Джулиан Хитч
Отныне и никогда
Глава 1
Раздражение поездкой, табачный дым и виски – три атрибута жизни Юана Маккинза, которые вряд ли когда-то изменятся, когда он направляется в родной город.
«Как, блять, можно было умереть в декабре, чтобы тебя похоронили в такой дыре как Нейпервилл, штат Иллинойс?», мысли Юана собираются только в одно единственное предложение, отражающее всё его состояние.
Этот холодный, по сравнению с Финиксом, город, в котором зимой улицы покрыты сырыми кучами слякотного снега, жутко раздражает. Ступая по нему, так и норовишь промочить дорогие кожаные ботинки. Да и на трассе легко потерять управление и задержаться в этом городишке дольше, чем нужно. И Юан ненавидит это место! Последние пять лет он приезжает сюда каждый декабрь на годовщину смерти. Снимает номер в гостинице, так как не находит в себе сил, чтобы зайти в дом матери. Он не уверен, что вспомнит, когда стал считать дом, в котором вырос, только её? И когда осознал груз потери? Чего он боится? Ведь там он вырос, его любили… наверное, боится переступить порог дома и осознать всю глубину своей потери до конца, что станет непосильной ношей или причиной для нервного срыва.
При жизни Афри Маккинз была сердцем этого городка. Ладно, половинкой сердца. Второй же частью являлась Кристал Милн. Две подруги, две близкие души, две женщины, которых любили все. Каждый их эфир на местном радио сопровождался многочисленными звонками, письмами и историями. Они, словно два солнца, освещали собою этот город двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю. На улице их узнавали, и они могли спокойно разговориться даже с кем-нибудь малознакомым. У всех было ощущение, что они знают этих женщин всю жизнь. Их считали почти святыми, стараясь не замечать, что и им есть что скрывать. Но как бы люди не отводили взгляды в сторону, «скелет» Афри Маккинз никак не хотел прятаться. Вечно влипал в какие-то истории, морочил девушкам головы, курил и пил. Афри надеялась, что в маленьком городе их с сыном не станут считать изгоями, нарушителями порядка и устоев, а Юана воспринимать дитём порока, так как он рос без отца. Какие только теории о его рождении не возникали, но люди бы успокоились, если бы он сам мог вести себя скромно или хотя бы набожно.
Афри совершала ошибки, как и все, но самая главная – приезд в Нейпервилл, где все были друг у друга на виду. Нет, её, как отдельный субъект от своего ребёнка, любили. Но Юана… «Исчадие Ада» в его сторону можно было считать комплиментом.
Всему приходит конец – логичный и закономерный. Женщины погибли, оставили этот город без сердца – пустым, наполненным только серостью и снегом. Они долго мечтали о том, чтобы отправиться в путешествие на Тенерифе и погреть свои старые косточки, хотя им было всего лишь немного за сорок, но не сложилось. Сели в самолёт и не долетели, упав где-то посреди Атлантического океана.
Тот декабрь, когда произошла авиакатастрофа, даже для Нейпервилля был слишком холодным и снежным. Страшная весть застала Юана в Финиксе. Он как раз закончил финансовую статью, над которой трудился несколько месяцев, и блаженно потягивал виски в квартире подруги. Сидел на балконе, а ночной ветерок гулял по телу, остужая кожу, и сбивал жар после секса. Ему хотелось закурить, аж пальцы чесались, но до этого так и не дошло. Грейс крикнула, что в новостях говорят о самолёте, исчезнувшим с радаров. Когда он понял, о каком самолёте идёт речь, сердце замерло. Он не тешил себя мыслью, что его мама и тетя Кристал выживут и чудесным образом материализуются где-нибудь в спасательной службе. Понимал, что они умерли и нужно ехать в Нейпервилл организовать похороны. Мысленно составлял список, как будто собирался в магазин: позвонить на работу, взять отпуск по семейным обстоятельствам, выйти из этой квартиры, бросив Грейс и эти её невъебенные расспросы, перестать пить и курить. Но Юан тянул, тянул, потому что не мог сделать шаг и выйти из комнаты. Это бы означало: процесс запущен и его маму не вернёшь – жизнь кардинально изменилась.
