Джон Эрнст Стейнбек
К востоку от Эдема
2
Миссис Эдвардс была убежденной верующей, хотя ее религиозные взгляды не отличались глубиной. Она уделяла много внимания текущим церковным делам, и поэтому не оставалось времени задумываться над историей церкви и ее влиянием на людские умы. Миссис Эдвардс считала, что муж занимается импортом, и даже если бы узнала, какого рода у него на самом деле бизнес – а похоже, ей это было известно, – все равно бы не поверила. И тут мы имеем дело с очередной загадкой. Муж всегда относился к миссис Эдвардс с холодной предупредительностью и не обременял себя супружескими обязанностями. Да, мистера Эдвардса нельзя было назвать нежным супругом, но и жестокого обращения жена от него не видела. Все ее заботы и переживания ограничивались детьми, собраниями членов приходской общины и приготовлением пищи. Миссис Эдвардс была довольна своей жизнью и не уставала благодарить за нее Господа. Заметив, что в последнее время мужу изменяют обычное самообладание и рассудительность, он становится беспокойным и раздражительным, подолгу сидит, уставившись в одну точку, а потом вдруг срывается с места и бежит из дома, она поначалу объясняла эти метаморфозы несварением желудка или неприятностями на службе. Как-то раз она застала мужа в ванной комнате. Мистер Эдвардс сидел на унитазе и тихо плакал. Тогда миссис Эдвардс поняла, что супруг тяжело болен. Он торопливо закрыл рукой лицо, пряча покрасневшие от слез глаза. Ни травяные чаи, ни лекарства не возымели должного действия, и тут миссис Эдвардс пришла в отчаяние, чувствуя свою беспомощность.
Если бы совсем недавно мистеру Эдвардсу рассказали, что мужчина его лет и профессии попал в такую переделку, он рассмеялся бы этому человеку в лицо. Однако как ни крути, а мистер Эдвардс, хладнокровный многоопытный сутенер, каких на свете мало, отчаянно и безнадежно влюбился в Кэтрин Эймсбери. Он снял для девушки маленький кирпичный домик, который вскоре ей подарил, покупал дорогие безделушки, обставил дом с вычурной роскошью и следил, чтобы там всегда было тепло. Ковры были слишком уж пушистыми, а все стены занимали картины в тяжелых рамах.
Никогда в жизни мистер Эдвардс не чувствовал себя таким несчастным. По долгу службы он изучил женщин настолько хорошо, что ни одной не верил ни на йоту. И вот теперь его сердце разрывалось на части от переполнявших его противоречивых чувств. Он всей душой полюбил Кэти, а любовь, как известно, требует доверия, и, следовательно, мистер Эдвардс должен был доверять любимой женщине – и все же ей не верил. Он рассчитывал завоевать ее преданность дорогими подарками и деньгами. Находясь вдали от Кэти, мистер Эдвардс терзал себя мыслями о других мужчинах, которые наведываются к ней в домик. Он не хотел покидать Бостон и возненавидел поездки по провинциальным городкам, во время которых проверял работу своих подопечных, потому что приходилось расставаться с Кэти и оставлять ее одну. Он стал относиться к делам с некоторым пренебрежением. Ведь такая любовь обрушилась на него впервые в жизни и едва не убила.
Однако мистер Эдвардс не догадывался, да и не мог догадаться, так как Кэтрин никогда бы этого не допустила, об одной простой вещи. Девушка ему не изменяла, то есть не принимала у себя других мужчин и сама их не навещала. Для Кэтрин мистер Эдвардс представлял собой часть выгодного бизнеса, и она относилась к своему благодетелю с таким же холодным безразличием, как он, в свою очередь, к выездным бригадам проституток. И так же, как мистер Эдвардс, Кэтрин разработала собственные фирменные методы и правила поведения. Завладев его сердцем, а произошло это довольно скоро, она стала изображать легкую неудовлетворенность жизнью, всегда выглядела возбужденной и встревоженной. Мистеру Эдвардсу казалось, что она может в любую минуту сорваться с места и сбежать. В те дни, когда ожидался визит мистера Эдвардса, Кэтрин взяла за правило уходить из дома, а к его приходу возвращалась с сияющим видом, словно после удивительного приключения. Девушка постоянно сетовала, как трудно выносить наглые взгляды и приставания мужчин, которые не дают прохода, стоит только выйти на улицу. Пару раз она вбегала, запыхавшись, перепуганная насмерть, и принималась рассказывать, как незнакомый мужчина преследовал ее до самого дома. Едва удалось от него сбежать. Кэтрин возвращалась домой ближе к вечеру и, обнаружив в доме сгорающего от нетерпения мистера Эдвардса, пускалась в объяснения:
– Да что тут такого? Я просто ходила по магазинам. Надо же сделать кое-какие покупки.
