Джонатан Френч
Реальные ублюдки

– Возвращайтесь на стену и скажите тем задним хилякам, что ваш вождь сейчас к ним присоединится.

Простившись с ней уверенными кивками, они сделали что было велено.

Все, кроме одного.

– Я знаю, о чем ты думаешь, Колпак.

– Они меня не заметят. И ты не заметишь.

Блажка шагнула навстречу, приблизившись к его змеиному лицу.

– Нет. Ты не станешь нашей тенью. Это тебе приказывает вождь. Не станешь. Ты нужен здесь.

– Тебе становится хуже.

Блажка не сводила глаз с покрытого шрамами, лысого полукровки с восковой кожей и мертвыми глазами.

– Да. И даже ты ничего не можешь с этим поделать.

Она выехала за ворота Отрадной в полном снаряжении, одна под противоречивыми взглядами копыта. Кавалеро Рамон повернул коня, когда она к нему приблизилась, и поскакал рядом мимо ожидающей кавалерии. Он был мужчиной с массивной, плохо выбритой челюстью. Его отряд выстроился вокруг них и задал быстрый темп. Хотя они именовали себя кавалеро, по их лошадям и оружию было очевидно, что все здесь, кроме Рамона, произошли из низов. Ни вымпела, ни знамени при них не было. Каждый был вооружен коротким копьем, однако меч на поясе виднелся лишь у немногих. Топоры и палицы – подешевле в изготовлении и попроще в обслуживании – заметно превосходили числом хорошие клинки. Ни один шлем, ни один доспех не был начищен до блеска. Блажка не придавала особого значения так называемому качеству крови, какое придавали хиляки, но большинство этих людей были в малом шаге от того, чтобы переодеться в бриганты, и если судьба бросит им вызов, скорее всего, они уйдут в дезертиры.

– Бермудо, наверное, изо всех сил борется с бездельем в войсках, – заметила Блажка, не желая оставлять этот фарс незамеченным. – Такой избыток людей, чтобы сопроводить всего одну полукровку. Пусть даже мастера копыта.

Рамон не ответил.

У Отрадного брода степень фарса возросла. Даже удвоилась. За рекой поджидало ровно столько же кавалеро. Еще сотня всадников, экипированных так же, как остальные. Рамон изобразил ухмылку короля всех злорадствующих говноедов. У Блажки заскрежетали зубы. Она ошибалась. Если бы Ублюдки решили дать отпор, у них не было бы шанса на победу. Охотничий рог, висевший у Рамона и по меньшей мере у дюжины других воинов, призвал бы резервы. А приведи они сразу всех к воротам, это подавило бы любую мысль о неповиновении.

– Сволочи, – прошипела Блажка.

Жирный ухмыляющийся разведчик отделился от резерва и пересек брод.

– Блас, – буркнул Рамон мерзкому всаднику, – ты отвечаешь за полукровку и ее… безопасность.

– Есть, кавалеро. – Блас сунул большой и указательный пальцы в рот, издав впечатляюще громкий свист, и его товарищи поскакали к нему.

Блажка направила Щелка им навстречу. Тридцать человек вскинули арбалеты к плечам. У их оружий были стойки с шестернями, с помощью которых хиляки их перезаряжали, что только замедляло процесс. Но с такого расстояния стрелять второй раз им бы не пришлось. Даже если половина этих уродов промажет, из Блажки все равно останется торчать больше перьев, чем из гуся. Она скрыла свое смятение и тревогу, просто зевнув. Это было нечто большее, чем презрительное недоверие, с каким хиляки всегда относились к полуоркам. Они боялись ее. Две сотни против нее одной, и все равно они ее боялись.

Щелкочес раздраженно фыркнул, когда всадники принялись его окружать. Этот Блас был идиотом, раз решил окружить варвара. Свин легко мог проскочить через ряд лошадей, покалечив их и убив, – стоило только Блажке рискнуть прорваться. Эта мысль, очевидно, отразилась у нее на лице, потому что Блас, посмотрев на нее, забеспокоился.

– Если твои полукровничьи мозги в какой-то момент скажут тебе ослушаться, – главный разведчик постарался угрожающе улыбнуться, – я буду только рад.

Блажка показала ему собственные зубы.

