Джульет Марильер
Арфа королей
Брокк откашливается и смотрит на Арку.
– Чтобы провести полное расследование, – говорит тот, – по меньшей мере, одному из нас придется отправиться в неметоны…
А когда верховный друид собирается его перебить, добавляет:
– Нет-нет, уверяю вас, не в качестве представителя закона, который всюду суется с неудобными вопросами. Нам совершенно ясно, что это дело должно храниться в тайне. Насколько я понимаю, даже от принца Родана.
Трое сидящих перед нами людей вдруг одновременно чувствуют неловкость. Отвечает Брондус.
– Да, лорд Кора подумал, что принца лучше не ставить в известность. Чем меньше народу будет об этом знать, тем спокойнее. Я понятия не имею, как кто-то из вас может отправиться в неметоны, не вызывая подозрений. Возможно, это нам объяснит брат Моркан.
– Наш орден придерживается строгих традиций, – говорит друид, – гостей мы почти не принимаем, а неметоны братья покидают только при определенных условиях. К примеру, их покидают наши целители, когда в этом возникает настоятельная необходимость. У нас есть двое братьев в миру, снабжающих нас всем необходимым. К тому же, существуют ритуалы – в общине мы практикуем обряды помолвок, погребения и благословения.
– Добавьте сюда коронацию, – говорит Арку.
– Давайте ближе к делу, – наконец, вступает в разговор лорд Кора.
Голос его спокоен, но костяшки пальцев, сцепленных на столе, побелели.
– Брат Моркан выступает в роли моего советника по многим вопросам, поэтому бывать здесь для него обычное дело. Но я у него не бываю. Неметоны хоть и недалеко отсюда, но существуют обособленно.
– Коронация, – повторяет Арку, – Верховный Бард, музыка, арфа. В братстве должны быть и другие арфисты, в том числе, надо полагать, и молодые. Я сам не собираюсь внедряться в сообщество друидов, потому что буду выделяться среди них как лохматая дворняга на фоне ухоженных котов. О Кире, конечно же, тоже речи быть не может. Я так понимаю, что в вашем ордене строгих правил женщинам не место.
– Совершенно верно.
Моркана подобная мысль явно поразила, хотя мне приходилось слышать об общинах друидов, принимающих в свои ряды и мужчин, и женщин, – их члены могут вступать в брак и рожать детей, что совершенно не мешает им вести жизнь, посвященную благим делам и молитвам. Но не мне просвещать Верховного Друида Брефны.
– А к тем немногим гостям, которых вы все же принимаете, относятся странствующие ученые мужи? – самым почтительным тоном спрашивает Брокк.
– Относятся, молодой человек… запамятовал, как вас зовут.
– Донал, брат Моркан. Мне всегда интересно обсуждать с коллегами, другими музыкантами, старинные песни, легенды и их значение, равно как и играть вместе, разучивая что-нибудь новое. Мне известно, что друиды-ученики остаются таковыми долгие годы, усваивая традиционное знание, становясь кладезями мудрости в толковании старинных сказаний. Но я ведь тоже могу внести свой вклад, потому что много путешествовал, общаясь в своих странствиях со многими музыкантами и сказителями. Надеюсь, вам не покажется слишком самонадеянным мое предположение, что если мне позволят провести в общине какое-то время, я не только смогу научиться чему-то у ваших братьев, но и, в свою очередь, принесу им определенную пользу. Вероятно, мне можно было бы позволить обменяться мыслями с вашими молодыми друидами, особенно проявляющими интерес к традиционному знанию и музыке.
И тут происходит чудо: друид улыбается.
– Мы все проявляем к ним интерес, Донал.
– Донал искусный музыкант, – спокойно замечает Арку.
– Милорд, – говорит Моркан, обращаясь к регенту, – Верховный Бард, полагаю, благосклонно воспримет предложение Донала, ведь о брате Фараннане, как об ученом муже, многие тоже высокого мнения. Да, я понимаю, время не ждет. Если вы не возражаете, я сегодня же поговорю с ним, и если получу его согласие, мы пришлем гонца, который завтра же приведет Донала к нам. Только не забудьте захватить арфу, молодой человек.