Пока пробка на въезд в город стоит и не собирается рассасываться, Юан делает ещё несколько глотков из бутылки и выкуривает парочку сигарет. Разум затуманивается, а значит, становится легче. Он давно уже не ждёт ничего хорошего от этих поездок. Единственное желание, чтобы всё поскорее закончилось. Только дорога от аэропорта Чикаго до города, которую он преодолевает на арендованной машине, растягивается. Без алкоголя он бы вообще не смог сюда приехать, остановился бы на обочине по нужде и поехал бы обратно.
Снова сигналит, чуть ли не вдавливая кнопку на руле, чтобы серый «форд» перед ним ехал быстрее. Он наконец проезжает место аварии. Бросает взгляд направо и замечает разбитый автомобиль. На лобовом стекле виднеются красные разводы и пряди волос, на капоте – пара царапин, а под бампером лежит искорёженный велосипед. И вместо сожаления или скорби – очередное раздражение, сводящее с ума. В его сторону поворачивается полицейский. Юан узнаёт в нём Эстера, с которым они учились в школе и который не терял возможности каждый раз вывести его из себя своими шутками. Он кивает Юану и отворачивается, снова что-то фиксируя в протоколе, как будто их прошлого не было, а есть только сейчас, где каждый занимает своё место.
Юан жмёт на газ. Боится оставаться рядом с местом аварии дольше, чем необходимо. Захочется выйти из машины и тогда его раздражение выльется на Эстера как в старые добрые времена. Проехав с милю, снова прикладывается к бутылке, уже не ощущая настоящего вкуса алкоголя, рот как будто наполняется кровью и желчью. Хочет он того или нет, но у него с этим городом свои нестираемые ассоциации.
Вспоминает, как постоянно слышал, что многие, не стесняясь, хвалили мать за терпение. Люди никак не могли понять, как у Афри, Кристал и её дочери Илэйн хватает выдержки долго находиться рядом с Юаном. Собственно, он тоже этого не понимал. Не знал, кого они видели за его тёмными сторонами. Ничего не изменилось и сейчас – он не превратился чудесным образом из мудака в принца.
В Нейпервилле было сложно затеряться, потому что тебя все знали, если не в лицо, так по слухам. В Финиксе же привыкли к эгоизму, беспорядочному сексу, выпивке и табаку – то, чего так хотел Юан. Свободы. Все хотят всего и побольше. Он уехал в Финикс под осуждающие взгляды, что на учёбу, что после похорон. Только кинули последнюю горсть земли на гроб, а его уже и след простыл. Никто не понимал того, что он по-настоящему любил маму и просто не мог находиться в месте, где буквально всё о ней напоминало. И пусть уподобился отцу, предал память о ней. Зато он смог жить спокойно и не страдать триста шестьдесят пять дней в году. Страдать приходится лишь во время ежегодных визитов.
Стоит проехать мимо таблички «Добро пожаловать в Нейпервилл», и сила воли даёт трещину. Юан вспоминает детство, подростковый возраст, юность и многочисленные посиделки, от которых было не отвертеться – Афри умела уговаривать. На них были Юан, Афри, Кристал и крошка Илэйн. Но он взрослел, и уже не хотелось возиться с вечно сопливой и желающей пообниматься девчонкой. Поэтому он стал избегать их компании, прикрываясь учёбой, подработкой, девушкой, поступлением – да чем угодно, сознательно отстраняясь от них. Единственного оплота, который готов был бы его прикрыть, несмотря ни на что. Уже тогда он понимал: нужно быть жёстким. Жизнь обязательно поставит тебе подножку, стоит поверить в счастье. Лучше ползать где-то на дне и знать, что уже никуда не денешься – тут всё крепко, почти непробиваемо, а свет наверху… Кому он нужен?
Юан едет по сырому, раскатанному снегу, и волна гнева поднимается всё выше и выше. Останавливается у кладбища, но ещё долго сидит с открытой дверью и выпускает дым наружу. В конце концов, снова привыкает к тому, что тут холодно и он мёрзнет в твидовом пальто. А ещё снежно, отчего сигарета мокнет и её вкус портится. Впрочем, как обычно.
