bannerbannerbanner
Шкура белого бизона

Джеймс Уиллард Шульц
Шкура белого бизона

Полная версия

– Но мы в мире с твоим народом; вы можете приходить и убивать бизонов, сколько вам нужно, вы можете приходить в наш лагерь и охотиться вместе с нами, – сказал Апси.

– Да. Но как долго? Только до тех пор, пока, как это обычно бывает, ваши и наши юноши не поругаются из-за чего-то и прогонят моих людей назад, в бедную страну на западе. Так вот, я не уйду! Я не трус; я останусь по эту сторону гор, даже если это будет стоить мне жизни.

Да уж, шутки у нашего хозяина были невеселые. Апси сменил тему.

– Скажи отцу, – сказал он девушке, – что я с ним согласен; это богатая страна. Не только эти животные здесь есть, но и редкие и священные. Только вчера, чуть ниже этого места, мой друг, который здесь сидит, Красный Лис, убил белого бизона. Далеко, ниже по Большой реке, жрица нашего племени, Бобриха, видела здесь белого бизона, и вот почему мы здесь. Так вот! Тот, Кто Наверху, выбрал моего почти-брата, чтобы убить его!

И Апси продолжил свою речь, расхваливая меня, рассказывая о моей отваге и удачливости во всех начинаниях. Это был распространенный обычай у черноногих – друг расхваливал ухажера девушки ее родителям.

Но каким же дураком чувствовал я себя! Мое лицо горело. Я бросил взгляд на девушку. Она даже не смотрела в мою сторону – казалось, ей это безразлично. Я видел, что ее отец нахмурился, а ее мать-кутенайка с тревогой смотрит на него.

Но единственное, что он сказал, было:

– Уже поздно. Ступайте отдыхать.

Мы встали и вышли из вигвама.

Снаружи я сказал Апси:

– Он сказал нам, что уже поздно, только затем, чтобы от нас избавиться. Он не показал мне никакого признака дружелюбия.

– Ты в этом не можешь быть уверен; ведь от одеял он не отказался.

– Девушка тоже на меня не смотрела.

– В присутствии родителей девушка не должна смотреть на гостей-юношей; она должна вести себя так, словно их в вигваме нет.

– Я уверен, что не понравился ей.

– Какой ты трусишка! Будь смелее! Будь рядом с ней; говори с ней при каждом удобном случае, дари ей красивые вещички, и она будет твоей, я это точно знаю.

Мы были уже рядом с нашим вигвамом, и я не мог ответить так, чтобы дядя и Женщина-Горностай меня не услышали. Мы вошли внутрь.

– Где вы двое были? – спросила Женщина-Горностай.

– Бродили вокруг, – ответил я.

Едва я это произнес, как откинулось дверное полотнище и вошла жена Желтого Медведя, кутенайка, с двумя одеялами, который я ей подарил, и медленно, с явной неохотой, положила их на колени Женщины-Горностая, и что-то сказала на своем гортанном языке. Я подумал про себя, что попался. Я почувствовал себя дешевкой. Я глянул на Апси: тот приложил ладони ко рту, чтобы скрыть свою усмешку.

– Что это значит? – спросила Женщина-Горностай, указав на одеяла и потом посмотрев на женщину. – Я что-то не поняла?

Та ответила на языке жестов, едином для всех племен равнин, от Саскачевана до Мексики:

– Мой муж велел мне вернуть эти одеяла, которые дал нам твой белый сын. Он сказал, что не хочет, чтобы кто-то доискивался его дочери, потому что он обещал ее мужчине своего племени – Двойному Грому, богатому и могучему вождю.

– Эх, Генри! Да ты мошенник! – воскликнул дядя и расхохотался.

Но Женщина-Горностай не смеялась. Пристально глядя на мен, она сказала:

– Так-то ты слушаешь нас! Украл два одеяла и отправился ухаживать за девушкой!– И добавила, обратившись к Апси: – А ты! Наверняка ты был очень красноречив – рассказывал о том, какой твой друг богатый, сильный и щедрый!

– Я не крал одеяла. Теперь я ваш партнер по торговле, и они столь же мои, как и ваши, – ответил я.

