Дмитрий Арх
Книга Арха
Шестнадцать лет спустя
За час до заката…
Светило солнце сквозь серое вечернее небо. Надежда становилась реальной, как и вид из кабины дальнобойной фуры, за рулём которой сидел ангел и потягивал свою большую, украшенную серебром табачную трубку. Последние четыре месяца в пути он редко начинал говорить первым, лишь иногда оглядывал с беспокойством и тихим вздохом подопечного. Порой одаривал улыбкой, окутывавшей теплом и ангельским добродушием. Будто в нём искал ответ на свой непростой вопрос.
Думал Димка о своём ангеле в такие моменты и старался ободрить его:
– Вот и солнце, Ангел! Посмотри, как греет!
Открыв окно, он вылез в него наполовину, крича во всё горло: «Еехххо!», ловя взглядом лучи солнца с проносившимся ветром. Но маленькое безумство длилось не так долго, как хотелось, пару секунд, не более; ведь большая сильная рука потянула его обратно на сиденье.
– Не шали так, Димка, ведь не младенец! И вообще можешь случайно выпасть, а мне потом за тебя отвечай головой или крыльями, и поверь, я не знаю, что хуже.
– Нет, не выпал бы, даже если кто‑то сильно захотел, всё равно бы не выпал, – возразил Димка своему ангелу.
– Это почему бы не выпал? – с полной серьёзностью спросил ангел‑хранитель.
– Да потому что знаю, Ангел мой, ты меня поймаешь и не дашь упасть и разбиться, – и Димка с детской искренностью посмотрел на ангела. Ангел всё понял, и его серьёзное лицо сменила добродушная улыбка.
– Ну да… так оно и есть, – с гордостью ответил он, затянувшись посильнее табаком, и, выпуская большой клуб дыма, включил четвёртую передачу, прибавляя скорость фуры.
Ангелы – славный «народ». Но, на взгляд Димки, его хранителю немного не хватало оптимизма, тогда бы они с ним не спорили, а творили всё вместе. А как ангел порой смотрит на его поступки! По его лицу можно узнать всё, что он думает, чувствует. Именно за это Димка любил ангела – тот был искренен и всегда честен. Те ангелы, которых Димка встречал, были безмолвны и каменноподобны. Лица их не внушали ничего, даже страха. Димка не понимал, что они думают, что чувствуют, лишь видел лица с огоньками в глазах, а его же хранитель человечнее.
– Но всё равно помни, друг, – решил продолжить разговор ангел, – как бы я близко или далеко не находился, у тебя своя голова на плечах должна быть. И есть поступки, в которых я бессилен и безмолвен.
– Ведь вы, ангелы, способны на всё?!
– На всё, да не на всё. Пойми, – продолжил ангел, – вам, людям, даровано право неизвестности, а неизвестность –выбор, это право на свободу, поэтому мы лишь подсказываем, а не решаем за вас.
– А вам что, не дарована свобода?
– Дарована, но вместе с этим нам дан дар знать, что будет дальше во всех возможных случаях и ситуациях, и мы уже заранее выбираем самый оптимальный путь для нас самих.
– Эээ… понятно, а почему ты многое видишь, но порой мне не говоришь, как поступать? – с претензией спросил подопечный.
– А ты прислушиваешься ко мне? Думаешь обо мне, когда сломя голову мчишься к осуществлению своих замыслов?
– Нет, но это раньше было время, когда я мало уделял внимания тому, чтобы послушать тебя.
Димке стало неловко, ведь ангел и вправду всегда подсказывал, где нужно было притормозить, а он не слушал или, слыша, отмахивался от слов ангела, говоря ему: «Не бойся, мой Ангел, всё будет хорошо!» В итоге он оказывался с разбитыми коленями, а ангел поднимал его и отряхивал от пыли. И только после этого Димка осознавал, что нужно было притормозить, а не гнать на полную, ослеплённым своей целью.