Говорилось это таким тоном, чтобы собеседник заподозрил ее во лжи.
Что касается постели, Кэтрин убедила мистера Эдвардса, что особого наслаждения от их отношений не испытывает, а вот обладай он достаточной мужской силой, то разбудил бы в ней неслыханную страсть. Одним словом, суть ее метода состояла в том, чтобы держать мистера Эдвардса в постоянном напряжении. Девушка с удовлетворением наблюдала, как сдают его нервы, появляется дрожь в руках, как он худеет на глазах, а взгляд стекленеет и становится безумным. Внутреннее чутье неизменно подсказывало о приближающемся приступе ярости, за которым последует жестокое наказание. И тогда Кэтрин усаживалась к нему на колени и осыпала ласками, вынуждая поверить в свою невиновность. Убедить мистера Эдвардса в чем угодно она умела.
Кэтрин жаждала денег и делала все, чтобы процесс их приобретения проходил быстро и беспрепятственно. Когда Кэтрин поняла, что нужный момент наступил и из мистера Эдвардса можно вить веревки, она стала его беззастенчиво обкрадывать, шарила по карманам, забирая подвернувшиеся под руку крупные купюры. Он не решался обвинить Кэтрин в воровстве из боязни навеки ее потерять. Драгоценности, которые он дарил, бесследно исчезали, и, несмотря на уверения, что она их потеряла, мистер Эдвардс знал, что подарки были проданы. Она приписывала лишние цифры к счетам из бакалейной лавки и называла баснословные цены за купленную одежду. Дом Кэтрин не продала, но заложила с максимальной для себя выгодой.
Однажды вечером мистер Эдвардс не смог открыть входную дверь своим ключом, и, прежде чем попасть в дом, пришлось долго стучать. Кэтрин призналась, что сменила замки, так как потеряла ключи и испугалась. Ведь живет она одна, и мало ли кто может ввалиться в дом беззащитной девушки. Разумеется, она закажет для мистера Эдвардса еще один ключ. Однако своего обещания она так и не выполнила, и теперь мистеру Эдвардсу приходилось подолгу звонить в дверь. Открывали ему не сразу, а то и вовсе не впускали в дом, и он не мог определить, дома Кэтрин или нет. В конце концов мистер Эдвардс установил за ней слежку, а она и не подозревала, что за каждым ее шагом наблюдают.
Мистер Эдвардс не отличался тонкостью натуры, но и у простого человека имеются в душе темные извилистые закоулки. Кэтрин, несомненно, обладала незаурядным умом, но даже самая умная женщина не в состоянии уследить за неожиданными поворотами в сознании влюбленного мужчины.
Она совершила всего одну непростительную ошибку, которой всячески старалась избежать. Как и полагается, мистер Эдвардс держал в их гнездышке изрядный запас шампанского, которое Кэтрин в первый же день наотрез отказалась пить.
– Оно вызывает у меня тошноту, – объяснила девушка. – Я как-то раз попробовала и поняла, что совсем не могу пить.
– Ерунда, – возразил мистер Эдвардс. – Выпей один бокал, он тебе не повредит.
– Нет, спасибо. Я не пью.
Мистер Эдвардс решил, что ее отказ объясняется утонченными манерами и желанием походить на благородную даму, и настаивать не стал. Однако однажды вечером ему пришло в голову, что он совсем ничего не знает о девушке, а вино прекрасно развязывает язык. Чем чаще мистер Эдвардс думал о такой возможности, тем больше ему нравилась затея с вином.
– Почему ты отказываешься выпить со мной по бокалу шампанского? Как нелюбезно с твоей стороны, – упрекнул он Кэтрин.
– Я же сказала, что не выношу шампанского.
