Это было невероятно, но мистер Мэркхем получил совсем не то, на что рассчитывал. Но полученная бумага была единственной его наградой, и потому он решил пустить ее в дело.
Вечер мистер Мэркхем провел в обдумывании планов, после чего к нему вернулось хорошее настроение. Теперь ему было все ясно. Он не испытывал ни малейших сомнений. Вероятно, Мэркхем придерживался принципа, что в любви, как на войне, годятся все средства. Разумеется, он нисколько не тревожился о чувствах мисс Грейсон, и мысль о ней усиливала его вновь обретенную жизнерадостность. Если он и подумал было о том, как сама Летти отнесется к этому делу, то тут же успокоил себя мыслью, что она быстро привыкнет к замужеству и простит его. Тем более что не так давно она в него была влюблена. На сей раз Мерриоты не смогут вмешаться, он даже не рискнет остановиться где-то ради ужина, пока они не отъедут подальше от Лондона. Да и потом будут останавливаться только для того, чтобы сменить лошадей. Только бы добраться до шотландской границы!
Если бы мистер Мэркхем услышал в этот миг смех лорда Бэрхема, возможно, он бы не чувствовал себя так уверенно, а если бы он еще услышал, как милорд дает подробнейшие инструкции респектабельному пожилому слуге, он мог бы всерьез усомниться в добропорядочности милорда. Бэрхем как раз говорил слуге о почтовых конторах, где происходит смена лошадей, и в конце разговора немногословный слуга получил приказание проследить за перемещениями мисс Грейсон и разузнать, какие лошади заказаны для первого перегона, на какой день и каким джентльменом. Слуга бесстрастно выслушал все инструкции и всем своим видом выразил уверенность в успехе предприятия. Разгадка была в том, что ему уже приходилось выполнять для милорда Бэрхема куда более трудные поручения. По его лицу было невозможно судить, понимает ли он и одобряет ли получаемые приказы. На все приказания он ответил лишь мрачным комментарием: «Такой дьявольской шутки я даже от вас не ожидал, милорд».
Милорд не был покороблен этой фамильярностью, она, скорее, польстила ему, и он вполне согласился с подобной характеристикой. Разве что добавил поправку в том смысле, что это – шедевр изобретательности, на что слуга только хрюкнул и ушел.
Однако мистер Мэркхем, пребывая в счастливом неведении, и не подозревал предательства. Его больше интересовали собственные низкие цели, хотя сомнительно, чтобы он так откровенно их определял.
Мэркхем был уверен, что помех не предвидится, в этот раз все пройдет как по маслу. Единственная трудность – впрочем, небольшая – заключалась в том, чтобы добиться аудиенции у мисс Грейсон. Тщательный шпионаж вскоре выявил такую возможность. Мисс Грейсон должна была присутствовать на балу, куда мистер Мэркхем мог легко раздобыть приглашение. С помощью одного из друзей это приглашение было получено, и в середине вечера мистер Мэркхем благодаря заботам доброй хозяйки предстал перед очаровательной мисс Грейсон.
Дракона в лице тетушки поблизости не наблюдалось, ибо старшая мисс Грейсон присоединилась к обществу титулованных вдов, коротающих время за карточным столом. Даже мисс Мерриот была далеко, в другом конце длинного зала. Она напропалую флиртовала с сэром Энтони Фэншо. Летиция, не искушенная в искусстве отделываться от нежелательных поклонников, покраснела, смутилась, невнятно отказалась от приглашения на танец и только тут заметила, что любезная хозяйка уже далеко. Последняя суетилась, занятая тем, чтобы обеспечить юных леди, приличествующими им партнерами.
Летти выпалила:
– Я не хочу танцевать с вами, сэр!
Оказалось, что мистер Мэркхем и не собирается танцевать. Он хотел лишь поговорить с Летицией.
– Вы прекрасно знаете, что я не желаю иметь с вами ничего общего, – проговорила Летти с пылающим лицом.
