Верная своему слову, миледи Лоуестофт увезла своих гостей в Ричмонд и устроила там большой бал, дабы никто не посчитал подозрительным ее уединение.
На бал собрался весь Лондон, включая лорда Бэрхема, великолепного, в серебряной парче и весьма благосклонно настроенного. Сэр Энтони Фэншо тоже был там. Он несколько раз танцевал с мисс Мерриот, и мистер Молиньюкс сделал вывод, что дело идет к свадьбе. Его мнение разделяло немалое число людей. Прюденс сказала, что она начинает ревновать.
Вечером у них с большим джентльменом произошла небольшая стычка характеров: он должен был навестить свою сестру и хотел взять с собою Прюденс. Она не собиралась ехать; у нее тоже был сильный характер, и ее «нет» могло быть не менее твердым, чем его.
Дело в том, что у нее не было ни малейшего желания предстать перед леди Эндерби в своем теперешнем виде. Сэр Энтони догадывался об этом и нарисовал ей успокоительный портрет сестры. По его словам, она была очень покладистым человеком, мало считающимся с условностями. Но Прюденс все равно не согласилась. Ехать в Гемпшир вместе с сэром Энтони означало бы, что она должна немедленно выйти за него замуж; она же хотела вначале дождаться решения по делу виконта Бэрхема. Нужно было оберегать сэра Энтони от него самого.
Бороться с ним ей стоило немалых сил. Несмотря на свое спокойствие, Прюденс встревожилась и казалась потерянной, когда сэр Энтони не оставил свои уговоры. Пару раз она уже видела это выражение на его лице. Она припомнила, что когда-то, в самом начале их истории, сказала Робину, что едва ли захотела бы перечить Фэншо. Так оно и оказалось. Но у каждого должна быть гордость. В самом деле, хороша любовь, которая заставляет благородного человека жениться на авантюристке. Наверное, у этой его сестры есть и собственные взгляды на его женитьбу, о которых он и не подозревает. Дочь милорда Бэрхема – это одно, но дочь мошенника – это ужасно.
Прю молча стояла перед Фэншо – стройная фигура в голубовато-сером бархате, глаза устремлены на него, рука теребит черную ленточку лорнета. Сэр Энтони, хоть и сердился на ее упрямство, не мог не любоваться четкой линией ее губ и красиво очерченным решительным подбородком. Каков характер у этой девушки в мужском костюме! И какова храбрость! И как приятны эти ее спокойные манеры. Ни истерик, ни сентиментальности, ни неверности в ней не найдешь. Смелость!.. Он думал о ней с восхищением. Прю не тяготилась этим маскарадом; она верила в себя, и, несмотря на всю свою сдержанность и даже медлительность, она была сообразительна, полна решимости и невероятно изобретательна. Она умела обыграть шулера за карточным столом, броситься со шпагой на нескольких хулиганов или хладнокровно ждать, пока ее брат сражался в жестоком поединке. Даже дуэли она ожидала, не поведя и бровью.
Лицо сэра Энтони невольно смягчилось.
– Дорогая, мне так не хочется оставлять вас здесь, – проговорил он.
В серых глазах появилась улыбка.
– А я боялась, что вы рассердились на меня, Тони.
– Сердился, – ответил он. – Но вы меня обезоруживаете. Так поедете со мной?
К чему этому джентльмену знать, как трудно дается ей этот отказ. Прю покачала головой.
– Не просите. Я должна выполнить свое обещание. Если притязания моего отца окажутся справедливыми...
Его губы на мгновение сжались.
– Если бы этот докучливый старый джентльмен не был вашим отцом, Прю...
В ее глазах запрыгали чертики.
– О, я знаю, сэр! Вы бы послали его к черту. Мы частенько это делаем.
Он засмеялся.
– Вот непочтительная парочка! Я думаю, что я отложу свою поездку в Гемпшир.
– Если хотите сделать мне приятное, Тони, поступите, как собирались.
– Чтобы вы исчезли, покуда меня нет?