– Да… кстати, пока не забыл, – уточнял ангел, – чтобы у тебя сложилось правильное мнение по этому вопросу. Я тоже не всегда знаю, что будет с тобой во всех подробностях. Ведь у тебя не два и не три выбора, как кажется, а куда более. Иногда встаю к тебе поближе и иду рядом, поддерживая, какой бы путь ты ни выбрал. Пойми… мы, ангелы, только про самих себя всё знаем, а ваши дороги и принятые решения хоть и видны нам, но они всегда остаются только вашими.
– Ангел, – вновь спросил его подопечный, – а кто знает всё‑всё? И про тебя, и про меня, прям всё‑всё на свете.
– Ну, как тебе объяснить это в рамках положенного… понимаешь… – ангел посмотрел Димке в глаза и, поняв, что тот слушает, продолжил: – Всё, что происходит, происходит потому, что оно произошло, а кто знает всё… – ангел с хитрецой приподнял свой взгляд вверх и, увидев понимание, не спеша отвернулся и с полной серьёзностью ответил: – Я лишь догадываюсь, а я не гадалка тебе, чтобы озвучивать свои догадки.
Димка понял, что ангел не имеет права ответить на все интересующие вопросы о его жизни, потому что он ангел, и он такой, какой он есть, но намекнуть всегда сможет, если его внимательно слушать.
Они продолжали ехать вместе. И ехали по этой дороге шестнадцать лет, именно столько лет Димке, столько лет ангел оберегал его, давая нужное смирение и надежду; в самое трудное время он оказывался рядом, и они вместе проходили те пути и испытания, которые могли ждать за любым поворотом дороги, название которой – жизнь. Дружили они с самого детства. Сколько Димка себя помнил, столько он и ангела знал; правда, в детстве ангел редко появлялся, лишь в минуты отчаяния и глубокого непонимания этого мира. И если бы не мудрость его ангела, то все непонимания Димки могли бы вылиться в большие неприятности для людей или в сильную непогоду. Порой он знал и чувствовал присутствие хранителя, особенно когда было опасно; иногда догадывался, что ангел где‑то рядом, не дальше его взора или слова. Димка вновь посмотрел на своего ангела‑хранителя и сейчас на его лице увидел что‑то новое. Ангел думал о чём‑то другом, не столь печальном и неясном, как показалось вначале. Украшенная серебром и узорами трубка по‑прежнему испускала тонкую ниточку дыма, подобную змейке, вылетавшую в слегка приоткрытое боковое окно.
Ангел продолжал смотреть вдаль, обгоняя машины, а Димка удивлялся его способности быть в себе и быть здесь. Он вглядывался вдаль, смотрел, где стоит свернуть, а где притормозить, даже если трасса была свободна и, как казалось, на десяток километров просматривалась. Но главное, что в ангеле было для него родным и удивительным, так это способность молчать и понимать молчание. Вот и сейчас наступило молчание, которое ангел решил разбавить музыкой из радио. Подопечный же погрузился в свои собственные мысли. Очень часто его в последнее время мучило ощущение чего‑то большого и неизвестного.
Солнце клонилось к закату, небо стало темнеть. Димка ощутил, что его сильно клонит в сон. Он перебрался на кровать, что находилась за водительским сиденьем, но кровать – слишком громкое название для автомобильного дивана в дальнобойном тягаче. Свернувшись в клубок, Димка подбил подушку и, стянув плед с верхней полки, сказал ангелу:
– Я спать, Ангел мой.
– Давай, давай, отоспись, – ответил ему ангел, продолжая вглядываться в дорогу.
– Добрых дорог тебе, – проговорил Димка перед тем, как решил провалиться в сон.
– И тебе, друг.
– В смысле? – возникшее любопытство отбило желание уснуть.
– В том смысле, что сон – тоже дорога, – ответил ангел и, зная интерес ко всему со стороны подопечного, строго продолжил: – Ладно, хватит на сегодня разговоров, спи, а то с твоим любопытством снова не выспишься, а мне тебя сонного ещё по дню вести.
Повернувшись к Димке, посмотрел на него ангельским взглядом, который рассеивал все вопросы и сомнения. И то ли от усталости, то ли от взгляда ангела подопечный не понял, когда окончательно провалился в сон. А ангел продолжил тянуть трубку, поставив звук радио на громкость, которая не потревожит, и начал негромко подпевать песне:
Мы верим,, что есть свобода,
Пока жива мечта.