– Не будьте такой злопамятной, – ответил мистер Мэркхем. – Я должен сообщить вам чрезвычайно важную вещь. Здесь этого сделать нельзя. Дело секретное и опасное.
Это звучало потрясающе интересно, но Летти все еще не освободилась от подозрений.
– А если вы меня заманите и похитите? – спросила она.
– Я прошу вас всего лишь перейти со мной в ту маленькую приемную напротив. Разве я могу похитить вас оттуда? Если вы не пойдете, вы будете жалеть об этом всю жизнь. Вы не знаете, как важно то, о чем я хочу поговорить с вами.
Летти решила, что мистеру Мэркхему и в самом деле трудновато будет увезти ее с бала против ее воли, и она встала. Таинственность чрезвычайно привлекала ее. Она дала понять, что готова выслушать тайну мистера Мэркхема. Ни Мерриот, ни сэр Энтони Фэншо не видели, как она вышла.
Летиция тут же горько пожалела о своей опрометчивости, когда мистер Мэркхем приступил к ужасающим разоблачениям. Он показал и позволил ей собственными глазами удостовериться в обвинениях против отца Летти, после чего откинулся в креслах, глядя на нее с удовлетворенной улыбкой.
Огромные глаза Летти стали еще больше.
– Но мой папа не якобит! – воскликнула она.
– Вы думаете, кто-нибудь поверит этому, если я покажу письмо? – спросил мистер Мэркхем.
– Но вы не покажете его, сэр! Не покажете, правда?
Мистер Мэркхем чуть наклонился вперед.
– Не покажу, если вы выйдете за меня, Летти, – негромко проговорил он.
Она отшатнулась.
– Нет, нет!
– Неужели вы предпочитаете, чтобы голова вашего батюшки торчала на Лондонском мосту?
Летти побледнела. Потом вздрогнула. При мысли об этом ее пронзил ледяной ужас. Жители Лондона насмотрелись на эту картину в последние месяцы. Вызванное в воображении зрелище было чудовищно реально.
– Вы не сделаете этого! Вы не поступите столь жестоко и подло!
– Я пойду на все, чтобы завоевать вас, Летти! – воскликнул мистер Мэркхем с приличествующим случаю любовным пылом.
– Папа никогда не позволит мне выйти за вас! – выкрикнула Летти свой последний аргумент.
– Но разве вы не можете убежать со мной? Мы сразу отправимся в путь, моя милая Летти! Мы можем все повторить – только на этот раз успешно.
– Нет, нет, я не хочу!
– Даже для того, чтобы спасти своего отца? – настаивал мистер Мэркхем.
Грудь Летти нервно вздымалась.
– Если бы вы даже заставили меня – это была бы такая жестокость, сэр, – то я бы возненавидела вас на всю жизнь! Неужели вы захотите иметь жену, которая вас ненавидит?
Мистер Мэркхем снисходительно засмеялся:
– У вас это пройдет, как только мы поженимся, моя дорогая. Разве я не стану вам милее, когда отдам письмо, чтобы вы его сожгли?
Она протянула руку:
– Отдайте мне его сейчас, сэр, и правда, правда, – я никогда больше не стану плохо о вас думать!
– Отдам в день свадьбы, – сказал Мэркхем. – Не раньше. Запомните: только после того, как мое кольцо окажется у вас на пальчике.
– Оно никогда, никогда там не окажется, – объявила она, заливаясь слезами.
Мистеру Мэркхему потребовалось двадцать минут, чтобы убедить Летти в том, что своим неразумным поведением та посылает своего папа прямо на виселицу. Девушка сопротивлялась и плакала; она кричала, что расскажет обо всем папа и он поговорит с милордом Бьютом и все устроится. Мистер Мэркхем сказал, что даже если бы лорд Бьют и захотел помочь сэру Хамфри, что маловероятно, то сделать это не в его власти. Сэр Хамфри сообщает в письме о своих изменнических намерениях. Понимает ли Летти, что это значит?