– Ты уверен? Потому что если я ослушаюсь, ты умрешь первым.

Блас попытался это скрыть, но его уверенность заметно ослабла. Он позвал Рамона.

– Предлагаю заковать потаскуху и закинуть на лошадь, кавалеро!

– Цепей ты на меня не наденешь, – заявила Блажка Рамону, когда тот миновал ряды разведчиков. Его взгляд метнулся к ее руке, которая лежала на рукояти тальвара. Язык мужчины скользнул по плотно сжатым губам, выпятив кожу вокруг рта. Он размышлял.

– Оставь так, Блас, – проговорил он наконец и толкнул лошадь.

Разведчик заерзал в седле.

– А если она взбунтует?

Рамон ответил, не сбавив темп и не обернувшись:

– Пусть твои люди убьют ее свина. Пока она в окружении, они уж точно не промахнутся.

Блас, скривившись, мотнул головой и еще раз свистнул – дал приказ трогаться в путь. Блажка позволила повести себя через брод. Здесь ей мало что оставалось. Даже если бы она вырвалась из окружения разведчиков, оставались еще кавалеро, которые ехали и спереди, и сзади. Число людей, не говоря уже об их поведении, указывало на то, что Бермудо хотел от нее чего-то большего, чем рассказа о мертвых дезертирах.

Перед колонной раскинулась пустошь, обожженная солнцем, бесконечная, прерываемая только кустами и редкими взгорьями да помутненная маревом. На ужин у Блажки была пыль, злобные взгляды и темные подозрения относительно истинных целей Бермудо, растянувшиеся на многие лиги. К концу дня у нее пересохло в горле, возобновилась ненависть к хилякам на лошаках и никакого понимания замыслов капитана.

Небо, вступив в схватку с сумерками, стало пурпурным, так что дым оставался скрыт, пока не достиг Блажкиных ноздрей. Колонна сбавила ритм. Люди Бласа рассредоточились, и ей предстал Рамон: перед ним дымились почерневшие останки того, что прежде было борделем Ресии.

– Теперь, думаю, стоит надеть кандалы, – сказал кавалеро.

Блажка покачала головой.

– Я этого не делала.

– Капитану расскажешь, – ответил Рамон безразлично.

Когда Блас направился к ней с цепями, Блажка подумала, не стоит ли ей сдержать слово и всадить в него стрелу. Что бы за этим последовало? Небольшой шанс сбежать у нее был, но если удача и не поцелует ее в зад, Рамон непременно прикажет своим людям скакать в Отрадную. Даже если она уйдет кочевать и никогда больше не покажется в копыте, братья заплатят за ее мятеж.

Поэтому она даже не шевельнулась, когда кандалы сомкнулись вокруг ее запястий.

Глава 10

Блажка избивала главного конюха до тех пор, пока костяшки ее пальцев не раздробились о его сломанные зубы. Каждый удар смазывала кровавая слюна. Нос мужчины был разбит, как и челюсть. Только когда она поняла, что он теряет чувствительность и становится невосприимчив к боли, она ткнула большим пальцем мужчине в глаз и выковыряла его из глазницы. Последовавший за этим крик агонии пронзил Блажкин слух.

– Ай.

Голос Бласа вырвал ее из темного забытья.

Она сощурилась, почти ничего не видя из-за яркого солнца. В нескольких шагах, в тени конюшни, мужчина все еще стоял на ногах, по-прежнему целый, и отвешивал ленивые тумаки слабоумному мальчишке, приговаривая ему всякие резкости. Грубость конюха была отработанной и привычной, равно как и реакция Муро. Мальчишка ничего не отвечал, только продолжал сидеть на своем стульчике, пытаясь совладать с подковой, но его неуклюжие усилия становились все более тщетными из-за нескончаемого дождя пощечин и оскорблений. Жонглируя молотком, подковой и деревянной моделью копыта, он прижимал голову пониже, скрывая лицо, чтобы легче было выносить нападки конюха.

Блажка двинулась было вперед, чувствуя, как ее воображаемая жажда мести воплощается в явь.

Но путь ей преградил меч: лезвие плашмя ударило ее по животу.

– Ай!