– Торговля! Ха! Какая теперь будет торговля, когда ты заинтересовался девушкой? Ладно, покончим с этим. Теперь ты знаешь, что не получишь ее, – сердито сказала она. А потом, повернувшись к кутенайке, с улыбкой сказала знаками: – Я знаю, как хотела бы ты получить одно из этих одеял. Я, только я, даю его тебе; возьми его.

– Нет. Это сильно рассердит моего мужа. Я боюсь брать его, – сказала женщина и, развернувшись, вышла.

– Сестра, ты сильно рассердилась, хотя причин для этого нет,– сказал тогда Апси. Если мой почти-брат заберет эту девушку, никаких неприятностей не произойдет. И вот что я тебе скажу: если он хочет получить эту девушку, Зарю, то я помогу ему всем, чем смогу, чтобы он ее получил. И вот что я в действительности думаю: ты просто ревнуешь своего сына – своего почти-сына; ты вообще не хочешь, чтобы он женился на любой из девушек, ты хочешь, чтобы он всегда оставался с тобой.

Моему дяде очень повезло, что Женщина-Горностай не видела, как он кивнул и улыбнулся в знак одобрения. Но она очень сердито глянула на нас, и тут же мы услышали всадников, подъехавших к вигваму, и двое юношей-пикуни вошли внутрь и сказали, что они посланы вождями и должны передать нам, что племя остановилось на ночевку на реке Непохожей и прибудет сюда на следующий день.

Это была хорошая новость, и у Женщины-Горностая пропала охота ругаться. Она сразу же рассказала им, как я убил белого бизона, и они ее часто перебивали удивленными или радостными восклицаниями. Едва она закончила, они спросили меня, что я собираюсь сделать с этой шкурой, и, когда я ответил, что решил отдать ее Бобрихе, чтобы та ее выделала и пожертвовала Солнцу, они сразу побежали, чтобы сообщить всему племени эту замечательную новость.

Мы улеглись на своих лежанках, и я подумал о том, что произошло этим вечером – вначале у меня на душе было тяжело, но потом я пришел к выводу, что не стоит вешать нос. Прежде всего, мне двадцать один год; я взрослый человек и сам себе хозяин. Сдаваться я не стану. Я должен найти возможность встретиться с Зарей наедине, поговорить с ней, и сделать все возможное, чтобы она стала относиться ко мне, как и я к ней.

На рассвете, когда мы с Апси отправились к лошадям, к нам подошел Красный Рог и спросил, что за всадники были у нас прошлым вечером. Он очень обрадовался, узнав, что пикуни сегодня присоединятся к нам. Он должен, сказал он, велеть своим кутенаи надеть праздничные одежды, и после полудня они должны выехать им навстречу, чтобы приветствовать друзей. Нам нравились такие представления – встреча двух дружественных племен, и мы сказали, что тоже пойдем с ними.

Тем утром я сделал следующий ход. Тропинка, по которой ходили к ручью за водой кутенаи, проходила через лес позади нашего лагеря. Сразу после завтрака я спрятался в кустах можжевельника, ожидая, когда там пройдет Заря. Шли другие. Женщины, поодиночке, по двое или по трое, группы детей, иногда мужчины с ведрами. Время шло; солнце в безоблачном небе поднималось все выше и выше и здорово меня припекало.

Прошел старик с кремневым ружьем в руке, и, свернув с тропы, ненадолго остановился, испугавшись, когда заметил меня. Потом он понимающе улыбнулся, его глаза заблестели, и он знаками сказал мне: «В давние времена я тоже прятался в кустах, ожидая, когда красивая девушка пройдет по тропинке за водой». И пошел дальше, заставив меня почувствовать себя настоящим дураком.

Я уже готов был сдаться и вернуться в лагерь, когда девушка наконец появилась на тропе – она двигалась медленно, но так изящно! Когда я встал, сердце мое забилось быстрее. Она увидела меня, остановилась на мгновение, потом пошла дальше, опустив глаза.

Я встал у нее на пути и, заикаясь, сказал:

– Заря, постой. Я хочу что-то сказать тебе: я тебя очень люблю. Я тебе совсем не нравлюсь? Полюбишь ли ты меня хоть немного, станешь моей женой?

