Луи Джеймс
Эти странные австрийцы
ОДЕРЖИМОСТИ
Помимо своего относительно недавнего увлечения автомобилями (следует помнить о том, что знаменитый автомобилестроитель Фердинанд Порше и легендарный гонщик Ники Лауда входят в число выдающихся сынов Австрии), у австрийцев имеются еще две давних страсти: коллекционирование и смерть.
Коллекционирование
Страсть к коллекционированию возвращает нас во времена Габсбургов, когда последние (как простые смертные собирают почтовые марки) собирали новые земли, титулы и сокровища. Не многие австрийцы могут позволить себе предаться этой страсти с истинно габсбургским размахом. Впрочем, один современный коллекционер, врач-окулист Рудольф Леопольд, собрал столько бесценных работ Климта, Шиле и остальных австрийских художников, что для его коллекции в новом музейном комплексе отвели целое здание, а самого Леопольда пожизненно назначили директором музея Леопольда. (Рассказывают, что родственники Леопольда как-то раз, когда им были позарез нужны наличные, попросили его выставить какую-нибудь картину на аукцион Сотбис. В конце концов он поддался на их уговоры и поехал в Лондон. Там он, продав картину, на вырученные деньги тут же приобрел другое полотно.)
К счастью для простых австрийцев, коллекционировать можно не только стоящие сумасшедших денег картины. Стены их кухонь уставлены керамикой, изготовленной народными умельцами из соседних стран, а в гостиных полно сувениров, привезенных из проведенных за границей отпусков: гондольер в стеклянной гондоле, три разного размера колокольчика (из тех, что вешают на шею корове) или качающий головой ослик. Иногда комнаты превращаются в выставочные залы. Так, например, один мужчина собрал 500 кофейников (ими заставлены – от пола до потолка – все стены его гостиной), и он по-прежнему каждую субботу ходит на местный блошиный рынок в надежде по дешевке приобрести еще один кофейник.
Наглядной иллюстрацией того, куда способна завести страсть к коллекционированию, является музей бесполезных изобретений, подчиняющийся Обществу лишних идей. Вероятно, вы устанете смеяться, пока будете ходить по залу, разглядывая альтернативные газонокосилки, «диетическую» посуду, нагреваемые фигурки садовых гномиков и переносную «зебру» – разметку пешеходного перехода. Однако эта веселая выставка, основанная на страсти человека создавать бесполезные вещи, отражает также широко распространенное среди австрийцев стремление такие вещи коллекционировать.
Даже такой аскет, как Зигмунд Фрейд, во время посещений Италии и Греции педантично пополнял свою коллекцию «антиков», переправленных позже, когда ему пришлось бежать из Вены, в Лондон. Специально для выставки этих безобидных безделушек выпустили каталог, где ученые пытались выявить глубинную связь каждого экспоната с идеями владельца. Конечно, подходящее фрейдистское толкование можно дать чему угодно только, как говаривал сам великий психолог: «Иногда сигара – это всего лишь сигара».
Страсть к мелким очаровательным и бесполезным вещицам привела к тому, что австрийцы стали прекрасно ориентироваться в тех атрибутах культурного наследия своей страны, которые пользуются на мировом рынке наибольшим спросом. Австрийская сувенирная промышленность предлагает иностранным туристам беспардонный китч, в том числе статуэтки императора Франца Иосифа (кайзеровский китч), шоколадные конфеты «Mozartkugeln» и даже футболки с репродукциями картин Климта и Шиле. Так, благодаря приукрашенному, расписанному в пасторальных тонах прошлому и настоящему Австрии ее жители богатеют, а иностранцы, набравшись приятных впечатлений, уезжают домой.
Смерть
Своим повышенным интересом к теме смерти австрийцы во многом обязаны своему прошлому: в частности, окружавшему аристократов великолепию и пышным похоронам, превращавшим кончину императора в долгожданное событие. Зрелищная сторона погребения, то, что венцы называют schone Leich (красивым трупом), играет важную роль в их культуре. Вот почему австрийцы убеждены в том, что смерть – это продолжение жизни, а не ее конец. «Тому, кто хотел бы понять, как живет венец, – писал австрийский классик Герман Бар, – следует знать, как его хоронят, ибо бытие его тесно связано с небытием, о котором он поет в сладостно-горьких песнях».
Обычаи, связанные с похоронами, подразделяются на живописные и жуткие. Когда сослуживцы идут за катафалком ведущего актера городского театра, совершающим круг почета вокруг здания, где покойник работал до последнего, а затем сопровождают его на кладбище, то это, в общем-то, приятный глазу ритуал. Во вторую категорию попадает страшная некролатрия[4] Габсбургов. Веками умерших императоров расчленяли и хоронили в разных концах столицы: сердца в одном месте, внутренности в другом, остальное – под церковью Капуцинов.
В число притягательных мест, навевающих думы о смерти, входят венский музей погребальных принадлежностей, где все взоры приковывает к себе гроб со звонком, чтобы, если вас вдруг похоронили живьем, дать знать о совершенной ошибке, и обширное центральное кладбище.