Решение принято.
– Захвачу. Благодарю вас, брат Моркан. Благодарю вас, милорд.
Энтузиазм Брокка выглядит совершенно естественным и неподдельным. Надеюсь, музыка и традиционное знание не поглотят его до такой степени, чтобы забыть, что в неметоны он отправляется в роли соглядатая. Вытащить человека бывает столь же трудно, как и внедрить.
Мне нужно поговорить с Брокком и Арку с глазу на глаз – только мы втроем за запертой дверью. Перед отъездом Брокка в неметоны я должна выяснить несколько моментов. Насчет той непонятной информации о заклятии и пещере без дверей. И что еще более важно, хотя и не так срочно, стоит обсудить вопрос о принце Родане. Насколько нам известно, его в тайну не посвятили. Но чем больше я об этом думаю, тем более странным мне это кажется. Либо регент со своими советниками всецело доверяют нам и не видят необходимости расстраивать наследника престола, либо у них есть другие причины не делиться с ним столь важными сведениями. К этому, возможно, причастны и его личные стражи. Горв с напарником, которые повсюду следуют за принцем. Кора, похоже, всерьез озабочен личной безопасностью Родана. Из чего вполне можно сделать вывод, что если арфу похитил другой претендент на трон, то у него есть запасной план на тот случай, если инструмент вовремя отыщут и вернут. Например, убийство, замаскированное под несчастный случай. Вот Кора и попросил принца никогда не расставаться с личной стражей. Нам надо выяснить, кто еще претендует на трон, находятся ли они здесь, при дворе, а если нет, то не ожидается ли вскоре их прибытие. Во время инструктажа прозвучало имя Тоссака. Должны быть и другие, ведь на престол может взойти любой родственник последнего короля, хотя шансов у любого из них гораздо меньше, чем у его собственного сына.
– Идем репетировать, – шепчет Арку, когда мы выходим из замка, – без промедлений. В нашем обычном месте.
Репетиции – отличный предлог для разговора без свидетелей, при том, однако, условии, что мы, навострив уши, внимательно следим за тем, не явился ли непрошеный гость, которому якобы захотелось послушать музыку. «Обычное место» – это сарай для хранения инструментов. Перед нашим приездом там все убрали, поставили несколько скамеек и привели в порядок дверь, которая теперь закрывается и запирается на замок. К этой постройке примыкает конюшенный двор, что очень удобно, если Арку нужно передать что-нибудь вспомогательной группе; как правило, нас там никто не беспокоит. Эти меры я объясняю тем, что регент знает об истинной цели нашего приезда – вряд ли так станут устраивать любых заезжих музыкантов.
– Претендент на трон, по всей вероятности, Тоссак, – шепчет Арку, когда мы устраиваем не столько репетицию, сколько тайное совещание.
Слушая, Брокк наигрывает тихую мелодию, для него не составляет труда делать одновременно и то, и другое. Если кто-то решит подслушать, переливы арфы заглушат слова.
– Он вождь клана Глендаррага и владеет обширными землями к западу отсюда. Эмблема его рода – дракон. Тоссак – ближайший родственник покойного короля и пользуется уважением. Он говорит, что конюхам нравится ухаживать за его лошадьми – самыми замечательными и всегда пребывающими в отличной форме. О притязаниях Тоссака на трон Брефны публично никто не говорит, да я и сам так не думаю, хотя решись он и предприми попытку, ему наверняка окажут серьезную поддержку. Если он намерен бросить Родану вызов, то действовать должен быстро. С другой стороны, если арфу не найти вовремя, то такой вызов можно бросить и в день коронации. До этого, надеюсь, не дойдет. Без этой арфы никто не сможет стать королем. Ты хочешь что-то сказать, Кира?
Я думаю о недавно закончившейся встрече, на которой я практически превратилась в невидимку.
– Прошу прощения, совсем немногое. Дядюшка Арт, у меня есть вопрос. О наследнике трона. Существует ли причина, побуждающая Кору и его советников не доверять ему столь важную информацию? Вскоре он станет королем, получит власть отдавать им приказы и…
Я нерешительно умолкаю, понимая, что у меня нет реальных аргументов в поддержку этих опасений.