– Ты не должен так со мною говорить, – сказала она ровным голосом. – Я обещана другому; скоро я буду принадлежать мужчине их племени моего отца. Отойди, дай мне пройти.

– Я знаю. Ты обещана старику; ты станешь одной из его многих жен. Будь добра ко мне. Будь моей женщиной, единственной на всю жизнь. Я буду добр к тебе. Я не беден: я дам тебе любую вещь, какую ты захочешь.

– Ты просишь невозможного. Я повторяю: отойди с дороги, дай мне пройти.

– То, о чем я говорю, совсем не невозможно. Ты еще не замужем; ты можешь уйти ко мне. Я защищу тебя от гнева твоего отца и старика, которому ты обещана.

– О, прекрати, прекрати! Я не стану слушать тебя! – крикнула она и, развернувшись, побежала туда, откуда пришла.

Я рванулся было за ней, но увидел несколько женщин, идущих в нашу сторону, остановился и крикнул:

– Это не конец! Я буду говорить с тобой еще и еще. Ты полюбишь меня!

Обернувшись, она сердито ответила:

– Никогда этого не будет! Не заговаривай больше со мной!

Мне было больно. Я вернулся в лагерь очень грустный.

После полудня мы с Апси оседлали самых наших быстрых и выносливых лошадей и отправились с кутенаи вниз по тропе. Их было несколько сотен, они были одеты в свои лучшие наряды – богато расшитые рубахи из оленьей кожи, украшенные длинной бахромой, леггинсы, украшенные мехом головные уборы, с оружием в руках, они представляли собой очень живописное зрелище.

В трех или четырех милях ниже лагеря мы увидели длинную колонну пикуни на противоположном краю долины, спускавшуюся к реке по извилистой тропе. Мы остановились там, где были, чтобы двинуться дальше и встретить их, когда они пересекут реку.

Пока мы ждали их, несколько женщин и детей кутенаи обогнали нас на своих горных лошадях, желая лучше видеть встречу племен. Среди них была и Заря, в накидке из белой оленьей кожи, расшитой бисером и украшенной полосками из шкуры горностая, и плотно облегавшей голову шапочке, красиво сплетенной из окрашенных стеблей травы. Они проехали рядом с нами, спустившись по склону, и я все смотрел и смотрел на девушку, надеясь, что взгляд ее обратится на меня, потому что и я одет был неплохо. На мне была отлично сшитая рубашка из оленьей кожи, такие же штаны, красивые мокасины и расшитый бисером пояс – плоды терпеливого труда и искусных рук Женщины-Горностая, способные, как мне казалось, обратить на себя внимание любой девушки. Но Заря, болтая и улыбаясь с теми, кто был рядом с ней, казалось, видела всех, кроме меня. Лишнее доказательство, думалось мне, ее неприязни ко мне.

 

Я очень расстроился, и, должно быть, это стало заметно, потому что Апси, который был рядом со мной, сказал:

– Она просто притворяется; она восхищена тобою, все время на тебя посматривает. Ха! Ты что, девушек не знаешь?

Как раз в это время показались пикуни, перешедшие через реку и поднявшиеся к нам. Впереди был Безумное Перо, знаменитый жрец Солнца, верхом на раскрашенной красной краской белой лошади. А прямо за ним ехала Бобриха, его жена, она вела в поводу черную лошадь, также раскрашенную красной краской, нагруженной амулетами ее мужа, среди которых была трубка Грома, завернутая во множество покрывал, и их вещами в сумках из красной и сыромятной кожи.

Подойдя близко к нам, пара священников остановилась. Вожди и другие жрецы Солнца, и многие воины, облаченные в военные одежды, украшенные шкурками горностая, головные уборы из орлиных перьев и леггинсы, выехали вперед и мгновение спустя хором запели веселую, радостную песню мира, сопровождаемую ритмом множества барабанов. Так они продвинулись примерно на сто ярдов, остановились и молча стояли, пока кутенаи продвигались на такое же расстояние, распевая песню мира своего племени, так непохожую на нашу, более тихую и спокойную. Затем снова вперед двинулись вожди пикуни, снова с песней, снова остановились, и все повторилось. И так два отряда приближались друг к другу.

