Джозеф Конрад
Тайфун
Глава 2
Наблюдая за неотступным падением барометра, капитан Макуир думал: «Видно, быть скверной погоде». Именно так он думал. Хотя ему случалось встречаться с довольно скверной погодой, это определение применялось в основном к погодным условиям, причинявшим морякам легкие неудобства. Если бы какой-нибудь непогрешимо авторитетный источник сообщил ему, что близится конец света, вызванный катастрофическими явлениями в атмосфере, капитан воспринял бы эту информацию как предсказание скверной погоды, не более, поскольку никаких особенных катаклизмов ему пережить не доводилось, а вера не обязательно влечет за собой понимание. Мудрость властей выразилась в акте парламента, согласно которому, прежде чем капитана признают годным к управлению судном, он должен ответить на несколько простых вопросов об ураганах, циклонах и тайфунах. Очевидно, капитан Макуир на них ответил, поскольку командовал пароходом «Нань-Шань» в китайских морях в сезон тайфунов, только теперь ничего такого не помнил. Он лишь осознавал, что стоит невыносимо тяжелая, удушающая жара. Он вышел на мостик, но легче не стало. Воздух казался густым и липким. Капитан разевал рот, как рыба, выброшенная на берег, и чувствовал себя не в своей тарелке.
«Нань-Шань» оставлял глубокий исчезающий след на поверхности воды, блестевшей, точно скомканный кусок серого шелка. Бледное, тусклое солнце изливало свинцовый жар и странный неяркий свет. Китайцы в изнеможении валялись на палубах. Своими бескровными, измученными желтыми лицами они походили на больных желтухой. Капитан Макуир обратил внимание на двоих, что лежали навзничь ближе к мостику. С закрытыми глазами они казались мертвыми. Трое других спорили о чем-то на баке. Один здоровый парень, полуголый, с богатырскими плечами, бессильно перевесился через лебедку. Другой сидел на палубе, по-девичьи подогнув колени и склонив голову набок, и с ленивой медлительностью заплетал косу; его пальцы едва шевелились. Дым с трудом выбивался из трубы и не уходил в сторону, а растекался зловещим облаком, испуская запах серы и осыпая палубу сажей.
– Что вы там, черт возьми, делаете, Джакс? – спросил капитан Макуир.
От столь непривычного обращения – хотя слова эти шкипер не произнес, а промямлил, – Джакс вздрогнул как от удара. Он сидел на низкой скамеечке, принесенной на мостик; под ногами у него свернулась веревка, на коленях лежал кусок парусины, и он яростно орудовал парусной иглой. Помощник удивленно поднял голову, его лицо приняло невинное и простодушное выражение.
– Сшиваю мешки из новой партии, которую мы заготовили для угля в прошлом рейсе, – отозвался он вежливо. – Они понадобятся для следующей погрузки, сэр.
– А что случилось со старыми?
– Износились, сэр.
Капитан Макуир, окинув молодого человека подозрительным взглядом, высказал мрачное и циничное убеждение, что больше половины мешков отправилось за борт, да только никто правды не скажет, и удалился на другой конец мостика. Джакс, обиженный необоснованным нападением, сломал иглу на втором стежке, бросил работу, вскочил и вполголоса яростно проклял жару. Стучал винт, трое китайцев внезапно прекратили ссору, а заплетавший косу обхватил руками колени и уныло уставился в одну точку. Бледное солнце отбрасывало слабые, болезненные тени. Волнение усилилось, судно тяжело рыскало в глубоких выбоинах.
– Интересно, откуда взялась эта мерзкая зыбь? – громко произнес Джакс, покачнувшись и с трудом поймав равновесие.
– С северо-востока, – проворчал с другого конца мостика Макуир, понимавший все буквально. – Будет скверная погода. Пойдите взгляните на барометр.
Из штурманской рубки Джакс вышел с задумчивой и озабоченной физиономией, схватился за леер и посмотрел вдаль.
Температура в машинном отделении дошла до сорока восьми градусов. Через решетку котельной поднимался раздраженный гул голосов, чередующийся с сердитым скрежетом и лязгом металла, словно там, внизу, ругались люди с железными конечностями и медными глотками. Второй механик на все корки честил кочегаров за то, что не удержали давление пара. Это был мощный детина с руками кузнеца, и обычно его побаивались, однако сегодня кочегары бесстрашно огрызались и в сердцах хлопали дверцами топок.