– И?.. – тихим эхом отзывается Арку.
– Личные стражи Родана держатся начеку, даже когда он в своих покоях в окружении приближенных. Куда бы принц ни пошел, за ним тенью следует один из них – выглядит, по крайней мере, все именно так. Интересно бы узнать, ожидают ли они какой-нибудь подлости. Например, соперника, имеющего какой-то тайный план.
– Может быть, – отвечает Арку. – Того, кто знает об арфе и ответственен за ее исчезновение?
– Такому человеку без контакта в неметонах не обойтись, – говорит Брокк, одновременно наигрывая тихую, затейливую мелодию, – простому смертному туда не войти и не вынести арфу из защищенной заклятием пещеры. Брат Моркан либо лжет, либо напрасно доверяет братьям.
– Вот это тебе, Донал, как раз и придется выяснить, – говорит Арку, – предельно аккуратно и тонко. Допустив ошибку, можно нанести страшное оскорбление. Нельзя допустить, чтобы тебе перекрыли доступ в неметоны. Ты станешь там нашими глазами и ушами. Пообщайся с друидами помоложе, которые провели там уже много времени и, вероятно, скучают по дому. С тобой они могут говорить откровеннее. А я наведу справки о Тоссаке. Сейчас его при дворе нет, но он, как ожидается, приедет вместе с семьей незадолго до церемонии. Потом я потихоньку разузнаю о других кандидатах. Но поскольку до Дня летнего солнцестояния рукой подать, а никто из них так и не заявил о своих намерениях, эта линия расследования вряд ли принесет существенные плоды. А вот насчет безопасности принца ты права. Мы должны внимательно следить за малейшими намеками на трения в королевстве. За распрями между вождями кланов. За спорами из-за территорий. И вообще, если что-нибудь заметите, сразу сообщайте мне, даже если вам это покажется просто сплетней.
Мне в голову приходит одна мысль.
– Донал, тебе надо расспросить друидов о том, как выглядит Арфа Королей. Этот вопрос ты должен задать одним из первых. Ведь сейчас мы не узнали бы ее, окажись она у нас даже под самым носом.
– На вид она должна быть старой, – с улыбкой говорит Брокк, – очень старой.
– В рассказе Моркана не было ровным счетом ничего, что дополнило бы наши о ней сведения, – говорю я, – кто бы ни взял эту арфу, он обязан был обладать способностью расколдовать охранявшее ее заклятие или заклинание. Это значит, что вор не кто иной, как друид. Но зачем друидам нарушать их же собственный ритуал?
Брокк проводит пальцами по струнам арфы.
– Ответ может отыскаться в каком-нибудь древнем сказании, – отвечает он, – у друидов их бездонный колодец, и я надеюсь, что они поделятся ими со скромным менестрелем.
– Когда будешь там, не играй наших застольных песен, если не хочешь, чтобы тебя вышвырнули оттуда за развращение учеников.
– Все будет хорошо, – говорит брат и с отсутствующим видом исполняет несколько тактов песенки, слова которой вогнали бы любого друида в краску стыда, – обещаю.
11. Брокк
Утром меня сопровождает в неметоны друид средних лет. Мантия на нем не кремовая, как у Моркана, а зеленая, и косички не снежно-белые, а цвета воронова крыла. Зовут его брат Оланн. Он встречает меня у главных ворот королевской резиденции, мы вместе выходим из крепости и идем по дороге. За нами на почтительном расстоянии следует один из королевских стражей, но когда мы доходим до развилки, одна из дорог которой уходит в лес друидов, он останавливается.
– Дальше мы без него, – объясняет Оланн, – через Врата Дану может пройти только тот, кого мы сами пригласили.
Мы идем дальше и вскоре среди лесной чащи видим арку, искусно сплетенную из ивовых лоз. Врата выглядят открытыми, словно в них может войти кто угодно. Никакой охраны поблизости не видно. Во мне рождается начало баллады. Но не каждый пройдет в эти врата, а лишь тот, кто знает заветное слово.
Если оно и существует, это слово, или что-то другое, способное расколдовать чары, наложенные на Врата Дану, чтобы в них не прошел чужой, вслух его мой спутник не произносит. Но когда мы проходим под аркой, арфа за моей спиной издает тихий звук.
