Мальчик в полосатой пижаме – Джон Бойн

Кажется, я знаю, зачем я столкнулась с «Мальчиком в полосатой пижаме». Чтобы иметь право говорить: Ничего не знаю гаже написанного на тему концлагерей, чем эта книга. Далее претензии по списку:

1. Образ Бруно. Даже если родители и стремились оградить деточку от ужасов войны и пропаганды (хотя зачем?), то в школе его живо приучили бы и правильно выговаривать «фюрер», и к месту употреблять «жид». Девятилетний германский мальчик вовсю готовился к поступлению в гитлер-югенд, отмечал флажками места сражений на Восточном Фронте и знал на память, кто является «унешними и унутренними» врагами Рейха. А невинность Бруно граничит с глупостью. Поначалу я даже предположила, что парнишка – олигофрен; это бы объясняло многие странности сюжета. Но нет! сложные синтаксические конструкции, иносказания, умение хитрить – и тут же беспросветная тупость: «Ты с велосипеда упал?» Не стыкуется у меня, не стыкуется.

2. Прототип отца, – несомненно, Р. Хёсс, комендант Аушвица, чья резиденция находилась настолько близко от лагеря, что в дни казней дым из крематориев окутывал здание. Любопытно бы почитать воспоминания пятерых детей Хёсса: как они воспринимали… Из мемуаров самого Хёсса: Эсэсовец должен убить даже близкого родственника, если он пойдет против государства или идей Адольфа Гитлера. «В силе остается только одно: приказ!» или: Они [врачи], согласно приказу РФСС, тайно уничтожали больных, особенно детей. А ведь как раз дети так доверяли врачам. Право же, нет ничего тяжелее, чем быть вынужденным хладнокровно, без сострадания и жалости совершить это. И мне предлагают уверовать, что этот… это могло раскаяться. Гм.

3. Павел. Общеизвестно, что нацисты отбирали узников в качестве рабов, но чаще всего это были женщины-нееврейки. Еврей, прислуживающий эсэсовцу за столом, – нонсенс, эсэсовец бы тотчас помер от брезгливости. Будучи врачом, Павел работал бы внутри лагеря, они не могли разбрасываться кадрами. Более того, для обслуживания господ отбиралась особая группа, и рядовой хефтлинг, даже малолетний, не мог бы попасть на комендантскую кухню. К сорок третьему в Аушвице уже было Сопротивление; немцы побаивались.

4. Многие подмечают, что приезд в Освенцим самого Гитлера невероятен. Трудно представить себе, каким образом могла быть организована поездка. Гиммлер – приезжал, но Гитлер… делать ему было больше нечего, как по Польше кататься. Добивает то, что в инспекции участвует Ева Браун, которая в действительности скучала в Баварии, в имении Гитлера, никакого участия в политике не принимая.

5. Шмуэль. Неясна ни его мотивация, ни характер, ни цели. До последнего я надеялась, что он мстил, хотя бы мстил. Учитывая охрану, как могли мальчики встречаться с такой частотой? Где электрический ток, где часовые на вышках, где собаки? Собаки где?! Финальное обнаружение дырки в заборе и сапог через неделю… о, я уплакалась! Как в колхозном саду. Неужели Бойн пытается нас уверить, что в концлагерях было не так уж плохо? Как Гёсс.

6. Развязка. К ней больше всего претензий. Румяный пухлый немчик, отъевшийся на жареной говядинке, и изнурённый голодом еврейский мальчик – вдруг похожи, как братья. «Принц и нищий» прямо. Да Бруно по одной походке безошибочно выделялся бы из толпы хефтлингов. Мой родственник, бывший узник концлагеря на территории Прибалтики, вспоминал, что их ни на секунду не оставляли без присмотра, постоянно пересчитывали и т.п. Даже в бане ходили специальные сотрудники и заглядывали всем между ног в поисках обрезания. Из жития отца Максимилиана Кольбе явствует, что пропажа заключённого была в Аушвице чрезвычайной ситуацией. Как же расценили бы лишний труп после очередной экзекуции? Труп без номера, арийской внешности, в нелагерном белье? И сапоги стоят. Смех и грех. Концентрационный лагерь – не сцена для разыгрывания назидательно-сусальных пьесок о том, что все люди – братья. Концентрационный лагерь – не место для сентиментальных прогулок. Концентрационный лагерь – это концентрационный лагерь, чёрт возьми! Фабрика смерти! И достаточно однажды побывать на экскурсии в том самом «Аж-Выси», чтобы это себе уяснить раз и навсегда. Сдаётся мне, Бойн и того не сделал.