Выходит из машины, старается встать на более-менее сухие участки и миновать кашеобразные лужи. У ворот кладбища ботинки всё-таки предательски намокают, а два букета в руках постепенно теряют свою изысканность из-за слишком крепкой хватки. Он помнит, где находятся могилы. Проходит всего десять минут, прежде чем он оказывается неподалёку от группы людей, стоящих у двух памятников. Они по очереди кладут цветы и о чём-то негромко переговариваются. Юан садится на сырую землю, словно терять уже нечего. В тени от дерева и высокого гранитного камня ждёт, когда они уйдут, чтобы побыть в тишине. Остаться с мамой наедине, представить, что она где-то рядом, живая, а пустого гроба он никогда не видел.
Его волосы становятся сырыми от тающего на макушке снега. Мокрые пряди свисают на лицо. Люди отходят от могилы, и остаётся только одна фигура. К нему боком стоит девушка. Юан разглядывает знакомые волнистые светлые волосы, пухлые губы и большие глаза. Она всё такая же миниатюрная и хрупкая, как и в том году, как и в любой другой – Илэйн Милн словно не подвластна времени. Её губы шевелятся: она что-то рассказывает маме, всплёскивая руками и иногда улыбаясь. Да так, словно разговаривает с живым человеком, и ей отвечают. Юан завидует этой двадцатилетней девушке – она всю свою жизнь была сокровищем, ярким лучом для других. Для него же она была угловатой девчонкой, которая пыталась добиться его улыбки; той, кто угощала лимонадом в летнюю жару; той, кто передавала что-то Афри в её отсутствие. В такие моменты Илэйн по-хозяйски заходила в их дом, оставляла вещи на рабочем столе – знала, что и куда положить, в отличие от Юана. Илэйн сама наливала себе чай, не спрашивая разрешения, и, вообще, чувствовала себя как дома. Юана забавляла её непосредственность, даже когда он слал её и кричал «проваливай уже, мелкотня». И она вечно не хотела придавать значения тому, что он пытался от неё отделаться, да поскорее. С ней это не работало – Илэйн просто попросила у Афри ключ от дома и заходила, когда ей заблагорассудится.
Юан понимал, что в детстве Илэйн пыталась искать у него поддержки и тепла. В них она нуждалась и в вечер после похорон. Тогда он последний раз смог зайти в дом, пройтись по нему и запомнить, как тот выглядел. Он был нужен Илэйн, но сделал вид, что не замечает этого. Больше она не искала поддержки, не давала понять, что когда-то он ей нравился. И так было спокойнее. Её отпустило. Он же раз в год мог просто наблюдать за тем, как она взрослеет и превращается в уверенную молодую женщину.
Сейчас Илэйн выглядит чуть старше, но всё равно похожа на красивую фарфоровую куклу, пусть и со слегка красными щеками и порозовевшим от холода кончиком носа. Она, словно чувствует взгляд на себе и поворачивается; её губы трогает лёгкая улыбка. Илэйн рада видеть Юана. Как и всегда.
Он встаёт, отряхивая пальто, поднимает два одинаковых букета со снега и подходит к ней. Илэйн делает шаг навстречу и обнимает, прижимаясь так, словно они не виделись пару лет. Хотя почему «словно»? Всё их общение в последние пять лет – это краткие встречи на кладбище. От волос Илэйн пахнет жареным миндалём и зёрнами кофе. Он легко прижимает её к себе и быстро отстраняется. Пугаясь того, как просто с Илэйн чувствовать свою нужность. И прошлое вспыхивает так ярко, словно он и не пытался его отпустить.
– Привет, Юан! Я подумала, что ты изменил традиции или уже приходил, мы… Я заждалась, – быстро поправляет себя Илэйн, понимая, что сморозила глупость. Она тоже теряет связь с реальностью, находясь рядом с близкими, пусть и мёртвыми. – Какие красивые!