Кипя от негодования, она остановилась. Блас убрал клинок, но не сводил с нее бдительного взгляда. Блажка чувствовала его у себя на виске. Стиснув зубы, она наблюдала за жестоким действом, пока конюха не позвали заняться чем-то другим, оставив Муро дальше сидеть над своей задачей. Но мальчик бросил ее, как только хозяин скрылся из виду, и подобрался к Блажке.

– Серый блюдень? – спросил Муро, указывая на нее пальцем.

– Да, – ответила ему Блажка. – Ублюдок.

– Как Опес. Медеди и горы!

Блажка улыбнулась.

– Как Овес.

– Он здесь?

– Нет. Прости, но я скажу ему, что ты…

– А ну за дело, придурок! – крикнул Блас, грозно занося руку.

Муро дернулся, хотя ни его уму, ни телу не хватило бы скорости, чтобы избежать кулака. Но Блас его не ударил. Вместо этого хорошенько толкнул.

– Живо!

Удрученный, Муро повернулся и направился обратно к своему стулу.

Блажка с отвращением глянула на Бласа. Будь здесь Овес, он превратил бы этого злобного негодяя в кашу. А может, и нет – ведь конюх к этому времени был бы уже переломлен пополам, а увидев это, никто не посмел бы больше прикоснуться к Муро. Овес уже давно хотел забрать мальчика из кастили. Но горькая правда заключалась в том, что если не считать грубого обращения, здесь Муро было лучше. Кастиль окружали прочные стены, и здесь хватало еды. Отрадная не обладала ни первым, ни вторым.

Глянув через плечо, Блажка с удовольствием отметила, что ее стражи щурились от солнца и истекали потом от удушающего зноя, который стоял во дворе. Их лошадей уже давно увели в конюшни, но для них подобное укрытие было недоступно: они следили за Блажкой, а мысль предоставить полукровке хоть какие-нибудь удобства не могла даже прийти хиляку в голову. Но полукровки могли находиться на солнце часами. Они ведь жили в пустошах.

Пока они стояли, выжидая и обжигаясь солнцем, вся кастиль суетилась вокруг. Конюхи сновали в конюшню и обратно, одни вели лошадей, другие – носили корм или воду. Гарнизонные патрули регулярно проходили мимо, и глаза каждого из мужчин смотрели на Блажку со смесью любопытства и презрения. Мальчишки-пажи и девочки-служанки тоже бегали по двору, стараясь не замечать полукровки.

Рамон и его люди объявились у ворот еще до рассвета. Кавалеро поспешили скрыться в казармах, предоставив пленницу Бласу и его разведчикам. Теперь же солнце было в зените, а ей никто даже не предложил воды. Это могло бы привести в бешенство, не будь столь очевидным. Бермудо пытался смягчить ее голодом и жаждой. Но в этом не было необходимости. Она позволила им отобрать оружие, стерпела кандалы, которые надели ей на руки. Свина увели неведомо куда, хотя тот и сопротивлялся – повалил троих с ног, одному сломал запястье.

Один из разведчиков у нее за спиной раздраженно ругнулся на жару. Блас предостерегающе зыркнул на него, но подавить недовольство не мог.

– Когда эту щелку уведут и нам не нужно будет за ней смотреть?

Вслед за этим раздались возгласы одобрения, но Блас сохранял молчание.

Ответ прибыл вместе с кавалеро, который подошел к ним пешком. Кривоногий и бородатый, он остановился перед разведчиками и, оглядев их, рассмеялся, потешаясь над какой-то понятной только ему самому шуткой. Вид он имел неотесанный, что было характерно для кавалеро, населявших теперь кастиль. Но что не было характерно – это кистень, заткнутый у него за пояс. Это оружие обычно не использовалось королевской кавалерией, потому что требовало сочетания грубой силы и холодного мастерства. Оценив мужчину, Блажка решила, что он вполне отвечал своему выбору оружия.

Сняв шлем, кавалеро демонстративно пригладил взмокшие волосы, после чего растянул губы в широкой улыбке и низко поклонился – последнее вышло неловко из-за ржавого нагрудника. У него не было одного из передних зубов, и зиявшая на его месте черная брешь вступала в резкий контраст с жемчужной белизной его уцелевших собратьев.

– Я кавалеро Мането, – объявил он задорно. – Капитан велел мне привести тебя к нему.