Но зачем выбирать Аушвиц местом действия, если ничего о нём не знаешь? Что мешало изобрести какой-нибудь Кляйнешвайнедорф и там безнаказанно резвиться? Возможно, ирландский писатель решил собрать все «бренды» нацизма под одной обложкой: если высокопоставленный наци – то Гитлер, если лагерь – то Освенцим, не больше, не меньше. А то не поймут, что книжка – про нацизм и холокост.

Итог прискорбен. Мало того, что на костях моих предков сплясали, на них сплясали ещё и неискусно. Я ждала правдивости – мне подсовывают плакат из серии «Что такое хорошо и что такое плохо». Уничтожать себе подобных в газовых камерах плохо, кто бы мог подумать? И не потому плохо, что плохо, а потому плохо, что среди них может затесаться твой родной сын. На жирной почве опусов, подобных «Мальчику», ревизионизм и цветёт пышным цветом. Он кажется менее тошнотворным, чем розовые пирожные, припудренные человеческой золой.

Не спорю, ширпотреб имеет право на существование. Только, Бога ради, не на золе и костях, пожалуйста. Лучше промолчите.

Маленькая, простая, но такая честная книга о тяжёлом. Я читала её и пыталась представить себе представить Германию времён Второй мировой глазами сытого холёного мальчика из «благополучной» семьи. Которому никто не рассказывает, что идёт война. Который не понимает, кто такой Фюрер-Фурор. Который представления не имеет, кто такие евреи. Я верю, прекрасно верю, что его учат вскидывать руку в приветствии и кричать «Зиг хайль», а он воспринимает это точно так же, как «Привет!». Я верю, что он искренне не понимает, почему каких-то людей держат в бараках за забором из колючей проволоки, ведь они такие же, как и он, только зовут их по-особенному. Это мы с детства знаем про Холокост, про ужасы войны и про то, что Красная армия всех сильней. А ему происходящую реальность с самого детства искажают и замалчивают, не до него сейчас, в общем-то. Вырастет – сам должен понять и пропитаться истинно арийской атмосферой, а пока пусть будет Аж-Высь и дурацкие вопросы. Война – изобретение взрослых, в мире детей нет ни войны, ни различий в качестве и ценности цвета кожи и волос.Сюжет коротенького романа совсем простой: девятилетнего (кстати, в фильме, кажется, восьмилетнего, наверное, чтобы больше подчеркнуть наивность) мальчика из семьи высокопоставленного в Третьем Рейхе военного перевозят вместе с семьёй на новое место, потому что батя теперь будет приглядывать за Освенцимом (в мировой практике – пресловутый Аж-Высь, Аушвиц). В новом месте ему не нравится: друзей нет, движухи нет, домов и народу нет, только из окна детской спальни видны люди в одинаковых полосатых пижамах, которые живут в скучных домиках. Кстати, изумительное решение семьи – поселить малыша в комнату с видом на концлагерь, наплевательское отношение налицо. Мальчик вообще ничего не понимает и искренне думает, что полосатопижамным там весело – вон их там сколько, и детей много, а он тут один. Как-то, бредя от одиночества вдоль почти бесконечного забора, он встречает сидящего с другой стороны мальчика, который – вот поразительное совпадение – родился с ним в один день. И так рождается необычная дружба. Почему необычная? Потому что Шмуэль куда умнее Бруно, война заставила его раньше позврослеть и многое понять. Невозможно не оценить его душевные качества! Как тактично он почти ничего не рассказывает Бруно об ужасах с той стороны. Не рассказывает про нацизм, про угнетения, про свои тяготы… Чтобы не ломать своего товарища, не заставлять его ненавидеть окружающих и, возможно, вляпаться в какую-то беду. Шмуэль торжественно хранит детство Бруно. И он не просит у него еды, хотя мог бы – как тяжело было читать строки, когда наивный Бруно почти всё слопывает по дороге к Шмуэлю, которому, в отличие от немца, невозможно будет нормально подкрепиться где-то ещё. И как по-взрослому глубоко он осмыслил предательство Бруно и снисходительно его простил!Простой сюжет. Простой язык. Простой символизм необычного (или всё же предсказуемого?) финала. И всё же как цепляет.Если бы я делала обложку к этой книге, то нарисовала бы на ней две детские руки, тянущиеся друг к другу в рукопожатии через колючую проволоку. Одна – здоровая, ухоженная и гладкая. Вторая – худенькая, в синяках, с обломанными ногтями. А моделью для рисования обеих рук взять одного и того же ребёнка, просто дофантазировав «детали».

