Луи Джеймс
Эти странные австрийцы

Полная версия

ЖИЗНЕННЫЕ ЦЕННОСТИ

Общественное положение

Стремление австрийцев к стабильности приобретает форму ностальгии по тем временам, когда иерархическая система точно определяла место каждого человека – с низшей по высшую ступень – на общественной лестнице. До свержения в 1918 году Габсбургской династии все искали покровительства при дворе. Чтобы преуспеть в этой жизни, следовало заручиться Protektion, т. е. поддержкой лица, которое рекомендовало бы вас на более высокую должность. Вот отсюда и пошла одержимость австрийцев титулами и формами обращения, выполняющими двойную функцию: они значительно повышают общественное положение человека в глазах окружающих и производят впечатление на тех, кто мог бы посодействовать этому человеку в его делах.

Хоть дворянские титулы по закону давно отменены, в стране осталось немало профессиональных званий. Самые причудливые и старинные встречаются среди государственных служащих, скажем, гофрат (надворный советник – первый придворный совет был создан в Австрии еще в 1498 году). Из 19 званий, упомянутых в телефонном справочнике государственных чиновников за 1910 год, не менее пятнадцати и по сей день в ходу. И пусть государственные институты постепенно уступают свое поле деятельности частному сектору и из памяти стираются официальные титулы, звание гофрата останется, пожалуй, на слуху еще у многих поколений австрийцев.

Официальное обращение (по званию, не по имени) получило широкое распространение во всех слоях общества. Утверждают, будто шоферы государственных предприятий и учреждений имеют право на получение потрясающего звания Fabrmeister (мастер вождения), правда, при условии, что в течение нескольких лет у них на работе не будет серьезных аварий.

К званиям серьезно относятся не только в чиновничьей среде, но и в мире ученых. Даже если этим самым ученым нечего предъявить миру, кроме магистерского звания, то и тогда на их дверной табличке выгравировано «Господин/госпожа магистр Шмидт», а в случае с инженером – впечатляющее «Дипломированный инженер Йонс».

Диплом доктора философии дает право на ношение столь желанного звания «Doktor» (а оно, уж поверьте, предоставляет человеку огромные преимущества, в том числе и возможность получить в ресторане столик, заранее заказанный другим посетителем). Стоит вам начать называться «Dozen?» (доцентом, преподавателем университета), и вы обретаете право добиваться профессорства. Впрочем, вам долго придется довольствоваться лишь званием помощника профессора, пока вы, наконец, втоптав в грязь всех своих конкурентов, не займете профессорской должности. Последнее звание вознесет вас на столь недосягаемую высоту, что даже носильщики в гостинице (самый точный барометр общественного положения в Австрии) будут лебезить перед вами, а вашу голову, когда вы снизойдете до того, чтобы обратиться из телевизионной студии к народу, будет окружать слабый, но заметный нимб.

Женщина-профессор в Австрии явление редкое, так что пусть вас не вводит в заблуждение титул «госпожа профессор» – он закрепляется обществом за почтенными супругами профессоров. Наоборот не бывает, ибо в мужском шовинистически настроенном мире австрийских ученых социально раздавленный супруг госпожи профессора вряд ли осмелится именовать себя «господин профессор».

Можно, конечно, избежав всех неприятностей и хлопот, связанных с карабканьем по служебной (и общественной) лестнице, заняться предпринимательством и разбогатеть. В подтверждение того, что ваша персона пополнила собой ряды богачей, нужно построить виллу в благодатном краю, израсходовав при этом астрономическую сумму. (Кстати, затеянное одним вице-канцлером строительство роскошной виллы закончилось для него плачевно, ибо министерство по налогам и сборам заинтересовалось источником его доходов.) Если обладания виллой недостаточно для поднятия вашего веса в обществе, можно купить должность почетного консула в какой-нибудь забытой богом и людьми африканской стране. Работенка не пыльная, зато как прекрасно будет смотреться ваше звание на почтовой бумаге!

Важным показателем положения в обществе является автомобиль, особенно если это «Мерседес», «Ауди» или «БМВ». Даже семьи с ограниченными средствами обычно приобретают самые престижные (из тех, что они могут себе позволить) машины; гастарбайтеры (иностранные рабочие), потратившись на здоровенные подержанные (порой весьма подержанные) «Мерседесы», с ревом носятся по дорогам между Веной и своей отчизной, прихватив с собой жену, детей и, зачастую, весь домашний скарб.

Австрийцы знают цену всем автомобилям – от дешевых до непристойно дорогих моделей. Вот почему владельцы «Лад» и пешеходы (которых и людьми-то трудно назвать) с готовностью судят о том, чего вы добились в жизни, по марке вашей немецкой машины.

