Джоанна Линдсей
Люби меня вечно
Глава 3
Меган Сент-Джеймс, уже год как новая герцогиня Ротстон, подняла глаза от письма, которое только что прочла. Вручая ей письмо, муж выразил надежду, что она получит удовольствие от роли свахи. Теперь она поняла его слова, но особой радости не почувствовала.
Она вопросительно взглянула на Девлина, нетерпеливо постукивая ножкой в знак неудовольствия (на тот случай, если вопросительного взгляда окажется мало), и осведомилась:
– Почему искать мужа для этой девицы придется мне, хотя услугу ее отец оказал тебе? Это письмо ведь адресовано тебе?
– Разумеется, – ответил Девлин. – Но вопросы бракосочетания и сватовства находятся в компетенции женщин.
– Кто это сказал?
– Я.
Ответ он сопроводил улыбкой, зная, что это еще сильнее выведет ее из себя. И точно – она отреагировала именно так, как он ожидал: довольно неаристократически хмыкнув.
– Ты прекрасно знаешь, что у Бабули это получится гораздо лучше. Она знакома со всеми, кто имеет хоть какой-то вес в обществе, и знает, кто женится, а кто – нет. Я же пока никак не запомню имена всех этих графов и виконтов, чтобы быть в курсе самых последних сплетен. И еще не разобралась в семейных перипетиях лордов и леди, с которыми ты советуешь мне сблизиться.
– Кстати, любимая, тут у тебя все превосходно получается. – В этот момент ей как раз нужен был комплимент, именно поэтому он его и сделал. – Действительно, Бабуля, возможно, лучше тебя осведомлена в этом вопросе, но моя бабка не осилит приемы и приглашения, которые нам понадобятся, чтобы сделать все как следует. Безусловно, тебе стоит заручиться ее поддержкой и поддержкой тети Маргарет – они будут рады помочь тебе. Да, об услуге попросили меня, дорогая, но тебе, как моей жене, придется этим заниматься.
Конечно, Девлин прав. Он – герцог. Нельзя требовать, чтобы он занимался таким пустячным делом. Но, с другой стороны, она – герцогиня, и, по ее мнению, к ней это тоже должно относиться. Может быть, они придумают какой-то выход.
Приняв такое решение, Меган спросила:
– А тебе обязательно надо помочь графу?
– Обязательно, – уверил он ее. – Мне в свое время была оказана серьезная услуга. Это – мелочь по сравнению с тем, чего от меня могли бы потребовать взамен. Я очень рад, что этот вопрос решается так просто.
Ей захотелось снова хмыкнуть, но она сдержалась. Для него-то, конечно, просто. Он уже сложил с себя ответственность и умыл руки. По крайней мере он так думает. Но уж если ей придется устраивать приемы, чтобы найти этой девице достойного жениха, то она позаботится о том, чтобы Девлин на всех этих приемах присутствовал.
Тут она вдруг вспомнила, что вскоре они ожидают приезда еще одного гостя. Может быть, и не понадобится много времени, чтобы найти жениха для леди Кимберли…
– Твоя тетя Маргарет говорила, что приезжает племянник ее мужа…
– Вот и прекрасно, прекрасно…
– Значит, у нас опять будет полон дом гостей.
– А когда у нас не полон дом? – сухо отозвался Девлин.
Меган рассмеялась. Имея больше сотни слуг, говорить о полном доме значило еще преуменьшать. Однако ее муж имел в виду гостей – и снова был прав. Множество людей были связаны с Девлином различными делами, а поскольку Шерринг-Кросс располагался довольно далеко от Лондона, то, когда Девлин жил в поместье, они приезжали к нему и, как правило, оставались потом погостить – иногда даже на несколько недель, – прежде чем вернуться в столицу.
– Я хотела что-то сказать, а ты перебил, – укоризненно сказала она, намекая на его «прекрасно, прекрасно», – да, племянник Маргарет, кажется, готов жениться. Возможно, нам удастся не приглашать к себе весь свет, если они с леди Кимберли друг другу понравятся, – он же будет нашим гостем.