– Чепуха.
– Нет, правда не хочу.
– Глупости, – настаивал мистер Эдвардс. – Хочешь, чтобы я рассердился?
– Нет.
– Тогда выпей бокал.
– Сказала же – не хочу.
– Пей.
Он протянул девушке бокал, но та отодвинулась в сторону.
– Ты не знаешь, как плохо оно на меня действует.
– Пей.
Кэтрин взяла бокал, осушила его одним махом и замерла на месте, дрожа всем телом и словно к чему-то прислушиваясь. Ее щеки разрумянились, и в следующее мгновение она налила себе второй бокал, а потом и третий. Глаза Кэтрин стали холодными, взгляд застыл, и мистеру Эдвардсу вдруг стало страшно. С девушкой что-то происходило, и ни мистер Эдвардс, ни она сама не могли управлять этим процессом.
– А ведь я не хотела, помнишь? Ты сам настоял, – спокойным голосом сказала Кэтрин.
– Может, больше не стоит? – робко пробормотал мистер Эдвардс.
Кэтрин рассмеялась, наполняя очередной бокал:
– Теперь уже все равно. Одним бокалом больше, одним меньше – какая разница?
– Иногда приятно выпить бокал шампанского, – выдавил мистер Эдвардс.
– Ах ты, жирный слизняк, – тихо заговорила Кэтрин. – Да что ты обо мне знаешь? Думаешь, не могу прочесть все твои грязные мыслишки? Хочешь, расскажу? Тебе интересно, откуда такая примерная девочка, как я, научилась разным штучкам? Хорошо, слушай. Я обучилась этому в притонах! Понимаешь, в притонах! Четыре года я работала в таких трущобах, о которых ты и слыхом не слыхал. Матросы возили мне подарочки из Порт-Саида. Я ведь вижу тебя насквозь, вонючий поганец, знаю все твои похотливые слабости и могу их использовать для своей выгоды.
– Остановись, Кэтрин, – умолял мистер Эдвардс. – Ты сама не понимаешь, что говоришь.
– Нет, я тебя раскусила. Хотел, чтобы я заговорила? Вот и слушай.
Она медленно двинулась в сторону мистера Эдвардса, и тот с трудом удержался от желания обратиться в бегство. Однако, несмотря на страх, остался сидеть. Остановившись напротив, Кэтрин допила шампанское, изящным движением разбила бокал о стол и вдавила осколок с зазубренными краями в щеку мистера Эдвардса.
И тогда он пулей вылетел из дома, а вслед ему несся смех Кэтрин.
3
Людей, подобных мистеру Эдвардсу, любовь калечит. Страсть отняла у него способность здраво рассуждать и выносить трезвые оценки, перечеркнула весь жизненный опыт и лишила воли. Он убеждал себя, что у Кэтрин случился приступ истерики, сам старался поверить, а девушка всеми силами этому способствовала. Неожиданный срыв испугал ее, и теперь Кэтрин делала все возможное, чтобы реабилитировать себя в глазах мистера Эдвардса.
Трудно представить, до чего может себя довести безумно влюбленный мужчина, на какие терзания себя обречь. Мистер Эдвардс всем сердцем стремился поверить в добродетель Кэтрин, но засевший в душе бес сомнения и ее недавняя выходка не давали покоя. Движимый внутренним чутьем, он стал докапываться до правды и не верил тому, что всплывало на поверхность. Так он узнал, что Кэтрин не хранит деньги в банке. Один из нанятых агентов с помощью сложной системы зеркал нашел укромное местечко в подвале кирпичного домика, где Кэтрин прятала свои сбережения.