Впервые вопрос о большом центральном кладбище, поскольку существующие трещали по швам, был поставлен свободомыслящим городским советом в XIX веке. При дальнейшем обсуждении проявилась та скрупулезность, с которой австрийцы подходят к вопросам жизни и смерти. Поскольку погост должен был располагаться вдали от центра города, а условия для сохранения тел бедняков не всегда были такими, какими могли бы быть, некий Франц Фельбингер предложил механизм для «pneumatische Leichenbeforderung» (пневматической транспортировки тел – разумеется, на кладбище, а не на небеса). В основе этой идеи лежал принцип пневматической почты, применявшийся в самых крупных универсальных магазинах для пересылки бумаг с одного этажа на другой, – система, впоследствии проданная инженером Фельбингером венскому почтамту. Мертвецов должны были класть под центральным моргом в трубопровод, а затем без сучка без задоринки переправлять в течение нескольких минут на кладбище. К сожалению или к счастью, этому проекту так и не суждено было реализоваться из-за технических трудностей (были высказаны опасения, что трупы застрянут в трубе на полпути и начнут разлагаться, прежде чем их успеют оттуда извлечь).
Центральное кладбище является местом паломничества, особенно в День Всех Святых, когда большинство венцев выезжает в осеннем мраке за город, дабы возложить венок к фамильному склепу либо на могилу какого-нибудь популярного актера или общественного деятеля. Кладбище столь велико, что муниципалитету приходится содержать микроавтобус, который развозит пожилых людей по безмолвным аллеям, а также нанимать хорошего стрелка, который был бы достаточно храбр, чтобы являться сюда на рассвете и отстреливать зайцев, обгрызающих венки.
Самоубийство
На удивление много австрийских интеллектуалов решает упредить волю Всевышнего. Одни само убийства имеют вполне рациональное объяснение, поскольку являются ответом на продолжительную и неизлечимую болезнь (так расстались жизнью писатели Адальберт Штифтер, Фердинанд фон Заар и Людвиг Хевези); другие, судя по всему, – следствие ошибки, как в случае с драматургом Фердинандом Раймундом, который поверил, что после укуса собаки заболел бешенством, и решил не ждать печального конца. Совершенно иначе обстояло дело с философом и самозваным гением Отто Вайнингером: он, чтобы привлечь к себе внимание, покончил с собой в том доме, где умер Бетховен. А вот ученый Людвиг Больтцман, который действительно был гением, покончил с собой в результате депрессии и переутомления.
Строгая критика родителей-австрийцев, вышедшая из-под пера профессора Рингеля, подкреплена длинным перечнем самоубийц среди отпрысков и родных знаменитостей. В их число входят два брата австрийского философа Людвига Витгенштейна, сыновья физика Эрнста Маха и писателя Гуго фон Гофмансталя, дочь писателя Артура Шницлера и брат композитора Густава Малера. К этой категории самоубийц можно причислить и архитектора Эдуарда ван дер Нюлля, который после пренебрежительного монаршего замечания о спроектированном им здании оперы навсегда погрузился в бездну отчаяния.
Кроме того пытались покончить с собой художник Альфред Кубин и композиторы Альбан Берг и Гуго Вольф. Чтобы не отстать от своих подданных, члены правящего дома тоже пополнили ряды членов клуба самоубийц, явив публике один из самых зрелищных актов суицида. Речь идет о трагедии, разыгравшейся в 1889 году в местечке Маейрлинг, когда наследный принц Рудольф застрелил свою любовницу, а затем и себя. Рудольф, на письменном столе которого как напоминание о смерти лежал череп, просто присоединился к когорте тех австрийцев, что предпочли для перехода в мир иной короткий путь (хотя убийство любовницы при этом было нарушением обычного порядка вещей).
Прыжки с мостов в воды Дуная стали в XIX веке настолько обычным явлением, что Вена сделалась одним из тех немногих городов, где было устроено отдельное кладбище для самоубийц – Friedhof der Namenlosen (безымянное кладбище).
У мертвого австрийца есть одно преимущество: его уход со сцены нередко приносит славу и признание, в которых при жизни ему отказывали. Смерть, как порой говорят, это промежуточное состояние между жизнью и бессмертием, и судьба Моцарта тому яркий пример. Малер, подкрепляя этот миф, изрек: «Muss man denn in Osterreich erst tot se in damit sie einen leben lassen F» («Неужто в Австрии, чтобы вам не мешали жить, надо умереть?»)
ДОСУГ И РАЗВЛЕЧЕНИЯ
Земельный участок
Названное в честь его основателя Даниеля Готлиба Шребера, движение за разбивку небольших садов Schrebergarten далеко ушло от первоначального замысла. Шребер-то мечтал о парках отдыха для молодежи, а вместо этого после Первой мировой войны, в период продовольственного дефицита, в этих парках принялись выращивать овощи. Потом их превратили в летние дачи (огороженные в истинно австрийском духе не только зелеными насаждениями, но и частоколом из бесчисленных правил и инструкций) для обитателей многоквартирных домов со скромным доходом.