Опустив шлем на сгиб руки, он с нарочитым изяществом указал на путь, откуда только что явился.

Звякнув цепями у колен, Блажка прошагала мимо кавалеро и его вытянутой руки. Мането двинулся за ней, поравнявшись слева и надев шлем. Несмотря на кривизну ног, он был равного с Блажкой роста, чем большинство мужчин похвастаться не могли. Отклонившись немного на ходу, он с ухмылкой уставился на ее зад.

– Магритта благословенная, а ты не из этих наглых полукровок! – воскликнул он с уважением. Вся напускная аристократичность исчезла из его голоса, сменившись влажной улыбкой. – Я бы огласил тебя самой хорошенькой грязнокожей сучкой в королевстве, но тогда я оказался бы вруном, ведь ты не грязная полукровка, так ведь? Нет, клянусь липким бельем всех целомудренных жрецов Галицы, эта спелая плоть зелена, как старая мята, однако готов поспорить, она не отвечает своему виду и пряна на вкус.

– Вообще-то она ядовита, – ответила Блажка. – Типа змеиной. Люди, которые ее трогают, потом долго не живут.

Мането искренне хихикнул. Затем, подмигнув, указал пальцем на ее рот.

– Вот смотри! Даже нижние клыки еле видны. Я бы сказал, что папка твой был человеком, но ни один хилячный еще не порождал такого серо-зеленого оттенка, уж нет! И ты не чертова троекровная. Те-то обычно чернее негра. Дай признаюсь, девка. Я бы отдал свое жалованье за четверть года на службе у короля, чтобы ты у меня отсосала. Полукровки мне этого никогда не делали, я слишком боюсь зубов.

– Страх – полезная штука в Уделье. Особенно когда имеешь дело с полукровками.

Он снова захихикал.

– Точно, я тут не первый срок служу, далеко не первый. Но поставлю все содержимое своего кошелька – весь остаток после того, как заплачу за твой ротик, – что он будет последний.

– Я бы сказала, это верняк. – Блажка ухмыльнулась. – Я как раз подумала, что ты скоро умрешь.

Мането хохотнул – радостнее, чем следовало бы. Он высмеивал угрозу, воспринимая все в шутку.

– Тогда за полгода.

Блажка огляделась вокруг. Мането просиял, снова явив щербатую улыбку.

К похотливым мужчинам она привыкла уже давно. Черт, она прожила среди них всю жизнь. Она знала, что у них на уме, и считала, что даже понимает их. Но этот был другим. Пошлый злодей был лишь очередной маской, как тот учтивец, которого он изображал парой мгновений ранее. И как в случае с тем обличьем, Мането хотел, чтобы она видела его насквозь. Предлагая заплатить, когда знал, что она в цепях, он дразнил ее – как оскорблениями, так и неприкрытостью своего лицедейства.

Глядя в его ухмыляющееся лицо, она видела не мужчину, желавшего его трахнуть, но мужчину, который хотел причинить ей вред. Не только ей – вообще всему. Его член не напрягался, когда он думал о задах или щелках, – его тянуло сеять хаос. Людей такого типа она знала куда меньше. Блажка не сводила глаз с Мането, но ее мысли вернулись к кистеню на его поясе.

Грубый. Непредсказуемый. Оружие, которое всегда должно быть в движении, чтобы сохранять угрозу.

– Я запомню ваше предложение, кавалеро.

Не обращая больше внимания на его порочную веселость, Блажка повернулась к цитадели, но Мането защелкал языком, заставив ее остановиться.

– Мы идем на стену, милашка.

Она с сомнением покосилась на него.

– И капитан Бермудо тоже там?

Кавалеро подмигнул.

– Сегодня там появились кое-какие штучки, которых еще вчера не было.

Сказав это, он повернулся к ней спиной и неторопливо двинулся по узкому проходу между двумя складами, не проверяя, последует ли она за ним.

То, что ее проигнорировали и оставили без надзора, вызывало странное беспокойство. Еще один акт лицедейства. Блажка подобрала цепи и двинулась вслед за Мането.