Она поняла. Одна только мысль о возможном наказании заставляла ее бледнеть. Летиция лихорадочно думала в надежде найти какой-нибудь выход.
Поскольку девушка не сдавалась, мистер Мэркхем счел нужным немного поимпровизировать.
– Я уйду с бала, – сказал он, – и это письмо окажется в надежном месте, у моего друга. Если со мной что-либо случится, оно будет опубликовано, а если в течение недели вы не решитесь бежать со мной в Шотландию, я сам отнесу его куда следует. Тогда-то вы пожалеете, что и пальцем не шевельнули, чтобы спасти своего отца!
Она уже казалась себе чудовищем. Где, о где же Неизвестный в черном домино, который сказал, что явится, когда она окажется в беде? Это был лишь сон. Вот она, наедине с этим Грегори Мэркхемом, который ей так ненавистен. Летти не видела выхода. Она была готова упасть перед ним на колени и молить о пощаде. Он называл ее ласковыми именами, но за всеми его нежностями легко улавливалась стальная решимость.
Мисс Летти объявила, что все расскажет папа, но Мэркхем указал ей на пагубные последствия такого шага. Летти смутилась, он уже убедил ее, что рассказать кому-нибудь об опасности – значит навлечь беду на дом Грейсонов. Пока Мэркхем объяснял ей план побега, девушка прикидывала, хватит ли у нее силы и смелости заколоть его по дороге в Шотландию. Она думала: если в карете будут пистолеты, она сможет застрелить своего поклонника и похитить письмо с его тела. Что будет с нею дальше, она не знала. Наверняка ее ждет страшный конец.
Мистер Мэркхем прочел в ее лице кровожадные замыслы. Он увидел в этих карих глазах довольно, чтобы решить про себя держать пистолеты подальше от невесты.
Он отвел несчастную Летти обратно в бальный зал, где ее тут же пригласил танцевать некий желторотый щеголь. Этот не особо наблюдательный юнец все же заметил, что Летти грустна, но когда он решился осведомиться о причине, та сослалась на головную боль и при этом немедленно начала смеяться и болтать как ни в чем не бывало. Ее смех был принужденным, даже истерическим, а речи несколько несвязны, но зато юный щеголь вполне утешился.
Танцуя, Летиция увидела совсем рядом мисс Мерриот и Фэншо и удвоила свои старания казаться веселой и беззаботной.
Когда танец кончился, она заметила, что мисс Мерриот пристально глядит на нее, и прошептала:
– О, Кэйт, у меня ужасная головная боль! Мне просто дурно делается.
– Дорогая, – отозвалась мисс Мерриот, – тебе немедленно нужно ехать домой и лечь в постель. Хочешь, я поищу твою тетю?
– Мне жаль так рано уходить с бала, – сказала Летти, – но голова просто ужасно болит.
Мисс Мерриот тут же взяла ее под свою опеку. Они отправились искать тетку. А сэр Энтони в ожидании своей партнерши побрел по залу туда, где у стены стоял лорд Бэрхем.
– Нет, Клеведейл, я уже натанцевался, – говорил милорд. – Теперь я только зритель... О, мой дорогой Фэншо! Но куда вы дели свою очаровательную партнершу? Я только сию минуту видел вас с прелестной мисс Мерриот.
– Она покинула меня, сэр, – отвечал сэр Энтони. – У мисс Грейсон мигрень, и мисс Мерриот повела ее к тетушке.
– Ах так?.. – проговорил милорд и предложил ему свою табакерку. От его орлиного взора не ускользнула отлучка мистера Мэркхема и Летти.
Осторожное прикосновение заставило сэра Энтони обернуться. Рядом с ним стояла Прюденс, которая застенчиво улыбнулась ему.
