Джеймс Паттерсон
Последние дни Джона Леннона
Глава 8
When I left my home and my family
I was no more than a boy…
Когда я бросил дом и близких,
Я был еще совсем мальчишкой…
The Boxer[4]
В гамбургский район Санкт-Паули они прибывают около полуночи. Доплыли на пароме из Хариджа до Хук-ван-Холланда, оттуда микроавтобусом до Германии.
Им дали подписать контракт на немецком и английском языках и повели в мрачный, сырой спальный район – «свинарник… клоповник последний», расположенный за киноэкраном порнокинотеатра Bambi напротив клуба Indra, где они будут работать на Бруно Кошмидера, бывшего циркача лет под шестьдесят, хромавшего из-за боевого ранения.
– Вечером в будни играть будете по четыре с половиной часа, – инструктирует их Кошмидер через переводчика, – с тремя перерывами по тридцать минут. По выходным играете шесть часов.
Джон бледнеет. «Наше самое долгое выступление длилось 20 минут. А теперь от нас требуют играть не меньше шести часов, причем все следующие 48 вечеров?»
The Beatles поднимаются на маленькую сцену. Восемь часов, 17 августа 1960 года. Ровно двадцать лет назад[5] немцы впервые совершили налет на Ливерпуль. Фашистские самолеты тогда разбомбили порт.
Пит Бест темп не держит, зато с педалью басового барабана управляется неплохо. «Мы весь вечер напролет держали этот мощный четыре-на-такт», – вспоминает Джордж. На шум стекается толпа. Немцам нравится!
И так каждый вечер.
В клубе Indra The Beatles ставят свой рекорд: 204 часа на сцене. Если бы играли у себя – это было бы 136 полуторачасовых концертов.
«От долгого пения начинало болеть горло, – не без удовольствия вспоминает Джон об их болезни, которую они прозвали “Гамбургская глотка”. – Чтобы двенадцать часов за раз выдержать, надо было вкалывать конкретно. Дома мы никогда бы так не натренировались».
Когда в середине октября они вернулись домой, Аллан Уильямс изумился: они стали играть действительно здорово. «Мы стали там самой охрененной группой, – расскажет потом Леннон об их раннем этапе. – За нами было уже не угнаться».
Когда у них упадническое настроение и надо срочно его поднять, Джон включает агента студии c сигарой в зубах и с гадким американским акцентом кривляется:
– Пар-рни, куда мы катимся?
Парни отвечают с таким же жутким американским акцентом:
– Пр-рямо в топы, Джан-ни!
– Куда-куда, пар-рни?
– В самые то́пы-по́пы, Джан-ни!
– Так дер-ржать!
Бруно Кошмидер предлагает им новый контракт, с октября до конца следующего года, на выступления в другом его клубе, который больше и популярнее. Это Kaiserkeller, где на выходных они будут чередоваться с другой группой.
– А что это за другая группа? – интересуется Джон.
– Рори Сторм и его The Hurricanes.
То есть их уравняли с лучшей ливерпульской группой.
Глава 9
Man, I was mean but I’m changing my scene…
Чувак, я был подлым, но я изменился…
The Beatles. Getting Better
Полу нужна новая гитара. Та, которая у него сейчас, уже никуда не годится. Джон положил глаз на Rickenbacker 325 светлого дерева и 18-ваттный Fender Deluxe американской сборки.
Пол считает, что им нужен новый басист. Стюарт стал играть получше, но он несерьезно относится к музыке. «Наша группа еще прославится, – утверждает Пол, – но с таким басистом мы далеко не уедем, он тянет нас назад».
Полу Стю никогда не нравился, Джон в курсе, но сейчас еще все усложняет ревность к его роскошной девушке, фотографу Астрид Киргхерр. Астрид и ее друг Клаус Форман, молодые талантливые ребята из Германии, недавно подружились с группой. И, сказать по правде, Джон немного злится, что Астрид влюбилась не в него.
Не то чтобы Пол ошибался насчет Стю… Вот как оценивал его Тони Шеридан, британский рокер и признанный босс гамбургской сцены: «Он на 90 % – всего лишь образ. Не пойдет, нужно максимум 50 %, потому что остальные 50 % должен заполнить музыкальный талант».
Им, правда, не стоит волноваться за Стю, тот ясно дал понять, что скоро уйдет из группы. И вообще он собрался делать Астрид предложение.
– Теперь надо что-то решать с Питом, – продолжает Пол. – Играет он совсем не на нашем уровне.
Вот бы к ним Ринго.