Верим в свою свободу,
И будет так всегда…1
Пробуждение
Холодный душ бодрил, горячий кофе согревал…
Прохладным весенним майским утром Димка сидел в халате на крыльце дома. Покуривал свой любимый «Парлик»2, смотря на птиц, сидящих в густых ветках тополя. В природе не было людской суеты, которая ему была так чужда. В такие моменты любые размышления давались очень легко, и он вспоминал сон, пытаясь выстроить его в логическую цепочку, зная, что в снах можно найти подсказки его ангела.
– Хм… – думал он, – в очередной раз засыпая там, я просыпаюсь здесь. А может, наоборот? Сплю здесь, а просыпаюсь там? Нет… вряд ли. Ведь там всегда разные сюжеты и место действий, и не во всех снах есть мой ангел. Почему‑то раньше я не задавался этим вопросом, правда, чем старше становлюсь, тем больше вопросов и тем меньше желания искать на них ответы. Вроде вновь снилась дорога. Месяца три периодически она снится, и ведь понимаю, для чего мы едем, только куда едем? Просыпаясь, не помню. Наверное, по каким‑то важным делам, – приходил к выводу он. – Делам, хм… делам? Что‑то у меня с этим ассоциируется…
– Блин! – вырвалось у него во весь голос, и, посмотрев на наручные часы, он увидел, что время 10:10, понедельник. И его последний экзамен шёл уже десять минут.
За победу в олимпиаде по истории оценка за год выводилась автоматически – «отлично», но он так же отлично знал своего преподавателя; его беспечное опоздание может быть воспринято как наглость, а наглость у Ирины Николаевны наказывалась вопросами, притом долгими и нудными вопросами. Спустя пять минут его ноги чеканили такой быстрый шаг, что со стороны это казалось лёгким бегом. Внутри явственно обитало ощущение, что в данный момент он опаздывает, но в общей перспективе успевает. Через десять минут рука занеслась над дверью класса в тихом школьном холле. Смотря на номер кабинета и глубоко выдыхая, он постучался и, не дождавшись ответа, открыл дверь.
– Разрешите войти, Ирина Николаевна, – отрапортовал Димка, будто военный, который явился, как только смог.
– А зачем? – повернулась в его сторону учительница и, прищурившись сквозь очки, начала прожигать проницательным взглядом. Этот взгляд, изученный им за три года, не сулил ничего хорошего.
– Чтобы увидеть вас, своего любимого преподавателя, Ирина Николаевна, – ответил он, едва сдерживая улыбку.
– Неужели? – её строгий голос перешёл на наигранное удивление. – Возможно, и остальные двадцать человек пришли за тем же, что и ты? Так они ведь не опоздали, в отличие от тебя, Дима, и могут дольше созерцать меня, красивую, – ответила преподаватель, добавив к словам такую же сдержанную улыбку.
– Грешен, Ирина Николаевна, грешен, но, поймите, долго не мог выбрать рубашку для радости глаз ваших, поэтому и надел футболку, чтобы запомниться вам в этом учебном году на фоне двадцати человек в костюмах, – и с такой любовью и замиранием дыхания посмотрел в глаза учительнице – так даже фанаты не смотрят на своих кумиров при встрече.
– Силён подхалимничать, силён, и где так глазёнки свои хитрые научился строить, ведь, не знай я тебя три года, Дима, поверила бы, – уже более мягким, прощающим тоном говорила Ирина Николаевна.
– Так в России живём, тут на что ни посмотри, сердце любовью ко всему прекрасному наполняется, и от этого каждое слово становится наполненным любовью к окружающим людям.
– Ох, чертяга языкастый, но, не поверишь, я вот минут двадцать назад начала способ наказания для тебя придумывать, коли отважишься зайти после звонка. Всё не могла выбрать, с чего начну: за тесты посажу или за всех тесты заставлю решать. Случаем, ты мне не посоветуешь, что выбрать для тебя?
