Джордж Мэллори
Покоряя Эверест
Но еще раз. Какова ценность нашего эмоционального опыта, полученного в горах? Мы можем показать путем сравнения, какие чувства испытываем, но нельзя ли сравнить наш и аналогичный опыт в других областях?
Представьте, как растаяло бы ледяное презрение надменного альпиниста, если бы ему прошептали на ухо: «Почему бы не бросить это и не заняться, скажем, футболом?» Конечно, если бы это замечание сделал футболист, альпинист бы просто подыграл ему, как малому дитя. Это та линия поведения, которой я придерживаюсь сам. Не могу вообразить, чтобы, например, настоящий президент «Альпийского клуба», если к нему подобным образом обратится глава Футбольной ассоциации, следовал иначе. Но предположим, что член «Альпийского клуба» сделал бы аналогичное предложение – с поправкой, чтобы это не казалось смешным, о гольфе вместо футбола, – представьте себе праведность и величину гнева футболиста! И все же стоит задуматься, не имеют ли футболисты, игроки в гольф и другие спортсмены этого мира некого схожего опыта с нами. Судя по разнообразию внешности спортсменов, кажется, что нет. Но, если искренне хотим постичь истину, мы должны любой ценой докопаться и увидеть, что скрывается за лицами и одеждой спортсменов. К счастью, будучи спортсменом, я знаю их настоящие чувства. Мне вполне ясно, что подавляющее большинство переживают тот же опыт, что и альпинисты.
Мне это совершенно ясно, и даже слишком. Факт, что спортсмены крайне чувствительно относятся к своим видам спорта, одновременно так странен и правдив, что на его изучение вполне может уйти целая жизнь. Крайне приятно было бы задержаться среди любопытных жаргонов, диковинных манер – варварской сердечности, средневекового рыцарства, «хвалы» и «хвастовства» в их разнообразных проявлениях, – да и просто изучить выражения лиц разных представителей каждого вида спорта. И увидеть, как одинаково все эти маски преследуют одну главную цель – скрыть глубину истинных чувств. Но этими вещами нужно наслаждаться и переваривать их в часы досуга, и пока я должен отложить их в сторону. В данном случае хватает простых фактов. Восторг спортсменов при успехе, их подавленность при неудаче, их кипучая оживленность, когда они рассказывают байки, – это отличный материал для изучения. По его качеству можно увидеть стихийную игру эмоций у всех видов спортсменов. Футболисты, игроки в крикет и гольф, бейсболисты, баскетболисты и все игроки в мяч – короче говоря, из всех разновидностей (а их сто тридцать одна) – все грезят денно и нощно, как и мечтатели-альпинисты. Воображаемые чудеса бессмертны, каждое – в своем виде спорта. Кульминационный момент для игрока в мяч – это мгновение, когда тот чрезвычайно сильно и точно ударил круглый неодушевленный предмет. А мечта охотников по всей земле – людей, что охотятся на рыб, птиц и зверей всех видов, от окуня до пятнистого морского змея, от жирного фазана до изящного жаворонка или дрозда, от робкого оленя до монстра, выросшего в джунглях, – добыть животное, будь оно маленьким или огромным, нежным или свирепым. Спорт для спортсменов – это часть их эмоционального опыта, как альпинизм для альпинистов.
Как же тогда нам отличить альпиниста от спортсмена в эмоциональном плане?