А в один прекрасный день из сыскного агентства, услугами которого пользовался мистер Эдвардс, прислали вырезку из старого провинциального еженедельника, где описывались подробности случившегося в городке пожара. Мистер Эдвардс внимательно прочел заметку, после чего его бросило в жар, кровь ударила в голову, а глаза застлала красная пелена. К безумной любви добавился смертельный ужас, а, как известно, при образовании такой смеси в осадок выпадает жестокость. На заплетающихся ногах он доковылял до стоявшего в кабинете дивана и рухнул на него лицом вниз, прижимаясь лбом к прохладной черной коже. На некоторое время он будто завис в вакууме. Каждый вдох давался с трудом. Постепенно рассудок прояснился, во рту чувствовался солоноватый привкус, а из груди рвался наружу гнев, отдаваясь нестерпимой болью в спине. Однако мистер Эдвардс сохранял спокойствие, а его разум, словно луч прожектора в темноте, прорезал во времени дорогу к намеченной цели. Он не спеша проверил чемодан, как делал всякий раз, выезжая в провинцию с инспекционной проверкой. Все на месте: чистые рубашки, нижнее белье, ночная сорочка, шлепанцы и тяжелая ременная плеть, скрутившаяся кольцами на дне чемодана.
Тяжелой походкой он прошел через маленький садик перед кирпичным домом и позвонил в дверь.
Кэтрин сразу же открыла. Она была в пальто и шляпке.
– Ах, какая жалость! – воскликнула она. – Мне надо кое-куда ненадолго отлучиться.
Мистер Эдвардс поставил чемодан на пол.
– Нет, – твердо сказал он.
Девушка устремила на него испытующий взгляд. Что-то было не так. Он протиснулся мимо Кэтрин и стал спускаться в подвал.
– Ты куда?! – взвизгнула Кэтрин.
Мистер Эдвардс не ответил и через некоторое время появился с маленькой дубовой шкатулкой в руках и положил ее в чемодан.
– Это мое, – тихо сказала Кэтрин.
– Знаю.
– Что ты надумал?
– Полагаю, нам с тобой надо совершить небольшое путешествие.
– Куда? Я сейчас не могу ехать.
– В один маленький городок в Коннектикуте. У меня там кое-какие дела. Ты как-то сказала, что хочешь работать. Вот и поработаешь.
– А теперь не хочу, и ты меня не заставишь. Да я обращусь в полицию!
Лицо мистера Эдвардса исказила зловещая улыбка, и девушка в страхе попятилась, чувствуя, как удары сердца гулко отдаются в висках.
– А может, желаешь наведаться в родные края? – поинтересовался мистер Эдвардс. – Несколько лет назад там случился страшный пожар. Пожар-то ты помнишь?
Кэтрин сверлила его взглядом, стараясь отыскать уязвимое место, но в глазах мистера Эдвардса застыло суровое безразличие.
– Чего ты от меня хочешь? – тихо спросила Кэтрин.
– Всего лишь составить мне компанию в коротком путешествии. Ты же сама говорила, что хочешь работать.
Теперь Кэтрин оставалось только одно: нужно во всем с ним соглашаться и ждать подходящего случая. Не будет же он все время за ней следить. Сейчас спорить с ним опасно, лучше смириться и выждать время. Такая тактика всегда себя оправдывала, во всяком случае, до сегодняшнего дня. И все же слова мистера Эдвардса привели Кэтрин в ужас.
До места они добрались, когда уже начало смеркаться. Выйдя из поезда, мистер Эдвардс и Кэтрин направились по неосвещенной улице и вскоре оказались за городом. Кэтрин держалась настороженно и не спускала глаз со своего спутника. В сумочке у нее притаился острый нож с тонким лезвием. Выведать намерения мистера Эдвардса так и не удалось.
Мистеру Эдвардсу казалось, что он четко определил свои дальнейшие действия. Он собирался выпороть Кэтрин, а затем поместить в одном из номеров при местном трактире, снова высечь и увезти в другой городок, и так до тех пор, пока от нее уже не будет никакого толку. Тогда останется только вышвырнуть ее на улицу. Местный констебль позаботится, чтобы Кэтрин никуда не сбежала. Наличие у девушки ножа у мистера Эдвардса тревоги не вызывало, так как он прекрасно знал о его существовании.
Когда путешественники остановились в пустынном месте между каменной стеной и опушкой кедрового леса, он первым делом вырвал у Кэтрин из рук сумочку и перебросил через стену. С ножом мистер Эдвардс разобрался, а вот понять свои чувства оказалось куда труднее. Ведь прежде он никогда не влюблялся и думал, что просто хочет наказать обманщицу. Однако после пары ударов плетью он почувствовал, что такой кары явно недостаточно. Отшвырнув плеть в сторону, мистер Эдвардс принялся избивать свою жертву кулаками. Дыхание, вырывавшееся из его груди, напоминало визгливый скулеж.