– Вы потеряли мою сестру, сэр? Я недавно видела вас вместе, и она бессовестно флиртовала с вами. Совершенно невыносимо, как мне кажется.
Сэр Энтони отошел с ней в сторонку.
– О да, – согласился он. – И почему у вас, моя дорогая, столь дерзкий брат?
Прюденс фыркнула.
– Но ведь вы знакомы со старым джентльменом, Тони. И вы не замечаете сходства? Робин такой же плут.
– Я считаю, что он просто ужасный сорванец. Я его сегодня спросил – мне вдруг пришла эта мысль, – не знает ли он кого-нибудь в черном домино, называющего себя Неизвестным.
– И он знает? – невинно спросила Прюденс.
– Иногда мне кажется, – медленно проговорил сэр Энтони, – что вы два сапога – пара. Нет ли доли плутовства и в характере Питера Мерриота?
– Вы несправедливы, сэр, это крайне благопристойный юноша.
Послышался шорох шелков; к ним приближался Робин, который изящно обмахивался веером.
– Что я вижу, Питер? Неужели ты нарушаешь наше уединение? Экий ты невежа!..
– Я должен беспокоиться о твоей репутации, дитя мое. Ты просто ужасно ведешь себя, оставаясь одна.
Робин бросил томный взгляд на Фэншо.
– Сэр, мой Питер, видимо, считает вас отъявленным ловеласом. А я надеялась, что вы всерьез подумываете о женитьбе!..
– Я подумываю, – промолвил сэр Энтони, – что вы явно напрашиваетесь на березовые розги, мой юный мальчик с пальчик.
Робин притворился испуганным.
– О, Прю, осторожно! Это уже второй раз, что ваша гора толкует о необходимости наказания для бедной девушки.
– Как вы назвали меня? – спросил сэр Энтони, навострив уши.
– Мой язык!.. О, мой проклятый язык! – Робин закрыл лицо веером. – Только горой, дорогой сэр. Нельзя же назвать вас кротовой кочкой? – Смеющиеся глаза выглянули вновь. Любому стороннему наблюдателю показалось бы, что мисс Мерриот вовсю флиртует с сэром Энтони Фэншо. – Это ласковое прозвище, что я придумала для вас, и ничего более, поверьте.
Глаза сэра Энтони мерцали лукавством.
– Дорогая, – обратился он к Прюденс, – если бы не вы, я прямо здесь разоблачил бы этого бессовестного мальчишку. Вы позволите мне взять его в ежовые рукавицы, когда он кончит свой маскарад?
Она отрицательно покачала головой.
– Я должна защищать моего маленького братца, Тони. Вы видите, какой он сорванец. Клянусь вам, он пропадет без своей старшей сестрички. Вам лучше оставить нас, как есть.
– О нет! – взмолился Робин. – Мне будет тоскливо развлекаться, если я не смогу видеть респектабельного Фэншо, спутавшегося с парочкой авантюристов. Это вас не обижает, мой добрый сэр?
– Нет, крошка, это лишь приятно щекочет мои чувства. А вот что мне действительно не по нраву – это видеть Прю в опасности и любоваться на то, как вы ухаживаете за Летти Грейсон. Вы там на что рассчитываете?
– Старый джентльмен уверяет меня, что я тоже Тримейн-оф-Бэрхем, – легкомысленно отвечал Робин. – Что вы думаете об этом, о Гора?
– Почти ничего, – ответил сэр Энтони. – Что же до сыновнего почтения, которого вы не проявляете к своему отцу...
– Прю, разве я не говорил, что он воплощенная добропорядочность? Мой дорогой сэр, я берегу все свое уважение для моего респектабельного зятя. Ну а старый джентльмен вообще не вызывает почтения. Если бы вы имели сомнительное удовольствие быть с ним знакомым так же, как и я, вы бы осознали это.