Подавляющее большинство людей своего рода художники. Одни – активны и изобретательны, а другие участвуют пассивно. Без сомнения, те, кто творит, в чем-то принципиально отличаются от тех, кто не творит. Но их объединяет творческий импульс: все одинаково желают выразить эмоциональную сторону своей натуры. Поведение приверженцев высших форм искусства довольно ясно это демонстрирует. Пожалуй, ярче всего это проявляется в театре, в танце и в музыке. Артистами являются не только те, кто выступает, но и те, кто тронут их представлением. В этом плане артистов отличает не способность к выражению эмоций, а способность ощущать тот эмоциональной опыт, из которого создано искусство. Мы признаем это, когда говорим о людях как об артистах, хотя они и не претендуют на создание искусства. Все высокомерные альпинисты артистичны, независимо от любых других соображений, ведь они культивируют эмоциональный опыт ради него самого. И по той же причине они являются спортсменами. И не парадоксально утверждать, что все спортсмены (я имею в виду настоящих спортсменов) артистичны. Это просто логическое использование этого термина, как и следует. Большую часть человеческой расы можно описать этим эпитетом, одновременно размытым и специализированным, и так и должно быть. Нет особой разницы между человеком, которого обычно называют артистом, и спортсменом, который, как предполагается, не является творческой личностью. Напротив, спортсмен – это узнаваемый вид артиста. Когда мы не просто гонимся за сиюминутным удовольствием, как это сейчас делает повариха, болтающая с торговцем рыбой, забыв про мясо в духовке[30], – а стремимся к более отдаленной и важной эмоциональной цели – это часть природы Искусства. Это различие легко заметить и в мире спорта. Оно отличает того, кто занимается одиночной греблей, потому что ему нравится само упражнение или ощущение пребывания в лодке на воде, либо он хочет таким образом добраться до желаемого места, от того, кто тренируется ради гонки. Это разница между пинанием футбольного мяча и игрой в футбол. Это отличие катания на лошади для пользы здоровью и псовой охоты верхом на коне. Конечно, ни спортсмена, ни альпиниста нельзя обвинить в том, что они просто получают удовольствие. Они оба – артисты; и тот факт, что альпинист желает обрести эмоциональный опыт, не отдаляет его даже от фаната Футбольной ассоциации.
Но существует искусство и Искусство. Мы можем различать и самих артистов. Привычно, даже без точной классификации или порядка заслуг. Изящные искусства называются «изящными», вероятно, потому, что не все виды искусства мы считаем утонченными. Эпитет «артист» обычно применяется только к тем, у кого художественное чутье развито в особой степени.
Именно проводя эти различия, мы можем оценить то, что намеревались определить, – ценность альпинизма во всем порядке нашего эмоционального опыта. К какой части творческого восприятия человека относится альпинизм? К той его стороне, которую трогает музыка и живопись, или к той, что заставляет его наслаждаться игрой?
Задавая вопрос в такой форме, мы сразу видим пропасть, отделяющую надменного альпиниста от спортсмена. Казалось совершенно естественным сравнивать день в Альпах с симфонией. Для скалолазов моего типа альпинизм по праву сравним с симфонической музыкой. Но ни один спортсмен не стал бы искать – или не смог бы найти – подобное сравнение для крикета, охоты или любого другого вида спорта. Он признает существование возвышенного в большом искусстве и знает, даже если не чувствует, что оно волнует сердце совершенно иначе и гораздо мощнее. Но альпинисты не признают чувственной разницы между альпинизмом и искусством. Они утверждают, что нечто возвышенное и есть суть альпинизма. Они могут сравнить зов гор с мелодией чудесной музыки, и это сравнение уместно.
Глава вторая. Альпинистское ремесло
Можно сразу сказать, что это самый важный труд в альпинизме, изданный в этом поколении. Это утверждение не совсем верно, поскольку книга еще не вышла [1]. Но наши долгожданные надежды наконец-то воплотятся в течение нескольких недель. И мы не будем разочарованы. Эта книга куда важнее, чем кажется на первый взгляд. Она – даже больше, чем все, чего мы имели право ожидать.
Мистер Джеффри Уинтроп Янг является не только основным автором, но и редактором серии статей, где выступает соавтором. К написанию руководства были привлечены эксперты, что дополняют мистера Янга в технических вопросах: капитан Фаррар[31] – эксперт по снаряжению, А. Г. Ланн[32] – по альпинизму на лыжах, а Сидни Спенсер[33] – по фотографии. Также привлекались знатоки региональных особенностей за пределами Альп и Британских островов: мистер Уолластон[34] – эксперт по тропическими странам, мистер Мартин Конвей[35] – по Шпицбергену, мистер Реборн[36] – по Кавказу, мистер Джордж Финч[37] – по Корсике, доктор Лонгстафф[38] – по Гималаям, мистер Слингсби[39] – по Норвегии, мистер Малкольм Росс[40] – по Новой Зеландии, мистер Клод Эллиот[41] – по Пиренеям и мистер Мамм[42] – по Скалистым горам. Редактор, видимо, считает немалой частью успеха умение подтолкнуть экспертов к столь высокому уровню работы. Он действительно мог бы добавить к главе об искусстве управления альпийским отрядом дополнение об искусстве управления соавторами. Очевидно, их верно направляли, как они, без сомнения, и признают – или даже утверждают. Региональные статьи выполняют две функции. Они являются ценным введением в изучение различных регионов: альпинист может планировать кампании или хотя бы получить ментальное удовольствие от прочтения в минуты досуга. И они обобщают опыт альпинизма в этих регионах для практического руководства. Я и сам обладатель практичного склада ума и буду хранить эту вторую часть «Альпинистского ремесла», так сказать, на полке, пока на деле не составлю свои планы относительно Гималаев. Либо это могут быть Шпицберген[43] или Попокатапетль[44] (который, однако, не числится в каталоге, где я надеялся проверить, как верно пишется его название). Тем не менее я получил большое удовольствие и, надеюсь, некую пользу от чтения этих глав. Это локальный обзор на альпинистское ремесло, не простирающийся дальше Британских островов и Альп. Альпинист, который верит в свое искусство, вероятно, будет ради самого искусства стремиться к этим далеким высотам, даже если предпочел бы слово «ремесло».