Они много общались с барабанщиком из Rory Storm and The Hurricanes, выпивали вместе, чтоб узнать его получше. Ринго, которого Джордж при первом знакомстве про себя окрестил мерзавцем, «оказался самым милым из всех них».
«Нам нравился его стиль, – соглашается Джон, – но мы только что пригласили другого барабанщика и ничего поделать не могли».
Вместо этого Джон сообщает группе, что он договорился о концерте с более высоким гонораром в клубе Top Ten.
Пол и Джордж просто сияют от радости. Top Ten – это самый настоящий, реальный рок-клуб с шикарным оборудованием, а не какой-то бар с живым звуком. Они там уже бывали, даже играли с Тони Шериданом.
28 ноября Стю официально заявляет: они с Астрид обменялись кольцами. Считай, помолвлены.
Бруно Кошмидер приглашает всех в свой офис. До него дошли слухи о планах Джона насчет клуба Top Ten.
Переговоры ведет его переводчик.
– Подпишите это, – говорит он, раздав каждому по экземпляру договора, в котором четко прописано, что The Beatles в декабре не будут выступать ни в одном другом клубе Гамбурга.
Джон отказывается, швыряет договор на стол продюсера.
И тут как назло оказывается, что немецкие власти прознали о том, что Джорджу всего семнадцать, а значит, по несовершеннолетию он не может получить настоящее разрешение на работу, вследствие чего ему грозит незамедлительная депортация. Джордж всю ночь учит Джона своим партиям. «Настроение у меня было хуже некуда, – вспоминал Джордж. – Так прям в голове рисовалось: все тут остаются, а я торчу в Ливерпуле, вот и все».
Оставшиеся из The Beatles собирают свое оборудование и переносят его в клуб Top Ten. В качестве прощального подарка Пол и Пит прибивают к стене гвоздями несколько презервативов и поджигают их. Бетон немного подкоптился, но в основном из ущерба осталась только вонь.
На следующий день немецкий полицай арестовывает Джона, Пола и Пита за «попытку поджога».
Узнав о случившемся, Стюарт приходит в участок и подписывает заявление на немецком, что о пожаре он не знал. После личных допросов полицейские их отпускают, но уже на следующее утро Пола и Пита задерживают в клубе Top Ten, надевают на них наручники, передают паспорта и сажают на самолет – их первый самолет! – до Лондона. Стю остается с Астрид. Джон вскоре уезжает один.
Когда таким вот позорным образом пробираешься обратно на родину, уверенности это не прибавляет.
«И этим я хочу заниматься? Вот этим вот?» Джону только и остается задаваться такими вопросами. «А стоит ли продолжать?» Он доходит до мысли, что, возможно, группе The Beatles пришел конец.
Глава 10
So you wanna be a rock’n’roll star?
Уверен, что хочешь стать звездой рок-н-ролла?
So You Wanna Be a Rock ’n’ Roll Star?[6]
Опасения Джона преждевременны.
Как только в феврале 1961-го Джорджу исполняется восемнадцать, они вместе с Полом, Джоном и Питом снова направляются в Гамбург выступать в Top Ten с артистами покруче, такими, как Тони Шеридан.
В июне этого года они даже запишут семь песен с Тони Шериданом. Запись выйдет под названием Tony Sheridan and the Beat Brothers, в нее включат пять каверов, которые обычно поет Шеридан – My Bonnie, The Saints, Why, Nobody’s Child и Take Out Some Insurance, классику американской эстрады Ain’t She Sweet в исполнении Джона и инструментальную композицию Cry for a Shadow, которую сочинили Джордж с Джоном. Тетя Мими позже будет заводить My Bonnie своим жильцам, считая эту запись первым свидетельством того, что у Джона как у музыканта может быть будущее.
После дезертирства Стю играть на бас-гитаре пришлось Полу. Пол, впрочем, отказался от пошарпанного инструмента Стюарта и купил себе леворукий Hofner 500/1. А бас-гитару Стю забрал себе Клаус.
Прогресс очевиден… но Джон никак не может избавиться от ощущения упущенного времени. «Я ждал свой двадцать первый день рождения без особого энтузиазма», – признает он.
«Я слишком старый. Поезд ушел. Нужно быть 17-летним». Позже он скажет: «Большинство звезд были еще детьми, причем сильно младше меня».
Но Джон все еще чувствует, что сумеет пробиться, хотя пока совершенно непонятно, когда и каким образом. Он просто знает, что в них «что-то есть».