– Вы верите моему слову? – Он кивнул. – Я не исчезну. Но мне лучше было бы, если бы вы уехали.
– Если вы просите, я уеду на неделю. Но почему вы этого хотите?
У нее даже не было в запасе хоть каких-то женских хитростей.
– Сказать по правде, сэр, вы расшатываете мою решимость.
Сонного вида как не бывало, он умоляюще взглянул на нее.
– Верните мне мое обещание!
Она покачала головой и слегка улыбнулась.
– Нет.
Больше сказать было нечего. Он поклонился.
– Я повинуюсь вам – сейчас. Учитесь у меня.
Она чувствовала, как слабеет ее воля. Боже, она ничего так не хотела, как быть во всем ему послушной. Фэншо не следует видеть это.
Прюденс легко ответила:
– О, если вы женитесь на мне в конце концов, сэр, обещаю быть послушной женой. – Она опустила глаза. – Что же касается ваших опасений за меня, они излишни, Тони. Со мной ничего плохого не случится.
Она не знала, как точно мисс Летти, без всякого умысла, описала ее служителям закона.
Она и не подозревала, что против нее выступил враг. Она совсем забыла о мистере Ренсли, восставшем с ложа немощи. Мистер Ренсли, которому уже было позволено сидеть в постели, узнал о смерти Мэркхема позднее всех прочих от своего хирурга. Он был потрясен и даже огорчен. Между ним и Мэркхемом существовало охлаждение, но эта новость выбила его из колеи. Он проявил живой интерес; хирург любил поговорить; вскоре мистер Ренсли узнал от него все подробности. Ренсли особенно стремился выяснить, как это Мерриоты ухитрились появиться на этой дороге в столь поздний и, как оказалось, весьма подходящий час. Для того, кто знал о вражде между мистером Мерриотом и Мэркхемом, это обстоятельство имело особое значение. Когда хирург ушел, Ренсли провел некоторое время в усиленных размышлениях. Молодой Мерриот часто бывал в доме у наследницы; вполне возможно, более того – вероятно, что ссора возникла на почве ревности.
После часового раздумья мистер Ренсли велел своему встревоженному не на шутку слуге вызвать портшез, ибо он намеревался выйти из дома.
Слуга пытался отговорить его, но тщетно. Мистер Ренсли несколько бледный и не совсем твердо стоящий на ногах, вышел и отсутствовал чуть ли не половину дня. Когда он возвратился, он показался очень усталым, но его камердинеру пришлось признать, что физические упражнения, скорее, улучшили его состояние, нежели наоборот. В самом деле, мистер Ренсли вернулся домой с приятным ощущением исполненного долга, как если бы отдал старому другу взятые взаймы деньги.
То, что он поведал властям, показалось им интересным, но не вызвало особого удивления. Подозрения пали на мистера Мерриота еще до появления Ренсли; его сообщение только укрепило подозрения. Закон действовал медленно, но верно. Вновь была допрошена мисс Летти, а она стояла на своем – показывая на мужчину среднего роста, с каштановыми волосами, который выглядел как джентльмен. Теперь мистер Мерриот казался всем тайным ухажером, и все улики, подтверждающие это, были собраны воедино. Власти посовещались и решили, что пора действовать.
Во вторник на следующей неделе две кареты покатились по дороге в Ричмонд. Одна была щегольским экипажем с гербом на дверях, в котором ехал в Гемпшир багаж сэра Энтони Фэншо; вторая была скромным фаэтоном, содержащим в себе двух старомодных джентльменов с приказом об аресте мистера Мерриота. Этот экипаж отправился в путь часа в четыре дня. Фаэтон сэра Энтони выехал чуть позднее, так как миледи, сочувствуя влюбленному, уговорила его сделать остановку в Ричмонде и переночевать в ее доме. Сэр Энтони принял это приглашение, хотя Ричмонд был ему совсем не по пути. Его экипаж отправился заблаговременно; сам сэр Энтони верхом вслед.