Наконец они сошлись и радостно приветствовали друг друга. Я увидел Красного Рога и Большое Озеро, главного вождя пикуни, мы обнялись и расцеловались, и повсюду люди приветствовали друг друга.

Затем произошло небольшое замешательство. Безумное Перо и Бобриха подъехали к нам, спешились и дали мне знак тоже сойти с коня и встретить их. Я это сделал, и, с плачем и песнями, женщина поцеловала меня и, подняв к небу руки, поблагодарила Солнце за то, что оно избрало меня для того, чтобы именно я добыл священного белого бизона из ее видения. И все подошедшие мужчины и женщины стали выкрикивать мое имя, восхвалять меня, гладить меня, а потом себя, веря, что так смогут разделить силу, данную мне Солнцем; некоторые женщины даже протягивали ко мне своих детей, выкрикивая мое имя и прося для всех долгой и счастливой жизни.

У меня и мыслей не было о том, что добывший белого бизона приобретает такую славу и такой почет. Я был одновременно смущен и горд. Особенно горд я был, когда увидел рядом Зарю, которая сидела рядом на лошади, и широко открытыми глазами с большим интересом смотрела на меня. Почести, которые мне воздавались, должны были заставить ее думать обо мне самое лучшее, как я надеялся. Как говорил Апси, мое сердце поднялось.

Но теперь длинная колонна двинулась дальше, наши вожди были впереди с вождями кутенаи, и Безумное Перо с Бобрихой сказали мне, чтобы я снова сел на лошадь и ехал рядом с ними. Так я и сделал, не испытывая никаких чувств от такой чести.

Длинная процессия свернула в прерию. Мой дядя вышел вперед, приветствовал вождей и пригласил их в свой вигвам, чтобы поесть и выкурить трубку. Пока все это происходило, сотни вигвамов племени уже стояли в круг в нижней части участка, и тысячи лошадей были отпущены в долину пастись: они заполнили все ее склоны, оставив только немного места для наших рабочих лошадей.

Перед закатом мы с Апси сняли шкуру белого бизона с рамы, на которой она сушилась, и отнесли ее Бобрихе.

Шли дни, охотники бродили по долине, горам и ближним равнинам в поисках мяса для своих семей, и нам с Апси стало трудно без помощи обеспечивать наши многочисленные семейства. Мой дядя отрядил двух наших работников сопровождать нас на фургонах с упряжкой из четырех лошадей, чтобы привезти нашу добычу.

Я несколько раз пытался встретить Зарю на тропинке для водоносов и поговорить с ней, но она всегда была в компании. Вечером накануне охоты я снова спрятался в кустах можжевельника и стал ждать ее появления. Ждать с большой надеждой на то, что она согласится выслушать мои мольбы; разве она не заинтересовалась мною, когда люди на тропе выкрикивали похвалы в мой адрес?

Вот! Она идет, мягко ступая, неся ведро и напевая веселую песенку. Но, когда я вскочил, она испуганно остановилась, повернулась и поспешила назад.

– Заря! Подожди! Я хочу поговорить с тобой! – кричал я, но она побежала еще быстрее.

Я побежал, чтобы догнать ее, схватить ее и заставить выслушать себя, но остановился, потому что навстречу шли женщины-кутенаи. Я, очень расстроенный, вернулся в лагерь.

Мы вышли рано следующим утром, Апси и я на наших лучших охотничьих лошадях, наши работники на фургонах двигались за нами. Поднявшись на край долины, мы увидели тут и там несколько стад бизонов. Перед нами было несколько охотников – кутенаи и пикуни – некоторые из них преследовали небольшие стада бизонов, другие разделывали добычу. Мы двинулись дальше, прошли мимо них и так, уже ближе к полудню, оказались у небольшого ручья, который назывался Вишневый ручей.

Стадо в несколько сотен бизонов пришло к ручью на водопой, толкаясь и плескаясь. Мы остановились на верху склона, пока стадо не напилось и не стало подниматься к другому краю долины. Мы с Апси спустились, пересекли ручей; наши работники не спеша последовали за нами и стали подниматься по другому склону. Затем, взглянув за кромку склона, мы обнаружили, что находимся в двухстах ярдах от стада – все животные лежали, кроме нескольких старых коров, стоявших на страже. С двух сторон от них был глубокий овраг, перейти который они не могли, а за ними – крутой склон, который замедлил бы их бег. Все предвещало нам хорошую добычу.