Внезапно шум прекратился, и второй механик показался из люка, насквозь мокрый и весь в саже, как трубочист. Едва высунув голову, он принялся бранить Джакса за неправильно прилаженные вентиляторы. Джакс умоляюще развел руками, словно желая сказать: «Ветра нет, что поделаешь… сами видите…» – однако тот не хотел внимать доводам рассудка и сердито блестел зубами на перепачканном лице. Он заявил, что готов взять на себя труд настучать по башке безмозглым кочегарам там, внизу, но пропади оно все пропадом: неужели проклятые штурманы думают, что можно поддерживать пар в этих забытых Богом котлах одними тумаками? Нет, черт возьми! Нужна хоть какая-то тяга. Если это не так, он готов на веки веков превратиться в палубного матроса со шваброй вместо головы. И старший механик тоже с полудня бесится у манометра и скачет как ненормальный по машинному отделению. «Чего вы здесь торчите, Джакс, если не можете заставить своих ни на что не годных калек повернуть вентиляторы к ветру?»
Как известно, отношения между «машиной» и «палубой» на «Нань-Шане» были самыми что ни на есть братскими, вследствие чего Джакс наклонился и сдержанно попросил собеседника не прикидываться идиотом – на другом конце мостика стоит капитан.
Механик мятежно заявил, что ему плевать, кто стоит на другом конце мостика. Джакс, мгновенно перейдя от высокомерного неодобрения к крайнему возбуждению, в недвусмысленных выражениях пригласил его подняться и самому повернуть чертовы вентиляторы куда заблагорассудится и поймать тот ветер, какой получится у такого осла, как он. Второй механик принял вызов, выскочил наверх и набросился на вентилятор по левому борту с такой яростью, точно хотел вырвать его из переборки и швырнуть за борт. На самом деле он всего лишь повернул раструб на пару дюймов, вложив в это движение все силы, после чего безвольно прислонился к переборке рулевой рубки. Джакс подошел к нему.
– О боже! – слабым голосом воскликнул механик.
Он поднял глаза к небу, затем опустил остекленевший взгляд к горизонту, который, наклонившись под углом в сорок градусов, повисел некоторое время на откосе и медленно выровнялся.
– Господи, да что же это?
Джакс, расставив длинные ноги, как ножки циркуля, произнес с чувством собственного превосходства:
– На этот раз непогода нас захватит. Барометр падает как бешеный, Гарри. А вы тут пытаетесь затеять дурацкую ссору…
Услышав слово «барометр», второй механик окончательно взбеленился. Вновь собравшись с силами, он грубо посоветовал Джаксу засунуть этот позорный прибор себе в глотку. Кому какое дело до треклятого барометра? Беда в том, что давление падает – понимаете? – падает! Кочегары теряют сознание, а папаша Раут совсем одурел. Надоела такая собачья жизнь, и начхать, что все это вот-вот взлетит к чертям! Казалось, бедняга сейчас расплачется, но он лишь перевел дух, пробормотал мрачно: «Я им покажу – терять сознание!» – и бросился к люку. Там он остановился на секунду, чтобы погрозить кулаком всему белому свету, издал боевой клич и провалился в темную дыру.
Обернувшись, Джакс увидел сутулую спину и большие красные уши капитана Макуира, который перешел на его край мостика. Не глядя на помощника, он сказал:
– Этот второй механик – чрезвычайно грубый человек.
– Зато чертовски рукастый механик, – проворчал Джакси и, ухватившись за поручни, поскольку предвидел неминуемый крен, поспешно прибавил: – Они не могут удержать давление пара.
Капитан Макуир, не успев среагировать, едва удержался на ногах и налетел на пиллерс, поддерживающий тент.
– Грубиян! – заявил он упрямо. – Если так будет продолжаться, я отделаюсь от него при первой возможности.
– Это все жара, – вступился за механика Джакс. – Отвратительная погода. Тут и святой заругается. Даже здесь, наверху, я чувствую себя так, словно у меня голова обмотана шерстяным одеялом.
Капитан поднял глаза.
– Вы хотите сказать, Джакс, что когда-то обматывали голову шерстяным одеялом? Зачем?
– Это образное выражение, сэр, – невозмутимо ответил Джакс.