В Уайтсе на Сент-Джеймс-стрит лорд Бэрхем, играя в фараон, весело заметил милорду Марчу, что он надеется в конце этой недели представить этим кляузникам стряпчим все доказательства своей личности.
В большом доме на Гровенор-сквер мистер Ренсли лечил свою рану и размышлял о результатах встречи, которая должна была состояться в этой самой комнате через несколько дней.
В Ричмонде Робин поехал вместе с миледи пить чай, который он, кстати, терпеть не мог, чтобы Прюденс могла остаться одна и принять сэра Энтони, когда он приедет.
Прю сидела в библиотеке с окнами на речку и пыталась читать книгу. Но ей никак не удавалось сосредоточиться, она то и дело прислушивалась, не раздается ли звук колес.
Наконец он послышался. Она все-таки была женщиной и потому бросила взгляд в большое зеркало над камином. В зеркале был виден красивый молодой джентльмен в пудреном парике; пришлось поправить немного сбившийся галстук; Прюденс снова опустила глаза в книгу.
Лакей открыл дверь; лицо его было испуганным, не без примеси любопытства. Прю заложила страницу; она насторожилась, но полностью владела собой.
– Сэр... двое мужчин! – Казалось, лакей не знал, что еще сказать.
Прюденс перевела глаза и вопросительно посмотрела на двух скромно одетых мужчин, вошедших в комнату.
Девушка непринужденно положила ногу на ногу; на ней были сапоги для верховой езды. В голове закипала лихорадочная работа, но лицо оставалось безмятежным.
Она знала, зачем приехали эти посетители; они могли бы и не показывать ей ордера на арест. Она слегка подняла брови и перевела взгляд на вошедших. Казалось, она позабавлена и вместе с тем недоумевает.
– Что, во имя всего святого, все это значит?
– Ордер на арест, – кратко ответил один из мужчин. – Подозрение в убийстве Грегори Мэркхема, эсквайра, проживавшего на Пойнтер-стрит, дом пять.
Серые глаза удивленно расширились. Второй мужчина, казалось, был смущен своей ролью.
– По долгу службы, – сказал он, уставился в потолок и кашлянул.
Прюденс думала о том, где мог быть сейчас Джон. Очевидно, ее должны были отвезти в город под стражей; нужно было каким-то образом освободить ее, притом как можно скорее. Вот так да! Но кто бы мог подумать? Похоже, дело идет к тому, чтобы сбросить маску, но что будет с ней потом? Господи, старый джентльмен что-то напутал! Или она сама что-то испортила? Следует признать честно: ее присутствие на дуэли не входило в его планы. И если еще немного подумать, они не должны были сами доставлять мисс Летти домой. Вот, значит, что получилось, когда они хоть на волосок отклонились от его приказов. Что же ей делать теперь? Если бы Джон видел этих вестников беды, он бы немедленно помчался к милорду, и в самом деле, только в нем вся их надежда!
– Должен ли я понимать, что меня подозревают в убийстве мистера Мэркхема? – спросила она.
Старший из двоих молча указал на ордер. Им не полагалось распутывать эти тайны.
– Боже мой! – промолвила Прюденс. – Ну что будем делать теперь, джентльмены?
– Если вы прикажете, мы принесем вам плащ и шляпу, сэр. Мы едем в Лондон, – сказал старший.
– Должны выполнять свой долг, – хрипло добавил его товарищ. – Как ни прискорбно.
– Разумеется, джентльмены, – согласилась Прюденс. – Она повернулась к застывшему словно изваяние лакею. – Принесите шляпу и плащ, Стивен. И сообщите миледи и мисс Мерриот, когда они вернутся, об этой нелепой ошибке. Вы скажете мисс Мерриот, чтобы она не беспокоилась обо мне. Конечно, я сразу же вернусь обратно.
Лакей вышел. Смущенный джентльмен почтительно прошептал слово «шпага»! Уверенный джентльмен кивнул:
– Не сочтите за обиду, ваша честь, но шпагу брать нельзя.