– Возможно, что и так, – уступил сэр Энтони. – Но пока, чем более я его вижу, тем более чувствую, что это человек, к которому следует относиться со всем возможным уважением и... э-э... осмотрительностью.
Робин сохранил свою непринужденную манеру, но его начинали угнетать его юбки. И правда, казалось, будто старый джентльмен ничего не делает, а в обществе поползли слухи о том, что как только Ренсли сможет встать с постели, он начнет судебное дело против мнимого кузена. Робину вовсе не улыбалось до бесконечности играть роль юной леди. Он надеялся, что Черное домино осталось в памяти Летти, но проходили дни, а у него по-прежнему было мало случаев встретиться с ней. То она где-то каталась, то уехала с визитами, то ей просто нездоровилось. Когда же они, наконец, встречались, Летти была рассеянной и не желала пускаться в откровенности. Под глазами у нее залегли тени: тетушка говорила, что удивляться тут нечему, коли она теперь редко ложится в постель раньше полуночи. Робину оставалось лишь надеяться, что именно Черное домино был причиной такого беспокойства.
Прюденс об этом не думала; сейчас ее больше занимали собственные дела, и она выказала мало интереса, даже когда Робин заговорил с ней о том, как изменилось поведение Джона. Робин заметил его частые отлучки. На все вопросы Джон отвечал уклончиво, и поэтому юноша немедленно заподозрил тут руку милорда Бэрхема. Прюденс спокойно ответила, что, весьма возможно, они скоро обо всем узнают.
Она была права, вскоре милорд явился с утренним визитом на Арлингтон-стрит и восторженно расцеловал ручки леди Лоуестофт. Он желал конфиденциально побеседовать с сыном.
Миледи высказала предположение, что bon papa вновь затевает некую авантюру, игриво погрозила милорду пальчиком и оставила мужчин одних.
Робин бросил на отца быстрый взгляд, тронув браслет на запястье.
– Да, сэр?
Милорд кружевным платком смахнул с рукава невидимые пылинки.
– Время пришло, мой Робин. Для тебя есть важная работа.
– Хвала Господу! Неужели я наконец сброшу с себя эти юбки?
– На короткое время, сын мой, только на короткое время! Немного терпения! Я открою тебе чудесную тайну.
– Я весь внимание, сэр! Позвольте мне услышать об этом!
Милорд уселся у окна. В его глазах был тот особенный блеск, который так хорошо знал Робин, а на губах играла самодовольная улыбка. Похоже было, что миледи не ошиблась: затевалась некая новая авантюра.
– Сын мой, я предвижу благополучный исход дела. Теперь все становится просто. Я устроил все с изумительной тонкостью. Ты можешь сказать, что я дергаю за веревочку тут и за веревочку там и куклы двигаются.
– Господи! Неужто и я – одна из этих кукол?
– Ну разумеется, Робин! – нежно произнес его лордство. – Я подготовил сцену, а ты сыграешь в ней героя. Ты должен благодарить меня!
– Должен, сэр? Но у меня нет привычки играть героя.
– Я предназначил для тебя роль, которая полна романтики, – провозгласил милорд. – Без сомнения, ты станешь меня благодарить.
– Что же, рассказывайте, сэр. Вы становитесь интересным.
– Я становлюсь опасным, Робин, – опасным, каким могу быть только я один. Я – Немезида, по меньшей мере! А ты – ты орудие в моих руках. Ты спасешь леди и убьешь негодяя.
– Где моя шпага? – легкомысленно вскочил Робин. – Вы меня заинтриговали, сэр. Но кто же эта леди?
Милорд с удивлением посмотрел на него.
– Кто же, как не дама твоего сердца, сын мой? Разве я стал бы выбирать другую?
Робин выпрямился. Легкомыслие в один миг оставило его, и он быстро спросил:
– О чем вы?
– Я восхищаюсь ею! – Милорд сделал весьма характерный для французов жест, поцеловав кончики пальцев. – Она очаровательна!
– Кто?