– Кай! Пошли! – сказал Апси, и мы рванулись к стаду и успели застрелить нескольких животных, прежде чем те собрались и побежали к холму, мы за ними.

Это было здорово, просто замечательно – направлять лошадь то к одной, то к другой жирной корове, нагонять ее и сбивать на землю. Но продолжалось недолго, потому что мы скоро обнаружили, что добыли столько мяса, сколько могут увезти наши погонщики. Мы остановились и оглянулись: на короткой зеленой траве лежало двенадцать черных туш.

Апси сказал:

– Отлично! Наша семья долго не будет нуждаться в мясе.

– И у меня будет много времени, чтобы решить вопрос с Зарей, – сказал я, но не вслух.

Вернувшись к ближайшим убитым животным, мы спешились, и каждый стал разделывать одну из туш. Наши работники тем временем подъехали к нам, распрягли лошадей и включились в работу.

Они начали напевать веселую песенку французских моряков, пока вырезали языки и жирные ребра с горбов, которые женщины поджарят и подадут им. Это была мирное, счастливое зрелище.

Но внезапно все изменилось – на краю склона появился отряд в тридцать всадников или больше, и, распевая военную песню, поскакал в нашу сторону!

Глава четвертая

Преследуемые Перерезающими Горло

Это всегда заставляет сердце учащенно биться – неожиданное нападение врагов, желающих заполучить твой скальп. Наши работники, которые особой храбростью не отличались, начали кричать нам с Апси, чтобы мы их защитили. В любом случае наше место было рядом с ними: фургоны давали нам хорошую защиту от нападавших. Мы вскочили на лошадей, поскакали вниз и спешились рядом с фургонами, раньше чем враги спустились с длинного крутого склона на равнину. И все это время наши работники не переставали нас звать.

– Дураки, сделайте сами хоть что-то! – крикнул я. – Заведите лошадей между фургонами, потом беритесь за ружья!

Я обернулся и посмотрел на военный отряд. Всадники собрались в кучку и явно решали, как лучше было бы на нас напасть. Скоро тринадцать человек отделились от них, спешились, и семеро из них побежали на восток, а шестеро на запад, в овраги, которые спускались к ручью по обеим сторонам от нас. Остальные, со всеми лошадьми, вернулись на склон; мы поняли, что они хотят пройти по оврагу до ручья, развернуться и атаковать нас с тыла.

Самая большая опасность исходила от тех, кто был сейчас в овраге; они могли пройти так, чтобы оказаться напротив нас, и под прикрытием кустов быстро нас перестрелять.

– Апси! И вы, бездельники, – крикнул я, – наша единственная возможность спастись – прорваться назад, в лес за ручьем.

– Да. Нужно запрячь лошадей и бежать, – ответил Апси.

– Нет! Нет! Мы пойдем с вами! – заныл один из них.

– Да. Мы поедем верхом на двух рабочих лошадях, – крикнул другой.

– Запрягайте фургоны! Живее! – крикнул я.

И они побежали; но делали все так бестолково, что мы с Апси сами запрягли двух лошадей в один из фургонов. Как только это было сделано, они прыгнули в фургоны и стали нахлестывать лошадей, направляясь к лесу.

Мы с Апси прыгнули в седла и последовали за ними, когда бах! прозвучал выстрел слева и бах! бах! два выстрела справа. Фургоны не пострадали, и Апси крикнул мне:

– Мы убьем этих двоих, пока они перезаряжают!

Мы заметили их расположение по облачкам дыма из ружей, и рванулись к краю оврага. Прямо под нами, примостившись на полке, выступавшей из глинистого склона оврага, эти двое перезаряжали свои гладкоствольные капсюльные ружья. Они на мгновение уставились не нас широко открытыми от удивления глазами, по их нечесаным всклокоченным волосам мы поняли, что они принадлежат к ассинибойнам, одному из племен сиу. Затем, спрыгнув с полки, они побежали вверх по оврагу, и Апси крикнул мне:

– Твой первый, другой мой.