По переулку эхом разносились звуки усердного труда, становясь все громче по мере их приближения. Выйдя из-за восточного изгиба стены, Блажка обнаружила огромные подмости на месте разрушенной башни. Люди и мулы тянули за веревки, намотанные на блоки и снасти, медленно подтягивая к стене отлитые из бронзы колонны. Тяжести эти были разных размеров, но чаще всего – чуть выше среднего человеческого роста. У каждой на конце находилось отверстие, достаточно большое, чтобы человек мог просунуть туда руку.

– Красавицы, – оценил Мането, стараясь перекричать рабочих. Он направился к подмостям и юркнул в тени под ними. Шагнув в тот же проем между балками, Блажка обнаружила кавалеро ругающимся на двух рабочих, которые были заняты погрузкой тяжелых черных шаров на небольшую платформу, установленную внутри узкой шахты, ограниченной досками.

– А ну, потняки, отвалите отсюда. Членовождь копыта полукровок хочет подняться вслед за капитаном.

Рабочие оставили свое занятие, и Мането жестом велел Блажке ступить на платформу. Она пригнула голову и вошла в шахту. Из-за кучки свинцовых шаров там оставалось мало места для ее ног, а решетчатый потолок не позволял встать во весь рост, отчего она чувствовала себя так, словно сидела на корточках в вертикальном гробу. Затем ей стало еще неуютнее, когда Мането протиснулся к ней, очутившись так близко, что она почувствовала запах ржавчины его доспехов.

– Или мне, может, стоило сказать: «щелковождь», а?

Ухмыльнувшись, он вытянул руку и дважды дернул за веревку, свисавшую с перекладин. Спустя мгновение платформа качнулась и начала подниматься. Сквозь тонкие доски, служившие стенками шахты, Блажка услышала стоны и скрежет веревки.

Когда они поднялись, Мането уставился на нее немигающим взглядом, и Блажка на мгновение уловила его истинный лик. Зловещий. Бесчувственный. Бездна в людском обличье. Даже в Колпаке не было такой пустоты.

Когда их ящик пополз навстречу солнцу, тень внутри начал рассеивать свет. За спиной Мането в поле зрения появились стены крепости. Пригнувшись, он сделал шаг назад, открыв Блажке путь наружу из этого дрянного шкафа. Вновь сойдя на подмости, они двинулись по стене. Мането, с привычной легкостью обходя рабочих, направился к квадратной башне, что возвышалась над стеной. Вдоль всего их маршрута трудящиеся в бригадах тянули руки, чтобы принять медные цилиндры, которые поднимались со двора. Впереди Блажка увидела, что эти цилиндры затем крепились к деревянным люлькам на колесах.

Она остановилась у первой свободной люльки и, с растущим чувством тревоги, присмотрелась к ней. Открытый конец цилиндра был просунут между зубцами стены. Слегка приподнятый, он дерзко указывал на окружающие пустоши Уль-вундуласа.

– В первый раз пушки видишь, да, девка? – спросил Мането. – Даже, наверное, не знаешь толком, что это такое, но воин с первого взгляда понимает, что перед ним оружие, да?

– Пушки, – повторила Блажка, не находя ничего приятного в звучании слова. – Звучит будто по-орочьи.

Мането плюнул со стены.

– Не-а. Называй их бомбардами, если так тебе больше нравится. Я слышал, их тюрбаны изобрели, как и порошок, с которым они плюются смертью. Идем уже, капитан не любит долго ждать.

– Как и щелковожди.

Мането почесал бороду.

– Вот сейчас встретитесь, и забава начнется.

Они продолжали идти, пока не достигли башни. Внутрь мрачного строения вел арочный проем, но Мането пренебрег им, предпочтя каменные ступени с наружной стороны стены, которые вели на ее вершину. Блажка последовала за ним, быстроногим, но притормозила, заметив кровавые капли на ступенях и разводы на нижней части стены.

На вершине башни вольно резвился горячий ветер.

Кастиль была построена на уступе, так что ее грозные стены придавали внушительности естественной скале, открывая отсюда беспрепятственный до самого горизонта вид во все стороны. По голубому небу плыли пушистые облака, и у Блажки на мгновение закружилась голова. Опустив взгляд, она подождала, пока это чувство пройдет.

Группы по полдюжины мужчин суетились вокруг двух орудий, установленных на вершине башни. Эти пушки были крупнее остальных – по меньшей мере вдвое шире и в полтора раза длиннее. Они располагались в юго-восточном и юго-западном углах. У стены между ними стояла одинокая фигура, которая, не обращая внимания на пушки, взирала на серые земли. Когда Мането подвел Блажку, в его слова вернулась прежняя учтивость.