– О, – шепчет Оланн, – а тебе здесь, похоже, рады.
– Если так, то для меня это честь.
Обстановка торжественная и серьезная. Надо будет воспользоваться советом сестры и не исполнять здесь фривольных песенок. Хотя даже друидам время от времени наверняка стоит повеселиться.
Оланн ведет меня по широкой дорожке. Лес, с холма королевского замка кажущийся небольшим, на деле намного больше. Здесь тянут к небу темные руки исполинские, могучие дубы, а остролисты зловещими стражами охраняют неведомые человеку тайны. Есть и тисы, их величественные стволы в утреннем свете кажутся розовыми, а ветви тянутся к нам, словно приглашая обняться. Не страшись, странник, задержаться в этой древней беседке. Эта поляна не раз давала приют одинокой душе в годину мрака и сомнений… Хотя, конечно, эти деревья могут приютить и в мирные, радостные времена. Впрочем, другой бард мог бы сочинить песнь и получше. Такой путник, конечно, остановился бы, отдохнул под тисами и, вероятно, задумался бы о смерти, ведь это дерево часто связывают с переходом из одного мира в другой.
Мы углубляемся в лес, и я начинаю замечать признаки человеческого жилья, хотя это и не дома в том смысле, какой в это понятие вкладывает большинство людей. Эти обиталища то с невероятным мастерством выстроены прямо среди деревьев, то лепятся чуть выше, к каменистым выступам, и всегда выглядят естественным элементом пейзажа, хотя при более внимательном рассмотрении я все же узнаю человеческую руку – мостики через ручьи из неструганых досок; полянку, где среди некошеной травы красуются аккуратные грядки. За насекомыми летают крохотные птички. Молодой друид в голубой мантии разбрасывает вилами солому на грядках с овощами. Когда мы проходим мимо, он выпрямляется, подносит к глазам руку и смотрит в нашу сторону. Он мне кого-то напоминает, но размышлять о том, кого именно, мне недосуг. Парень в голубой мантии улыбается, кивает нам и возвращается к работе.
– Многое из еды мы выращиваем сами, – говорит Оланн, – наши адепты разбираются в смене времен года и понимают, что нужно брать у природы и что отдавать ей взамен, чтобы выжить в физическом мире. Это лежит в самой основе наших ритуалов. Но на свете нет ничего лучше, чем испачкать руки и преподать урок. Я всегда так говорю, хотя не все соглашаются.
На моем лице, вероятно, отражается удивление, потому что он улыбается и добавляет:
– Друиды, Донал, обожают спорить, и если ты проведешь у нас какое-то время, то очень быстро в этом убедишься. Даже самые старшие из нас участвуют в яростных дебатах.
– Можно спросить?
Он приподнимает бровь и отвечает:
– Конечно.
– Мне не сказали, сколько я должен пробыть здесь – целый день, несколько часов, или несколько дней. Нет-нет, брат Оллан, я далек от высокомерия – мне оказали честь, пригласив сюда, и я, в любом случае, буду рад, что бы вы мне ни предложили.
– Но при этом…
Его лицо расплывается в ухмылке. Вполне возможно, он видит меня насквозь, и его взгляд проникает в самую глубину моей души, где в эту минуту рождается желание явиться сюда не для того, чтобы шпионить. Как бы я хотел расслабиться и наслаждаться жизнью, ведь это лучшее, что случилось со мной за долгое, долгое время.
– Думаю, здесь можно многому научиться. Я не сомневаюсь, что ваши музыканты будут заняты – им надо заниматься… или пачкать руки как-то иначе. Но надеюсь, что у них найдется время и для меня. И что я смогу поделиться с ними всем, что знаю.
– Да?
Интересно, а друиды всегда отвечают вопросом на вопрос? Но тогда я еще ни о чем не спрашивал. И даже не считал нужным.
– Не думаю, что для этого хватит нескольких часов или даже целого дня, – говорю я и мысленно пинаю себя за невоспитанность, – прости, брат Оланн. Я знаю, как редко вы приглашаете сюда гостей, и не мне судить, сколько здесь оставаться. Просто этот лес словно околдовал меня. Он меня зовет.