И не он один так считает. В Гамбурге The Beatles собирают толпу, по возвращении домой их популярность только возрастает. Настолько, что народ приходит в NEMS, самый крупный и лучший в Ливерпуле магазин грампластинок, и спрашивает сингл My Bonnie, который The Beatles записали совместно с Тони Шериданом.
В клубе Cavern диджей и ведущий программы Боб Вулер представляет парней прозвищами, которые сам им напридумывал.
– Джон Леннон, Ярость Поющая! Пол Маккартни, Бунт Качающий! Джордж Харрисон, Шейх Аравии! И Пит Бест, Робкий Ритм!
Джон Леннон начинает петь, широко расставив ноги. Вулер шепотом поясняет, что это фирменная поза Джона, благодаря которой «девчонки будут смотреть не на его ноги, а на его ширинку».
После выступления отец Пола Джим Маккартни, работающий неподалеку, заходит, чтобы передать продукты и инструкции по приготовлению ужина Полу, а в это время Джон пытается стрельнуть «сигу» у какой-то девчонки. И тут он замечает, что Джордж беседует с «каким-то шикарным богатеньким папашей», одетым в стильный дорогой костюм, с золотым портсигаром в руках. Джон направляется к ним, но когда доходит, его уже и след простыл.
– А кто это? – спрашивает Джон Джорджа.
– Мистер Эпстайн. Менеджер NEMS.
«Я подумал: знакомое лицо». Джон часто бывает в NEMS, подолгу выискивает там всякие редкие R&B-пластинки.
Мистер Эпстайн приходит еще на несколько мероприятий, болтает с группой. Джону его внимание льстит, но какое ему до них дело? Семейство Эпстайн – владельцы NEMS, а у 27-летнего Брайана большой дом на Куинс-драйв, ездит он на своем Ford Zodiac и разговаривает, будто член королевской семьи, причем произношение наверняка приобрел, пока учился в Королевской академии драматического искусства.
Когда Брайан приглашает их заглянуть в NEMS 29 ноября, Джона все еще гложут сомнения. Развелось кругом жулья всякого, так, может, и Брайан из этих?
Парни, одетые в кожу и ковбойские сапоги, припозднились. И даже пришли слегка навеселе, засидевшись в пабе Grapes.
Джон рассказывает, что 19 июня 1961 года они подписали контракт с Бертом Кемпфертом на шести страницах, составленный на немецком языке, – английский перевод никто им не предоставил. Позже Пол скажет: «Мы в восемнадцать подписывали любые контракты, потому что у нас не было менеджера и мы вообще не знали, что делаем».
– Судя по тому, как развиваются события, вам просто очень нужен тот, кто будет за вами приглядывать.
Брайан спрашивает, сколько группа зарабатывает.
– 15 фунтов за вечер, – отвечает Джон. – Это максимум, сколько агенты готовы платить.
Брайана ответ явно ошарашил. Он абсолютно уверен, что группа должна стоить гораздо, гораздо больше. Позже он признается: «Я надеялся, что если и не буду управлять всеми их делами, то хотя бы обеспечу им достойный гонорар за выступления».
Когда в следующую встречу, 3 декабря, они приступают к обсуждению условий контракта – Пол с Брайаном бесконечно возвращаются к процентам (какая ставка, 10, 15, 20? И все знают, что у Брайана – статус, деньги, связи в музыкальном мире.
К тому же он из Ливерпуля. Он свой. И Джон говорит:
– Хорошо, Брайан. Будешь нашим менеджером.
Глава 11
Different strokes for different folks.
На вкус и цвет товарища нет[7].
Sly & the Family Stone. Everyday People
13 декабря 1961 года Брайан Эпстайн приглашает Майка Смита, менеджера по поиску исполнителей рекорд-лейбла Decca, в Cavern на концерт The Beatles. Выступление впечатлило Смита настолько, что он назначил им встречу в Лондоне на 1 января 1962-го.
The Beatles попали на первое место чарта в журнале Mersey Beat: они получили звание лучшей группы Ливерпуля, обойдя в этой номинации и Gerry and the Pacemakers, и Rory Storm and the Hurricanes. На Рождество Брайан прислал в подарок каждому из своих подопечных по маленькому переносному будильнику, прикрепив к ним свои визитки с надписью на обратной стороне: «Мой скромный вклад в то, чтобы вы все делали вовремя».
27 декабря The Beatles закрывают год в Cavern с концертом «Рождественская вечеринка The Beatles». Без Пита Беста – он заболел.