Кэтрин изо всех сил старалась не поддаться панике, увертываясь от ударов и загораживаясь руками. Однако в конце концов страх одержал верх, и девушка обратилась в бегство. Мистер Эдвардс в несколько прыжков догнал ее и сбил ударом на землю. Теперь уже и кулаков стало недостаточно. Рука судорожно шарила в темноте, пока не нащупала камень, и в следующее мгновение остатки самообладания и здравого смысла смело волной ярости, с ревом обрушившейся на сознание.
Придя в себя, мистер Эдвардс осмотрел изуродованное лицо Кэтрин, стал прислушиваться, бьется ли ее сердце, но ничего не услышал за гулкими ударами, отдававшимися в висках. В голове вертелись совершенно противоречивые мысли. Один голос нашептывал: «Нужно ее похоронить, вырыть яму и закопать». А второй голосок жалобно хныкал как малый ребенок: «Нет, я этого не вынесу! Не могу до нее дотронуться!» Потом, как часто случается, после приступа ярости накатила тошнота, и он очертя голову побежал прочь от проклятого места, бросив чемодан, ременную плеть и дубовую шкатулку с деньгами. Мистер Эдвардс долго бродил впотьмах, обуреваемый единственным желанием спрятаться и переждать, пока отпустит тошнота.
Никто не задал ему ни одного вопроса. После непродолжительной болезни, во время которой жена окружила его нежной заботой, мистер Эдвардс вернулся к текущим делам и уже никогда больше не позволял любви затуманить разум. «Из жизни не извлекают уроков только дураки», – говаривал мистер Эдвардс и впоследствии до конца дней испытывал к себе нечто наподобие трепетного почтения. Он и не подозревал в себе способности убить человека.
А не убил он Кэтрин по чистой случайности, потому что каждым ударом стремился стереть ее с лица земли. Долгое время девушка пролежала без сознания, а потом находилась в полубреду. Придя в себя, она поняла, что рука сломана и нужно срочно искать помощи, чтобы выжить. Желание жить было сильным, и Кэтрин, превозмогая боль, поползла по темной дороге. Она свернула в первые попавшиеся ворота и уже почти добралась до верхней ступеньки крыльца, когда снова потеряла сознание. В курятнике закукарекали петухи, а на востоке уже показалась серая полоска рассвета.
Глава 10
1
Когда двое одиноких мужчин живут под одной крышей, они обычно поддерживают видимость убогого порядка, чтобы заглушить зарождающуюся друг против друга злобу. Между двумя одинокими мужчинами в любую минуту может вспыхнуть ссора или потасовка, и они сами прекрасно это понимают. Адам Траск вернулся домой сравнительно недавно, но напряжение росло с каждым днем. Братья слишком много времени проводили вместе и слишком редко встречались с другими людьми.
Несколько месяцев ушло на получение наследства, оставленного Сайрусом. После оформления необходимых документов они сняли со счетов все деньги и набежавшие проценты. Братья съездили вместе в Вашингтон и навестили могилу отца, на которой был установлен добротный каменный обелиск с чугунной звездочкой наверху. В звездочке имелось отверстие, чтобы в День поминовения устанавливать флагшток с миниатюрным государственным флагом. Адам и Чарльз долго стояли у могилы, а потом ушли, ни словом не обмолвившись об отце.
Если Сайрус и добыл богатство бесчестным путем, то проделал это исключительно ловко, так как братьям не задали ни одного вопроса по поводу наследства. Однако отцовские деньги по-прежнему не давали Чарльзу покоя.
Вернувшись на ферму, Адам поинтересовался:
– Почему ты не купишь новую одежду, ведь теперь ты богатый человек? Создается впечатление, что ты просто боишься тратить деньги и трясешься над каждым центом.
– Так и есть, – признался Чарльз.
– И в чем же дело?
– А вдруг придется вернуть деньги!
– Опять взялся за старое? Неужели не понимаешь: если бы что-нибудь обнаружилось, нам бы об этом давно стало известно.
– Ну, не знаю, – пробурчал Чарльз. – Не хочу это обсуждать.
Однако поздним вечером он вернулся к незаконченному разговору.
– Одно меня тревожит, – начал Чарльз.