– Превосходно, – улыбнулся он. – Полагаю, ты позаботишься о том, чтобы они понравились друг другу?
– Постараюсь. Это гораздо проще, чем устраивать балы и приемы, на которых тебе каждый раз придется присутствовать.
Эта мысль его ужаснула.
– Пожалуй, я на это время переселюсь в Лондон.
Она задумчиво посмотрела на него:
– Да, действительно, в Лондоне все будет легче устроить. Меньше вероятности, что все останутся гостить.
Он мгновенно передумал:
– Я, наверное, лучше останусь в поместье.
Она невинно улыбнулась:
– Как хочешь. Если ты согласен терпеть каждое утро за завтраком тридцать или сорок человек…
Теперь Девлин смотрел на нее уже совсем кисло:
– Ты твердо решила меня во все это впутать, да?
– Безусловно.
Герцог вздохнул:
– Думаю, стоит поговорить с тетей Маргарет об этом племяннике. Если он подходит (а я не сомневаюсь), я тоже постараюсь заинтересовать его дочерью графа. – Он обнял Меган. – Прекрасная мысль, дорогая. Давай сделаем это побыстрее, хорошо?
Она прижалась к нему.
– Тогда, может быть, устроим себе потом небольшие каникулы: только мы с тобой и малыш? В конце концов, мы с рождения Юстина так и не были одни. Прошло уже много месяцев, а люди все приезжают посмотреть на твоего наследника. Может быть, сбежим в твой коттедж неподалеку от Бата?
Он рассмеялся:
– В коттедже двадцать комнат и полно прислуги. Так что и там трудно говорить об уединении, дорогая.
Меган нахмурилась: она рисовала себе нечто гораздо более скромное. Отбросив эту мысль, она предложила новую идею:
– Шерринг-Кросс такой огромный, мы могли бы переехать в какое-нибудь пустующее крыло, и никто бы даже не узнал, где мы втроем поселились.
Он посмотрел на жену, пытаясь определить, не шутит ли она. Поскольку по ее лицу ничего понять было невозможно, он сказал:
– Я должен принимать это как жалобу на размер моего дома?
– Ничуть. Это Тиффани называет Шерринг-Кросс мавзолеем, а не я.
Тиффани была подругой детства Меган. По правде говоря, они обе были еще детьми, когда впервые увидели Шерринг-Кросс. Тиффани действительно считала его мавзолеем. Но тогда они были искренне изумлены размерами герцогского поместья.
– Я всегда считала, что у него просто идеальный размер, – добавила Меган, – даже несмотря на то что порой не могу попасть куда хочу.
– Неправда! – запротестовал он.
– Ну это было только пару раз.
– Меган…
– Ну хорошо, только один раз, и то я быстро поняла, где оказалась.
Меган ухмыльнулась.
Она просто обожала дразнить мужа! Тогда он переставал быть чопорным и напыщенным и становился таким, каким был до встречи с ней; иногда старые привычки еще брали в нем верх. Ей гораздо больше нравился вспыльчивый и непослушный конюх, за которого она его приняла, когда убежала с ним в Гретна-Грин. Удивительно, что она вышла замуж за того самого герцога, которого, даже не видя, решила в прошлом году покорить.
– Знаешь, – сказал Девлин в ответ на ее поддразнивание, – я уже давно не бывал в дальних пристройках Шерринг-Кросса. Насколько я помню, туда никто не заходит. Ты уверена, что с той поры ничего не изменилось?
Выражение бирюзовых глаз ясно говорило Меган, в каком направлении работает его мысль. По телу ее пробежала горячая волна, как всегда, когда в его взгляде загоралась страсть. Свидание в середине дня в заброшенной части дома обещало немало удовольствий.
– Почему бы нам не проверить? – предложила она изменившимся голосом.
– Вот и я подумал.