– Нет! У нас нет времени! Смотри, эти идут, – ответил я, показывая на семерых из восточного оврага, которые бежали к нам.

– Время есть. Это наш шанс посчитать большой ку. Подумай, как это поможет тебе в деле с Зарей, – сказал он и начал стрелять, и третий выстрел поразил его цель.

Я начал стрелять в другого, но все время промахивался из-за того, что моя лошадь не могла стоять спокойно. Я видел, как мои пули взбивали пыль вокруг человека. Ружье мешало ему бежать – он на ходу пытался поставить капсюль. Трое из его части отряда видели это и старались его подбодрить; он на мгновение обернулся и прицелился в меня, но моя пуля поразила его прежде, чем он спустил курок, и он упал. Тогда мы стали стрелять в остальных троих, и они спрятались.

– Вот! Теперь у нас есть доказательство наших ку, оружие убитого врага, – крикнул Апси и спрыгнул с лошади.

– Мы не сможем! Смотри, они приближаются! – ответил я, указывая на семерых, которые упорно двигались к нам.

– Они далеко; мы успеем.

Риск был велик, но как же мне хотелось, чтобы Заря услышала, как я считаю свои ку во время церемонии у священной хижины Солнца!

Я спрыгнул с лошади и, следуя за Апси, побежал к тому, которого убил. Он лежал на спине, раскинув руки, в правой руке еще было зажато ружье. Его широко открытые глаза словно с упреком смотрели на меня. Я почувствовал жалость к нему и стыд за то, что убил его, несмотря даже на то, что он сам хотел меня убить. Меня трясло, когда я схватил его ружье и побежал к Апси, который нес ружье, нож в ножнах и скальп убитого им врага.

Добравшись до полки, мы забрались на нее. Выпрямившись и осмотревшись, мы поняли, в каком оказались положении. Семеро из соседнего оврага были в двухстах ярдах от нас, четверо товарищей двух убитых нами бежали, чтобы соединиться с ними.

– Быстрее! К лошадям! – крикнул Апси.

– Да! – ответил я.

Оставив там же на полке доказательства наших ку, мы перескочили кромку оврага и мгновением позже были в седлах и скакали вниз по склону; семеро стреляли в нас, а мы в них. Но все выстрелы пропали впустую.

Основная группа врагов тем временем направлялась к восточному оврагу, спускаясь вдоль другой его стороны, почти напротив нас. Но наши лошади были намного быстрее, и мы скоро нагнали наши фургоны, крикнув погонщикам следовать за нами.

Затем мы в обратном направлении пересекли ручей по тому же пути, каким пришли, и стали искать место в лесу, где можно было бы занять оборону, когда из-за излучины показались семеро всадников-кутенаи, во главе с самим Красным Рогом. Двое наших погонщиков стали кричать, чтобы те защитили нас – спасите нас! Мне пришлось применить плеть, чтобы заставить их замолчать и услышать, что говорить мне Красный Рог.

Он начал сначала:

– Мы смотрели с края долины и увидели, что у вас неприятности. Кто они, те, кто на вас напал?

– Перерезающие Горло.

– Хорошо. Пойдем дальше. Мы встретим их, когда они спустятся в долину.

Мы пошли дальше вместе с этими семерыми, оставив позади своих обезумевших работников. Мы перемахнули ручей и проскочили через лес, оказавшись на другой его стороне, когда враги только приближались к нему. С криками удивления они развернулись и побежали, не сделав ни единого выстрела. Уходя, они бросили тринадцать лошадей, которых вели в поводу – лошадей тех, кто пошел в овраги. Это заставило наших друзей-кутенаи остановиться и забрать их, потому что это тоже было ку. Один или двое замедлили движение, но Красный Рог прикрикнул на них, и они повиновались.

 

Мы стали стрелять в убегающих врагов, и сначала один, а за ним другой Перерезающий Горло упал. Потом пуля попала в лошадь, и ее всадник, приземлившись на ноги, развернулся и выстрелил в нас, промахнулся, и был сам застрелен, перед смертью сделав нам знак приблизиться.