Глаза милорда расширились.
– Ну, разумеется Летиция, – произнес он с упреком. – Неужели я бы послал тебя спасать кого-то другого? Неужели ты... неужели ты бы мог думать, что я не знаю? Сын мой, сын мой. Ты меня огорчаешь. Положительно, огорчаешь.
– Примите мои извинения, сэр. Я думаю, вы знаете все. Но о каком спасении идет речь и кто этот негодяй?
– Эй, полегче, мистер горячая голова, не торопись! Ты узнаешь все. Завтра вечером ты спасешь ее; негодяй – мой бедный друг мюнхенских времен.
– Как? Опять Мэркхем! Вы сошли с ума, сэр, он никогда не решится на это во второй раз. Да и она не согласится!
– Ты недооцениваешь мое влияние, Робин. Вспомни, что и твоя Летти, и мистер Мэркхем всего лишь марионетки.
Робин сорвался с места.
– Да что это за дьявольщина? Если вам не трудно, будьте со мной откровенны, сэр!
Милорд сложил вместе кончики пальцев.
– Завтра вечером она вместе с моим мюнхенским другом бежит из Воксхолл-Гарденс.
– Она убегает! – Робин был будто громом поражен. – И вы мне говорите, что сами же это и устроили!
– Разумеется, – ответил милорд. – Я сам все это придумал. Меня следует поздравить.
– Только не мне, сэр! – с горечью сказал Робин.
– Именно тебе, дитя мое. Ты, наконец, оценишь меня. Садись, и я все тебе расскажу.
Робин опустился на стул.
– Продолжайте, сэр. Осмелюсь предположить, что один из нас – сумасшедший. Зачем вы устроили – если вы не врете – столь преступное дело?
Милорд задумался.
– Мне это кажется самым поэтическим способом мести, – объяснил он. Он покачал головой и нежно улыбнулся серебряной пряжке на своей туфле. – Немезида! – вздохнул он. – Мой мюнхенский друг думал, что со мною можно не считаться; а я этого не прощаю. Он вообразил, что может согнуть меня – меня, Тримейна-оф-Бэрхем, – в бараний рог. Он осмелился – ты содрогаешься? – он осмелился грозить мне. Он думает, что я лишь пешка в чужих руках. Я склонен сожалеть о нем в глубине души. Но это была наглость. – И милорд сурово покачал головой.
– Мэркхем что-то узнал о вас? – нахмурился Робин. – О том письме?
Милорд поднял на него глаза.
– Сын мой, ты частично унаследовал мою быстроту ума. Да, у него было то письмо, о котором я тебе говорил. Где он его раздобыл, не знаю. Я прямо признаю это. Это совершенно не важно, а то бы я узнал. Он принес его мне домой. Он требовал денег. – Его светлость засмеялся при этом воспоминании. – Он, конечно, быстро все сообразил, несомненно... Но он не знал, что выбрал себе в противники человека сверхъестественных способностей. Он показал мне мое собственное письмо; он сказал мне, что знает, что я и есть Кольни; и, видимо, ожидал, что я буду поражен страхом.
Улыбка мелькнула на лице Робина. В его глазах горел тот же огонек, и сейчас отец с сыном были удивительно похожи.
– Клянусь, он был разочарован, сэр.
– Боюсь, что так, мой Робин. Но был ли я напуган? Может быть, под моим хладнокровием скрывался страх? Нет, сын мой! Я чувствовал невероятное облегчение. Наконец-то я узнал, где находится мое письмо. Я не боюсь опасности, которую вижу. Мой мюнхенский друг – его манеры приводят меня в ужас, я потрясен таким отсутствием воспитания! – сам предался в мои руки.
– Ну и дурак же он! – заметил Робин. – Но вправду сказать, он ведь вас не знает, сэр!