– Может статься, Донал, что мы сделаем из тебя друида. – Он тепло мне улыбается, даже не думая насмехаться. – Брат Фараннан, наш Верховный Бард, осведомлен о твоем визите. С ним ты увидишься вряд ли, однако он велел нам проявить рассудительность. Я знаю, что ты и твои друзья-музыканты, как правило, забавляете по вечерам публику при дворе, поэтому тебе наверняка захочется до ужина вернуться обратно. Сегодня ты присоединишься к нашей полуденной трапезе и проведешь время с кем-то из наших музыкантов. Я, увы, к ним не отношусь; мои знания касаются огорода, курятника и горшков для готовки. Но я, по крайней мере, могу пообещать тебе достойный обед. Если все будет хорошо, приглашение продлят, и ты сможешь навещать нас когда угодно.
Теперь и я улыбаюсь.
– Спасибо. Еще раз извини, что я заговорил, когда еще не настал мой черед.
– Я уверен, что ты не хотел ничего дурного. Здесь тебе следует проявлять рассудительность и здравый смысл, следуя при этом двум правилам. Друиды-ученики покажут тебе расположение нашего поселения и объяснят, куда можно ходить, а куда нет. Это касается как жилищ, так и территории под сенью деревьев за их пределами. Если гость нарушит эти границы, его, скорее всего, больше никогда сюда не пустят.
Я киваю. От того, как резко изменился его тон, внутри все холодеет.
– Я понял, брат Оланн. А второе правило?
– Не забывай, что ученики должны следовать правилам, нарушение которых ведет к изгнанию из нашей общины. Ты наверняка можешь представить, что это может значить для человека, для которого срок ученичества подходит к концу.
Знает ли он, что меня привела сюда Арфа Королей? На совещании с лордом Корой его имя не упоминалось, значит, надо полагать, что нет.
– Обещаю тебе ничего такого не допустить, брат Оланн. Ученики, надеюсь, предупредят меня, если я нечаянно слишком близко подойду к запретной территории, будь это тропинка, проторенная человеческими ногами или даже лишь мыслями. Я говорю это потому, что совсем не знаю ваших правил. Разве что, как ты сам сказал, буду стараться проявлять рассудительность и здравый смысл.
Проклятье Морриган! Теперь я говорю как Дау, преисполненный осознания собственной значимости.
– Обещаю сделать все возможное, – добавляю я.
Вскоре я оказываюсь в компании троих учеников примерно моего возраста в голубых мантиях, каждый из которых талантливый исполнитель и арфист. Пока мы обмениваемся нашими любимыми сказаниями и песнями, время летит незаметно. Мы по-дружески спорим о лучших способах находить необычные рифмы, о том, как сделать более затейливым ритм и более выразительной мелодию. Сравнивать инструменты, обсуждать лучшие струны, говорить о том, где их взять, и чем отличаются разные арфы, очень увлекательно. Некоторым, надо полагать, наш разговор может показаться скучным. Моих товарищей, новобранцев с Лебяжьего острова, он бы быстро утомил. Легко можно представить, как Дау зевнул бы во весь рот, прикрыв его рукой. Но я счастлив, чувствую себя в безопасности и всем доволен.
Тем не менее, меня ждет работа. Если бы не Арфа Королей, меня бы сюда не пустили. Из этих учеников никто ни разу не упомянул ни о ней, ни о ритуале в День летнего солнцестояния, а сам я никак не могу придумать способ об этом спросить. Мы расположились в каменной палате, но мне непонятно, как близко отсюда пещера, где обычно хранится священный инструмент. Для музыки место подходящее. Каменные стены отражают и очищают звуки, которые снаружи терялись бы среди деревьев. К тому же, опять идет мелкий дождь – когда к нам входит еще один человек, у него в руках распростертая над головой шерстяная накидка, на которой в свете ламп серебрятся капельки влаги.
– Сырой сегодня выдался день, – замечает он.