Перед таким соблазном кутенаи не смогли устоять – посчитать ку над убитыми врагами. Не обращая внимания на приказы Красного Рога, они рванулись вперед, каждый хотел оказаться первым рядом с убитым, чтобы объявить, что его убил именно он, и завладеть его оружием. Тем погоня и закончилась, потому что мы втроем не могли ее продолжать. Мы спешились и стали стрелять в Перерехающих Горло, но ни в кого не попали.

Достигнув края долины, враги в последний раз выстрелили в нас и убежали.

– Все закончилось. Вы живы, – сказал нам Красный Рог.

– Да, а у тебя нет ничего, чтобы показать в подтверждение своего ку. Но ты сможешь посчитать. Пошли к захваченным лошадям, пока твои жадные кутенаи не все растащили, – сказал Апси.

Мы побежали назад, и все остальные тоже, к своим лошадям. Но они опоздали. Красный Рог держал концы ремней семи лошадей, а мы с Апси еще раньше поймали остальных. На языке Черноногих, который остальные не понимали, Апси сказал Красному Рогу, что отдаст ему пойманных нами лошадей. Он был более чем доволен.

Мы кратко рассказали ему об успешной охоте на бизонов и попросили кутенаи помочь нам разделать добычу. Они охотно согласились, и Красный Рог отправил одного из своих передать нашим работникам, чтобы те возвращались. Вскоре мы закончили работу и отправились домой, и доказательства наших с Апси ку были аккуратно завернуты и уложены в фургон.

Когда мы приблизились к лагерю, солнце уже садилось. Всадники, ушедшие вперед, принесли новости о стычке, и множество пикуни собрались в лагере кутенаи, ожидая нашего возвращения. Когда мы выехали из леса, они побежали нам навстречу, выкрикивая наши имена и восхваляя нас за то, что мы убили Перерезающих Горло, злейших врагов всех племен Черноногих.

Хотя я и был к этому готов, все же такая бурная встреча произвела на меня большой впечатление. И кутенаи, хотя это не так их касалось, столпились вокруг Красного Рога и хвалили его, да и нас тоже. Я думал, что и Заря должна быть среди них и слышать хвалы в мой адрес. Но, осмотревшись, я ее не нашел. Когда мы приблизились к вигваму Желтого Медведя, она с отцом была там, перед вигвамом.

– Ха! Теперь они видит меня, теперь узнает, как уважают меня ее соплеменники, – сказал я себе, и, раздувшись от гордости, не нашел ничего другого, кроме как сказать это; она резко повернулась и вошла внутрь, не удостоив меня даже взглядом.

Она не посмотрела на меня! Я для нее значу меньше чем ничего! Мое сердце упало.

Придя в наш лагерь, немного позже, я даже не в силах был отвечать на сердечные приветствия, которыми встретили нас дядя, Женщина-Горностай и Бакли. Женщина-Горностай поставила перед нами хороший ужин, но я смог только попробовать, хотя Апси поел с аппетитом.

Она продолжала смотреть на меня, и, когда он закончил, спросила:

– Почти-сын, у тебя неприятности? Что случилось?

Прежде чем я смог ответить, Апси с хитрой ухмылкой сболтнул:

– Его милая, эта Заря, его неприятность. Когда мы сейчас подошли к ее вигваму, она шмыгнула внутрь, даже не взглянув на него…

Он ненадолго прервался, приложив ладонь ко рту, виновато глянул на меня и пробормотал:

– Хайя! Мой язык слишком быстрый!

Это смутило дядю; он отвернулся и с трудом сдержал смех. Женщина-Горностай посмотрела сперва на него, потом на меня.

– Не надо так на меня смотреть. Она не моя милая и никогда ею не станет, – сказал я ей.

– Ты ни в чем не виноват. Послушай меня, почти-сын: держись подальше от этой девушки, и тем избавишь нас от больших неприятностей, – ответила она.

Думала ли она на самом деле, что, если она станет постоянно это повторять, я отстану от девушки? Ха! Я не оставлю попыток, решил я, и почувствовал себя намного бодрее

Тут вошел Маленькая Выдра, чтобы навестить нас, и упомянул о том, что пикуни пригласили кутенаи спуститься и поставить свои вигвамы в их лагере, рядом со своими друзьями. Я сразу подумал – помешает мне это видеть Зарю чаще или поможет.