– Никто не знает меня, – с суровым величием проговорил милорд. – Но неужели он не мог разглядеть во мне нечто величественное? Нет, он восторгался своим убогим умишком! – Я поразил его словно небесная кара – настолько этот Мэркхем ниже меня, а он даже не мог оценить манер, с какими это было сделано. Я бы желал, чтобы он был более достоин моей вражды. Заметь, мой сын, недостатки его рассудка! Он надеялся получить у меня письменное обещание на выплату громадной суммы в день, когда я буду признан Тримейном-оф-Бэрхем!
– Хм-м... – произнес Робин. – Какой оптимистический джентльмен. А вы ответили?..
– Мне пришлось открыть ему глаза. Я развеял его иллюзии. И в то же время в моем мозгу стал складываться такой изощренный план, что у меня чуть не перехватило дыхание. Ты помнишь, сын мой, о тех бумагах, которые я сохранил?
– Бог мой! – сказал Робин. Его отец начал всерьез пугать его. – Я о них помню.
– Там была одна, написанная – никогда не догадаешься кем – этим глупым Хамфри Грейсоном. Так, пустяк: некое обещание, которое он так и не выполнил. Но вполне достаточное для моих целей.
– Гром и молния! Грейсон участвовал в восстании?! – вскричал Робин.
– Можно сказать, что когда-то он подумывал об этом. Но это ничем не кончилось. Он ведь один из тех людей, которые всегда смотрят, куда ветер дует. И это глупое письмо я отдал мистеру Мэркхему в обмен на свое собственное, которое потом и сжег. Ты начинаешь понимать, сколько изощренности в моем плане, Робин?
– Я еще очень далек от этого, сэр. Говорите яснее! Должен ли я понять, что вы отдали Мэркхему в руки письмо, чтобы он вынудил Летти выйти за него?
Милорд кивнул.
– Ты все прекрасно понял, сын мой. Робин побагровел.
– Вы ждете моего одобрения, сэр? Вы думаете, что я могу восхищаться столь гнусным замыслом? Боже ты мой, но неужели не было другого способа выманить у него эту бумагу?
– Ну, не меньше дюжины! – с небрежностью ответил его отец. – Я отверг их: все они были слишком неуклюжи. Притом я хочу, чтобы Мэркхем больше не мешал мне. Будет гораздо лучше, если он умрет. Этим займешься ты. Заметь еще, в каком виде я представлю тебя твоей даме – в облике героя. Это замысел не-вероятного изящества, я не мог устоять! – Он снисходительно улыбнулся. – До сих пор в ее глазах ты – женщина; у нее нет возможности влюбиться в тебя. И если ты явишься сейчас перед ней в мужской одежде, она может даже рассердиться. Но я устраиваю так, что ты будешь ее спасителем. Одним словом, я обеспечиваю тебе романтический ореол, одновременно удаляя последнее препятствие на своем пути. Когда я думаю об этом, сын мой, я начинаю – пусть еще слабо – прозревать масштаб моего гения.
Тут уж Робин никак не мог удержаться от смеха. В самом деле, как это похоже на старого джентльмена – выбрать такой извилистый и запутанный путь. Но ставить Летти в ужасное положение, играть на ее струнах... нет, это непростительно.
– Я думаю, вы хотели мне добра, сэр, но я должен осудить ваши методы. Я бы мог получить эту бумагу, не вмешивая в это дело Летти.
– Но как примитивно! Какой грубый план, когда сравнишь его с моим! – запротестовал милорд. – И ты забываешь, что я предусматриваю и смерть Мэркхема. Человек с такими отвратительными манерами не достоин жить в одно время со мной. Ты должен признать справедливость этого утверждения.
Мы сомневаемся, чтобы Робин мог увидеть это дело в том же свете. Он думал лишь о той роли, которая предназначена бедной Летти, и чувствовал, как в нем растет возмущение.