Глава 4
Более величественного здания Кимберли не приходилось видеть. Когда она в последний раз ездила в Лондон с матерью, то побывала во дворце Виктории, была представлена королеве, видела великолепные покои царствующего семейства. Но Шерринг-Кросс, родовое поместье герцога Ротстона, Амброза Девлина Сент-Джеймса, одними своими размерами превосходил любой дворец. Раскинувшийся на бесконечных акрах идеально ухоженных газонов, он внушал настоящий трепет, а Кимберли и без того чувствовала себя достаточно неуверенно.
Чем больше она думала о причине, которая ее сюда привела, тем неуютнее ей становилось. Подумать только: такую важную персону – герцога Ротстона – попросили помочь найти ей мужа! Нет, нахальство отца не знает границ. И, надо полагать, его светлости герцогу не больше хочется оказать эту услугу, чем ей – воспользоваться этой услугой.
Путешествие в поместье оказалось не слишком приятным. Мало того что она смертельно устала от трехдневной беспрерывной езды – в пути у кареты отвалилось колесо, и пришлось несколько часов ждать, пока его починят. Сильно похолодало, и небольшая печка, установленная в карете, не могла ее согреть.
Потом в одной из гостиниц, где она остановилась на ночь, компания шумных шотландцев, расположившихся в соседней комнате, полночи не давала ей уснуть. Сама она ничего против шотландцев не имела – это отец терпеть их не мог, обвиняя в гибели женщины, которую когда-то любил. В гибели, которая, как решила Кимберли – и в свое время суд, – была случайной.
Отец никогда не скрывал от жены своей неумирающей любви к другой женщине – наоборот, очень часто о ней вспоминал, – но его чувства не оказали на Кимберли никакого влияния. Может быть, потому, что отец никогда не был ей близким человеком. Больше того, временами она даже думала, что той, другой женщине еще повезло, что ей не пришлось прожить всю жизнь с графом. Но такие мысли приходили ей в голову не часто: обычно тогда, когда поведение отца вызывало у нее особенно сильное отвращение.
Тем не менее ей решительно не понравилось поведение шотландцев. Она три раза жаловалась управляющему, но они так и не утихли. Хорошо еще, что с ней не было отца: он бы закатил жуткий скандал.
Неприятно, что она наговорила грубостей одному из шотландцев, когда утром столкнулась с ним в коридоре. Бедняга еле продрал глаза, но к тому времени, когда она гордо удалилась, излив на него все свое раздражение, они у него чуть ли не на лоб полезли. Несколько часов спустя, в дороге, она раскаялась в своем раздражении. Она редко выходила из себя и не могла оправдать свой гнев даже усталостью.
Новая камеристка Мэри ничем ей не помогала. Она оказалась еще более неподготовленной путешественницей, чем Кимберли. Ее постоянные жалобы при каждом толчке кареты, задержке в пути или ухудшении погоды вывели бы из себя даже святого. Но по крайней мере она хотя бы отдыхала ночью – спала как убитая.
В довершение всех неприятностей Кимберли простудилась. От бесконечного чихания нос покраснел, как вишня; тело ломило от тряской дороги; голова, казалось, вот-вот расколется от боли. Но нужно было держаться прилично и произвести на их светлостей благоприятное впечатление. Просто смешно! Да они только взглянут на нее – и придут в ужас от того, во что ввязались.
Тем не менее делать было нечего. Она приехала в Шерринг-Кросс. Лакеи в пышных ливреях уже подходили к карете, чтобы помочь ей выйти. Огромные парадные двери были распахнуты. Ей ничего не оставалось, как только войти.
При столь неблагоприятных обстоятельствах она надеялась – нет, молилась, – чтобы сначала ее провели в отведенную ей комнату и чтобы она встретилась с их светлостями после того, как немного придет в себя. Но ей не повезло. Сама герцогиня Ротстон встречала ее в огромном холле.