На следующее утро кутенаи спустились в большой лагерь, и после полудня, не обращая внимания на сердитые взгляды Женщины-Горностая, я пошел туда.

Вигвам Желтого Медведя, как оказалось, стоял рядом с вигвамом Безумного Пера и Бобрихи. Ха! Мне это было наруку. Как убивший белого бизона я должен был принимать участие в церемониях, сопровождавших выделку и разрисовку шкуры, так что у меня появлялась прекрасная возможность следить за тем, куда ходит Заря, и, может быть, проследовать за ней, не привлекая внимания.

С легким сердцем я приблизился к двум вигвамам. Бобриха рядом со своим вигвамом выделывала растянутую на раме священную шкуру, очищая ее внутреннюю сторону скребком со стальным лезвием.

– Любимец Солнца, мой белый сын, садись здесь, в тени, – приветствовала она меня.

Я сел в тени навеса, который она поставила, чтобы предохранить шкуру от солнечных лучей, и она стала расспрашивать меня о нашей стычке с Головорезами. Я отвечал невпопад, потому что взглядом искал Зарю. Входной полог ее вигвама был на месте, а скрещенные шесты перед ним говорили о том, что внутри никого нет. Быть может, отец взял ее с собой на охоту, подумал я. Мое сердце снова упало; мне оставалось только вернуться домой и начать делать лодку, что я давно собирался.

Между этим вигвамом и следующим, ближе к краю, была куча шестов и веток для другого навеса. . Женщины любили работать под ними или просто сидеть и болтать жаркими летними днями, И вот, я уже хотел встать и уйти, когда Заря и еще две женщины пришли туда, неся еще материалы для навеса. Я хорошо знал двух других женщин – это были жены моего хорошего друга Два Медведя. Я был счастлив! Я мог сидеть с ними под этим навесом и без помех общаться с девушкой.

Надежды росли, я смотрел на Зарю, когда она бросила зеленые ветки, которые несла, и села отдохнуть. Она заметила меня и сразу стала смотреть в другую сторону.

Потом другие заметили меня, и одна из них сказала:

– Ха! Это ты, Красный Лис.

А другая сказала:

– Приветствую тебя, Красный Лис, убивший Перерезающих Горло. Иди сюда, садись, и расскажи нам об этом сражении.

– Да, конечно, позже, когда поговорю с Бобрихой, – ответил я, не желая казаться слишком назойливым.

Присоединиться к им мне было совершенно позволительно, потому что обе они были вдвое старше меня. Но, с другой стороны, молодому мужчине из племени Черноногих непозволительно было сидеть и беседовать с молодой женщиной, замужней или холостой, никогда, даже в присутствии ее родных.

Я продолжил разговаривать с Бобрихой. Вокруг нас ходили люди, много людей. Я мог слышать разговоры и смех Зари и ее компаньонок.

Внезапно они замолчали, и я оглянулся. Вот те на! Недалеко от них стоял молодой вождь пикуни, Красавец. На нем было накинуто красивое одеяло работы навахо, которое он сам захватил при набеге далеко на юг; его рубашка из оленьей кожи и такие же леггинсы были белы, как свежий снег; его мокасины были украшены богатой вышивкой всех цветов радуги. На плече у него висел колчан с луком и стрелами, сделанный из шкуры выдры, на боку – украшенный перьями щит, на груди висело зеркало в резной деревянной раме. Внешностью немногие могли бы с ним соперничать. Ростом он был под шесть футов, стройный, прямой как стрела, с выразительным взглядом красивых глаз и аккуратно заплетенными косами, которые едва не касались земли.

И вот он стоял и не уходил, и все прекрасно понимали, зачем! Он был здесь ради того, чтобы Заря посмотрела на него, и пришла в восхищение от того, как он выглядит и как одет. Так принято было, очень принято у Черноногих ухаживать за девушкой. И какие шансы были у меня против него, самого желанного для всех женщин мужчины?

Рейтинг@Mail.ru