При этом вопросе у той части класса, которая умудрилась начать списывать, появилась крохотная надежда, что так оно и будет и им не придётся решать исторические головоломки от самого строгого преподавателя школы. Другая же часть класса просто не обращала внимания на происходящее, зная, что вероятность ничего не делать и получить хорошую оценку у Ирины Николаевны совершенно отсутствует, даже для Карамзина.
Димка, стоя в раздумье, смотрел в глаза преподавателя, она сквозь очки смотрела на него, ожидая, какой из предложенных вариантов наказания он выберет.
«Нет, не буду я ничего из предложенного вами делать, мне что, заняться нечем?» – подумал он про себя, не отводя взгляда. Два предложенных варианта его совершенно не устраивали, и, вспомнив сон с ангелом, он придумал. Правда, то, что он обычно придумывает, у ангела в большинстве случаев вызывает желание его укорить. Первая пришедшая в голову мысль была именно из этого списка. «Как, не сделав сейчас, узнаешь?» – успокоил он себя, выдохнул и уже без какой‑либо наигранности, как будто готов с лёгкостью принять любой вариант её наказания, ответил:
– А может, лучше чайку попьём, Ирина Николаевна?
Димка спросил это, останавливая «мгновение времени», в котором преподаватель и класс замерли. Вглядываясь в глаза учителя, Димка видел искры сомнения и расстройства, бушевавшие вокруг неё. Решив не терять время, он представил, что её окружает бело‑серебристое облако, поглощавшее все сомнения. Как это называется и работает, он не знал, главным для него был результат, а результат всегда был одинаковый: человек становился более спокойным и добрым к людям. Димка закрыл глаза, выдохнул, вернулся в привычную реальность, всё так же смотря в глаза преподавателя.
– Мы с тобой чай будем пить, а остальные – париться?! Нет уж, друг, не в этот раз. И тебе сегодня повезло всех меньше. Конечно, учитывая твои былые заслуги перед школой и нынешнее категорически неприемлемое опоздание… – её голос становился мягче, она вздохнула и, неожиданно для всех, продолжила говорить с другой, более лёгкой интонацией: – В конце концов, я ставлю тебе отлично за все твои старания. Всё же для меня главное не способ, а результат твоего учебного процесса. Надеюсь, свой дневник не забыл сегодня? И что стоишь до сих пор у порога, глаза мне мозоля? Проходи.
«Сработало», – понял Димка и с лёгкой душой подошёл к учительскому столу, явственно ощущая матерный холод с последних парт, понимая, что в любом месте найдётся человек, который будет радоваться его успехам и особо радоваться его неудачам. Но он всё равно их любил по‑человечески. Понимая, что, во‑первых, это бесит их ещё больше, а во‑вторых, он же не зеркало, чтобы быть отражением чьих‑то эмоций. Использование того, что он называл мгновением, в котором интуитивно делал то, чему и сам не мог дать объяснение, вновь ему помогло.
Среди бумаг и другой канцелярской мелочи учительского стола зазвонил телефон, и на весь класс заиграла знакомая мелодия Баха, что для всех показалось странным. Обычно, чтобы не отвлекаться от учебного процесса, Ирина Николаевна ставила свой мобильный телефон в беззвучный режим. Об этом же просила весь класс в добровольно‑принудительном порядке. Забыв про существование всего окружающего мира, с английской выдержкой, она взяла в руки старенький «Nokia» и, прижав покрепче к уху, слушала говорящего, постепенно расплываясь в улыбке. Потом, так же не спеша, положила телефон на стол, посмотрела на него ещё разок с радостным взглядом и, взяв дневник у ничего не понявшего Димки, вывела ему «отлично» с тремя восклицательными знаками перед своей подписью. Димка, опасаясь, что мог переборщить в мгновении, вновь остановил его. И видел вокруг Ирины Николаевны совершенно чистое, оранжевое, сияющее настроение, которое ни одно волшебное облако не способно сотворить для человека. «Пронесло», – подумал он про себя и вновь вернулся в привычную реальность, понимая, что дело было в телефонном звонке.