Увидев друг друга впервые, обе были в некоторой степени поражены. Кимберли не ожидала, что молодая супруга Сент-Джеймса окажется такой миниатюрной и такой немыслимо прекрасной. Конечно, можно было и догадаться. Она встречалась с герцогом лет десять назад, когда ему было всего двадцать, и даже тогда, хотя маленькие девочки на такие вещи особого внимания не обращают, он запомнился ей как необыкновенно красивый мужчина. Так что вполне естественно, что жена у него хороша собой. Но чтобы настолько!
Меган Сент-Джеймс была воплощением яркой красоты. Ее огненно-медные волосы совершенно не соответствовали идеалу моды, но необыкновенно ей шли. Темно-синие глаза излучали тепло и дружелюбие; фигура, не испорченная первыми родами, была стройна и женственна.
Рядом с ней Кимберли почувствовала себя неуклюжей замарашкой. В их маленьком городке в Нортумберленде не могли угнаться за модой. К тому же она только-только сняла траур, и одежда мешковато сидела на похудевших плечах. Это, правда, было не очень заметно под огромным зимним пальто, в котором она путешествовала, – по крайней мере до тех пор, пока один из лакеев не помог снять его.
Меган, когда первое удивление прошло, решила, что новое платье, подогнанное по фигуре, более мягкая линия прически и припудренный нос сотворят с леди Кимберли чудеса. Конечно, она не будет первой красавицей сезона (что очень обидно), но тут уж ничего не поделаешь. Не может же каждая юная мисс, попадающая на ярмарку невест, быть писаной красавицей.
Меган решила, что все могло быть гораздо хуже. По крайней мере эта леди не уродлива. Кимберли Ричардс оказалась просто… ну… В голову пришло только одно: неприметной. А глаза у нее красивые: чистого темно-зеленого цвета. Просто на то, чтобы выдать ее замуж, может понадобиться немного больше времени, чем они рассчитывали.
Тут Кимберли громко чихнула, вероятно, чтобы сделать встречу еще более незабываемой. А тут еще она обнаружила, что оставила свой кружевной носовой платочек в карете. Она чуть было не запаниковала – но тут Меган лучезарно улыбнулась, заиграв ямочками.
– Простуда? – с пониманием спросила она. – Обидно. Но ничего удивительного – такая ужасная погода!
Кимберли удивилась улыбке герцогини и тону, которым были произнесены эти якобы сочувственные слова. Она даже замерла, посчитав себя обиженной, но решила, что, измучившись в дороге, могла понять хозяйку дома неправильно. Поэтому она лишь сказала:
– Я сейчас вернусь, ваша светлость. Кажется, я кое-что оставила в карете.
Не вдаваясь в дальнейшие объяснения и не дав герцогине остановить себя, она открыла входную дверь. Карета все еще должна стоять у дверей – Мэри осталась присматривать за тем, как будут выгружать багаж. Но Кимберли увидела совсем другое.
За дверью, подняв кулак, чтобы постучать (он еле успел его отдернуть и не попасть ей в лоб), стоял необыкновенно интересный мужчина. Он был высокий, очень высокий, почти семи футов роста. Кимберли завороженно застыла – он был невероятно хорош собой.
Его темно-каштановые волосы были стянуты сзади, чтобы ветер не трепал их. Случайный луч солнца, упавший из-за туч, на мгновение высветил в густых кудрях рыжие искры. В светло-зеленых глазах искрился смех, потухший под ее пристальным взглядом. Он был не просто очень высок, но еще и мощно сложен: ноги напоминали стволы деревьев, грудь – огромную бочку, и все это – крепкое, мускулистое.
– Чем глазеть на меня, девица, почему бы не посторониться и не дать мне войти?
Голос его оказался низким, раскатистым и удивительно мелодичным – отчасти благодаря легкому шотландскому акценту. Видимо, он был из тех, кому не нравится, когда на них глазеют. Но как можно было удержаться? Кимберли никогда еще не приходилось видеть таких высоких мужчин и к тому же таких красивых (ну, может быть, за исключением герцога Ротстона).