Знаете, я не большой любитель докапываться до исторических мелочей. Я понимаю, что художественная лит-ра – не то же самое, что учебник по истории. Но если весь сюжет (важный для истории!) выстраивается на фантастических обстоятельствах, – это просто убивает. И ладно бы это был постмодернизм а-ля «Бесславные ублюдки» или антиутопия по мотивам реальных событий. Нет, все это с серьезным лицом, без иронии, словно у нас тут книга памяти, свидетельство очевидца, а не веселое фэнтези, не претендующее на глубокие чувства. И да, мне грустно, что это написал автор понравившегося мне «Абсолютиста» :(

Самый главный вопрос к книге: а для кого это было написано? Для юного читателя? Чтобы рассказать ребенку о войне и лагерях? Но я что-то сомневаюсь, что ребенку нужно давать антиисторическое произведение, у ребенка эта книга создаст неправильное представление о нацизме и лагерях смерти. Или эта книга писалась для взрослых? Но взрослый тем более заметит исторические ошибки, их здесь так много, что это оборачивается катастрофой. Кажется, автор сделал все, чтобы вызвать слезу у чувствительного читателя, но в итоге написал не трагедию, а дешевую мелодраму. А теперь мой рейтинг самых заметных исторических ошибок в книге (темой занималась лет шесть, из памяти не все выветрилось).1. Бруно – 9 лет. Он дееспособный мальчик. Из партийной семьи. Значит, помимо школы он должен был быть участником всевозможных нацистских кружков. Так в головы детям вбивалась идеология; ребенок мог с ней не соглашаться в глубине души, но не знать правила рейха? Не знать, чем плохи евреи? Бруно по какой-то причине не знает, что не так с евреями, а ему через год поступать в юнгфольк. Как это может быть при нормальной социализации и отце-нацисте? 2. Какого черта Бруно встречался с Гитлером и Евой Браун? Вернее, какого черта Г. и Б. катались в гости к какому-то, хоть и высокопоставленному, эсэсовцу? Ева Браун вообще постоянно проживала в Берхтесгадене (иногда бывала в Мюнхене) и по чужим людям не ездила. Гитлер только в первый этап своего правления мог прийти в гости к старым друзьям по партии. Во время войны всех, с кем хотел пообщаться, он приглашал в Берхтесгаден. Это были элементарные правила безопасности. Если бы Гитлер был так легок на подъем, заговорщики убили бы его еще летом 1939 г., и никакой войны бы не было. 3. Какого черта дом коменданта Аушвица (он же Освенцим) находится в шаговой доступности от основной массы заключенных? Автор в Освенциме был? Представляет себе, как он устроен? Семейные дома просто не могли стоять рядом с колючей проволокой, никто из близких работников лагеря в глаза не видел крематориев, поездов и проч. Нацисты не были тупыми и сумасшедшими. Они старательно оберегали свои секреты. Чем меньше людей знает о происходящем в лагере, тем лучше (поэтому же была запрещена съемка в лагерях). И уж, конечно, никто не стал бы подвергать опасности психику детей. Так как Бруно смог увидеть из окна своей спальни толпу заключенных, а?4. Лагерь, вернее, представление о лагере. О лагерях в Германии знали все, просто нацистская пропаганда показывала их в положительном ключе: мы изолировали плохих людей, теперь они на нас работают, но живут они в хороших условиях, мы их кормим, даже сигареты ежедневно выдаем. Не верите? Сверьтесь с постановочными снимками из т.н. «лагерей» – красивые охранники и упитанные узники в едином порыве идут к светлому будущему! Как Бруно, если так, мог не знать о существовании лагерей? Он, конечно, не знал бы, что там убивают людей массово, но не знать о том, что есть тот же Дахау… И какого черта папаша Бруно не объяснил ему, что работает в лагере и что это нормально, а? Это же было нормально – по их же логике! Они этого не стыдились.