– Ты снова о деньгах?
– О них. Когда имеешь дело с такими большими деньгами, должны оставаться какие-то следы.
– Ты о чем?
– Ну, разные документы, бухгалтерские книги, купчие, векселя, расписки… Мы ведь пересмотрели все отцовские вещи, но не нашли ничего похожего.
– Возможно, он их сжег.
– Может, и так, – согласился Чарльз.
Братья жили по установленному Чарльзом порядку и никогда его не нарушали и не меняли. Чарльз просыпался точно в половине пятого, вместе с боем часов, будто медный маятник толкал его в бок. В тот день он проснулся на секунду раньше и лежал с открытыми глазами, успев моргнуть перед первым ударом. Некоторое время он не вставал с постели, всматриваясь в темноту и почесывая живот. Потом Чарльз протянул руку к столику у кровати и нащупал коробок со спичками. Пальцы привычным движением вытащили спичку и чиркнули о коробок. Серная головка вспыхнула синим пламенем, а потом огонь перекинулся на деревянную палочку. Чарльз зажег свечу, что стояла у кровати, отбросил в сторону одеяло и встал. Спал он в серых, свободно болтающихся у щиколоток кальсонах с вытянутыми коленками. Зевнув, Чарльз направился к двери, открыл ее и крикнул в пространство:
– Адам, половина пятого! Время вставать! Просыпайся!
– Хоть бы раз забыл и дал поспать, – послышался приглушенный голос Адама.
– Пора вставать. – Просунув ноги в штанины, Чарльз стал натягивать брюки. – Ну, тебе-то вставать не обязательно, – проворчал он. – Ты же у нас богач и можешь валяться в постели хоть весь день.
– Впрочем, как и ты. Тем не менее, несмотря на богатство, мы все равно встаем до рассвета.
– Тебе нет нужды вставать в такую рань, – повторил Чарльз. – Но если обзавелся фермой, надо заниматься хозяйством.
– Ну да, прикупим еще земли, чтобы еще больше загрузить себя работой, – уныло заметил Адам.
– Все, заткнись и иди досыпать.
– Держу пари, ты не заснешь, даже если останешься в кровати, – откликнулся Адам. – А знаешь, почему? Готов поспорить, ты поступаешь так, как хочешь, да еще считаешь это бог весть каким достоинством. А чем тут гордиться? Все равно что хвастаться шестым пальцем на руке.
Чарльз направился в кухню и зажег лампу.
– Нельзя заниматься делами фермы лежа в кровати, – буркнул он, стряхивая золу с решетки в плите. Затем он нарвал бумаги, положил на неостывшие угли и принялся дуть, пока не разгорелся огонь.
– Спичек и тех жалко? – съязвил Адам, наблюдая за братом через полуоткрытую дверь.
– Не твое дело! – огрызнулся Чарльз. – И вообще отвяжись от меня!
– Отвяжусь, – согласился Адам. – Похоже, у меня здесь и правда нет никаких дел.
– Тебе решать. Можешь уйти, когда пожелаешь. Хоть сейчас. Счастливого пути!
Ссора разгорелась из-за пустяка, но Адам уже не мог остановиться. Сам того не желая, он перешел на крик, выплескивая на брата скопившиеся злость и раздражение:
– Вот именно. Уйду, когда захочу. Я здесь такой же хозяин, что и ты. И дом этот тоже наш общий.
– Тогда почему не заняться делом?
– О господи! – воскликнул Адам. – Ну, из-за чего мы ругаемся? Давай прекратим.
– Мне-то скандалы ни к чему, – согласился Чарльз, разложил в миски теплую кашу и швырнул их на стол.
Братья уселись завтракать. Чарльз смазал кусок хлеба маслом, подцепил ножом варенье из банки и намазал поверх масла, а потом снова ковырнул масло ножом, оставляя на куске кляксу от варенья.
– Черт побери, неужели нельзя вытереть нож? На это масло смотреть противно! – возмутился Адам.
Чарльз отодвинул в сторону нож и кусок хлеба и положил руки на стол ладонями вниз.
– А катился бы ты отсюда, – сердито бросил он брату.
– Уж лучше жить в свинарнике! – огрызнулся Адам, вставая из-за стола и направляясь к двери.