Протягивает руку и касается длинными, красными от холода пальцами лепестков белых роз. Юан выжидает пару мгновений и любуется этой картиной, потом кладёт букеты на одну, затем на вторую могилу, мысленно произнося: «Для тебя, мам» и «Для тебя, тётя Кристал». Когда встаёт рядом, Илэйн берёт его ладонь. Холод обжигает. Он поднимает их руки и дышит на них, согревая. Илэйн сначала удивляется, потом произносит:
– Ты перестаёшь быть монстром время от времени?– Нет, монстры всего лишь любят тёплое мясо, – он кусает её палец, хищно скалясь.
Илэйн с улыбкой высвобождает руку и засовывает в карман пальто. Некоторое время они рассматривают в тишине надгробия, пока Илэйн не произносит:
– Может, сходим куда-нибудь выпить вечером? Ты, как всегда, уезжаешь с утра?
– Детка, не боишься, что тебя заклюют?
– Я уже не часть этого мира, Юан, – а он задумывается о том, что никогда им и не был. – Так что? Пошли к Фреду, вы, кажется, уже не хотите друг друга убить, – Илэйн улыбается, толкая его в плечо.
Этим напоминает Юану о том, как лет семь назад он трахнул невесту Фреда и уехал утром в Финикс. Зато он «спас» его от шлюхи, и Фред через пару лет нашёл себе прекрасную жену. Сейчас он счастлив и у него уже двое сыновей. Юан думает, что ту потаскуху он не вспоминает, а вот Фред его вряд ли забыл.
– Хорошо, – соглашается Юан совершенно неожиданно даже для себя. Илэйн поворачивается, впиваясь в него взглядом голубых глаз. Наверняка думает, что он издевается, потому что всерьёз не рассчитывала на согласие. – Давай около семи у входа, – уточняет Юан.
– Вот мой телефон, если ты передумаешь.
Юан уверен, Илэйн не верит, что он позвонит ей, если передумает, но… Сейчас они играют подобно тому, как делали это в детстве. Она доверяет ему, а он кидает её то в одну сторону, то в другую, мало заботясь о том, что с ней будет дальше. Сколько ещё понадобится лет, чтобы понять: детство-то давно прошло? Два призрака не сделают из них близких людей.
Юан забивает её номер, пока она диктует, а на самом деле набирает рандомные цифры. Даже если и возникнет желание, он не даст себе шанса позвонить ей. Он обещал когда-то кое-что маме, и пусть всё останется, как и раньше. Он здесь всего на день, она – тоже, а дальше две разных жизни, которые связаны только этим местом. Так было, так и должно быть.
Они выходят за пределы кладбища. Илэйн улыбается, шагая по хрустящему снегу, старается ступить на нетронутый кусок белого наста. Юан ухмыляется, толкая её в плечо, что в двадцать она остаётся такой же, как и в детстве. Такое чувство, словно жизнь её ещё не била лицом об асфальт.
– Тогда до встречи, Юан, – говорит она и идёт налево.
«Интересно, она направляется в их дом с тётей Кристал или ещё куда-то?».
– Хочешь подвезу? – он как-то горбится, сжимая губы в одну линию.
Илэйн поворачивается, и волны её волос, взлетая, пружинисто опускаются на плечи.
– Не думаю, что когда-нибудь ты предложишь это ещё раз, поэтому не буду отказываться.
Он ухмыляется её честности и ведёт к машине. Илэйн быстро залезает на переднее сиденье и прикладывает руки к печке, чтобы согреться.
– Куда тебе?
– Куда и всегда, – отвечает она.
Глаза Илэйн немного увлажняются, но она справляется с болезненным чувством. Юан заводит мотор и едет по памяти, выключая навигатор. Они проезжают все те места, что остались в памяти на многие годы. Юан помнит, как за тем домом его первый раз избили мальчики постарше за то, что у одного из них он увёл девушку. А в эту пекарню они как-то ходили все вместе – вчетвером, тогда ему было пятнадцать, а Илэйн только пять. Она заплакала, когда упала и уронила маффин в лужу, и он отдал ей свой, а потом нёс всю дорогу до дома на руках, причитая, какую задницу она себе отрастила и что ей придётся стирать ему футболку от соплей. Сейчас Илэйн не такая беззащитная. Она сидит молча, рассматривая свои руки, а иногда – его.
