.
– Получиться, что я сдал своего друга?
– Скажем, устроили нам случайную встречу. Или сами отправитесь за решетку!
Такер несколько секунд переминался с ноги на ногу.
– Хорошо. Я скажу вам, где его найти. Одно условие.
– Слушаю.
– Не говорите, что это я.
– Слово джентльмена.
– Пивная «Олд Парр Хэд» на Миле дьявола, – Такер отвел взгляд чуть в сторону, будто стыдился сказанного.
Инспектор Гилмор безучастно глядел на могильщика.
– Если я не найду мистера Коула – я вернусь, – угрожающе произнес он напоследок и ловко запрыгнул в карету. Констебль поспешил за ним. Экипаж тронулся с места, оставляя позади себя клубы дорожной пыли и Метью Такера, провожающего их удрученным взглядом. Если Джон каким-то образом пронюхает, что он его выдал полиции – ему несдобровать.
Милей дьявола жители Лондона называли Аппер-стрит (Верхняя улица) в Ислингтоне. Появившись на заре XII века, она пролегала среди полей, которые были основной сельскохозяйственной территорией в близости к быстрорастущей столице Британской империи. Со временем вдоль улицы стало появляться множество пабов, магазинчиков и забегаловок, которые обслуживали живущих тут фермеров. А уже с XVIII века Верхняя улица Ислингтона начала перестраиваться в жилой район. Тут же возник «высокий тротуар», придающий улице необычный вид. Его соорудили для того, чтобы защитить пешеходов от попадания большого количества животных и домашнего скота, использующих дорогу, дабы добраться до задней части нового Королевского сельскохозяйственного зала. Отстроились первые дома Хорнси-Роу, а с середины-конца девятнадцатого столетия район Аппер-стрит стал известен на весь Лондон своими шумными ночными развлечениями. Разного рода «темной» публики на главной проездной улице Ислингтона стало несчесть – толпы пьяных, множество проституток и преступников различных мастей. Именно из-за этого Аппер-стрит стали называть Милей дьявола. Гилмор очень хорошо знал этот район Лондона, как был наслышан и о пабе «Олд Парр Хэд», чья репутация была весьма нелестной. Соваться туда в одиночку, или даже вдвоем с констеблем было безумием. Поэтому Гален скомандовал возвращаться в Скотленд-Ярд. Он возьмет с собой дюжину полицейских и устроит облаву. Джон Коул не должен уйти.
Пока инспектор был озадачен поимкой похитителя тел, доктор Аттвуд поднимался по лестнице в гостинице «Кларидж». Апартаменты его австрийского коллеги Рихарда фон Крафт-Эбинга находились на третьем этаже. Поравнявшись с дверью, Валентайн шумно постучал по ней кулаком.
– Рихард?
За порогом послышались шаги и вскоре дверь открылась.
– Ожидал вас позже, – проговорил фон Эбинг, – но входите. Мне хватило нескольких часов на сон.
– Вот и славно, – Аттвуд шагнул внутрь. – Потому что нас ожидает леди Уэйнрайт. Я хочу представить вас, заодно и познакомимся с некоторыми влиятельными гостями ее дома.
– Полагаю, из числа тех, кого вы собираетесь опросить.
– В точку!
Сэр Валентайн улыбнулся, присаживаясь в кресло, любезно предложенное австрийским ученым.
– Однако вначале я хотел бы поговорить с вами, Рихард. Услышать ваше мнение.
Крафт-Эбинг слегка кивнул, ожидая этого. Он подошел к зеркалу, придирчиво осматривая себя. Поправил ворот сорочки, надел жилет.
– Вы полностью правы, Валентайн, – начал Рихард. – Я имел возможность сталкиваться с подобными преступлениями. Более того, я целенаправленно собираю аналогичные данные о них с целью изучения подобных отклонений в психике.
Аттвуд с интересом внимал каждому слову своего коллеги.
– Перед некоторыми своими выводами, которые я уже сделал, будучи знаком с этим жутким делом с ваших подробных описаний, скажу: сексуальное насилие над трупом мисс Моллиган не что иное, как демонстрация влияния, кое оказывает половая жизнь на чувства человека. На его мышление и поступки, противоречащие устоям общества. Это психопатологические явления, результатом которых есть половые преступления, – фон Эбинг развел руки в стороны. – Такая себе темная сторона человеческой жизни, отвратительное бедствие души и ума.
– Следовательно, наш преступник болен, – утвердительно резюмировал доктор Аттвуд, убеждаясь в своей правоте.
– Совершенно очевидно, что да. Не будем входить в научную дискуссию, дабы не тратить время попусту. Вы читали в прессе о поимке жуткого убийцы – сластолюбца и некрофила Адека Келлера? Он орудовал в Граце на протяжении нескольких лет.