– Ублажка, вождь Реальных ублюдков, как вы и просили, капитан Бермудо.

– Спасибо, кавалеро.

– Это честь и удовольствие для меня, милорд. – Затем, рьяно поклонившись, Мането развернулся на каблуках и отошел на несколько шагов.

Бермудо, слегка качнувшись, повернулся к пришедшим. Раздался глухой стук, когда он оперся о камни длинным костылем, который упирался ему в правую подмышку. Его некогда здоровое лицо приобрело землистый оттенок, острые черты притупились за год непрерывной боли. Он блестел от пота – упрямая влага выступала от жара и не сохла даже на ветру. Доспехов он не носил: его истощенные мышцы и оставшаяся нога не выдержали бы такого веса. Блажка знала, что Бермудо повел свою кавалерию против наступающего ул’усууна – передового отряда тяжаков-захватчиков, когда те пытались устроить новое Нашествие. Он одержал победу, но потерял почти все свое войско – более трехсот кавалеро благородных кровей, порубленных ятаганами. Одно из лезвий отсекло ему ногу пониже колена, и от того же удара, если верить слухам, погибла его лошадь. Животное упало на него сверху, раздавив бедро другой ноги. И хотя он выжил, его муки этим не ограничились. То, что осталось от ноги, не заживало из-за инфекции. Цирюльникам пришлось подрезать ее дважды, отняв в том числе колено.

Блажка увидела, что заколотая штанина, обдуваемая ветром, темна от пятен.

Это объясняло кровь на лестнице. А также ее долгое ожидание на солнце. Без сомнения, покалеченному капитану потребовалось несколько часов, чтобы взобраться на башню – место, где он хотел принять свою пленницу. Она могла только надеяться, что эти глупые потуги наконец сведут высокомерного говнюка в могилу.

– Во дворе пара повозок, – проговорил капитан. Он стоял к ней лицом, но не удостаивал взглядом в глаза. Вместо этого косился в сторону, на пушки и людей возле нее. – Одна загружена чем?

– Пшеном, бобами, вяленым мясом, капитан! – отчеканил Мането.

Бермудо не впечатлился.

– Едой. А вторая – тесаным камнем. Они – часть каравана, прибывающего из Гиспарты каждые сколько?

– Шесть недель, капитан!

– Камень предназначен для ремонта кастили. Еда предназначена… была предназначена для грязного заведения Санчо. Мой кастелян доложил мне, что наши стены тверды и камень следует сохранить на потом. А что до еды? Что ж…

Блажка уже теряла терпение и не заботилась о том, чтобы это скрыть.

– Почему я здесь, Бермудо?

Капитан не удостоил ее ответом, но поднял голову и повернул влево, на своих людей.

– Вы готовы? – крикнул он.

Один из мужчин ответил утвердительно.

Бермудо поднял руку над головой, едва не нарушив свое равновесие, и резко ее опустил.

По башне прокатился гром.

Блажка дернулась от резкого взрывного шума. Невидимый кулак врезался ей в грудь, вызвав резкое давление, от которого у нее заколотилось сердце. Из жерла юго-восточной пушки выплеснулся поток дыма, и все орудие от собственной мощи откатилось назад на своей колесной подставке. Верхушка башни ненадолго затерялась в дыму, прежде чем ветер унес с собой послед этого агрессивного заявления.

От неожиданности Блажка инстинктивно пригнулась, а как только начала выпрямляться, грянул второй выстрел. У нее звенело в ушах, но она все же слышала отдаленные раскаты грома, доносившиеся с других башен кастили. Закашлявшись от обжигающего воздуха, чувствуя, что месиво внутри нее оживилось, Блажка отмахнулась от дыма и взглянула на фонтаны пыли, беспорядочно извергшиеся вдали пустоши.

Когда сердитое эхо стихло и земля вокруг кастили перестала трястись, Бермудо посмотрел на нее с нездоровым злорадством.

– Теперь, когда нет Горнила, эта крепость – бесспорно, самая сильная в Уделье. И я намерен устроить, чтобы так было и впредь. Однако твоему копыту не обязательно дальше жить за деревянным забором.