– Может, прекратишь пялиться? – спрашивает Юан.
– На фотках ты другой, – намекает, видимо, на те интервью, что он недавно давал. – Здесь ты жёстче. Впрочем, как и обычно. Может, послушаем музыку?
Илэйн, не дожидаясь ответа, сразу нажимает на кнопку на магнитоле. Крутит колесико и случайно натыкается на местную радиостанцию, на которой когда-то работали их матери. Там смеются другие женщины, что-то обсуждая. Скулы Юана напрягаются, и, вцепляясь в руль, он кричит:
– Выключи, живо! – Илэйн так же, как и он, замирает и не может ничего сделать, поймав ту же самую галлюцинацию. Юан отталкивает её руку, но не сразу получается нажать на кнопку. Хватает Илэйн за запястье и больно сжимает пальцами. – Ничего не трогай или нахрен высажу, поняла меня?
В глазах Илэйн появляется страх, и она лишь кивает. Они едут в тишине ещё несколько кварталов, прежде чем он останавливается. Старательно отводит взгляд от дома – вызывать новые воспоминания нет желания.
– Извини, я… я хотела как лучше…
Юан ничего не отвечает, и она закрывает дверь. Он резко кидается на руль и трясёт его, матерясь и ударяя по панели.
– Ну, какого хуя?
***
Обдумывая не один раз за день все события, Юан совершает, возможно, роковую ошибку: попадается в сети и не отказывается от встречи. Появляется в назначенный срок у бара, наблюдая за теми, кто входит и выходит. Уверен, что часть из них узнаёт его, а он – их. Но делают вид, что никто и ничего никому не должен.
– Ты всё же пришёл. Не ожидала, что генеральный директор «Юнион Мэйн» не станет закрываться в люксе, попивая алкоголь из мини-бара.
– Разве ты так хорошо меня знаешь? – затягивается последний раз до фильтра и кидает окурок в лужу.
– Всю свою жизнь. Этого мало? – Илэйн говорит это, пожимая плечами и не стесняясь, как будто это обычная фраза. Словно такое можно сказать любому.
– Ладно, погнали, я приехал сюда не за этим.
Тихий риторический вопрос Илэйн: «А зачем?» тонет в гуле, когда он открывает дверь бара.
Наверняка тот наряд, что Юан выбрал, не сильно подходит для паршивого бара в захолустье – костюм цвета мокрого асфальта от «Армани» вряд ли тут смогут оценить. Он бегло осматривает стул, на который садится, хотя и так понимает, что придётся отдавать костюм в химчистку, а то и выкидывать. У стойки бара к ним обращается мужчина:
– Так-так, и кто это у нас? – спрашивает бородатый тип под два метра с лицом серийного маньяка. Но секундой позже его выражение сменяется странной улыбкой, когда тот узнаёт их: – Юан, Илэйн – жизнь так вас и не растащит подальше друг от друга? – он выдаёт это с неприкрытым подтекстом неприязни.
– Как Моник? Или теперь избранницу зовут как-то иначе, а?
Фред напрягается, вспоминая прошлое, и сжимает стакан, который протирает полотенцем.
– Налей нам два виски, Фред. Пожалуйста, – говорит Илэйн, и тот отходит в сторону.
– Ты пьёшь? Виски? Небось уже дома оружие держишь?
– А ты хотел, чтобы он плюнул в твой напиток?
– Не думаю, что это хуже спермы на лице его невесты.
Только сейчас Юан обращает внимание на то, как выглядит Илэйн. На ней надеты тёмно-синяя блузка и чёрная юбка. Волосы собраны в высокий хвост, глаза подкрашены. Она кажется статной и слишком взрослой для своего возраста.
– Ты всегда идёшь в бар, одевшись, как на собеседование? – спрашивает Юан.