5. (главная фантазия, без которой нет сюжета). Внимание – какого черта дети делают в Освенциме? Детей убивали в первый же день, они были бесполезны, максимум могли оставить подростка лет 17-18, да и то особо не заморачивались, спрос был только на крепких мужчин, реже – на сильных физически женщин. Какие дети, черт возьми? Эта книга так рассказывает о милосердии нацистов к еврейским детям или что?..6. Как сын коменданта может слоняться у лагеря и даже вести диалоги с узником? Охрана?.. Нет, не слышали.7. Узник (ребенок!) свободно разгуливает по лагерю и даже приближается к колючей проволоке? Эта книга точно не пытается смягчить преступления нацистов? Нет? Точно-точно?.. 8. А ничего, что проволока должна быть под напряжением, нет? Никто не слышал, как нацисты гнали не понравившегося узника на «колючку», чтобы его поджарить?9. А на каком языке говорят Бруно и Шмуэль? Шмуэль – польский еврей, ему 9 лет, он нигде не мог в совершенстве овладеть немецкой речью. Можно предположить, что Шмуэль говорит на идише, но он не копия немецкого, Бруно и Шмуэль просто не могли общаться, не замечая языковой преграды. Что помешало сделать Шмуэля немецким евреем? Хотя о чем я говорю? Тут в Освенциме сотни детей разгуливают! И живут в Освенциме месяцами (Шмуэль больше года протянул, хотя даже один месяц в Освенциме – это невероятное везение, ежедневно в этом лагере убивали 10-12 тысяч человек)! И почему у них повязки на руках с еврейскими звездами, а не нашивки на одежде? Чтобы легче было повязками обменяться или что (в лагере не только евреи были, так-то)? 10. Значит, из лагеря так легко можно было выбраться? И попасть в него? Так чего узники еще не разбежались? Они же могут гулять у колючей проволоки, по ним не стреляют с вышек, нашел дыру – и беги! Может, узники были сплошь мазохистами и наслаждались издевательствами? (боже, не верится, что я это пишу!)И самое бесячее – а почему гг такой тупой? Он вообще не умеет выстраивать логические цепочки, и это в его 9-10 лет. Он не знает, что такое Польша (как? Германия же с ней воевала? или во Вселенной автора войны нет и не было?). Он не понимает, что человек может голодать и умереть. Он не понимает, что такое боль, страх, отчаяние. Неужели автор такого плохого мнения о детях? Это же не о четырехлетнем ребенке рассказ! Обычные дети уже в 7-8 лет достаточно знают о боли, чтобы понять, что нацисты делали со своими противниками.

Я понимаю, что у мелодрамы свои законы, но это уже перебор. Сюжет может строиться на допущениях (как в «Жизнь прекрасна», скажем), но он не должен противоречить историческим событиям, если это не комедия и не стеб. Можно сунуть двух влюбленных на «Титаник», но нельзя затопить «Титаник» атомной бомбой, а потом сделать серьезную мину и заявить: «Это – в память о жертвах того события». Поразительно, что в книге нет инопланетного вторжения, это бы могло спасти «Мальчика в полосатой пижаме». Пусть бы прилетели инопланетяне, отвоевали Освенцим и увезли выживших узников на Марс. Это было бы весело и свежо, и мне бы наверняка понравилось. А не вот это, что пытается выдавить из меня слезу без капельки иронии и истинного сочувствия.