– Странная у вас манера выражаться! А что значит «и святой заругается»? Впредь извольте не говорить таких глупостей. Что же это за святой, если он ругается? Думаю, такой же святой, как вы. И при чем тут одеяло… или погода? Я ведь не ругаюсь из-за жары, правда? Просто у него скверный характер, и дело с концом. И какой смысл в таких грубых выражениях?
Так выступил капитан Макуир против использования образных выражений, а под конец и вовсе огорошил Джакса, презрительно фыркнув и сердито проворчав:
– Черт возьми! Я выкину его с судна, если он не уймется.
А неисправимый Джакс подумал: «Надо же! Старичок-то наш совсем разбушевался. Вот тебе и характер! А все из-за погоды. Не иначе из-за погоды. Тут и ангел полезет в драку, не говоря уж о святом…»
Казалось, все китайцы на палубе находятся на последнем издыхании. Заходящее солнце, неестественно маленькое, тускло поблескивало угасающим буроватым светом, как будто с этого утра прошли миллионы столетий и оно доживает свой последний день. С севера надвинулась густая гряда облаков зловещего темно-оливкового оттенка; низкая и неподвижная, она выглядела осязаемой преградой на пути судна. Корабль, зарываясь в волны, медленно шел ей навстречу, словно измученное животное, гонимое к смерти. Медные сумерки постепенно угасали; спустилась темнота, и в небе высыпал рой дрожащих крупных звезд; они мерцали, будто их кто-то задувает, и висели совсем низко.
В восемь часов Джакс вошел в штурманскую рубку, чтобы заполнить судовой журнал. Он старательно выписал из записной книжки пройденное расстояние и курс судна, а в колонке, озаглавленной «Ветер», нацарапал сверху донизу, с полудня до восьми часов: «Штиль». Непрерывная монотонная качка выматывала. Тяжелая чернильница скользила по столу как живая и будто сознательно уворачивалась от пера. Написав в колонке для примечаний слова «Гнетущая жара», он зажал зубами колпачок ручки, как мундштук трубки, и промокнул лицо платком. «Качка сильная, волны высокие, поперечные…» – начал он с новой строки и подумал: «Сильная» – не то слово». Затем написал: «Заход солнца угрожающий. На северо-востоке низкая гряда облаков. Небо над нами ясное».
Распластав руки по столу, он поглядел в дверной проем и увидел, что все звезды, заключенные в раму из тикового дерева, стремительно понеслись вверх по черному небу. Они взлетели и скрылись из виду, осталась только чернота, усеянная белыми пятнами, ибо море было таким же черным, как небо, только с клочьями пены. Когда судно накренилось в другую сторону, звезды вернулись и, мерцая, посыпались вниз; они выглядели не огненными точками, а крошечными блестящими дисками.
Джакс проследил взглядом за летящими звездами и написал: «Восемь вечера. Волнение усиливается. Сильная качка, палубу заливает. Кули размещены на ночь, люк задраен. Барометр продолжает падать». Он остановился и подумал, что, возможно, ничего не будет. Затем решительно заключил: «По всем признакам надвигается тайфун».
На выходе из рубки ему пришлось посторониться, чтобы пропустить капитана Макуира, молча ступившего на порог.
– Будьте добры, закройте дверь, Джакс, – крикнул из рубки капитан.
Джакс повернулся, закрыл дверь и насмешливо пробормотал:
– Видно, боится простудиться.
Его вахта начиналась позже, однако он жаждал общения с себе подобными и благодушно заговорил со вторым помощником:
– Все не так уж плохо, как считаете?
Второй помощник шагал взад и вперед по мостику; ему приходилось то быстро семенить вниз, то с трудом карабкаться в гору. Услышав Джакса, он остановился и устремил взор вперед.
– Ничего себе волна! – сказал Джакс, покачнувшись и касаясь рукой палубы.
На этот раз второй помощник издал какой-то недружелюбный звук.
Это был немолодой плюгавый человечек со скверными зубами и без малейших признаков растительности на физиономии. Его спешно наняли в Шанхае, в том рейсе, когда прежний второй помощник задержал судно в порту на три часа, ухитрившись (капитан Макуир так и не понял, как это у него вышло) упасть за борт и угодить на пустой угольный лихтер, стоявший у борта. Беднягу пришлось отправить на берег в больницу с сотрясением мозга и какими-то переломами.
Джакса его недружелюбие ничуть не смутило.