Это тот самый друид, который работал в огороде. У меня опять возникает чувство, что я видел его раньше, хотя даже предположить не могу, где именно. У него светло-каштановые волосы, но не заплетенные в косички, а распущенные по плечам. Черты лица приятные, но не сказать, что запоминающиеся. Мне нравится его улыбка.
– Заходи, брат Фелан, – говорит ему брат Росс.
При этом все трое встают, словно брат Фелан среди них старший, хотя, на мой взгляд, лет ему ненамного больше, чем им. Я тоже поднимаюсь на ноги, ведь гость должен быть вежливым.
– Сегодня мы тебя не ждали.
– Я ненадолго, – певучим голосом отвечает Фелан, – узнал, что к нам пришел бард, и решил его поприветствовать. Донал, так? Интересная у тебя арфа… старая, но видно, что ее любят… да и играешь ты на ней немало.
– Мне ее подарил наставник.
Лгать этому человеку неловко.
– Мы вместе прошли немало миль. Верный товарищ. Мой второй голос. А ты, брат Фелан, тоже арфист?
– Да, немного играю.
Выражение на лицах остальных говорит о том, что он явно скромничает.
– Жаль, что не могу к вам присоединиться, меня ждет брат Фараннан. Ты надолго в неметоны?
– Если мне разрешат, буду приходить сюда каждый день.
– Я очень люблю легенды, – говорит брат Фелан, – я много работаю с братом Огром, это наш ученый муж. Когда не обучаю здесь моих товарищей, других учеников. Я был бы рад с тобой пообщаться, когда будет можно. Может, мы даже смогли бы с тобой вместе поиграть.
– Почту за честь, – говорю я.
Судя по тому, как жадно остальные ученики впитывают каждое его слово, этот скромный человек, надо полагать, в своем деле великолепен. Он что же, учит других, хотя сам еще ученик? Но пока еще не время задавать вопросы, потому что Фелан явно торопится. Вот он уже идет к выходу из пещеры и склоняется в легком поклоне, словно извиняясь.
– Тогда до скорой встречи, друг. И добро пожаловать к нам.
Брат Росс упрощает мне задачу. Когда Фелан уходит, он говорит:
– Удивительно искусный арфист. Всегда намного всех нас опережает. Брат Фараннан большую часть времени доверяет ему учить нас. Так что он, конечно же, проводит здесь много времени.
Я не понимаю, кого он имеет в виду, Фелана или Верховного Барда, но другой ученик, Шида, поясняет.
– К Лугнасаду[3] для него начнется второй этап обучения.
Жаль, что мои познания о друидах столь ограничены. Я знаю, что они многое держат в секрете, и не хочу оскорблять их неудобными вопросами.
– А это очень долго? Имеется в виду учиться?
Лучше уж показаться наивным и глупым, чем ляпнуть что-нибудь лишнее.
– Трижды по три, – говорит еще один ученик, Флэнн, – то есть долгие годы. Три стадии обучения. К концу первой ты знаешь множество разных легенд. И баллад, если подаешь хоть какие-то надежды как бард. Когда Фелан поднимется выше, мы нечасто будем его видеть.
– Наверное, – говорит Росс, пытаясь извлечь аккорд из арфы, только что перенастроенной им на новый лад с полутонами в самых неожиданных местах.
Результат выбивает меня из колеи. Я понимаю, как на этом построить мелодию, но совсем не уверен, что этого хочу. Меня вдруг осеняет, что некоторые мелодии и ритмы уже несут в себе что-то вроде магии и если их сыграть, то явятся странные духи или непостижимым образом изменится природа вещей. Может, ручей потечет вспять. Или зимой зацветет дерево. Или человек воспылает ненавистью к лучшему другу.
– Этот строй… ты хочешь использовать его, чтобы сочинить песнь или балладу? – спрашиваю я.
Мой вопрос явно застигает Росса врасплох, и я пугаюсь, что нарушил правила. Но потом вспоминаю рассказ о брате Фелане и его успехах во время обучения.
– Меня потрясло, что брат Фелан оказался достаточно сведущим, чтобы учить других, – говорю я, мысленно возвращаясь к тому разговору, – помнится, вы говорили, что будете нечасто с ним видеться, когда первые три года его обучения подойдут к концу. Но почему? Хотя нет, простите, видимо я задаю слишком много вопросов.