Она настолько смутилась, что не могла ни двинуться, ни слова сказать, и когда вдруг ощутила щекотание на верхней губе, подняла руку и вытерла под носом рукавом. Это было ужасной ошибкой, которой не допустил бы и ребенок, не то что взрослая женщина, а она даже не осознала, что сделала, пока не услышала, как он хмыкнул.
Этот звук в тысячу раз усугубил ее смущение. А тут еще он взял ее за талию и просто убрал с дороги!
Но заалевшие щеки, которые теперь по яркости соревновались с кончиком носа, остались незамеченными, благодаря тому что герцогиня Ротстон и незнакомец наконец увидели друг друга. Кимберли, по-прежнему глазевшая на него, сразу же заметила его восторг при виде герцогини. Он буквально светился от удовольствия и радости: губы раздвинулись в искренней улыбке, зеленые глаза заискрились смехом. Ей казалось, что он готов заплясать от восторга.
А вот Меган Сент-Джеймс вовсе не была ему рада.
– Боже правый, шотландец-разбойник! – воскликнула она, прижимая руку к груди. – Вы ведь не будете нас грабить?
Его улыбка вдруг стала чувственной и произвела на Кимберли очень странное действие: словно кто-то нанес ей легкий удар в солнечное сплетение – перехватило дыхание, но боли не чувствовалось. А ведь улыбка даже не была адресована ей!
– Если ты позволишь украсть твое сердце, дорогая, то буду, – ответил он, добавив: – Неужели самая прекрасная девушка Англии живет под одной крышей с моей тетей Маргарет? Неужели так повезло?
Услышав это, Меган с недоверием покачала головой.
– Вы – племянник Маргарет? Не может быть, чтобы нам так не повезло! Родственники Маргарет по мужу – это ведь Макгрегоры, а не Мак… – она помолчала, пытаясь вспомнить имя, которое он назвал ей тогда, – Макдуэлл, кажется? Да, вы сказали, что вас зовут Лахлан Макдуэлл.
– Но ты ведь не думала, что разбойник назовет тебе свое настоящее имя? – Он не переставал улыбаться. – Нет, я – Макгрегор, но если точнее – лэрд клана Макгрегоров. А Лахлан – мое настоящее имя. И как же мне приятно, что ты не забыла!
Это было совершенно очевидно – он не переставал улыбаться. Но не менее очевидным было и неудовольствие Меган по поводу такого неожиданного оборота дела.
– Так не пойдет, Макгрегор, – предостерегла она. – Девлин не позволит вам остановиться в доме. Вы ему ничуточки не понравились, если помните.
– Девлин Джеффрис? А какое он имеет отношение к Шерринг-Кроссу?
– Быть может, то, что он ему принадлежит? – суховато промолвила она, пояснив: – И Девлин вовсе не Джеффрис. Как и вам, ему тогда нравилось использовать чужие имена.
Незнакомец вдруг ужаснулся:
– Погоди-ка минутку. Так что же, твой чертов англичанин – внучатый племянник моей тетки, Амброз Сент-Джеймс?
– Ш-ш! Он просто ненавидит свое первое имя! Да, это именно он.
Теперь приезжий застонал:
– Ах, пожалуйста, милая, только не говори, что ты вышла замуж за этого человека!
– Очень даже вышла, – сердито бросила Меган.
Его стон перешел в рычание, которое вдруг сменилось новой улыбкой. Он пожал плечами:
– Ну и пусть. Мне приходилось преодолевать преграды и пострашнее.
Меган прищурилась:
– Сию же минуту забудьте об этом! Я замужем – и очень счастлива, – подчеркнула она. – Могу с полной уверенностью обещать, что вы не будете жить в Шерринг-Кроссе, как собирались. И кроме того, готова поклясться, что Маргарет говорила, будто вы ищете себе жену.
Взгляд, которым он одарил Меган и от которого та покраснела, ясно сказал, что он нашел единственную женщину, которую хотел бы назвать своей женой. Кимберли, перехватившая его взгляд, почему-то испытала сильное раздражение, хотя все происходившее не имело к ней никакого отношения. Она попробовала откашляться, чтобы напомнить им о присутствии свидетеля при этом крайне личном разговоре, но ее по-прежнему не замечали.