– Только в общих чертах. Подробностей еще не было.
– Не удивительно – идет следствие. Мой приятель инспектор Пауль Йенс, возглавляющий криминальную полицию Граца, бдит о сохранении большинства фактов в секрете. Но я уже имел возможность беседовать с убийцей. И первое, что отметил: ряд действий вашего осквернителя очень схожи с подобными действиями герра Келлера! Само собой, сексуальное насилие над трупом.
– Однако я не могу с уверенностью утверждать, что мисс Моллиган подверглась проникновению, – возразил Валентайн.
– Это придется установить, но само половое действие все же было совершено. Над мертвым телом, что очень важно. Далее, отрезанная голова. В хронологии преступлений Келлера этот факт также присутствует. Я пока что не выяснил доподлинно истинную суть такого действия, но в скором времени это станет понятно.
– Из бесед с Келлером?
– Да. Хотя уже могу предположить, что отрезанная голова своего рода фетиш. Напоминание об эмоциях в момент совершения преступления.
– Или желание посеять страх, – вставил доктор Аттвуд. – Почувствовать собственное величие.
– Не исключено. Однако ваша версия может расходиться с фактом о психических расстройствах преступника. Предполагаю, он не настолько умен, чтобы желать чего-то большего, нежели удовлетворить свои больные, животные инстинкты. Страх в обществе – это власть над ним же. Мощное оружие влияния, применять которое требует высокого ума. Думаю ваш осквернитель личность малоразвитая, больше мыслящая примитивными категориями: сон, еда, опорожниться, удовлетворить себя, выжить. Отсюда вряд ли он руководствуется столь изощренными мыслями. Его мотивация – похоть, извращенное сластолюбие. И, как итог, его привлекает полная покорность мертвого тела. Это основной возбудитель.
– Я не ошибся, когда просил вас приехать в Лондон, – уважительно произнес сэр Валентайн. – Ваш некрофил возвращался к одному и тому же телу дважды?
– Вот! – воскликнул фон Эбинг, указывая пальцем в сторону Валентайна. – Это, кроме найденных вами следов ароматных масел корицы на руке покойной, есть существенное отличие между вашим осквернителем и Келлером! Как и разорванная одежда. Адек всегда насиловал только раз, потом закапывал труп. Одежду просто снимал, но не рвал на теле жертвы. И он не наносил на кожу трупа никаких ароматизированных веществ.
– Однако не исключено, что аромат корицы на руку покойной наносил не наш осквернитель. Это могли сделать, к примеру, в похоронной лавке, когда готовили тело к захоронению.
– Ритуальный обряд? Возможно. Или же перед самой смертью мисс Моллиган использовала масло корицы, а его запах весьма стойкий.
– Как вариант. Правда, леди Уэйнрайт утверждает, что Эдит предпочитала мускусные ароматы, а корицу не использовала вовсе. Но вероятность существует. В любом случае, будем считать все версии верными, чтобы не ограничить кругозор в поисках мерзавца.
– Как бы то ни было, – я говорю о ряде отличий в поведении, – вернулся к теме фон Эбинг.
– И что это нам дает?
– Если ряд поведенческих шаблонов схожи, следовательно, схожи и черты личности преступников, зная которые, мы сузим поиск насильника. А мы их будем знать, кроме ранее установленных, потому что я пристально наблюдаю и изучаю Адека Келлера. Как, собственно, и иные половые преступления с патологиями психики. А то, что разнится в поведении при совершении акта насилия даст нам ту индивидуальность преступника, разгадав которую, вы его и поймаете!
– Превосходно, Рихард! – довольно воскликнул сэр Валентайн. – Нам еще многое следует обговорить, но боюсь, нет времени. Пора ехать в «Уэйнрайт-хаус». Негоже заставлять леди ждать!
Гостиница «Кларидж» находилась в относительной близости от владений графини, поэтому путь занял немного времени. У входа гостей встречал Эрл Парсон, дворецкий графини Уэйнрайт. Среднего роста, чуть полноват, но оттого не менее проворен, вышколенные жесты и осанка свидетельствовали о долгой службе семье Уэйнрайтов. Лицо овальной формы с тщательно ухоженной кожей, песочного оттенка густые волосы аккуратно напомажены назад и отдавали заметным блеском. Маленькие глазки, чуть впавшие в глазницы, смотрели бесстрастно.
– Джентльмены, вас ожидают, – ровно произнес он. – Следуйте за мной.
Парсон повел их в малый зал, где все присутствующие собрались после ужина выпить виски или вина, а также выкурить по сигаре.
– Сэр Валентайн Аттвуд и профессор Рихард фон Крафт-Эбинг, господа! – прервал оживленную беседу дворецкий, представляя вновь прибывших.