– У меня ее нет.
Они убедились, что это действительно так.
– Благодарим вас, сэр. И конечно, пистолеты...
Прюденс поднялась с места.
– Вы можете обыскать меня. У меня нет привычки носить пистолеты с собой.
Ее заверили, что ни в коем случае не стремятся оскорбить молодого джентльмена, и весьма поверхностно похлопали ее по карманам: наконец официальные лица выразили свое полное удовлетворение, хриплый слуга закона снова извинился и возобновил изучение потолка.
Прюденс осталась стоять у кресла, ожидая, пока принесут шляпу и плащ, а служители Фемиды выстроились по обеим сторонам двери, на манер часовых. Прюденс рассеянно смотрела в окно, выходящее в сад и на реку.
Она перевела глаза на своих стражей, в груди ее всколыхнулась радость, ибо она увидела Джона.
Вернулся лакей, который нес шляпу, плащ и трость, украшенную костяной инкрустацией. Уголком глаза Прюденс заметила, что Джон исчез. Она неторопливо повторила лакею, что он должен сказать Робину, и перекинула плащ через руку. Поправила, встряхнув, кружевные манжеты, надела треуголку и сказала, что готова ехать. Ее вывели в холл, мимо подглядывавших во все щелки слуг, и наружу, к ожидавшей их карете. Девушка забралась в карету и уселась в дальнем углу, с совершенно непринужденным видом. Оба ее спутника сели вслед за ней, один – рядом, второй – напротив. Подняли подножки, захлопнули дверцы. Карета тяжело тронулась с места. Господи, только бы Робин не сделал ничего сгоряча...
В конюшне миледи Джон в отчаянной спешке седлал прекрасную гнедую кобылку. Ее взнуздали так быстро, что конюхи миледи только ахнули. Кобылку вывели во двор. Вышедший из кладовки со сбруей грум уставился на старого слугу, пожевывая соломинку, и осведомился, далеко ли он собрался. Джон кратко ответил, что у него есть поручение, и ускакал, прежде чем грум успел задать следующий вопрос. Этот флегматичный индивидуум остался стоять посреди двора разинув рот. Вот только что Джон был здесь, а вот его и нет. Всадник исчез за воротами в одно мгновение. Грум подумал, что Джон, видать, торопится, и вновь с глубокомысленным видом занялся своей соломинкой.
Заметив впереди скромную карету, катившую весьма неторопливо, Джон убедился, что доберется до Лондона задолго до них. Кобылка была сильная, ей так и хотелось пуститься в галоп. Джон свернул в поля и дал ей волю.
Он скакал напрямик. Он обгонит карету так, что они его не заметят, и снова выскочит на дорогу, уже впереди. Затем – прямо к милорду Бэрхему, как можно быстрее, и снова назад, чтобы удержать мастера Робина от глупостей.
Джон не видел выхода из положения, но он и не должен был его искать. Его дело – повиноваться приказам. У старого слуги не было ни малейших сомнений в том, что лорд Бэрхем сразу же найдет выход. А уж если милорд узнает обо всем, Джону останется лишь позаботиться о мастере Робине. Джон слишком хорошо знал этого юного джентльмена и живо представлял себе все те опрометчивые поступки, на которые тот был способен. Он знал: ему нужно торопиться назад, в Ричмонд.
Кобылка шла длинным, легким галопом. Проселочная дорога вскоре вывела их к большой. Джон затянул уздечку, переводя кобылку на кентер. По краю дороги шла тропинка; очутившись там, резвая кобылка снова ускорила ход.
Джон начал подсчитывать, сколько времени ему потребуется. Судя по удлинившимся теням, близился вечер, а оставить Прю на ночь в заточении было немыслимо. И где же ему искать милорда в этот поздний час? На квадратном лице Джона появилось выражение озабоченности: он предвидел, сколько времени уйдет у него на поиски хозяина. Старый слуга пришпорил лошадь. Он уже обогнал карету, но тут была дорога каждая минута.