Им нужен барабанщик, и у всех троих в голове одно имя: Ринго.
«Когда Ринго садится за барабаны, возникает чувство завершенности, – позже скажет Джордж. – Так уж все совпало, и получилось классно. После концерта мы с Ринго уже были друзьями, все его полюбили, тусовались вместе, а Пит… Он всегда был себе на уме, только концерт отыграл – и все, тут же отчаливает».
Но в первый день 1962 года Ринго должен играть в группе Тони Шеридана в Гамбурге, так что Пит все еще штатный битловский ударник.
Эту студийную запись Decca рассматривает как «коммерческий тест» или «проверку на коммерческую состоятельность». Для битлов это прослушивание – буквально дело всей жизни. В Германии они записывались в школьной аудитории, а здесь должны впервые сыграть в настоящей студии.
Джон и остальные подключают гитары к студийным усилителям, Пит устанавливает свои барабаны за экраном, но уровень звука будет контролироваться людьми за стеклом – те будут устанавливать уровни и следить за всей четверкой.
Зажигается красная лампочка. Запись началась.
«Поехали».
– Слушайте, – говорит Брайан, когда парни возвращаются в Ливерпуль ждать ответа от Decca, – если мне удастся устроить выгодную сделку, ваш кожаный прикид они не оценят.
На что Джон отвечает:
– Ладно, надену костюм. Да я, бляха-муха, воздушный шар на себя натяну, если мне заплатят! Не до такой степени я люблю кожаное.
Пол кивает. Пора меняться. «Все равно кожаными шмотками уже никого не удивишь». Но значит ли это, что они… продались?
«Нет, нельзя сказать, что продались, – говорит Джордж. – Я в этом видел своего рода игру: если чтоб попасть в телевизор, нужно надеть костюмы, а чтоб продвигать себя, надо попасть в телевизор, то мы наденем костюмы. Даже клоунами вырядимся, только бы побольше концертов получить».
– И раз уж мы об этом заговорили, – добавляет Брайан, – если вы действительно хотите играть на серьезных площадках, нужно прекратить уже жрать, материться и курить на сцене.
– Прекратим, – уверяет Джон. На сцене уж точно. Позже он объяснит: «Брайан хотел улучшить наш имидж. Черт подери, выбор-то какой стоял: или мы прорвемся, или будем дальше жрать куриные ножки на сцене. Но мы его мнение очень уважали».
29 января, в понедельник, Брайан везет группу к своему портному Бено Дорну в городок Беркенхед. Там старший портной получает от битлов заказ с непременным требованием: «Лацканы должны быть узкими, брюки – суперузкими». Парни были в восторге от происходящего, а девочки-продавщицы чуть в обморок не попадали.
(Забавно, но то, что Джону-таки пришлось, пусть и не по своей воле, выходить на сцену в костюме, порадовало Мими несказанно. «Ха-ха, Джон Леннон, не носить тебе тряпья всякого больше», – прохихикала она.)
Неделю спустя Брайан один отправляется в Лондон на встречу с верхушкой лейбла Decca. Его ведут в ресторан для руководства, где его встречают Дик Роу, глава отдела по отбору артистов и репертуара, менеджер по продажам Стив Бичер-Стивенс и Артур Келланд, один из его ассистентов. Брайан приходит к мысли, что присутствие всех этих важных людей есть, безусловно, хороший знак.
Но это не совсем так.
Первым берет слово Роу.
– Сразу к делу, мистер Эпстайн. Нам совершенно не понравилось, как звучат ваши ребята. Популярность гитарных групп падает.
Брайану это словно удар под дых, но он быстро приходит в себя.
– Да вы с ума сошли! – заявляет он им. – Эти ребята скоро прогремят по всему миру и, я уверен, смогут затмить даже Элвиса Пресли.
С этими словами он достает номер Mersey Beat с заголовком «BEATLES – ПОБЕДИТЕЛИ ОПРОСА!»
– Никого они не затмят, мистер Эпстайн, мы в этих вещах разбираемся. Вы ведь в Ливерпуле занимаетесь продажей пластинок, и довольно успешно? Так вот этим и занимайтесь.
Оскорбление, выраженное в такой снисходительной форме, – это, уверен Брайан, есть не что иное, как лондонский снобизм.
Он спорит. Жестко. Нападает. Перечисляет по пунктам, в чем именно грубо ошибаются руководители Decca.
– Ну хорошо, а как насчет такого варианта, – предлагает Роу. – Знаете Тони Михана?
– Который бывший барабанщик The Shadows?