– И Мэркхем держит это письмо как меч над ее бедной головкой? И он настолько жесток, что использует ее страх за жизнь отца? И он заставил ее согласиться на новый побег? Боже мой, сэр, вам не нужно опасаться, что он останется жив! – Робин поднялся и заходил взад и вперед по комнате. Его юбки шелестели, а кринолин колыхался в такт широким шагам, которых не могли бы повторить ни одна женщина. – О, я знаю, что мне делать! Без этого я, возможно, и стал бы колебаться. Мне нелегко убить врага, даже вашего врага, сэр. Но последнее меняет все. Я признаю изящество вашего замысла, сэр, но не просите меня восхищаться планом, в котором моей Летти отведена столь тяжкая роль. Когда назначен побег?
– Завтра. Я узнал это от вашего бесценного Джона. Они будут менять лошадей в Бэрнете необычайно поздно. Все сделалось очень просто. Летиция вместе со своим знакомым едет в Воксхолл-Гарденс. Что может быть легче, чем затеряться там в толпе? Пройдет некоторое время, прежде чем ее отсутствие будет замечено. Воксхолл – это мой мюнхенский друг очень удачно придумал. Ты, Робин, можешь без всяких затруднений остановить их у Финчли-Коммон. Ты, разумеется, будешь в маске. Детали оставляю на твое усмотрение. Не сомневаюсь, что ты сделаешь все к моему удовольствию.
Робин сдался.
– Сделаю! – Глаза горели. Тревога за Летти несколько утихла, ее вытеснила радость предстоящей схватки. Юноша потянулся и в восторге раскинул руки. – Ах, снова взяться за шпагу! – сказал он, делая воображаемый выпад. – Не пистолеты – нет, нет. Это уж очень примитивно. Разве я не ваш сын?
Милорд заразился его энтузиазмом.
– Да, Робин, да. Я замечаю в тебе свои черты. Убери этого мюнхенского приятеля! Не снимай маски: ты должен еще какое-то время быть тайной для Летиции, но теперь уже недолго! Убери Мэркхема с моей дороги, и ты увидишь, как быстро я добьюсь обещанной цели! Я, Тримейн-оф-Бэрхем!
– А вы и в самом деле...
– Вот так же думал и Мэркхем, – сказал милорд. – И вы все так. Есть лишь один человек, кто знает обо мне правду. И этот факт доставляет мне бесконечное наслаждение. Я ничего не говорю: скоро все и так станет известно. – Он взял свою треуголку. – Оставляю тебя наедине с твоими планами, Робин. Смотри, ничего не напутай. Никто не должен догадаться, кто ты. Изобрази грабителя и возьми с собой Джона... Нет, меня не интересуют эти мелкие детали, ты сам их продумаешь на досуге. По моим подсчетам, – не думаю, что ты станешь сомневаться, – они должны уехать из Воксхолл-Гарденс в девять вечера, может быть, чуть позже. Это не важно. Аи revoir, сын мой! Хоть это и лишнее, все же желаю тебе успеха!
Милорд помахал сыну рукой и исчез в соседней комнате. Там он встретил дочь, которая только что вернулась с утренней прогулки с Чарльзом Белфортом.
Bon papa снисходительно потрепал ее по щеке и весело сказал:
– Прюденс, дочь моя! Ты явилась слишком поздно, чтобы услышать о моем плане. Твой брат в полном изумлении.
– Бог ты мой! – без особого энтузиазма отозвалась Прюденс, глядя ему вслед. Она немного посмеялась – отец всегда умел ее развеселить. Прюденс вошла в гостиную и увидела Робина, в раздумье кусающего ногти.
– Чем это так доволен старый джентльмен, Робин? – спросила она. – Нам предстоит работа?
Он поднял глаза и оглядел ее.
– А тебе этого хочется? Готовится одно спасение и одно убийство!
– Ты меня поражаешь, – отозвалась Прюденс, присаживаясь на краешек стола. – Можешь на меня рассчитывать; похоже, тебе понадобится помощь. Что дальше?