Блажка стиснула зубы, не понимая, куда рысил этот свин.

– С одной повозкой крепость не построить, – продолжил Бермудо. – Можно, наверное, только начать выкладывать сторожку, но при регулярном пополнении запасов новый оплот Ублюдков будет лишь вопросом времени. – Костыль с глухим стуком двинулся к ней. – Я предлагаю сделку. Ты можешь уехать вместе с повозками камней и бобов, как только скажешь мне, где он.

Блажка сжала свои цепи. Вот оно в чем дело.

Бермудо ее молчание не понравилось.

– Я хочу знать, где ты его прячешь! Где Шакал?!

– Не знаю. Не в Уделье. Он больше не посвященный моего копыта.

Три ответа. И только последний был ложным.

Не поверив ей, Бермудо презрительно усмехнулся.

– Приготовиться! – крикнул он через плечо орудийщикам.

Перепачканные сажей люди бросились исполнять приказ. Блажка, наблюдавшая за процессом перезарядки, начала мысленно считать мгновения.

Бермудо продолжил выгребать дерьмо, которым был набит его рот.

– Вот видишь, Мането? Я пытался быть милосердным, но эти полукровки, как всегда, слишком упрямы. Так что придется использовать кнут. Преступления в борделе достаточно, чтобы тебя осудить, полукровка. Я мог бы казнить тебя здесь и сейчас. И я так и поступлю. Помяни мое слово! Но лучше бы мне получить Шакала. Я бы лучше вернул тебя править пепломазыми и заковал в эти цепи его. Куда лучше было бы отправить его в Гиспарту, чтобы он ответил за куда более тяжкие деяния, чем казнить тебя здесь за него, еще и безо всякой выгоды.

– Я не совершала преступлений.

Бермудо наморщил нос.

– Ты убила кавалеро, состоявшего на службе у короля, и вступила в сговор, чтобы это скрыть.

– Это был долбаный дезертир! И я ничего не скрывала. Когда я толкнула свина, бордель еще стоял на месте.

– Ну конечно стоял, – сказал Бермудо, говоря с ней, будто с недалекой простушкой. – Я сам приказал стереть это мерзкое логово с лица земли.

Он застал Блажку врасплох.

– Черти чертовские, – выругалась она. – Да ты совсем в бред ударился.

Глаза капитана сверкнули.

– Бредом было позволить ему простоять столько времени. Это был приют для разбойников и изгоев, только и всего. Убежище дезертиров и кочевников. Уль-вундулас больше не будет терпеть подобных мест.

– Ресия не знала, что они были дезертирами, урод.

– Да. Так она и говорила. И все шлюхи тоже… вплоть до того, как их обиталище было предано огню. А потом они рассказали гораздо больше, правда, Мането?

– Словно хор несдержанных птиц, милорд.

Бермудо поджал губы.

– Да. И вот ты объявляешься здесь, в связи с убийством кавалеро.

– Они могут лгать, – сказала Блажка. – И ты со своим щербатым евнухом можешь лгать. Ложь не станет правдой от количества болтающихся языков.

– И все же достаточно всего одного языка, чтобы ее развеять. – Бермудо победоносно выставил всего один палец. – Одной шлюхи, которая в отчаянии рассказала, что ты – убийца кавалеро Гарсии.

Блажка внезапно ощутила на губах вкус несвежей мочи.

Ну нахрен.

Бермудо насмешливо наклонился вперед, словно она что-то ответила, а он не расслышал.

– Что? Даже не скажешь, что это сделал Шакал? Не дашь такую отговорку? Его ведь здесь нет. Он остается на свободе, и его не поймать. Почему бы не возложить на него вину, которая и так покоилась на нем пару лет? Но ты молчишь. Потому что гордость не позволит тебе приписать ему убийство, которое совершила ты. Я вижу это по твоему лицу! Одно дело – позволить мне верить, что это сделал Шакал, но назвать его убийцей ты не сможешь. Нет! Это было бы трусостью. Более того, это отрицало бы то, чем ты гордишься!

– Ты чертовски прав.