– А ты? – интересуется она, хитро улыбаясь. – Всего лишь пытаюсь соответствовать, чтобы ты здесь не был единственным идиотом.
– Илэйн, ты стала шибко говорливой, на тебя так Нейпервилл влияет?
Она не успевает ответить, потому что Фред подходит к ним с выпивкой, и Илэйн, выхватывает стакан, который тот протягивает Юану. Она собирается выпить, но Фред забирает его обратно со словами:
– Кажется, там муха… Сейчас поменяю, – и быстро отходит к бутылкам и раковине.
– Умно, – отпивая глоток, говорит Юан. – Всё же люди не прощают обид.
Илэйн упирается взглядом на точку впереди, разглаживая складки на юбке.
– Держи, Илэйн, – говорит вернувшийся Фред и злобно смотрит на Юана.
Когда тот допивает один стакан, Илэйн передаёт свой и заказывает несколько коктейлей для себя. Проходит пара часов за разговорами, хотя Юан бы скорее сказал, за монологом Илэйн. Он смотрит за всем этим как будто со стороны, пока они сидят за крайним столом у окна при открытой створке. Он задумывается о том, сколько часов провёл на работе на этой неделе, хорошо, если цифра будет соответствовать всего лишь семидесяти двум часам. Сколько девушек прошло через него в вечной спешке? Сколько у него друзей, живущих в состоянии вечного дедлайна и недосыпа? Обращает внимание на светлое лицо Илэйн и снова возвращается к реальности.
– Не слушаешь меня, да? – она допивает остатки коктейля.
– Сейчас? Слушаю.
– Тебе кто-нибудь говорил, что ты фантастический? – она мешает лёд трубочкой.
– Множество раз, – только не добавляет о том, что чаще всего это было далеко не в положительном смысле.
Они говорят о чём-то отстранённом, пытаясь не произносить ничего лишнего о личной жизни, а особенно – о прошлом. Не замечают, что на столе всё прибавляется и прибавляется пустых стаканов.– Кажется, мне хватит, – заявляет Илэйн. Пытаясь встать, почти падает, но Юан успевает поймать её.
– Я тебя отвезу домой.
– Выпивший? – она слегка трепыхается в его руках, но он жёстко удерживает её запястья в хватке.
– Если тебя это так волнует, то потрачусь и вызову такси, покатаемся в такую погоду по Нейпервиллу. Прям мечтаю об этом, – он подтаскивает её к себе.
Илэйн приникает к его груди. И Юану кажется, что она вдыхает его запах.
– Нет, я… я не хочу домой. Не сегодня…
Он понимает её чувства и страх остаться одной. По ней видно, что она даже сейчас не оправилась от раны, но скрывает это за добротой и улыбками. Юан же от мира ничего, кроме дерьма, и не ждал. Ясно понимал цену всему. Илэйн прикрывает глаза, пока он накидывает на плечи пальто и выходит на улицу вызвать такси. Илэйн обнимает его за талию под пальто. Он то ли этого не замечает, то ли не хочет снимать её руку с себя.
– Спасибо, ты меня спас… Каждый раз готова умереть… – шепчет она в его грудь, а он смотрит на часы – без двадцати минут одиннадцать. Именно в это время рухнул самолёт их родных, которые были для них всем. Именно в эту минуту пять лет назад жизнь перечеркнуло надписью «смерть», и они до сих пор не смогли оправиться от потери, от несправедливости.
***
Они оказываются в его номере спустя минут двадцать. Юан удивляется, что смог протащить Илэйн мимо администратора и избежать вопросов. Повезло. Отвлёкшись, тот не обратил внимания, что Юан ведёт в номер хрупкую блондинку.
– Эй, Илэйн! Ты как? – спрашивает он, усаживая её на кровать. Кажется, она выглядит уже лучше, но всё равно замедленные движения и мутный взгляд говорят сами за себя – она сильно набралась. – Вот, блять, на что я согласился? Сейчас воды дам.