Дальше дорога делала поворот. Впереди на тропинке показался всадник. Джон направил лошадь в сторону, не желая привлекать к себе внимание, и опять замедлил шаг лошади до кентера[27].
Он миновал бы всадника, даже не взглянув на него, но внезапно крупная чалая лошадь загородила ему дорогу, и он услышал голос сэра Энтони Фэншо.
– Ну, приятель! Куда так быстро? Кобылка поневоле остановилась.
Джон взглянул в красивое ленивое лицо и торопливо сказал:
– Пустите меня, сэр, я тороплюсь к милорду.
Сэр Энтони пристально смотрел на него.
– Вот как? И с какой целью?
– Мисс Прю! – быстро ответил Джон. – Ее арестовали, обвиняют в убийстве мистера Мэркхема! Теперь пустите меня, сэр!
Крупная рука сжала уздечку.
– Теперь не пущу, старина. Когда ее забрали? Ну-ка, рассказывай, да побыстрее!
– Они уже в пути, сэр, там – позади! Я тороплюсь к милорду!
– Не стоит тревожить его лордство, – заявил сэр Энтони. – Это мое дело.
Джон с сомнением взглянул на него. Он признавал авторитет большого джентльмена, но не склонен был доверять постороннему. Он ждал.
Сэр Энтони повесил свой хлыст на шею лошади; он хмурился. Спустя несколько мгновений он повернулся к Джону.
– Я думаю, мы справимся, Джон, – невозмутимо заявил он. – Ты не против небольшой стычки?
Джон мрачно улыбнулся.
– Сами увидите! Вы остановите карету? Сэр Энтони кивнул.
– Надеюсь. Сколько их?
– Двое внутри, их бояться нечего, на козлах кучер. И еще один.
– Четверо. – Сэр Энтони был спокоен. – Возможно, в карете есть пистолеты.
– Ну может быть, и есть один, в чехле. Но мисс Прю тоже соображает.
Джо уже с благоговением смотрел на сэра Энтони. С самого начала он возымел уважение к большому джентльмену, но даже и подумать не мог, чтобы Фэншо решился на столь преступное дело. Джон допускал, что сэр Энтони окажется хорошим бойцом, если, конечно, его размеры не являются причиной медлительности.
Сэр Энтони спрыгнул с седла и достал большой носовой платок.
– Есть у вас какой-нибудь шарф, старина? Закройте лицо и надвиньте пониже шляпу.
Джон размотал шейный платок.
– Его на двоих достанет, сэр. А вам бы лучше надеть свой плащ. – Его глаза выразительно оглядели дорогого сукна камзол сэра Энтони.
Сэр Энтони освободил притороченный к седлу плащ. Джон отдал ему половину платка и стал завязывать себе лицо. Наконец плащ Фэншо был застегнут, рукоять шпаги блестела в прорези.
– У меня есть пистолеты, – сказал сэр Энтони, – но я не хочу, чтобы дело дошло до убийства. Выломайте себе дубинку, Джон, этого будет довольно.
– Дайте-ка мне один пистолет, сэр. Я делал так же, когда задержали мистера Мэркхема: выстрелил у кучера над головой. Они так и повалятся от страха; подумают, что убиты.
– Дружище, да вы никак хотите, чтобы вся округа сбежалась посмотреть, что за шум?
Угрожайте, но Боже вас упаси стрелять. Понятно?
– Да, сэр, – ответил смущенный донельзя Джон и отправился в рощицу у дороги в поисках дубины. Вернувшись с ясеневым обрубком, он выложил еще кое-какие сведения:
– Мисс Прю взяла свою трость, сэр. Я подсунул ее лакею. В ней – шпага. Они не знают об этом, но мисс умеет ею пользоваться.
Сэр Энтони чуть улыбнулся. Да, она умеет, его хладнокровная и отважная невеста. Они сели на лошадей и направились к опушке.
– Будем ждать в засаде здесь. Это самый пустынный участок дороги. Теперь слушай меня, Джон. Ты сделаешь, как я скажу.