– Жаль, мой друг, – вновь заговорила Ирина Николаевна, – но вначале ты был прав по поводу того, что не увидимся. Притом не три месяца, о которых говорил, а гораздо дольше. Ладно, что я тебе одному объясняю, всё равно всем надо сказать. Иди, присаживайся к Крайневу.
Димка пошёл к своему тёзке, он единственный отвлёкся и наблюдал последние три минуты за происходящим с привычной для него невозмутимостью. Друзья молча пожали друг другу руки, Димка облокотил голову на ладонь, еле сдерживаясь, чтобы не уснуть от всех сотворённых чудес, от которых его всегда тянуло в сон.
Ирина Николаевна посмотрела на весь класс, на некоторых остановила свой задумчивый взгляд. В большинстве своём класс продолжал писать экзамен, кто‑то заканчивал списывать, а кто‑то скучал, делая вид, что перечитывает приготовленный текст, готовясь к устному ответу.
– Так, мои дорогие, все обратили внимание на меня, – постучала учительница по столу шариковой ручкой. Весь класс обратил внимание в ту же секунду, гадая, что на этот раз выдаст их классный руководитель. И, убедившись, что на неё смотрит каждый ученик, продолжила:
– Здесь мне Дима о чае напомнил, который, как вы знаете, я очень люблю и, к моему сожалению, не успела им насладиться в полной мере утром. Но сказать сейчас хочу не об этом. Мои друзья, я поняла, что была к вам порой строга на протяжении этих лет. Также окончательно сделала вывод, кто из вас и насколько знает мой предмет. Поэтому, сложив свою строгость и ваши знания, решила следующее: кого устраивает оценка на балл выше, чем в предыдущей четверти, прошу сдать дневники старосте.
Ученики с последних парт взмыли ракетами, спеша отдать дневники русоволосой Ольге. Они не подумали, что если сдадут дневники первыми, оценку им поставят последним…
Прохладное утро мая постепенно сменилось тёплым днём, предвещавшим быть аномально жарким и безветренным для этих мест. На мосту, что разделял пруд на две части, стоял Димка. Его всегда тянуло к воде, особенно после того, как он устало заканчивал что‑то в своей жизни. Вот и в этот раз, сдав последний экзамен, пришёл к любимому месту и, смотря на синюю гладь воды с играющими бликами солнца, придумывал, чем бы заняться в летние каникулы. Но, к его радости, в голову ничего не шло, что для него было большой редкостью. Присев на перила моста и оглядевшись, он никого не увидел и стал доставать сигареты, решив со спокойной душой закурить, не боясь быть замеченным кем‑то из взрослых. Доставая из кармана пачку, услышал, как часы просигналили полдень, но, по его ощущениям, на часах должно быть не более одиннадцати. Посмотрев на циферблат и видя ровно двенадцать, задумался: «Странно, вроде, новые, а спешат. А в часах ли дело?» Оглядевшись вокруг ещё раз, увидел, как мир вокруг постепенно замедляется, и лучи солнца, отражённые в ряби воды, как на картине, застывают. Задумавшись и поняв, он улыбнулся и, не дождавшись, когда всё вокруг окончательно остановится, радостно крикнул:
– Привет! Какими дорогами в моих краях?!
Повернув голову направо, он увидел своего ангела во плоти, привычно курящего трубку, и наблюдал за тем, как его сияющие крылья растворялись перед застывшим горизонтом.
– Твоими, друг. Да, заглянул я поздравить с успешно сданным экзаменом и сказать, что заметил в тебе, как силы набираются.
– А ты почаще появляйся – и замечать не будешь, – ответил с шутливой укоризной Димка, испытывающий неуловимую радость, всегда появляющуюся вместе с ангелом.
– А я разве отхожу от тебя? – риторически спрашивал ангел‑хранитель. – Подумай, что было бы, если бы всё время за тобой ходил и говорил, что и как лучше делать? Сам знаешь, характер у тебя не подарок, и как, по‑твоему, мы бы уживались? – ответил ангел, не скрывая радости встречи.
– Ну, тут два варианта, – ответил ему Димка, – либо я исправился, либо ты испортился. А нет, подожди… – вспомнив отрывки сегодняшнего сна, продолжил: – Как ты говорил, у человека не два и не три выбора, так что откуда мне знать, к чему это привело бы.