Открывает холодильник, вытаскивает пластиковую бутылку и подаёт её Илэйн. Она выпивает треть и, вернув обратно, плюхается на кровать. На подбородке остаются капли. Юан ставит на тумбочку бутылку и не может отказать себе в том, чтобы стереть остатки воды с её разгоряченного лица. Пальцы задерживаются дольше, чем нужно, на пухлых губах. Илэйн приоткрывает рот и мягко дотрагивается языком до его пальца. Юан знает этот взгляд и то, что в нём достаточно алкоголя, чтобы забыть об обещании маме не трогать Илэйн. Афри понимала ещё тогда, что малышка не ровно к нему дышит, и то, что он разобьёт ей сердце, не оставив и шанса на его восстановление. Первая любовь оставляет самые глубокие раны. Хотя он даже не задумывался о том, что до неё можно дотрагиваться, что она может так легко облизать палец, обхватив его губами и намеренно соблазняя его.
– Илэйн, приди в себя, а? Я пойду сниму второй номер, а ты… ты поспи здесь, ладно? – Юан отстраняется, через силу выговаривая слова, смотря на рассыпанные по кровати волосы, горячий рот и розоватые от алкоголя щёки, которые дополняют образ. Он всего лишь мужчина и понимает, что Илэйн красива. Что ещё немного и он воспользуется ей, только почему-то он отговаривает себя от этого, заставляя отвернуться.
Делает пару шагов к выходу и чувствует неудовлетворение, с жалостью понимая, что предстоит получить разрядку по-другому. Его неожиданно обвивают руки на талии, останавливая от дальнейших действий. Он не поворачивается, но и не разнимает сцепленных пальцев, как будто Юану всё ещё нужна более веская причина, чтобы остаться.
– Илэйн, остановись: нам не следует этого делать! Я взрослый мужчина, а ты – ребёнок, – только сам он не уверен, что его больше пугает – её возраст или собственная реакция.
– Я давно уже не ребёнок, Юан, – она проводит рукой по прессу через рубашку, словно обводя каждый кубик, касается пряжки ремня, а потом сжимает через ширинку член.
– Даю тебе шанс отойти от меня самостоятельно и бросить свои неумелые попытки меня соблазнить. Ты об этом пожалеешь! – хрипит он, сдерживаясь, чтобы не вывернуть ей руку, привлекая внимание по-другому, пока она расстёгивает ширинку и сжимает яйца через ткань трусов. Заставляет всё больше и больше терять рассудок. Он не хочет делать ей больно, пока ещё не хочет. Потом он уже вряд ли остановится.
– Так покажи мне, о чём я должна жалеть, – она сжимает в своей маленькой руке его достоинство. Он резко разворачивается и сжимает её плечи. Илэйн смотрит ему в глаза уверенно и прямо. – Разве ты знаешь, что такое жалость и сострадание, Юан? Просто побудь собой ещё немного.
Илэйн почти выплёвывает эти слова, вырывая руки из хватки. На её белой коже остаются красные полосы от его пальцев. Только зря она начинает эти игры.
– Хочешь меня настоящего? Хорошо, ты получишь! Только не плачь потом, как ребёнок, и не говори, что тобой воспользовались, – он хватает её за запястье, подтаскивая к кровати, пока она упирается, и садится на измятое покрывало. Он зол, но пока хочет посмотреть, что она сама выкинет дальше. – Всё? Режим бляди выключился? Так и думал: я сегодня добрый, поэтому не буду трогать детей.
Юан привстаёт, чтобы уйти, но руки Илэйн уверенно толкают его в грудь, чтобы он сел обратно. Она встаёт между его ног и, наклонившись, целует в губы уверенно и твёрдо. Руки сминают рубашку в хватке, когда он приоткрывает рот и касается её языка своим. Вкус виски и табака смешивается со вкусом сладких коктейлей, создавая несовместимое сочетание, но расцепить их уже невозможно. Юан хватает её за ягодицы и притягивает к себе, жёстко сминая плоть. Кажется, Илэйн охает, и у него срывает голову от податливости её тела. Он всё ещё жадно целует её сухие губы, прикусывая, когда хватается за блузку и дергает её, не заботясь о пуговицах. Они, как ненужные осколки, прыгая, рассыпаются по полу и залетают под мебель. Его взгляду предстаёт светлая кожа, почти прозрачная с голубыми пульсирующими прожилками, в которые он впивается с одной лишь целью – проглотить всю без остатка.