– Мы предлагаем тебе обмен, – с ухмылкой говорит Флэнн, – ты учишь нас своей самой зажигательной джиге, а мы за это отвечаем на пять твоих вопросов.
Остальные осуждающе смотрят на него, но молчат.
– Десять, – отвечаю я.
– Десять за джигу и песнь. Песнь из тех, которые ты играешь, чтобы поднять публике настроение. И я имею в виду не друидов.
– Идет, – говорю я, – при условии, что сюда не ворвутся брат Фараннан или брат Моркан и не вышвырнут меня за то, что я вкладываю в ваши головы нехорошие мысли.
Все трое хохочут.
– Тсс, – цыкает Шида, прикладывая к губам палец, – не будем выдавать эту страшную тайну.
– Какую из них? – спрашивает Флэнн.
– Что пара-тройка таких нехороших мыслей в наших головах уже есть. Не у брата Фелана, конечно же, его мысли самые что ни на есть возвышенные, все до одной. Но вот что касается нас троих…
– Ты слишком много болтаешь, Шида, – говорит Росс, хотя и улыбается, как и остальные, – что же касается твоего вопроса об этих трех годах, Донал, то на первом этапе обучение в основном состоит в том, чтобы играть и петь, изучать легенды, подбирать рифмы, зубрить традиционное друидическое искусство. На втором этапе мы, в частности, учимся лечить, в том числе травами. В то же время, мы, как барды, будем и дальше заниматься музыкой, потому что каждый из нас надеется, что его, в конечном итоге, изберут играть во время ритуалов. По окончании этих трех лет Фелан будет проводить с нами меньше времени. Вероятно, перестанет нас учить, и ответственность за это возьмет на себя кто-нибудь из друидов постарше.
– Постарше, однако не такой одаренный, – шепчет Шида, – но уж как есть. Фелан говорит, что мы делаем успехи, все больше помогая друг другу. Это утешает.
Не успеваю я ухватиться за благоприятную возможность, которую предоставляет ремарка о ритуалах, как Росс говорит:
– Ты спросил об использовании мной строя с пониженной секундой. У христианских монахов для него есть собственное название, но мы, друиды, называем его «тисовым». Я как раз сочиняю на его основе балладу – скорее в виде решения сложной задачи, а не в надежде, что братья станут ее петь, потому что это довольно трудно. Куда легче «дубовый» строй или что-нибудь немного печальное, например ива. Если ты останешься здесь на некоторое время, то тоже можешь попробовать. Сочинить плясовую в «тисовом» строе. Сейчас, насколько я понимаю, это было бы непросто.
На самом деле – нет. У меня получился бы странный, меланхоличный танец, немного неловкий, но тем и очаровательный. Я представляю невысокую фигурку, которая танцует в полном одиночестве на поляне, окруженной со всех сторон темными деревьями, под взглядами сотканных из теней силуэтов. Эта танцовщица – не человек, а порождение иного мира с неестественно большими глазами на угрюмом личике с длинным носом. Стоит ей сделать неверный шаг, как на нее тут же набросятся тени. Эту мелодию я назвал бы «Попрыгунья с совиными глазами»…
– Донал?
– Прости… что ты сказал?
Надо сосредоточиться. Кто-нибудь из них может подсказать ключ к разгадке, а я, погрузившись в мир грез, даже его не услышу.
Росс в недоумении смотрит на меня.
– Я спросил, можешь ли ты сочинить танец в «тисовом» строе. Но тут же подумал, что ты уже этим занялся, потому что видел похожий взгляд на лице Фелана, когда его одолевали муки творчества. В такие моменты он становится глух и ничего не слышит, кроме своего внутреннего голоса.
– Может быть, – с улыбкой соглашаюсь я и пожимаю плечами, – примите мои извинения. Что же касается мелодии, то не могу сказать, станут под нее танцевать или нет.
– Вот когда сочинишь ее, сыграй нам, и мы тебе это скажем, – говорит Флэнн.
– Разве друиды танцуют?
– Подожди немного, и сам узнаешь. А теперь, может, научишь нас какой-нибудь джиге?