– Останусь я здесь или поблизости, я все равно буду добиваться того, чего жаждет мое сердце. Я буду дураком, если этого не сделаю.
– Вы будете дураком, если это сделаете, – ответила Меган, добавив со вздохом: – Вы, похоже, тупица. – Она покачала головой, словно недоумевая. – Такой же тупица, как и год назад, когда я вам сказала, что обещана другому. А вы отказались мне верить.
– Я просто упорный, – поправил он ее, снова улыбнувшись. – И при чем тут такая мелочь, как муж, когда два сердца предназначены друг для друга?
Тут Меган подняла глаза к небу. Кимберли, с каждой минутой раздражаясь все сильнее, снова кашлянула – на этот раз громче. Теперь Меган услышала и посмотрела в ее сторону. Одно мгновение ее взгляд был совершенно непонимающим, словно она никак не могла вспомнить, кто такая Кимберли и как она здесь очутилась.
Наконец она громко ахнула:
– Милая леди Кимберли! Пожалуйста, простите меня за то, что я отвлеклась. Вы, наверное, совсем измучились с дороги, а я заставила вас стоять и дожидаться, пока переговорю с этим неисправимым шотландцем… – Она кинула на Лахлана укоризненный и сердитый взгляд, ясно говоривший, что, по ее мнению, вина целиком лежит на нем. – Мне так неловко! Пойдемте, я провожу вас в вашу комнату, и заодно займемся вашей простудой. К счастью, у Бабули – бабушки Девлина – есть великолепные средства…
Лахлан никак не хотел угомониться и, не давая Меган увести измученную ожиданием Кимберли, произнес:
– Ах, дорогая, но ты же меня не покинешь! Я так давно не наслаждался твоим лучезарным сиянием.
Меган негромко фыркнула и строго нахмурилась:
– Мне надо позаботиться о гостье, которую я рада у себя видеть, – а вас нет. Прикажите кому-нибудь из слуг вызвать к вам Маргарет и потрудитесь рассказать ей о вашей предыдущей встрече с Девлином. Не сомневаюсь, и она скажет, что вам придется изменить ваши планы: эта леди наверняка не была осведомлена о ваших некрасивых делишках. Иначе не пригласила бы в дом вора.
– Разбойника, дорогая, – поправил он обиженно. – Пожалуйста, не путайте.
Меган досадливо вздохнула:
– Никакого различия не вижу, Макгрегор, вы грабили англичан. Вы, шотландцы, может, и смотрите на это по-другому, но мы, англичане, – нет.
– Но это спорный вопрос, поскольку я уже не разбойник, – уверил он ее. – Не могу исправить то, что было сделано (и по вполне веским причинам), но поверь, я начал новую жизнь.
– Вот как? Никогда не поверю. И мы говорили об этом достаточно долго. Прощайте.
Кимберли успела увидеть на лице шотландца сначала досаду, а потом выражение решимости. Он явно не привык мириться с поражениями. Однако если он будет пытаться завоевать сердце Меган Сент-Джеймс, то поражение ему обеспечено: вся Англия знает, что герцог и герцогиня Ротстон безумно любят друг друга. Известие об этом достигло даже такой глуши, как Нортумберленд, но, видимо, в Шотландии об этом еще не слышали.
Горец-шотландец. Очень жаль. Кимберли почувствовала некоторое влечение к Лахлану Макгрегору… Нет, это слишком слабо сказано. Она почувствовала очень сильное влечение. Нет смысла это отрицать. Но его сердце уже завоевано – пусть и замужней женщиной. И он – шотландец. И даже если бы можно было преодолеть первое препятствие, то со вторым сделать ничего нельзя. Отец никогда не одобрил бы ее брак с шотландцем. Скорее он от нее отречется – и плевать ему на то, какой скандал это вызовет.
Шотландец! Очень, очень жаль.