– Китайцам, должно быть, весело там, внизу, – сказал он. – Им еще повезло, что «Нань-Шань» – самое устойчивое судно из всех, на каких мне приходилось плавать. Ого! Ничего себе!
– То ли еще будет, – буркнул второй помощник.
Из-за острого носа с красным кончиком и тонких поджатых губ он всегда имел такой вид, словно внутри кипит от злости, а его лаконичность граничила с откровенной грубостью. Все свободное от вахт время он сидел у себя в каюте. Едва прикрыв дверь, он затихал, словно моментально погружался в сон. Однако матрос, который приходил будить его на вахту, неизменно заставал помощника в одной и той же позе: лежал на спине, голова покоилась на несвежей подушке, а глаза раздраженно сверкали. Писем он никогда не писал и, казалось, ни от кого не ждал новостей. Однажды как-то он упомянул о Вест-Хартлпуле, да и то с крайним возмущением по поводу грабительских цен в каком-то пансионе.
Подобных людей можно найти, если понадобится, в любом порту мира. Они чаще всего неплохо знают свое дело, обычно нуждаются, порочных наклонностей не проявляют и неизменно носят клеймо неудачника. На борт такие попадают случайно, судно их не интересует, они живут в своем замкнутом мирке, ни с кем не заводя дружбы, а от места отказываются в самый неподходящий момент. Уходят, ни с кем не попрощавшись, в каком-то захолустном порту, где другие просто побоялись бы остаться, прихватив свой облезлый морской сундучок, тщательно перетянутый веревкой, словно там спрятаны бог весть какие сокровища, уходят с таким видом, будто хотят расстаться навсегда.
– То ли еще будет, – повторил он, раскачиваясь, чтобы удержать равновесие, и упорно избегая взгляда Джакса.
– Вы хотите сказать, что мы хлебнем горя? – с мальчишеским любопытством спросил Джакс.
– Сказать? Я ничего не собираюсь говорить. Вы меня на слове не поймаете, – рявкнул второй помощник с таким гордым и подозрительным видом, точно Джакс хотел устроить ему ловушку. – Ну нет! Ни у кого из вас не получится сделать из меня дурака, – проворчал он себе под нос.
Джакс тут же пришел к заключению, что второй помощник – подлая скотина, и мысленно пожалел, что бедняга Джек Аллен свалился на углевоз. Далекая чернота впереди судна казалась какой-то ночью из иного мира – беззвездной, находящейся за пределами Вселенной. В ее зловещее безмолвие можно было заглянуть через узкую трещину в сияющем куполе, окружающем Землю.
– Что бы нас ни ждало, мы несемся прямо ему навстречу, – сказал Джакс.
– Это сказали вы, – отозвался второй помощник, по-прежнему стоя к нему спиной. – Заметьте, вы, а не я.
– Идите к черту! – не выдержал Джакс.
Его собеседник торжествующе хохотнул и повторил:
– Вы, а не я.
– Ну и что?
– Мне доводилось знавать вполне достойных людей, которым доставалось от капитанов и не за такие слова, – возбужденно заявил второй помощник. – Э-э нет, меня вы не подловите!
– А почему вы так боитесь себя выдать? – спросил Джакс, раздраженный нелепым поведением штурмана. – Я вот не боюсь говорить то, что думаю.
– Мне-то? Невелика храбрость. Я никто и хорошо это знаю.
Судно вновь стало раскачиваться на волнах, с каждой секундой все сильнее, и Джакс слишком увлекся сохранением равновесия, чтобы ответить. Как только бешеная качка немного утихла, он проговорил:
– Пожалуй, это уже чересчур. Будет что-то или нет, а все-таки следует повернуть судно против волны. Старик собирался прилечь. Как хотите, а я с ним поговорю.
Открыв дверь штурманской рубки, Джакс увидел, что капитан читает книгу. Капитан Макуир не лежал, а стоял, ухватившись за книжную полку и держа в другой руке раскрытый толстый том. Лампа вертелась в медных кольцах карданного подвеса, неплотно стоявшие книги ездили туда-сюда по полке, длинный барометр ходил ходуном, стол каждую секунду давал крен. Среди этого хаоса стоял, держась за полку, капитан Макуир.
– В чем дело? – спросил он, оторвавшись от книги.
– Волнение усиливается, сэр.