Как можно видеть, я не пытаюсь анализировать этот труд. Рецензии не менее полезны в альпинизме, чем в других областях, поскольку позволяют более молодому и скромному поколению, выражаясь спортивным языком Олимпа, квалифицированно поблагодарить за полученный совет. Однако в данном случае вес советов, предлагаемых на этих страницах, не компенсировать никакими похвалами и комментариями. И есть еще одна трудность: я так же мало верю в беспристрастную дружбу, как и в частичную критику. Я отказываюсь смотреть на мистера Янга с высоты горы Олимп, поскольку имел честь подниматься с ним в горы и при восхождении неизбежно был бы осужден по тем же стандартам альпинистского такта, которые он излагает в этой книге.
Я, скорее, предположу, что вершина, о которой идет речь, уже покорена им. Вряд ли нужно говорить, что он покоряет ее самым грациозным образом, какой только можно вообразить. Очевидно, это не та вершина, на которой он хотел бы остаться, и он, похоже, не замечает заслуженных регалий. Читатель, однако, вряд ли о них забудет. Перед его глазами скапливается все больше свидетельств, говорящих о достоинствах мистера Янга при его восхождении туда. Книга представляет собой упорядоченный обзор практики и принципов альпинизма. Но это также и отчет об опыте самого автора, который лежит в основе всех его теорий и суждений, и по этой причине он в высшей степени интересен. Для тех, кто принимает как данность блестящий послужной список конкретного альпиниста и объясняет его для себя какой-то простой формулой – например, говоря, что это итог удачного сочетания талантов, неиссякаемого энтузиазма, великолепного телосложения и смелого воображения, – для случайных же критиков неожиданностью будет узнать, с помощью какого детального и терпеливого искусства были достигнуты такие результаты. Оглавление само по себе является откровением. Мы обнаруживаем, что восемьдесят страниц посвящены «Управлению и руководству»; почти пятьдесят – «Комбинированному восхождению»; более двадцати – «Корректирующему методу», анализу подхода и чрезвычайным мерам предосторожности, предотвращающим несчастные случаи; «Разведка» занимает около тридцати страниц. Помимо всего этого, в отдельных главах рассматриваются техники обращения со снегом и льдом, скалолазание, а также использование проводников. И эта методология повсюду изложена весьма четко. У автора концентрированный, хорошо продуманный стиль, наполненный наблюдениями и разъясняющим анализом. Полнота этого подхода основана не только на теории, но и на живом богатом опыте, что рожден бдительностью ума в каждом конкретном случае и в отношении каждой детали альпинистской практики. Кроме того, она основана на размышлениях после самого события, стимулируемых сознательным и настойчивым желанием открыть законы там, где их можно обнаружить, овладеть каждым аспектом сложного искусства – можно даже сказать, создавать его.