– Всегда находишь, что ответить своему ангелу. Ну да ладно, не корить я тебя явился, а спросить, как ты? – ангел посмотрел на подопечного взглядом, который ясно давал понять, что он и так всё знает, но услышать хочет от Димки.
– Сам же видел, в школу ходил экзамен проставить, вроде в этот раз ничего особенного, – Димка решил умолчать до последнего о мгновении, использование которого ангел не одобрял.
– Что я там вижу и что тут происходит – разное видение жизни. И порой оттуда такого насмотришься, что нормальный человек после этого спокойно как спать перестанет, так и жить.
– Так что же тебе мешает сойти с Небесной канцелярии к нам, на землю, и видеть всё в привычном ракурсе?
– Мешает? Ха! Нам, ангелам, поверь, ничто ни в том, ни в этом мире не мешает. Но если ты говоришь о причине такого существования, то правильнее говорить не о том, что мешает, а что даёт смысл того бытия, в котором я нахожусь большую часть времени, и называется всё это – Любовь. Да и кому я тебя, кроме себя, доверю? – ответил ангел, продолжая смотреть на Димку тем же знающим, ожидающим ответа взглядом.
– Ладно, рассказывай, что я вновь такого натворил, что ты весь во плоти со мной разговор ведёшь, по глазам же вижу, что хочешь услышать что‑то.
– Ну как натворил… Скорее, сотворил, – и почему‑то после этого Димке вспомнились Ирина Николаевна и то, как он останавливал мгновение, чтобы изменить ей настроение.
– Да, она самая, – сказал ангел, продолжая смотреть на своего подопечного.
– Так нечестно, ты читаешь меня, как книгу, – возразил Димка, чувствуя, что его мысли как на ладони для ангела.
– Ничего подобного, – парировал ангел‑хранитель с улыбкой, смягчив свой проницательный взгляд. – Просто ты умный, а я вполне логичный, а другими словами, не первый век на всё смотрю, в том числе и на лица, которые и в молчании скажут многое. Да и ты знаешь, что на всё это я так же смотрел, как и на тебя сейчас, просто находился чуть дальше, чем ты мог бы почувствовать.
– Выходит, ничего плохого я не натворил? – с надеждой спросил подопечный у ангела.
– Вот поэтому ещё раз и говорю, что сотворил: взял и сдал экзамен, вдобавок помог своей классной руководительнице избежать в дальнейшем проблем с сердцем, уж больно она переживала по поводу своей мечты, которая и так бы осуществилась.
– Да брось, по поводу настроения и сердца я понял, но экзамен всем проставить она же сама изъявила желание? Так что я ни при чём.
– А ты, случаем, не предполагал, что желания – это прямое следствие настроения? Притом тобою же вовремя изменённого настроения.
– Нет, не думал об этом, да и не согласен с тобой, Ангел мой. Вот, к примеру, я хочу «Accord»3 вне зависимости от того, какое у меня настроение.
– За смекалку ставлю пятёрку, но когда ты научишься слушать до конца, не оспаривая и не перебивая?
– Как говорят, по вечерам, а что с этого я иметь буду?
– А я тебе окно помогу сегодня открыть, – ответил интригующе ангел.
Про какое окно говорил он, Димка не понимал. Но, зная ангела всю сознательную жизнь, мог уверенно сказать, что его ангел никогда и ни при каких обстоятельствах ему не врал. Как‑то Димка спросил у него: «Почему, Ангел мой, ты никогда не врёшь, даже в мелочах?» На что тот ответил: «Тот, кто любит, не врёт».
– Окно так окно, не «Accord», конечно, но и на этом спасибо, – торговаться с небесами, как подозревал Димка, дело бессмысленное. – Договорились. Всё, сегодня тебя слушаю внимательно, – и Димка, замолчав, начал внимательно смотреть на ангела в ожидании важных слов.
– Почему только сегодня? – удивился по‑детски ангел‑хранитель.