– Я тоже заметил, – пробормотал капитан. – Что-нибудь неладно?
Джакс, сбитый с толку его строгим взглядом, неловко улыбнулся.
– Качается, как старая калоша, – смущенно сказал он.
– Да! Качает прилично. Что вы хотели?
Джакс окончательно растерялся.
– Эээ… Я подумал о пассажирах, – проблеял он, хватаясь за соломинку.
– О пассажирах? – хмуро удивился капитан. – О каких пассажирах?
– Ну, о китайцах, сэр, – пояснил Джакс, начиная жалеть, что затеял этот разговор.
– О китайцах! Так почему не сказать прямо? Я не понял, о чем вы толкуете. Никогда не слыхал, чтобы кто-нибудь называл кули пассажирами. Пассажиры! Что на вас нашло?
Капитан Макуир заложил книгу указательным пальцем, закрыл и, в недоумении посмотрев на помощника, осведомился:
– А почему вы думаете о китайцах, Джакс?
Джакс понял, что отступать некуда, и выпалил:
– Палубу заливает, сэр. Я подумал, может быть, следует повернуть судно… на время. Пока это волнение немножко не успокоится. Ненадолго. Отвернуть немного к востоку. Я сроду не видывал такой качки.
Он едва устоял в дверном проеме, а капитан Макуир, чувствуя, что не удержаться, поспешил выпустить полку и тяжело рухнул на диван.
– Повернуть на восток? – переспросил он, пытаясь сесть. – Это больше чем на четыре румба от курса.
– Да, сэр. Пятьдесят градусов… Повернуть судно, чтобы…
Капитан ухитрился сесть. Книгу он не уронил и заложенного места не потерял.
– На восток? – удивленно повторил он. – На во… Куда, по-вашему, мы направляемся? Вы хотите повернуть мощный пароход на четыре румба от курса, чтобы не причинить неудобств китайцам? Ну, знаете ли, мне приходилось слышать о всяких безумствах, что творятся на свете, но такого… Не знай я вас, Джакс, подумал бы, что вы напились. Повернуть на четыре румба… А потом что? Повернуть на четыре румба обратно, чтобы встать на курс… Как вам могло взбрести в голову, что я стану вести пароход так, словно это парусник?
– Нам повезло, что мы не на паруснике, – с мрачной готовностью вставил Джакс. – За сегодняшний вечер мы потеряли бы все мачты до единой.
– Да! А нам оставалось бы только стоять и смотреть, как их уносит, – немного оживившись, согласился капитан Макуир. – Сейчас мертвый штиль, да?
– Да, сэр. И все-таки я не сомневаюсь: надвигается что-то необычное.
– Возможно. И вы, наверное, вообразили, что я постараюсь убраться с дороги, – сказал капитан Макуир.
Он говорил это с простодушным, искренним видом, тяжелым взглядом уставившись в пол, а потому не заметил ни смущения Джакса, ни смеси досады и уважительного удивления на его лице.
– Видите эту книгу? – задумчиво продолжал капитан Макуир, хлопнув себя по ноге закрытым томом. – Я как раз читал главу о штормах.
Капитан не лукавил: он и вправду читал главу о штормах. Входя в штурманскую рубку, он и не думал браться за эту книгу. Его охватило какое-то неясное предчувствие, вероятно, подобное тому, что побудило стюарда, не дожидаясь приказания, принести в рубку высокие морские сапоги и непромокаемый плащ. Рука Макуира сама потянулась к полке. Не отвлекаясь даже на то, чтобы сесть, он добросовестно вчитывался в термины, но запутался во всех этих наступающих полуокружностях, левых и правых квадрантах, кривизне следов, возможном местонахождении центра, смене ветра и показаниях барометров. Он пытался применить прочитанное к своей ситуации, однако почувствовал лишь презрение и гнев к многословным советам, основанным на теоретических рассуждениях и предположениях, в которых не увидел ни проблеска точности.
– Это чушь собачья, Джакс! – сказал он. – Если верить всему, что здесь написано, то нам придется все время носиться по морю, стараясь зайти в тыл непогоде.
Он вновь хлопнул себя книгой по ляжке, а Джакс открыл рот, но ничего не сказал.