Особенно в одном направлении мистер Янг, бесспорно, создал искусство – в своем психологическом отношении к альпинизму. Он максимально заботится о личных отношениях в альпинистском отряде. Ни один предыдущий автор так не подчеркивал их важность. Мистер Янг убеждает нас, что секрет успеха главным образом заключен именно в этом, и смело исследует детали взаимоотношений в группе, даже в нюансах, которые мы называем манерами. Он устанавливает уже знакомый нам стандарт – стандарт цивилизованных людей, которые не конкурируют, а сотрудничают. На первый взгляд может показаться, что нет нужды рассказывать нам, например, об этикете, который следует соблюдать, когда мы идем по пастушьей тропе на склоне горы. Но этот пункт рассмотрен со всех сторон. Ведь каким-то незначительным образом можно раздражать собеседника или, напротив, способствовать дружеским отношениям. Мы должны избегать малейшего повода для трений и делать все ради гармонии. Всякий раз, когда лидер испытывает стресс из-за трудностей похода, курение позволяется из-за его социальной вовлеченности, чтобы человек мог поддерживать свою роль в «непринужденном молчании», которое является условием товарищества, а болтовня запрещена (как я за это благодарен!). Приветствуется открытая, но не агрессивная критика, намекающая на принцип взаимности в терпимости друг к другу.
Очевидно, что акцент автора на мелочах личных взаимоотношений исходит из предпосылки, что усилия и концентрация, требующиеся для занятий альпинизмом, неизбежно приводят нервы в состояние высокого напряжения. Необходимо сделать все, чтобы защититься от опасностей, связанных с нервным стрессом. В первой главе «Лидерство и управление» анализируются условия, при которых могут возникнуть эти опасности, последствия скуки и раздражения, ситуации, возникающие из-за чрезмерного возбуждения, и причины трений в отряде, наиболее опасных, когда их подавляют. Подумав, можно избежать или, по крайней мере, свести к минимуму сопутствующий вред. Альпинист, наблюдая за своим психическим состоянием и состоянием товарищей, может повысить коллективную уверенность, а от нее во многом зависят успех и всеобщая безопасность. Для лидера эта обязанность чрезвычайно важна. Другая его забота – упорядочить детали организации так, чтобы максимально исключить случаи трений и беспокойства.
Возможно, для альпиниста нет более пугающей перспективы, чем объем и сложность задач, о которых он должен думать, особенно если он – здесь не совсем подходят названия «руководитель» или «лидер» – я бы сказал, «босс» группы. Чтение этих страниц дома в часы заслуженного отдыха после напряженных и, возможно, непростых метаморфоз альпийского сезона может привести любого человека, принимавшего хотя бы скромное участие в управлении как своей судьбой, так и судьбами товарищей при восхождении, лишь к одному выводу. Он должен признать очевидную ограниченность своего опыта и что она наверняка всем известна. Так что ему придется либо отказаться от роли лидера – абсолютно и навсегда, – либо он должен задвинуть подальше свою гордыню и оставить в отеле все свои надежды, кроме самых приземленных. Амбиции великих свершений должны быть изгнаны даже из его мечтаний. Если он хочет нести хоть какую-то ответственность, для него должно остаться важным только содружество товарищей-стоиков, которые по тому же суровому закону, что и он сам, решили отправиться туда, где требуется только одно качество – терпение, и ничего больше. Или в лучшем случае он может стать самым скромным членом какого-нибудь здравомыслящего отряда, чьи устремления чуть более авантюрны. Остальное – для сибаритов[45] или гениев (или даже обоих сразу), у которых есть одиннадцать месяцев в году для отдыха после месяца амбициозного и изнурительного альпинизма с неиссякаемыми возможностями истратить все силы.
Неотвратимую бурю из этих мрачных размышлений, в конце концов, должен пронзить луч надежды. Действительно ли психологическое искусство мистера Янга создано им для всех нас? Или, возможно (это предположение звучит тяжелым вздохом моего внутреннего голоса), оно подвластно только самому мистеру Янгу? Разве для других людей невозможно достичь того же результата иными методами? Научиться неким широким жестом отметать сложность, достигая уравновешенной и спокойной простоты. И в то же время обладать разносторонней компетентностью, необходимой современному лидеру, терпящему в любой, даже самой трудной, ситуации дурное настроение своих товарищей и даже свое собственное? В отношении себя я не питаю подобных иллюзий. Рассуждения автора неоспоримо убедили меня в этом. Для меня этот широкий жест мог бы означать только отказ от возведения воздушных замков. Это может и действительно должно быть личным вопросом – как деликатно подступаться к состоянию духа товарищей, когда они возбуждены действием, или хладны от бездействия, или раздражены неудачами, или подавлены разочарованием, или просто устали, потому что путь долог, а камни утомительны и снег глубок. Кредо каждого альпиниста в том, чтобы закалять себя вопреки силе обстоятельств. Но, как говорит нам мистер Янг, у альпиниста есть еще один долг: он должен научиться аналогично закалять остальных. Нет простого способа избежать этой заботы. Это нельзя оставлять на волю случая. Некоторые альпинисты, к счастью, настолько сочетают в себе сострадание, беспристрастность и неиссякаемую бодрость духа, что задача для них будет сравнительно легкой. Но ни один человек не может быть совершенен во всем, чтобы позволить себе пренебрегать случайностями и опасностями «внезапных идиотских ситуаций». И никакое упрощение не обеспечит ему собственный максимальный вклад в гармоничное поведение без его усилий.