Джон затянул поводья. У него мелькнула мысль, что мало на свете найдется людей, которые решат не повиноваться сэру Энтони.
– Я собираюсь отвезти мисс Прю к моей сестре в Гемпшир. Мне нужна будет лошадь. Сначала я посажу ее в свое седло – пока мы не скроемся из виду. Но как только будет можно, мы остановимся, и, боюсь, Джон, вам придется пешком возвращаться в Ричмонд. Вы расскажете все мистеру Робину и как можно скорее увезете его оттуда. Пусть он знает, что его сестра вне опасности. – Он замолчал, Джон кивнул. – Что касается моего экипажа, вы его отправите к миледи Эндербери. Я вам дам записку к камердинеру. – Он вытащил записную книжку, нацарапал несколько строк и отдал бумажку Джону. – А вы, как будто, повезли мою записку. Разумеется, я не останусь в доме миледи Лоуестофт, коли там нет мистера Мерриота. Я тут пишу своему слуге, что могу заехать к приятелю и переночевать, так что не будет ничего странного в том, что я не догнал свой экипаж у почтовой конторы. Понятно?
– Да, сэр. У вас на плечах голова, которая думает обо всем, сэр.
– Мне далеко до гения милорда Бэрхема, но, думаю, ума и мне хватает. Что же до вашей госпожи – доверьте ее мне. Если у Прю есть с собой женская одежда, привезите ее в Дартри как можно скорее. Для нее маскарад окончен.
– Хм-м! – хмыкнул Джон. – Мисс Прю своевольна, сэр, осмелюсь сказать.
– Я это прекрасно знаю, старина. И я тоже.
В этом Джон не сомневался: у большого джентльмена был такой вид, будто он готов снести все препятствия на своем пути. Да, этот мужчина достоин Прюденс; пока Фэншо с ней, она в безопасности. Джон больше ничего не сказал и молча ждал под деревьями появления кареты.
Карета не заставила себя долго ждать. Послышались неторопливый стук копыт, поскрипывание и грохот колес. Сэр Энтони выдернул шпагу. Джон покрепче сжал свою дубину и напрягся в ожидании команды.
– На них, во весь опор! – прошептал сэр Энтони и натянул на лицо платок.
Карета как раз огибала поворот; сэр Энтони пришпорил кобылу, и чалая, негодующе фыркнув, рванулась вперед. Гнедая не нуждалась в шпорах и бросилась ей вслед; оба всадника подобно буре летели прямо на карету.
Джон во всем следовал большому джентльмену, но был вынужден признать, что тот лучше управляет лошадью. Опередив старого слугу на несколько шагов, сэр Энтони пустился вперед по середине дороги в облаке пыли. Казалось, его лошадь сейчас растопчет смиренных кляч, тянущих карету. Во всяком случае, так подумал кучер. Перед этим несчастным предстало внезапное видение: два всадника, несущиеся прямо на него во весь опор. Естественно, он инстинктивно дернул вожжи и попытался сдать в сторону. Первый всадник приближался. И в тот момент, когда перепуганные кучера на козлах думали, что столкновение неизбежно, чалая, удерживаемая железной рукой и стальными шенкелями, резко свернула вправо и почти что стала на дыбы, повинуясь воле хозяина.
Лошади испугались; кучер изо всех сил старался удержать их. Поскольку сэр Энтони повернул к правому боку кареты, Джон направил гнедую влево. Шпага сэра Энтони ужасающе сверкала. Кучер инстинктивно пригнулся, ударился в своего компаньона, который качнулся, все еще не выпуская вожжей, в сторону Джона.
Резкий рывок заставил одну из лошадей встать на дыбы. Постромки перепутались.
Джон подскакал совсем близко, приподнялся в стременах и пустил в ход дубину. Кучер соскользнул с седла; его товарищ схватился было за свободную вожжу, когда лошади рванулись вперед. Одна из них безнадежно запуталась в упряжи, наступило полное смятение.