– Окно ты мне сегодня поможешь открыть, так? – риторически спрашивал подопечный. – Не перебиваю, значит, тебя только сегодня. Всё честно, мой Ангел, – Димка замолчал, показывая всем видом, что так же готов слушать и не перебивать. Ангел рассмеялся, понимая шутку.
– Ну что ж, за способность вывернуться из любой ситуации, даже в разговоре с представителем Небесной канцелярии, тебе тоже зачёт. Так вот, мой друг, как я говорил ранее, прибыл сказать тебе, что ты становишься сильнее, и даю тебе совет, чтобы ты пропорционально своей силе ещё старался быть мудрее, ибо сила без мудрости становится наказанием.
– Как понимаю, сегодня я сделал всё хорошо? Тебя, мой Ангел, правильно ли понял? – уточнил Димка.
– Хорошо, – ангел кивнул головой. – Сделал бы ты плохо, сдавать бы тогда тебе и всему классу экзамен другому преподавателю.
– Я так и подумал, что ничего плохого не делаю, ведь ты стоял рядом и наверняка плохое бы сделать мне не позволил.
– Ты что, запамятовал, что нам снилось сегодня?
– Свобода выбора? – весь дорожный сон вновь промчался перед глазами подопечного.
– Ага, она самая, друг, она самая, поэтому ты сам выбираешь, хорошо или плохо поступить, а я могу лишь намекнуть совестью, как это, на ангельский взгляд, смотрится, да и то когда ты не слишком далеко от меня, представителя Небесной канцелярии, отходишь. Хах, интересное все‑таки название ты придумал – Небесная канцелярия, – ангел будто что‑то вспомнил из своего прошлого, но оставил эти воспоминания для себя.
– А почему ты говоришь «снилось нам», ангелы разве спят? – удивился Димка, считающий, что ангелы никогда не спят, охраняя доверенных им людей.
– Коли ты спишь, то и часть меня охраняет тебя во сне, а следовательно, спит вместе с тобой, – ответил ангел.
– Тогда к чему сон сегодняшний был? И куда мы едем?
– Едем, летим, идём, ползём – главное то, что движемся, и, судя по всему, более или менее правильно, в общем, на вопрос твой ответил. А к чему сон? Откуда я знаю, твой же сон, вот ты сам и думай, к чему тебе сны такие снятся.
– Снова твои намёки и загадки, с явным привкусом нежелания рассказать о моём же сне, в котором ты и участвовал, – сказал Димка, понимая, что ангел никогда не будет отвечать на то, на что он не собирался сегодня ответить.
– Не одними же учебниками твой разум развивать. И да, мой друг, с удовольствием постоял бы с тобой ещё с полчасика, но мне, как и тебе, пора.
Крылья ангела снова появились за спиной, приняв привычное для них положение.
– Почему пора? – огорчился подопечный, который всегда радовался редким встречам со своим ангелом и искренне грустил, когда они подходили к завершению.
– А вот почему, – ответил он, проведя рукой по воздуху. Димка увидел над гладью застывшей воды, как его друг Андрей выходит из дома с ключами от машины, а другой рукой набирает его номер и жмёт клавишу вызова.
– Понятно, Ангел, кажется, он снова мою гитару позабыл взять, а ведь говорил две недели назад, что на неделю возьмёт.
– Так напомни ему об этом, когда позвонит, – сказал ангел и посмотрел на своего подопечного с улыбкой. Положив руку на его плечо, ангел исчез.
Мир вновь постепенно стал оживать в движениях, наполненный чувством радости и спокойствия от появления хранителя. Но даже с наполненной радостью мира в Димке оставалось место для непонятной грусти, потому что ангел‑хранитель находится рядом, но в каком‑то недостижимом для него мире.
– Это не повод для грусти, мой друг, – вновь он услышал добрый голос ангела.
Димка улыбнулся, продолжая смотреть на играющую светом гладь воды. И когда решил закурить, то осознал и вспомнил, что, возвращаясь из школы и по пути на пруд, не встретил ни одного человека, машину либо что‑то присущее реальности мира. «Да, это не сон, – констатировал он для себя, – а некая другая реальность мира, где…» – и его мысль оборвалась неприятным толчком в ребро. Он зажмурился и услышал голос своего тёзки, который будто находился рядом.