Но если этот тезис осуществим (а я не считаю его фантазией), то можно найти и толику надежды на решение. Мистер Янг хотя и советует фехтование как «тренировку быстрой адаптации и молниеносных реакций тела», но ничего не говорит о каких-либо тренировках ума. Это единственная критика его книги, которую я могу предложить, и не из скромности, а из гордости. В ходе чтения этих глав в качестве рецензента я не раз находил то, что считал упущением, порой требующим добавить дополнительное умозаключение. Но, читая дальше, я неизменно обнаруживал, что моя мысль выражена в другом месте, с должным достоинством под другим заголовком, или представлена как более подходящая иллюстрация другого аспекта. И я досадовал на себя, что слишком забегаю вперед, предвосхищая содержание статей. Но наконец я обнаружил единственную настоящую недоработку. И, поскольку мистер Янг не дал никаких рекомендаций по тренировке наших умов, я возьму на себя привилегию предложить свою рекомендацию.
Альпийские сезоны слишком ненадежны, а жизнь слишком коротка, чтобы мы успели подготовиться к ситуациям, где более всего требуется достаточная степень психологической адаптированности. Но я полагаю, что тренировку ментальной выносливости можно устроить и в Англии. Предположим, группа из четырех человек может договориться потратить выходные на экспедицию по особым правилам, требующим проявления необходимых качеств. Представим их субботним или воскресным днем, в один из тех дней, что нередко выпадают в нашем умеренном климате, когда температура не слишком низка, а воздух влажный и сырой. Допустим, они отправляются из очаровательно непринужденной и светлой резиденции в Суррее в довольно дальний поход на Хиндхед[46], где в финале подъема их ожидает скромная награда в виде приятного послеобеденного чаепития. Двое из них будут одеты, скажем, как для середины лета, в самые легкие одежды, почти неприличные, а еще двое – как для Арктики, закутаны в меха. Двое будут обуты в сандалии, а двое – в тяжелые военные ботинки. Один из каждой пары будет нести внушительный рюкзак. А лидер будет выбран по всеобщему согласию как человек, наиболее свободный от предубеждений относительно маршрута и посему знающий о нем меньше всех. Участники обязуются соблюдать эти условия, и будет дополнительно оговорено, что, пока они бредут по дороге, их будет обгонять череда роскошных автомобилей, чьи великодушные пассажиры щедро предложат их подвезти. Кульминация наступит, когда они обнаружат, что эти автомобилисты, чьи предложения они непременно отвергли, следуя собственным жестким правилам, заняли каждый удобный для отдыха уголок. Я полагаю, что эти вполне реалистичные условия, с их отнюдь не фантастическим финалом, и различные непредсказуемые ситуации на пути предоставили бы отличные возможности для предварительной тренировки психологической выдержки и взаимной терпимости. Надеюсь, что не менее серьезные и более изобретательные альпинисты, чем я, разработают систему подобных тренировок и приемов, целью которой является выработка навыка ментальной устойчивости не только для привычки, но ради стремления к высшей гармонии.