– Зайти в тыл непогоде! Понимаете, Джакс? Глупость неслыханная! – восклицал капитан Макуир через короткие промежутки, продолжая глядеть в пол. – Можно подумать, что это писала старая баба. Решительно не понимаю. Если считать, что эта книга полезна, то я должен немедленно изменить курс, повернуть черт знает куда и явиться в Фучжоу с севера, тащась в хвосте шторма, который мы, вероятно, можем встретить на своем пути. С севера! Понимаете, Джакс? Триста лишних миль по расстоянию и сумасшедший перерасход угля. Я бы ни за что так не поступил, даже будь каждое слово в этой книге святой правдой. И не надейтесь.
Джакс молча дивился столь бурному и красноречивому проявлению чувств.
– К тому же мы не знаем, прав ли этот писака. Как можно определить, что это за шторм, пока мы в него не попали? Ведь этого писателя здесь нет, верно? Прекрасно. Вот тут он пишет, что центр таких ураганов находится на восемь румбов от ветра, а у нас никакого ветра нет, хотя барометр падает. Где же теперь его хваленый центр?
– Ветер сейчас поднимется, – пробормотал Джакс.
– Так пусть поднимется, – с благородным негодованием произнес капитан. – Это показывает, Джакс, что в книгах всего не найдешь. Если смотреть здраво, то я считаю все эти правила, как увернуться от ветра и обойти шторм, сущим вздором.
Подняв глаза, он прочел во взгляде Джакса недоверие и постарался пояснить сказанное на примере.
– Это столь же нелепо, как и ваше странное предложение повернуть судно, изменив курс неизвестно на сколько времени, чтобы не побеспокоить китайцев. Моя задача – доставить их в Фучжоу согласно расписанию, в пятницу до полудня. Если меня задержит непогода – отлично. На то имеется судовой журнал, в котором ясно говорится, какая стояла погода. Но предположим, что я изменил курс и опоздал на два дня. «Где же вы были все это время, капитан?» – спросят у меня. Что я на это скажу? Мне пришлось бы ответить, что я уворачивался от непогоды. «Должно быть, погода была чертовски скверная?» – спросят они. А я отвечу: «Не знаю, я ловко от нее увернулся». Понимаете, Джакс? Я весь вечер об этом думал.
Он снова поднял глаза и бесхитростно посмотрел на помощника. Никто и никогда не слышал от капитана Макуира столь пространной речи. Джакс, стоявший растопырив руки в дверном проеме, походил на узревшего чудо. Весь его вид выражал неподдельное изумление.
– Шторм есть шторм, Джакс, – резюмировал капитан, – и мы должны встретить его лицом к лицу. На свете бушует немало штормов, и нужно идти напролом, без всякой «стратегии бурь», как выражается старый капитан Уилсон с «Мелиты». На днях я слыхал, как он рассказывал о своей «стратегии» компании судовладельцев, сидевшей за соседним столиком. Мне это показалось чудовищной глупостью. Уилсон рассказывал, что «перехитрил», как он выразился, ужасный шторм, все время держась от него на расстоянии не менее пятидесяти миль. Он называл это искусным маневрированием. Никак не могу понять, откуда он знал, что на расстоянии пятидесяти миль свирепствует шторм. Это походило на бред сумасшедшего. Я был о нем лучшего мнения.
Капитан Макуир помолчал минутку и спросил:
– Вы следующим заступаете на вахту, Джакс?
Джакс, вздрогнув, пришел в себя.
– Да, сэр.
– Распорядитесь, чтобы меня позвали в случае каких-либо перемен, – попросил капитан.
Он поставил книгу на полку и поднял ноги на диван.
– Закройте хорошенько дверь, чтобы не хлопала, слышите? Терпеть не могу, когда дверь стучит. Должен сказать, замки здесь никуда не годятся.
Капитан Макуир закрыл глаза, мечтая отдохнуть. Он устал и чувствовал себя духовно опустошенным, как бывает после утомительной беседы, когда человек высказал свои глубочайшие убеждения, накопленные за долгие годы. Сам того не подозревая, он выразил свое кредо, и на Джакса это произвело столь сильное впечатление, что он долго еще стоял по другую сторону двери, почесывая затылок.