Богатство и успех

У среднего австрийца к успеху и деньгам двойственное – и это еще мягко сказано – отношение. И причиной тому не только зависть, но и глубоко укоренившийся скепсис (зиждущийся на том, что каждый венский вагоновожатый воображает, будто ему известно, как управлять трамвайным депо). Если кто-то добился успеха, то его обычно первым делом спрашивают: «Кто тебя проталкивает?» Конечно, он может возразить, что достиг своего положения благодаря таланту и энергии. Но ему тут же поспешат сообщить, что кругом полно специалистов, не менее, а часто даже более пригодных для этой должности.

И это действительно так. В Австрии много высокообразованных специалистов, страна же невелика, так что здесь вряд ли найдется работа в управленческом звене для всех способных людей. Здесь то, «кого ты знаешь», столь же важно, как и то, «что ты знаешь». Следовательно, неудовлетворенное честолюбие является для значительной и весьма крикливой части местного населения хроническим заболеванием.

Скудные возможности карьерного роста вкупе с постоянной необходимостью защищать свой тыл привели в прошлом к тому, что в общественной жизни возобладал принцип «победителю достается всё», в результате чего среди простых смертных распространился цинизм. Многие стали считать, что в борьбе за должности и деньги все средства хороши. Возникло даже такое явление, как Amterkumulierung (занятие сразу нескольких должностей, и, соответственно, получение жалованья из нескольких мест). В результате разоблачения махинаций в политических кругах стало известно, что Национальный банк Австрии превратился в своеобразную кормушку, и на должности назначались люди определенных политических взглядов. Выяснилось также, что управляющий банком имел жалованье, по сравнению с которым зарплата главы Федерального резервного банка Нью-Йорка просто мелочь. Не один директор получал от банка щедрое вознаграждение за непонятно какую работу, а те, кого после произведенной реорганизации попросили забрать свои вещи из рабочих столов, не смогли даже вспомнить, где те стоят.

Народ, побывавший в двух мировых войнах в стане побежденных, прошедший через пекло гражданской войны, перенесший гиперинфляцию и несколько крахов фондового рынка (и всё при жизни трех поколений), можно простить за то, что он ведет себя несколько настороженно. История двадцатого века в какой-то мере объясняет, почему австрийцы с таким фанатичным упорством, превратившись в самых крупных в мире вкладчиков, до недавнего времени держали свои деньги на анонимных банковских счетах, по которым выплачивался до смешного низкий процент.

Так продолжалось до тех пор, пока в ЕС не отменили анонимные счета. Несмотря на минимальные проценты, анонимность, Spdrbuch (использовалось не имя, а пароль), давала среднему австрийцу возможность как натянуть нос властям, так и, следуя раз и навсегда принятому решению, держаться подальше от многообещающих, но рискованных затей.

Иммигранты

Живущих по соседству южных славян можно встретить в Австрии, как правило, только в качестве гастарбайтеров. Они оседают в Вене, где работают на стройках либо в сфере обслуживания. Иностранцы составляют около 16% населения Вены, где проживает одна пятая часть австрийцев. Больше всего (чуть ли не половина) среди гастарбайтеров югославов, затем идут турки и поляки. Многие работают в Австрии уже немало лет, и на страже их интересов стоит федерация работодателей.

Сомнения, оправданные или нет, относительно того, чем на самом деле занимаются в Австрии «иностранцы», льют воду на мельницу крайне правых политиков. Проводя кампанию устрашения, запугивая обывателей байками об этнической мафии, рассказывая о том, что чужеродцы торгуют на улицах наркотиками, и уверяя, что их присутствие способствует процветанию теневой экономики, они набирают политические очки и завоевывают голоса избирателей. Однако рядовые австрийцы против присутствия в стране гастарбайтеров, кажется, не возражают, во всяком случае, пока вставить окно им стоит вдвое дешевле, чем у рабочих-соотечественников.

При этом атмосфера баров и закусочных пропитана неприязнью к иностранцам. Посетители ворчат, что Tschuschen (презрительная кличка, данная представителям балканских народов) с их Tschuschen-Koffer (чемоданами Tschuschen, т. е. полиэтиленовыми сумками) стали привычным зрелищем на Sudbahnhof (Южном вокзале). И все же австрийцам приходится признать, что эти трудяги выполняют ту грязную работу, которой они сами чураются.