Двое тюремщиков в карете были захвачены совершенно врасплох. Им и в голову не могло прийти, что причиной неожиданной остановки могла быть такая неслыханная вещь, как нападение на слуг закона средь бела дня и всего в нескольких милях от города.
Смущенный джентльмен, который сидел напротив Прюденс и старательно воздерживался от того, чтобы смотреть на нее, теперь был осенен догадкой:
– Ага! Свинью на дороге переехали, не иначе!
Прюденс не ответила, но рука ее скользнула к трости, а пальцы сомкнулись на ее рукояти. Она все еще сидела в углу откинувшись, и никто не мог бы догадаться, что каждый нерв и мускул ее тела был напряжен и готов к действию.
– Это не свинья, Мэтью! – сказал главный. – Похоже, мы столкнулись с другой каретой.
Он опустил окошко. В тот миг, когда он высунул голову наружу, неизвестно откуда возникла крупная чалая лошадь, огромный всадник склонился в седле и распахнул дверцу. Все получилось как надо. Страж закона потерял равновесие, схватился за раму, но получил от мистера Мерриота такой удар сзади, что вылетел головой вперед и растянулся посреди дороги.
Стоило Прюденс увидеть крупную фигуру на чалой лошади, ее спокойствию пришел конец. В мгновение ока она выхватила из трости шпагу и ударила резной рукоятью главного тюремщика промеж лопаток. Больше она и не взглянула на этого несчастного. Опершись одним коленом о сиденье, она напала на бедного Мэтью, который даже не успел понять, что случилось.
Он вскрикнул:
– Господи! – и схватился за карман.
В этом положении он и замер, ибо вместо лица узника, перед ним оказалось острие смертоносной шпаги. Она была всего лишь в дюйме от носа Мэтью. Рука мистера Мерриота была вытянута вперед, он был готов сделать выпад. Серые глаза мистера Мерриота смотрели на Мэтью с выражением, от которого глаза слуги закона полезли на лоб.
– Руки вверх! Быстро, или я проткну вам глотку, – коротко сказала Прюденс.
Извиняющийся джентльмен никогда не переживал ничего подобного в своей жизни. Его служба никогда не нарушалась столь неприятным образом, он и не знал, что делать. В кармане, конечно, был пистолет, но он не успел и коснуться его, а острие шпаги перед носом отнюдь не поощряло дальнейшее сопротивление.
Острие шпаги коснулось его горла.
– Руки вверх! – сказала Прюденс.
Трясущиеся руки Мэтью поспешно поднялись. Глаза его были прикованы к лицу Прюденс, а его губы едва могли выговорить:
– Не надо, сэр! Не надо. Это грозит виселицей. Мы не хотели вас обидеть. Долг службы, сэр...
Громадная фигура сэра Энтони заняла чуть ли не все пространство кареты. Он внушал страх – лицо закрыто шарфом, шляпа надвинута на глаза. Тяжелый плащ делал его каким-то гигантом. Мэтью задрожал и выкатил глаза.
– Правый карман. Пистолет, – проговорила Прюденс, не отводя шпаги от горла Мэтью.
Послышался негромкий басистый смех, прозвучавший для Мэтью как похоронный звон; гигантский незнакомец сунул руку ему в карман и извлек пистолет. К облегчению Мэтью, острие шпаги несколько отодвинулось.
В голосе сэра Энтони звучало оживление.
– Ну-ка, дружище, боюсь, придется связать вам крылышки. Ваш шарф для этого вполне сгодится.
Красивая рука без особых церемоний размотала шарф и галстук мистера Мэтью. Тот не противился. Слугу закона повернули спиной, через несколько секунд его руки были крепко связаны его же галстуком, а шарфом мистер Мерриот весьма ловко спеленал вместе его щиколотки. Мэтью оставили на заднем сиденье, в следующее мгновение оба – и гигант, и узник выпрыгнули из кареты.