Капитан Макуир открыл глаза. Он, должно быть, уснул. Что за оглушительный шум? Ветер? Почему же его не позвали? Лампа вертелась в карданном подвесе, барометр раскачивался кругами, стол кренился то в одну, то в другую сторону, мимо дивана проехала пара старых морских сапог с разболтанными голенищами. Он быстро протянул руку и схватил один сапог. В приоткрытой двери показалось лицо Джакса – одно только лицо, багрово-красное, с вытаращенными глазами. Пламя лампы задрожало, лист бумаги взлетел над столом, по рубке пронесся сквозняк. Натягивая сапог, капитан выжидающе посмотрел на отекшее, возбужденное лицо старшего помощника.
– Началось, вдруг, – крикнул Джакс, – пять минут назад… внезапно!
Голова скрылась, дверь хлопнула, снаружи послышались плеск и падение тяжелых капель, словно кто-то выплеснул на переборку ведро расплавленного свинца. В глухом рокоте снаружи слышался разбойничий свист ветра. По душной рубке носился сквозняк, словно по дырявому сараю. Капитан Макуир ухватил второй сапог, скользивший по полу. Он не то чтобы волновался, однако просунуть ногу в сапог удалось не сразу. Башмаки, которые он сбросил, носились по каюте, наскакивая друг на друга, словно два разыгравшихся щенка. Поднявшись на ноги, он в сердцах хотел дать им пинка, но не попал. Встав в позу фехтовальщика, он потянулся за непромокаемым плащом, а потом долго топтался по тесной рубке, натягивая его. Широко расставив ноги и вытянув шею, очень серьезный, Макуир начал старательно завязывать тесемки зюйдвестки под подбородком, как женщина, надевающая шляпу перед зеркалом. Толстые пальцы слегка дрожали. С напряженным вниманием прислушиваясь к звукам снаружи, он, казалось, ожидал с минуты на минуту услышать в шуме, внезапно наполнившем судно, свое имя. Шум все усиливался, и капитан чуть не оглох, пока готовился выйти навстречу неизвестности. Вокруг все грохотало, свистел ветер, гремели волны, воздух глухо дрожал далекими барабанными раскатами, предвещавшими скорое нападение.
Макуир постоял минутку под лампой, неуклюжий и громоздкий в своих боевых доспехах, с покрасневшим от напряжения лицом.
– Эта сбруя весит целую тонну, – пробормотал он.
Как только он сделал попытку открыть дверь, ее захлопнуло ветром. Капитан вцепился в ручку, и его вынесло из рубки за порог. Пытаясь закрыть дверь, он вступил в единоборство с ветром. В последний момент струя воздуха ворвалась в рубку и слизнула пламя лампы.
Впереди по курсу над белыми вспышками пены лежала великая тьма. По правому борту раскинулось бесконечное бушующее море, лишь мерцали сквозь дымовую завесу несколько удивительно огромных звезд.
На мостике можно было различить группу людей, с невероятными усилиями выполнявших какую-то работу; на их головы и спины падал тусклый свет из иллюминаторов рулевой рубки. Внезапно погас один иллюминатор, затем другой. Теперь до его слуха доносились лишь отрывистые выкрики растворившихся в темноте людей, как обычно бывает при сильном ветре. Неожиданно рядом с ним вырос Джакс. Он кричал, опустив голову:
– Смотрите… закрыть ставни… рулевой рубки… может… выбить стекла…
Джакс расслышал сквозь шум укоризненный голос капитана:
– Я же … просил… меня… позвать.
Он начал объяснять, пытаясь перекричать рев стихии:
– Легкий ветерок… я был… на мостике… вдруг… с северо-востока… думал… услышите…
Они зашли под брезентовое прикрытие, где могли говорить: правда, приходилось повышать голос.
– Я велел закрыть все вентиляторы. Хорошо, что остался на палубе. Я не думал, что вы заснете… Как вы сказали, сэр? Что?
– Ничего! – крикнул капитан Макуир. – Я сказал – ладно!
– Силы небесные! – заорал Джакс. – На этот раз мы влипли!
– Вы не изменили курс? – напрягая голос, осведомился капитан Макуир.
– Нет, сэр. Конечно, нет. Мы идем прямо против ветра. А вот и волна.
Судно нырнуло, приостановилось и дрогнуло, словно наткнулось на что-то твердое. На мгновение все затихло, затем могучий порыв ветра и высоко взлетевшие брызги хлестнули их по лицам.
– Держитесь курса сколько сможете! – крикнул капитан Макуир.
Не успел Джакс вытереть с лица соленую воду, как все звезды на небе погасли.