Надеюсь, мистер Янг простит меня, если я слишком вникаю в тему взаимоотношений в группе. Она так явственно окрасила его творчество (если не прошла красной нитью сквозь), она так захватывающа, так важна и имеет столь далеко идущие последствия для всего нашего отношения к альпинизму, что никто не воспринимает ее легкомысленно, беспечно отмахиваясь от нее. Возможно, эта тема важнее всего, что мистер Янг рассказывает нам о гидах в Альпах, их подготовке, психологии в отношении к делу и ценности для экспедиций. Самые убедительные и мудрые главы его книги – те, где он на основе исследований и опыта повествует об уникально интересных отношениях, которые могут, должны быть – и существуют между опытными проводниками и скалолазами-любителями. Он не осуждает и не рекомендует восхождение без гида. Все зависит от отряда и конкретной экспедиции. Он старается определить – с учетом этих условий, – при каких обстоятельствах следует брать проводника и как разделить ответственность между профессиональным гидом и главой группы. Насколько мне известно, такого подробного обсуждения руководства и его использования ранее не публиковалось, и ни один человек, серьезно относящийся к альпинизму, не может позволить себе им пренебречь. Изучение этой книги может привести его к изменению своей практики во многих отношениях, и не в последнюю очередь – в вопросе гидов.
В чисто технических вопросах мнение мистера Янга более авторитетно и в то же время сохраняет индивидуальный подход. Опыт альпинистов в чистом ремесле скалолазания был кристаллизован до такой степени, что его авторитет не вызывает сомнений во многих важных вопросах. Опытный альпинист, хоть и будет благодарен за четкое изложение многого из того, что прежде не говорилось, по большей части согласится с автором, но данное руководство все равно будет ему интересно. И он может с пользой задать себе такой вопрос: сколько альпинистов из числа моих знакомых садятся (если для этого есть место), чтобы поднять человека снизу? И кому из них хватает компетентности использовать крепления верным образом, так тщательно разъясненным в книге? Глава «Ледовое ремесло», в частности, встретит общее одобрение в вопросах использования кошек[47], манеры делать ступени, правильного способа их вырубания, не считая многого другого. Но, помимо почти неоспоримой базы, большую роль играет индивидуальная оценка. Мнения расходятся, например, относительно правильного использования веревки на льду. Мистер Янг совершенно четко устанавливает в качестве общего правила, что острие ледоруба не следует использовать в качестве страховки на твердом льду, и утверждает, что веревку нужно держать в руке. Он отвергает теорию, что соскальзывание на льду можно предотвратить только с помощью ледоруба, и рассуждает, что, вероятно, альпинист, твердо удерживающий баланс на ходу, может погасить скольжение усилием руки. Поскольку реальный случай в этом плане не описан, было бы интересно узнать опыт мистера Янга и любого альпиниста, которому удалось предотвратить скольжение на льду. Только путем детального рассмотрения таких моментов мы можем прийти к безопасной тактике скалолазания.
Самый смелый раздел этой главы посвящен работе с ледниками. Несомненно, он соответствующе дерзок и на практике. Если на других фрагментах интерес читателя, возможно, слегка охладевал из-за налагаемых ограничений, то воодушевление этого раздела подогревает его в самый нужный момент. Благоприятствующие обстоятельства подталкивают его вперед, в хитросплетения разрушенного ледника, в окружение из «самых влажных, самых синих и самых отвратительных на вид сераков[48]… Я не знаю более радостного и чистого волнения, чем когда с прочным ледорубом, острыми кошками и надежным другом вступаешь на хрустящую пружину подвижного льда, чтобы прочувствовать битву с белыми, голубыми и серебряными гигантами ледникового обвала. И ни один звук не будоражил меня сильней, чем резкий и четкий стук ледоруба и перезвон отлетающих от него и падающих вниз, в глубокую расселину[49], ледяных осколков. И вновь – нет более незамутненного ликования, чем когда оглянешься назад, – через сверкающий лабиринт из бирюзовых и серых скал, сапфировых провалов, резных пиков и сияющих арок, наслоений и контрфорсов[50], – чтобы увидеть тонкую размытую голубую змейку из следов-ступеней, окаймленных крошечными мерцающими призмами подсвеченной солнцем ледяной пыли – парящей, ныряющей, кружащей в своем рискованном абсурдном приключении. Несомненно, эта цепочка следов – связующая нить, ведущая к счастливейшей человеческой цели, знак триумфальной победы личности в сердце дичайшего и прекраснейшего из сражений между безмолвными армиями природы»[51]. Счастливая человеческая цель, конечно, может иметь несчастный конец. Но почему это должно быть именно так? Мы можем различать и оценивать опасности. Они не бесчисленны. Мы можем избежать вреда от тех, с которыми уже знакомы.