– Димон, – очередной дружеский и сильный удар локтем окончательно разбудил находившегося в том же положении за школьной партой, щурившегося от света Димку.
– А! Что случилось? – не понимая, что происходит, спросил он, пытаясь сфокусировать взгляд на расплывчатых силуэтах школьного класса.
– Да тихо ты, – шёпотом сказал тёзка, – ничего серьёзного, просто ты уснул, и на тебя классная обратила внимание.
– Ох, блин, – вырвалось у Димки. Чувствуя, как сильно затекли ноги и рука, на которую он облокотился, провалившись в сон, медленно и мучительно стал разминать их. Вслушивался в то, как Ирина Николаевна заканчивала свою напутственную речь классу:
– Дорогие мои друзья, желаю вам быть упорными в любой науке, в том числе и в истории. Ещё пожелаю, чтобы вы никогда не были такими раздолбаями, как Дима, который меня, любимую, слышит и созерцает даже сквозь сон, – и, подождав, когда весь класс перестанет смеяться, договорила: – Хорошего вам лета, всем спасибо за эти чудесные годы, можете идти.
Класс начал расходиться, некоторые подходили и прощались с Ириной Николаевной, некоторые пытались её уговорить остаться работать в школе. Куда она направляется и когда вернется, им не сказала, но открытку прислать обещала каждому, если ученики дадут ей спокойно собрать вещи. От такого предложения никто не смог отказаться, вскоре вокруг учительского стола никого не осталось.
Размяв затёкшие ноги и руки, друзья остались последними, кто выходил из класса, и, подходя к учительскому столу, они прощались с учителем.
– До свидания, Ирина Николаевна, и хорошего вам лета, – подошёл с пожеланием первым тёзка. А за ним, похрамывая от всё ещё затёкших ног, шёл Димка.
– И тебе, рыжий, а вот и наш засоня идёт. Послушай, Дим, да не ты, Крайнев, а ты, – и, указав открытой ладонью на Димку, продолжила: – Ты очень способный мальчик, но с твоим раздолбайством всё приравнивается к знанию чуть выше среднего, постарайся не халтурить в моё отсутствие.
– Ирина Николаевна, конечно, постараюсь, но всё же про мои способности к наукам можно было сказать при классе? А то как раздолбай, так при всех, а как способный, так только тет‑а‑тет.
– Конечно, можно было, но другие бы примера в тебе, спящем, не увидели.
– А куда вы собрались‑то, Ирина Николаевна? – тёзка смотрел на сумку, наполненную всем, что скопилось за год у учителя. Каким чудом она смогла всё вместить, для него оставалось загадкой.
– На славный остров Крит для начала, потом уж по всей Греции, а там – куда настроение поведёт, друзья.
– И давно учителям так зарплату подняли? – тёзку продолжало разрывать любопытство, которое он никак не проявлял внешне – ни словом, ни взглядом.
– На нашу учительскую зарплату чаю себе путёвого не купишь, рыжий, а вот на честно сбережённые и выигранные у одного буржуа средства в покер, что не любит случайных людей, можно пожить годик‑другой в любом месте мира, о чём я так давно и мечтала. Ох, мальчики, как же я ждала перевода средств, о прибытии которых на мой счёт сообщили из банка с полчаса назад. Вы даже не представляете, насколько неприятная личность этот буржуа, думала, что скроется от бедной женщины и не вернёт выигрыш, на который я собралась осуществить свою мечту. От этих волнений у меня даже сердечко покалывало, пока не узнала, что перевёл, пронесло.
Пробежав быстрым взглядом по опустевшему столу и освобождённой тумбочке, Ирина Николаевна посмотрела на двух изумлённых друзей:
– Да, надеюсь, мальчики, вы же никому не расскажете об этом? Я увольняюсь сегодня, но кто знает, может, соскучусь по преподаванию и решу вернуться в это славное место. Правда, сомневаюсь, что директор после того, как его через полчаса пошлю и скажу всё, что о нём думаю, примет меня обратно, зная, что я порой играю в карты.