– Он самый. Он теперь работает в Decca в отделе по поиску исполнителей. Так вот, он не понаслышке знает, чего хотят нынешние подростки.
Брайан соглашается встретиться и пообщаться, но, вернувшись в субботу 10 февраля к себе в офис, пишет гневное письмо, в котором наотрез отказывается от продюсерских услуг мистера Михана, заносчиво мотивируя это тем, что «с момента нашей последней встречи Группа получила предложение о Контракте на запись от другой Компании».
Это откровенная ложь, но Брайан искренне уверен в том, что о своем решении Decca должна пожалеть.
«Decca могла бы заключить с парнями контракт по цене ланча, на который они меня пригласили».
Сам Тони Михан через много лет скажет: «Произошло невероятное недоразумение, как обычно и случается, – компания жестоко промахнулась».
12 глава
Got to pay your dues if you wanna sing the blues…
Нужно отдать долги, если хочешь петь блюз…
It Don’t Come Easy[8]
Парни сидят в баре, совершенно ошарашенные тем, что Decca их отвергла.
– Он сам себя потом запинает, – говорит Пол про Дика Роу.
– До смерти запинает, надеюсь, – поддакивает Джон.
«Думаю, в Decca ждали, что мы будем все из себя безупречные, – позже рассуждал Джон. – Мы же только пробовали свои силы. Им стóило, конечно, увидеть наш потенциал. Думаю, проектом занимались недоумки».
Затем он начинает разбирать музыку. Признает: «Звучали мы неестественно». На 35-минутной пленке 15 песен, и почти в каждой Джон находит какой-нибудь недостаток. Тут он пел как псих ненормальный. Пол пел как девчонка. Джордж хорошо сыграл, но он вообще перфекционист, а вот Пит настолько средний барабанщик, что больно слушать. Плюс сценический образ Пита – это вообще не образ, его на сцене как будто и нет: в глаза никому не смотрит, не улыбается, только барабанит, опустив голову.
Они даже не озадачились сообщить Питу о том, что Decca им отказала, поскольку для них вклад Пита в группу очень сомнителен.
– По крайней мере в BBC нас оценили, – говорит Джордж. Брайан устроил их в радиопрограмму BBC Here We Go (примерно: «Поехали», «Понеслась»), где они запишутся для получасовой рубрики Teenager’s Turn («На очереди – подросток»). Заплатят хорошо, и, что гораздо важнее, группу услышат миллионы.
Парни появляются, одетые в новенькие шерстяные костюмы, ослепительные белые рубашки и черные галстуки. Брючки подрезаны, ботиночки челси на невысоком каблуке. Волосы больше не зализаны назад, теперь у них прическа «моп-топ» – копна волос на лоб. Это Астрид Кирхгерр придумала так подстричь и причесать своего Стю, а Джорджу так понравилось, что он попросил ему сделать так же. Пол и Джон первое время язвили. «Джон всегда был немного саркастичным, – вспоминает Астрид, – так что поначалу, как и с прической, он все хохотал без остановки, но потом тоже согласился. Джон – он такой. Типичный Джон».
То есть из них из всех один Пит с зализанными волосами. Астрид, однако, замечает, что «Питу в любом случае такую же прическу не сделаешь, он ведь кудрявый».
The Beatles больше не выглядят вызывающе, да и ведут себя как паиньки. Четыре песни, которые они сыграли – Hello, Little Girl, Memphis, Tennessee Чака Берри, Dream Baby (How Long Must I Dream) Роя Орбисона и Please Mr. Postman группы The Marvelettes, – покоряют молодежную аудиторию из 250 человек: все хлопают, одобрительно кричат. Когда группа уходит со сцены, Джон доволен, особенно тем, как он спел Memphis, да и битловской версией Please Mr. Postman, благодаря которой большая часть британской аудитории узнает, что такое фирменный звук студии Motown. Прошлым летом Боб Вулер написал в Mersey Beat, что «The Beatles – это то, из чего делаются вопли». Действительно, сегодня вечером, когда они доиграли последнюю песню, все девчонки просто визжали.
– Трансляцию послушаем у меня, – предлагает Пит. Никто и не думает возражать: у мамы Пита такая радиола, которая дает лучший монофонический радиосигнал.
Оказывается, что по радио их песни звучат просто великолепно.
Парни прыгают и скачут по комнате, как сумасшедшие, и даже спокойный Пит не может скрыть радостного возбуждения.
Пит изумлен: «Мы были не просто записывающимися звездами, мы стали звездами радио!»