Приезжавшие в XIX веке в Вену чехи в основном становились каменщиками (их прозвали Ziegelbehm, т. е. «богемские каменщики»). Мнение местных жителей об их образе жизни отразилось в языке, в котором появились новые слова, например, tschechern, т. е. «пить по-чешски» (употреблять спиртные напитки в непомерных количествах), и tschecherl (так называли грязную ложку либо неряшливо ведущего себя за столом человека). Впрочем, именно у чехов австрийцы научились готовить свои знаменитые клецки. Совершенно безобидный император Фердинанд (как говорят, страдавший слабоумием), когда его отослали в Прагу, произнес фразу, породившую сомнения в его бесхитростности, а именно: «Я император, и я буду есть клецки». Несмотря на то, что дети иммигрантов заполонили все школьные дворы, Вена, как и встарь, исправно переваривает в своем чреве всё новые орды иностранцев. Благодаря полученному в Австрии образованию, славянские дети будут владеть двумя языками, и их потом станет невозможно отличить от венцев, которые когда-то уже прошли через то же самое и чьи фамилии включены теперь в телефонный справочник Вены. (Уже в 1787 году было заявлено, что ни одна венская семья «не в состоянии указать предков – исконных венцев более чем в трех поколениях».)

Гуго Винер, знаменитый артист кабаре, в своем скетче иллюстрирует процесс ассимиляции. Действие разворачивается в Бюро по делам иммигрантов. Двое чиновников беседуют с турком, обратившимся в их ведомство за продлением вида на жительство. При помощи тщательно продуманных жестов и на ломаном немецком они задают ему вопросы: женат ли он? есть ли у него работа? где он живет? Кто-то из сжалившихся посетителей хочет помочь им, но один из чиновников велит ему не лезть не в свое дело. Совершенно очевидно, что турок не понимает ни их жестов, которые только путают его, ни вопросов, построенных в нарушение всех правил синтаксиса.

Наконец появляется еще один чиновник и, не зная, что здесь происходит, быстро задает турку те же самые вопросы на чистом венском диалекте. К удивлению двух первых чиновников, турок также быстро и на довольно беглом немецком отвечает на них. «Бог ты мой! – восклицает один чиновник. – А мы-то, чтобы он лучше понял, пытались объясняться с ним по-турецки!»

Религия

В Австрии, как и в других католических странах, набожность сосуществует с богатством, причем всё устроено так, что христианские заповеди не мешают австрийцам преуспевать, а заботы о мирских интересах – оставаться добрыми христианами.

Напоминанием об их обязанностях перед церковью гражданам служит церковный налог. Его взимают по следующему принципу: вы платите до тех пор, пока не возьмете на себя труд (и весьма тяжелый) отказаться от него. Когда в среде налогоплательщиков засомневались в желательности и даже этичности подобной системы, церковных иерархов охватила паника. Замелькавшие на экранах телевизоров епископы принялись рассказывать своим прихожанам о том, какую полезную работу проводит церковь в сфере благотворительности и сохранения памятников культуры. Однако их совершенно справедливые возражения оказались не в силах уничтожить корень проблемы, т. е. растущую непопулярность института, не учитывающего мнения своей полумиллионной паствы, просившей о позволении принимать участие в выборе епископов, о рукоположении в священнический сан женщин, об отмене навязываемого священникам обета безбрачия и о «положительной оценке» церковью половой жизни.

Верующие много столетий делили богатые запасы своего терпения и послушания между церковью и монаршим семейством. Когда их совесть вступала в клинч с официально проводимой линией, они прибегали к тактике «внутренней эмиграции» – и в результате, избежав ввязывания в идеологическую борьбу, счастливо доживали свой век в спокойном и тихом углу.

Однако ныне на «острове счастливых», как некогда самодовольно называли австрийцы свой край, царят совсем другие умонастроения. Привычка назначать на высшие церковные должности епископов-ретроградов вышла церкви боком. Для многих свободомыслящих католиков последней соломинкой стал скандал, в котором оказался замешан сам кардинал – архиепископ Вены. Когда его обвинили в том, что он приставал с сексуальными домогательствами к вверенным его пасторскому попечению мальчикам, церковь, следуя древнему иезуитскому правилу «Was nichtsein darf, nicht sein kann» («Чего могло не быть, того, пожалуй, и не было»), сначала всё отрицала. Затем, когда жалобщики стали плодиться, точно кролики, сего господина, чьи моральные качества были поставлены под большой знак вопроса, тайно перевели в Германию, в женский монастырь.

Новый архиепископ вознамерился сгладить острые углы и уменьшить нанесенный церкви вред, однако его шаги к примирению обычно тут же пресекаются кем-то из не склонных к компромиссу церковников. Пока церковь будет извергать из своих чресел на свет божий распущенных священников, у многих «счастливых», судя по всему, не будет иного занятия, кроме как ругать «остров».