На мгновение повисла тишина: гости леди Уэйнрайт с интересом взирали на двух ученых, которых с нетерпением ожидали все это время. Более всех остальных такое нетерпение внутри себя чувствовала сама хозяйка дома. В том числе, испытывая необъяснимое волнение. Маркиз Рэймонд Куинси едва заметно кивнул вошедшим, одевая на лицо маску бесстрастного превосходства. Оуэн Палмер выжидал, неспеша делая глоток виски из граненого бокала. Казалось, его совершенно не трогало появление джентльменов, однако при этом глаза молодого красавца внимательно изучали доктора Аттвуда и его австрийского коллегу.
– Весьма кстати, – нарушил молчание Руфус Додсон, что прозвучало с оттенком невежливости.
Глэдис Уэйнрайт бросила на него укоризненный взгляд:
– Джентльмены, – произнесла она, – позвольте представить вам моих гостей и добрых друзей нашей семьи.
Нет никакой семьи, язвительно подумал про себя Дуайт Додсон, когда стандартная оговорка графини резанула его слух. Она осталась практически одна – муж умер, племянница тоже, иметь собственных детей обделил Господь, а все остальные были такими же членами ее семьи, как сам Дуайт, например, принцем Британии. И, несмотря на окружение, леди Уэйнрайт оставалась совершенно одинокой.
– Маркиз Рэймонд Куинси, мой близкий друг, – продолжала графиня. – Его супруга Абигэйл Куинси, а также их сын граф Альберт и дочь леди Дайанн.
При этом она указывала рукой на каждого, кого представляла. Маркиза открыто улыбнулась и вежливо кивнула в знак приветствия, Дайанн же наоборот, была копия своего отца – холодная и высокомерная. Альберт вначале посмотрел на мать, затем перевел взгляд на отца и совершенно запутался, как именно ему стоит реагировать на появление незапланированных гостей, которые к тому же желают всех опросить в связи с осквернением фамильного склепа Уэйнрайтов. Собственно, он всегда отличался нерешительностью, пребывая в поисках одобрения со стороны родителей. Но, как правило, нарывался на раздражение своего властного отца и снисходительность со стороны матери.
– Троюродный брат моего покойного мужа Артура Руфус Додсон, его супруга Марджери и их сын Дуайт.
Юноша, услышав свое имя, едва заметно скривил прыщавое лицо. Ему претили эти светские условности и напыщенность некоторых из здесь присутствующих. Особенно ненавидел он Оуэна Палмера, который, кстати говоря, всегда вел себя совершенно естественно и непринужденно в отличие от остальных. Может быть, за это и ненавидел в том числе?
– Мой кузен Лестер Атчесон.
– Рад знакомству, джентльмены, – с легкой отдышкой в голосе произнес он. За ужином Лестер как всегда весьма плотно поел, да еще пропустил несколько бокалов виски, что заметно осложняло дыхание наряду с его излишним весом.
– Оуэн Палмер, – нотки грусти появились в голосе графини. – Жених моей Эдит.
Доктор Аттвуд изучающе взглянул на молодого человека, чье внешнее спокойствие было заметным. Он казался одновременно сдержан и открыт, это чувствовалось в его манере держаться, жестах и выражении лица, пожалуй, единственного здесь без какой-либо напускной демонстративности. А еще на нем был отпечаток грусти. Палмер отчего-то сразу заинтересовал сэра Валентайна.
– Хотите выпить?
– О, благодарю миледи, – ответил Аттвуд. – Не откажусь от бокала глинтвейна. Рихард?
– В моей стране популярно пиво, господа, – чуть улыбаясь, ответил фон Эбинг. – Не прочь сравнить его с вашим знаменитым элем.
– О, замечательный выбор! – одобрительно крякнул Атчесон, подавляя невесть откуда возникающую икоту.
– Дадли!
Услужливый лакей, ожидавший, когда джентльмены определятся с напитками, молча ретировался исполнять их желание.
– Полагаю, можем приступить сразу к делу, – произнес маркиз Куинси, проявляя свое фамильное нетерпение.
– Рэймонд! – леди Уэйнрайт сверкнула глазами.
– Почему нет? – поддержал маркиза Руфус Додсон. – Мы ведь уже все всё знаем, не так ли? Как и то, для чего вы здесь.
При этих словах он посмотрел в сторону Аттвуда и Крафт-Эбинга. От последнего не ускользнуло едва заметное опасение, промелькнувшее на лице Оуэна Палмера.
– Простите моих друзей за прямоту, джентльмены, – сказала графиня.
– Не стоит, миледи, – спокойно возразил Валентайн. – Они правы. К чему наигранность, когда она не уместна. Мы здесь не ради забавы, но по делу. По нашему общему делу.