Суть учения мистера Янга о безопасности заключается именно в этом. Мы должны различать познаваемые и непознаваемые опасности. Эти познаваемые опасности мы должны исследовать и просчитать до самой последней детали, мы должны полностью осознать их все и принять соответствующие меры предосторожности. Для неизвестного и непостижимого у нас должны быть, как мы выражаемся, свои приемы. Нет ничего сложнее, чем изобретать решения в процессе восхождения на великую гору. Но даже на такой случай есть прием – это скорость. Один раздел книги посвящен темпу, и он, пожалуй, самый ценный из всех. Умение держать устойчивый темп (вместо стремительного броска) – наибольший фактор эффективности в отряде, и поддержка этого тезиса мистером Янгом – огромная услуга всему альпинизму. Вероятно, многие из нас в разное время испытывали смутные сомнения по этому поводу. Если мы набираем скорость, не должны ли мы пожертвовать безопасностью – сдерживающим фактором, что сам по себе является мерой предосторожности? И не должны ли мы понизить всю ценность нашего занятия, пожертвовав созерцанием в угоду скорости продвижения? Но ведь в самом созерцании кроется суть наслаждения, и даже предположение о том, чтобы отказаться от него, пугает нас, рисуя нам страшную картину, где мы превращены в нашу полную противоположность – американского туриста, бездумно катящего в автомобиле мимо всех красот. Но мистер Янг вполне успешно отвечает на эти вопросы. Под темпом он подразумевает синтез движений, ведомых более тонкой концентрацией, с более четким и прочно удерживаемым ритмом, так что в ходе продвижения мы достигаем лучшей синхронности и совершенного соприкосновения, всепоглощающей гармонии со всем окружением. Поскольку наше взаимодействие со всем окружающим ускоряется, восприятие тоже усиливается, и само взаимодействие становится более точным, пока мы сохраняем ритм – поскольку ритм и является необходимым контролирующим фактором, устанавливающим предел ускорения для каждого альпиниста. Таким образом, во время восхождения мы можем продвигаться вперед с меньшим риском, но с большим удовольствием. В то же время хороший темп позволяет сэкономить время для попутных радостей, вроде неспешного привала на более поздних этапах подъема, с безмятежным курением трубки, когда достижение финальной цели уже гарантированно. И мы также лучше обеспечиваем нашу безопасность, так как можем потратить сэкономленное время на преодоление больших трудностей или расходовать его на непредвиденные сложности.
Дочитав эту главу, я не могу расстаться с ней без сожаления. Я бы хотел, чтобы автор позволил себе выразить (выйдя за пределы технического взгляда) что-то из его личных переживаний – чтобы он сыпал веселыми и звенящими, словно серебряные колокольчики, фразами, заставляя нас, читателей, восторженно подпрыгивать, заражаясь радостью слаженных движений. Я бы хотел, чтобы его поэзия скорости захватила нас и вовлекла в стремительный марш по горному склону, неукротимый, но чуткий и не бесконтрольный, когда мы гордо идем вместе с западным ветром, «опередив небесный твой поток»[52]. Но он, увы (!), вероятно, подавил этот импульс.
Но автор не пожалел сил, когда дело дошло до «Разведки», и я не нашел более приятной части его книги. Я всегда говорил себе, что у меня наметан глаз на горы, и объяснял это довольно просто. Я смотрю на горы геометрически. Это признание звучит прискорбно непоэтично и требует некоторой отваги, но иногда согласие обнаруживается в неожиданных местах. В отношении гор мистер Янг также проявил себя как геометр[53], или, я бы даже сказал, «кубист»[54]. Он видит в них сложную задачу из линий и углов, своего рода колоссального «всадника». И в этом я нахожу толику поддержки своего видения. Возможно, мой глаз не так хорошо наметан, как я считал. Я в основном довольствуюсь интуитивным выводами из того, что вижу. Но мистер Янг осознанно анализирует свои наблюдения. Он классифицирует их и рассказывает нам, как они строятся. Он рассказывает мне, каким образом работает и мое «чутье», и не только восхищает этим, но и побуждает думать, что в будущем я научусь замечать гораздо больше. Его личные наблюдения не только многочисленны, но и крайне интересны, и причина в том, что он так остро осознает этот процесс, а также, конечно, в том, что он видит гору как «всадника». Хотел бы я подробнее рассказать об этом его искусстве – но это следует оставить для будущей статьи, озаглавленной «Разоблачение кубизма в орософии»[55].