Нынешний Schrebergarten является последним словом в Gemutlichkeit, здесь полно плодовых деревьев и цветов, за которыми любовно ухаживают, есть здесь непременно крошечная лужайка и летний домик У молодого поколения теперь больше денег, чем было у их родителей в их возрасте, и больше свободного времени для занятий модными ныне видами спорта, скажем, теннисом, поэтому в Schrebergarten, как правило, отдыхают люди средних лет и старики. Многие участки сплошь заставлены садовыми гномиками, которых по виду не всегда легко отличить от хозяев.
Горные прогулки и экскурсии
Пешая прогулка в Альпах либо в венском лесу давно уже стала для австрийского рабочего способом отвлечься от тяжелого труда, а для среднего класса – приятным отдыхом. Сельские радости рабочих и бюргеров когда-то были аккуратно разделены по образовавшимся при замалчиваемом Kulturkampf (столкновении культур) линиям разлома, которые определяли для каждого класса соответствующую манеру отдыха.
Пешая прогулка зачастую проходит в глубокомысленном и полном достоинства молчании.
Что касается столичных жителей, то шатание в ясный день по мрачному и темному венскому лесу (вкупе с носящим ритуальный характер поиском грибов) – это как раз то, что доктор прописал. Ближе к вечеру настает кульминационный момент, Jause, называемый для приличия «полдником», но на поверку оказывающийся обильной трапезой на природе.
Когда-то костюм, указывавший на то, что австриец отправляется за город, чтобы там чудесно провести время, подразумевал наличие Leder-chosen (кожаных бриджей) и тирольской шляпы с заткнутым за ленточку пером. Чтобы носить ее, вам даже не нужно было быть жителем Тирольских Альп. И поныне время от времени можно увидеть господина в полном альпийском обмундировании, с решительным видом шествующего по пятнадцатому округу Вены, но не с тем, чтобы отправиться в горы, а чтобы предаться послеобеденному отдыху среди величественной простоты своего Schrebergarten.
Зрелищные виды спорта
Самые зрелищные виды спорта – это те, в которых австрийцы превосходят других спортсменов, т. е. лыжные и автомобильные гонки. Первые – понятно почему, а вот с последними не так все просто. Правда, в XIX веке австрийцы одними из первых сконструировали двигатель внутреннего сгорания, но, как и ряд других австрийских изобретателей, не получили почти никакого признания, не говоря уже о благодарности. Впрочем, Ники Лауда – вот то явление, которое заставило целое поколение жителей этой альпийской страны стремиться стать пилотами «Формулы 1».
Австрийские спортсмены, занимающиеся зимними видами спорта, особенно горнолыжники, – это особая каста. Иностранец, только что прибывший в эту страну, пожалуй, посчитает австрийских спортивных комментаторов, бесконечно упоминающих имена своих соотечественников, обыкновенными шовинистами, пока не поймет: в большинстве зимних соревнований несколько мест в десятке лучших неизменно занимают австрийцы. Стоит только какой-нибудь местной знаменитости побить мировой рекорд в слаломе на одну сотую секунды или удачно приземлиться после грозящего переломом шеи прыжка с трамплина, как ему тут же суют под нос микрофон и просят высказаться. И поскольку он говорит на непонятном тирольском диалекте, его речь могут разобрать разве что ближайшие соседи – тирольские немцы. Впрочем, тут и понимать нечего, ведь речь его (в переводе) обычно сводится к следующему: «Я не думал, что мне удастся, но потом прыгнул, ну и вот, удалось!»
Спортивная жизнь первоклассного горнолыжника довольно коротка. Вот почему столь важно наполучать как можно больше званий и как можно чаще давать телевидению интервью, прежде чем, уйдя на заслуженный отдых, открыть гостиницу или заняться рекламой моющих средств.
Половая жизнь
У большинства австрийцев на физическую сторону сердечных дел цивилизованный и сугубо практичный взгляд. Основная масса населения словно и не ведает об отрицательном отношении римско-католической церкви к противозачаточным средствам и абортам (аборты в этой стране делают при сроке беременности до трех месяцев). В австрийцах нет и тени ханжества, здесь считают, что непорочное поведение нужно только тем, кто желает сохранить девственность.
Австрийцы не так сурово, как их северные соседи, осуждают внебрачные связи. При этом эвфемизмам, прикрывающим участников таких отношений, явно недостает откровенности. Кавалер, занимающийся любовью с замужней женщиной, здесь известен как Hausfreund (друг семьи) – это слово содержит в себе косвенный намек, как и некоторые подобные, например, Freundin (подруга, а в одном из значений – любовница). Не состоящая в браке и живущая вместе пара называет друг друга Lebensgefahrten и Lebensgefkhrtsinen (спутниками жизни), и эти слова вызывают в вашем воображении образ закадычных друзей, вместе идущих по жизни.
Следующий анекдот отражает бытующее в австрийском обществе отношение к внебрачным половым связям.
Двое мужчин знакомятся на вечеринке. Они беседуют, и один из них говорит:
– Видите вон тех двух молодых женщин, что болтают в углу? Брюнетка – моя жена, а вон та хорошенькая блондинка, с которой она говорит, – моя любовница.
– Забавно, – отвечает его собеседник. – Я только что хотел сказать то же самое, только наоборот.