И он действительно был прав. Блажка никогда не хотела прикрываться Шакалом, когда речь шла об убийстве юнца с заячьей губой. Она пробыла в присутствии того кавалеро всего мгновений десять, но их оказалось более чем достаточно, чтобы наверняка знать: она оказала Уделью милость, всадив стрелу ему в мозг.

Ее признание отразилось на лице капитана уродливой смесью триумфа и отвращения. Капелька пота, устроившаяся в углублении под носом, затряслась. Его затаенное дыхание стало слышимым.

– Маркиза Пунела долго ждала, когда свершится правосудие над полукровкой, убившей ее сына.

– Осторожно, Бермудо. Не похоже, чтобы в тебе хватило крови на набухший стручок.

Но он был так захвачен мыслью о правосудии, что оскорбление его не смутило.

– Повозки или смерть. Выбирай.

– О чем ты говоришь, нахрен?

– Мое милосердие в силе. Ты можешь уйти, свободной и с припасами для своего копыта. Только отдай мне Шакала.

Блажка только изумилась ему.

– Тебе не нужно погибать за свое преступление! – надавил Бермудо.

Блажка почесала нос сцепленными руками.

– Не тебе рассказывать мне о преступлениях, хиляк. Не тебе, кто отдал приказ выслеживать вольных едоков и вешать на самом ближнем дереве, что их выдержит.

Глаза Бермудо широко раскрылись поверх темных нездоровых кругов, лицо исполнилось гнева.

– Защищать королевство Гиспарты – не преступление, это долг, который я поклялся исполнять.

– Защищать? Убивая кочевников? Заковывая мастеров копыт в цепи? Твоя ненависть ослабляет весь Уль-вундулас!

– Ослабляет? Нам не нужен ваш род. – Бермудо фыркнул. – Вы бесполезные свиноезды, которые не смогли сдержать тяжаков на нашей границе. Не более того! – Калека так разошелся, что чуть не упал, когда в пылу указал рукой за спину. – Благодаря этим пушкам орки никогда больше не запятнают цивилизованную землю.

– И чего ты, думаешь, этим добился? – спросила Блажка с вызовом. – Орки не нападут на это место, потому что просто обойдут его! Чтобы их сдержать, нужно видеть, что они приближаются, а для этого нужно следить за каждым кустом, проверять каждый овраг. А значит, нужны животные и воины в седле. Ты же кавалеро, сам это знаешь! Земля лошадей и свинов, она огромна, и только сильные копыта могут ее пересечь. Только сильные копыта могут ее защитить!

Бермудо ощетинился.

– Копыта больше не нужны! Вы теперь просто дозорные. И ваше время подходит к концу.

Теперь был Блажкин черед шагнуть вперед. Краем зрения она заметила, как Мането напрягся, но все равно, не смутившись, приблизилась к капитану, и они оказались нос к носу.

– Дозорные? Мы ездили по пустошам, Бермудо. Мы ездили! Мы истекали кровью и погибали, чтобы остановить новое Нашествие, так же, как вы. И сделаем это опять. А ты отплачиваешь нам травлей. Отстань от кочевников, брось свою ненормальную охоту на Шакала. Возьмись уже за ум, нахрен!

Бермудо выглядел оскорбленным и сбитым с толку.

– Ты думаешь, это мне он так сильно нужен? Думаешь, я сам не хочу заняться чем-то более важным? Его требует Корона. Сама королева! Она была очень огорчена, когда я написал ей о негодяе-полуорке, который был изгнан из своего копыта и ушел бродить, где ему вздумается. О том, как он сговорился с другим изгоем и попал в нашу тюрьму, а потом сбежал с помощью Игнасио, чтобы найти чародея, который должен был защищать эту кастиль, и убить его. Поначалу я был слеп и не понимал, зачем он это сделал. И только после того, как пережил орочий налет, я лежал на койке хирурга и понял. Он помогал им. Оркам! Абзул был грязным немощным стариком, но его колдовство оставалось при нем, и орки правильно его боялись. А когда его башня взорвалась дымом и огнем, погубив чародея, этого страха не стало. И виноват во всем Шакал! Полуорк на побегушках у орков! На что еще пойдет этот пес, чтобы помочь своим новым хозяевам? Не он ли устроил разрушение Горнила, своего бывшего дома, чтобы внести еще больший раздор и облегчить оркам Нашествие?