Прюденс сунула шпагу обратно в трость и с изумлением огляделась. Главный тюремщик лежал связанным у дороги; кучер на козлах стонал и ругался, приходя в сознание; его товарищ отчаянно вцепился в вожжи, похвальным образом продолжая выполнять свои обязанности. Одним глазом он без особого успеха пытался следить за лошадьми, другим – за Джоном, сидевшим на своей кобылке. В одной руке у Джона покоилась узда чалой лошади, в другой – пистолет. Лошади в упряжке, видимо, безнадежно запутались в постромках, а по виду кучера можно было сказать, что он еще не скоро будет в состоянии заняться своими прямыми обязанностями.
Сэр Энтони отнес второго пленника в карету и запер за ним дверь. Из-под полей шляпы видны были смеющиеся глаза. Единственный несвязанный человек на козлах еще некоторое время не сможет выпустить вожжи из рук, удерживая перепуганных лошадей, пока они не успокоятся.
Сэр Энтони подошел к чалой и махом вскочил в седло. Он подобрал поводья в левую руку и подал правую Прюденс.
– Ставьте ногу, – сказал он, – ив седло!
Прюденс сначала забросила свой плащ, размахнувшись, отшвырнула в ров трость и взялась за руку сэра Энтони. Она встала на его носок и ловко перекинула ногу, усевшись в седло перед ним.
Сильная рука обхватила ее талию; лошади дали волю. Через несколько минут они были уже в роще, потом выехали в открытые поля, откуда уже не было видно дороги.
– Милый мой, милый, вы с ума сошли! – сказала она, но ее пальцы крепко сжали его руку. – Вы не должны были, Тони, не должны – даже ради меня!
Сзади послышался смешок, и сильная рука еще крепче обняла ее.
– Господи, несчастная ваша лошадь! – проговорила Прюденс. – Мы оба не перышки.
– Ничего с ней не будет, повезет, сколько нам нужно, – успокоил сэр Энтони. – Мы направимся к югу, Джон, и оставим вас около Истерли-Вудс.
– Есть, сэр! – отвечал Джон, стаскивая наконец с головы шарф. Прюденс обернулась к нему, улыбаясь при виде его мрачной физиономии.
– Расскажите все Робину, Джон. Вот бы он тут порезвился!
– Как бы он не учудил чего-нибудь! – проворчал Джон.
Впереди показался Истерли-Вудс. Через несколько минут они уже ехали под развесистыми буками, а затем остановили лошадей.
Сэр Энтони спрыгнул и снял Прюденс с седла. Она почувствовала странное удовольствие от этого властного обращения, хотя прекрасно могла бы спрыгнуть и сама.
Когда он снимал ее, она на мгновение посмотрела ему в глаза и увидела в них веселый смех и еще что-то, более глубокое. Он легко поставил ее на землю и на мгновение поймал ее руки в свои.
Она повернулась и взяла свой плащ с седла.
– Ну, все помнишь, Джон?
– Да, сэр. – Джон уже держал гнедую кобылку для Прюденс. Она подошла и взяла у него поводья. Теперь у нее не было сомнений относительно цели поездки.
– Ну, Джон, удержишь Робина от глупостей?
– Да уж, не сомневайтесь, миссис! Глаза ее засмеялись.
– Джон, неужели ты оставишь меня на попечение большого джентльмена?
– С дорогой душой, – ответил Джон и снизошел до пояснения. – В лучшие руки вам и не попасть, мисс Прю. Вы только делайте, как он велит, и все будет отлично. Ну, садитесь!
Он подставил ей ладонь, она встала на нее одной ногой, другую перемахнула в седло. Сэр Энтони сел на чалую.
– Счастливо и вам, сэр! – заметил Джон. – Насчет мастера Робина не беспокойтесь, мисс.
– Вечером увезите его, – сказал сэр Энтони и протянул руку вниз: – Неплохая вышла свалка, Джон!
Джон непривычно покраснел и, помедлив, крепко пожал протянутую ему руку.
– Да уж, сэр. До свидания, сэр!
Чалая тронулась вперед через лес, бок о бок с гнедой кобылкой.