Юан задирает юбку вверх, хватает за ягодицы и усаживает на себя. Он вдыхает запах, пока касается губами шеи и спускаясь всё ниже и ниже, резко отодвигает лиф вниз, оставляя царапины на коже. И, касаясь груди, слышит, как Илэйн легко содрогается в его руках, словно лист, и прижимается ещё сильнее. Её рука зарывается в длинные волосы на его макушке, а потом резко оттягивает голову назад. Всё ещё удерживая его на расстоянии от себя, Илэйн мягко слезает с него и только потом дотрагивается до пуговиц на его рубашке, расстёгивая их. Её губы мягко касаются ключицы, груди, проходясь языком по прессу, спускаясь к жёстким волосам на животе. Она приспускает штаны и боксеры вниз, устраиваясь на коленях. Илэйн касается сначала головки, а потом проводит языком по всей длине. Возвращаясь вверх, бёрет член в рот, посасывая и массируя яйца второй рукой. Юан нажимает на затылок и направляет в своём ритме, грубо наматывая волосы на кулак заставляя ускориться. Илэйн пытается отодвинуться, но он заставляет её заглотить до конца, и резко отдёргивает, пока та справляется с рвотным позывом.
– Иди сюда! Живо, – он поднимает её и бросает на кровать. Илэйн не успевает перевернуться, когда он оказывается сверху, прижимая к кровати и заставляя её снова и снова чувствовать его власть и что он сам решит, как её брать и как долго. Юан приподнимает её за ягодицы, расстёгивает молнию на юбке, стаскивает рывком по ногам, обтянутым чулками. Рассматривает пару секунд, какая она маленькая и хрупкая. Илэйн смотрит на него молча, боясь поднять голову. Только это не тот страх – он не делает ничего, чего она бы не позволила.
Юан надавливает пальцами на половые губы через трусики, и она толкается вперёд, уже ожидая большего, настолько влажная. И даже несмотря на это, он хочет её попробовать. Медленно спускает бельё и проводит языком по клитору, пробуя на вкус и сжимая ягодицы. Она стонет в подушку, сжимая край одеяла. Юан любуется тем, как из неё сочится смазка, и подставляет член ко входу, проводит им, чтобы увлажнить, мучая её и себя ещё немного.
Илэйн толкает бёдра назад, а он с силой удерживает их. Медленно проникает в неё, слушая стоны. Оказавшись в ней до конца, вынимает член и снова резко входит. Илэйн вскрикивает скорее от неожиданности, чем от боли. Юан словно срывает лейкопластырь с гнойной раны, вспоминая слова матери о том, чтобы он её не трогал. Только ему плевать на то, чтобы она сейчас сказала – он просто берёт Илэйн раком, оставляя синяки от каждого прикосновения к ягодицам, ногам и спине. Юан уже предвкушает то время, когда и она будет его ненавидеть. Но это только добавляет желания врываться в её плоть, оставлять как можно больше следов на ней – она его, по крайней мере, на тот краткий миг, пока он в ней.
Юан хаотично покрывает её спину поцелуями, резко входя в неё каждый раз под определённым углом, нажимая на поясницу, отчего она выгибается в спине. Массирует её клитор, ощущая, как всё чаще и чаще стенки влагалища сжимают член в преддверии оргазма. Илэйн содрогается всем телом, обхватывая его внутри и произнося имя полушёпотом. Юан ухмыляется, вспоминая, сколько ещё таких девушек уже перетрахал в жизни. Разве Илэйн отличается чем-то от них?
Ощущая, что сам сейчас кончит, вынимает член и изливается Илэйн на поясницу. Сжимает одной рукой её бок так, что она хнычет. Ложится рядом, прекрасно осознавая, что это их последняя встреча, поэтому спокойно произносит:
– Одевайся, я вызову тебе такси, – он всего лишь говорит тем самым: «Илэйн, ты такая же, как и все».
