Джеймс Кейн
Бабочка
Глава 14
Когда помощник шерифа доставил меня в суд, Джейн уже дожидалась меня там вместе с Дэнни, которого она усадила себе на плечо и изо всех пыталась успокоить. Малыш плакал, потому что ему уже давно пора было спать. Здесь же находилась и целая толпа совршенно незнакомых мне людей, так как в семичасовом выпуске новостей местного радио уже успели объявить о момем аресте, и теперь добрая половина города сбежалась в суд на слушание. Судья меня еще не вызвал, и в то время, как я стоял в коридоре вместе с помощником шерифа, ко мней подошла Джейн.
– Джесс, и как ты только мог так с ней обойтись?
Помощник шерифа бесцеремонно перебил ее, напомнив, что все сказанное может быть использовать против меня в суде, но она не обратила на него ни малейшего внимания.
– Ты же знал, как нелегко ей было, как она страдала, когда Уош просто взял и бросил ее. Ты знал, что она пристрастилась к выпивке. Ты знал, что она была не в себе, что она в тот момент была попросту готова на все. И ты бессовестно воспользовался ее бедственным положением.
– Ты в этом так уверена?
– Если бы это было не так, неужели она не рассказала бы мне? Она никогда не обманывала меня. А если она прячет глаза и молчит, то значит, все, что они здесь говорят, чистая правда.
– Возможно, все было совсем не так.
Тут женщина-надсмотрщица привела Кейди, и, оставив меня, Джейн поспешно направилась к ней. А минуту или две спустя в здании суда появился Эд Блу в сопроваждении всех обитателей Тьюлипа, и только тогда я начал понимать, какое испытание мне предстоит.
* * *
Слушание вел все тот же пожилой судья. Когда мы выстроились в шеренгу перед его столом, он, обведя пристальным взглядом нашу процессию, начал задавать общие вопросы помощнику шерифа, уточнив у него, есть ли у меня у меня адвокат и тому подобное, и при этом так брезгливо глядя на меня, словно я был омерзительной бородавчатой жабой. Затем он обратился ко мне:
– Джесс Тайлер, вы предстаете перед судом по обвинению в инцесте, коим является ваше сожительство со своей дочерью Кейди Тайлер. Также в вину вам также вменяется растление несовершеннолетней Кейди Тайлер. Так что вы имеете сказать в свое оправдание?
– Какое еще оправдание?
– Вы должны признать себя виновным или же заявить о своей невеновности. Если вы признаете свое вину, то мне придется назначить сумму залога, и до его уплаты задержать вас на срок, установленным решение выездной сессией окружного суда. Если же вы не признаете свою вину или же отказываетесь от дачи показаний на этом слушании, на что у вас есть полное право, я должен будут выслушать свидетельства против вас, и если они окажутся достаточными и подкрепленными соответствующими доказательствами, вынести ваше дело на суд присяжных, назначить залог, и до его уплаты передать вас на попечение шерифа.
– А что будет с ней?
– Вашу дочь никто не обвиняет.
– И тем не менее, ее арестовали вместе со мной.
– Она задержана в качестве свидетеля с правом внесения залога.
– Значит, если я признаю себя виновным, вы возьмете меня под стражу, то свидетель вам не понадобится, и она сможет отправиться домой? Я не стану делать никаких заявлений, пока не буду знать это наверняка.
– Господин прокурор?
Тут подал голос молодой человек,: стоявший рядом с Эдом Блу. Он сказал:
– Ваша честь, единственное обвинение против этой молодой особы содержится в жалобе, поданной шерифу, и сводится к недостойному обнажению, но в связи с тем, что данный акт имел место не на публике и не повлек за собой нарушение общественного порядка, я, соотвественно, аннулирую данное обвинение. В остальном же, при отсутствии иных, не известных мне обстоятельств, если этот человек желает сэкономить деньги налогоплательщиков и хочет избежать дальнейшего судебного разбирательства и публичного скандала, он вполне прав. В случае, если он признает себя виновным, мне не понадобится свидетель, и хоть нельзя исключить возможность, что суд высшей истанции пожелает допросить ее перед окончательным вынесением приговора, я на данном этапе не стану настаивать на назначении залога. Так же хочу заметить, про при рассмотрении дел подобного рода и отсутствии отягощающих обстоятельств мы редко просим о заключении в исправительное учреждение или о применении иного наказания, если речь идет о молодой девушке, являющейся матерью малолетнего ребенка. Ну что, Тайлер, вас удовлетворяет такой ответ?
– Я признаю себя виновным.
– В таком случае я назначаю залог в сумме пяти тысяч долларов. Вы готовы заплатить его до конца сегодняшнего дня?
– Нет, сэр, у меня нет таких денег.
– Тогда отведите его в тюрьму. Введите следующего обвиняемого.
* * *
Следующим обвиняемым оказался темнокожий парень, арестованный за кражу автомобильной шины. Он сидел на скамейке в первом ряду в компании помощника шерифа. Я вместе со своим провожатым уже направился было к двери, но услышал, как судья приказывает кому-то отойти, и оглянувшись, увидел, что Кейди все еще стояла перед ним. И затем она вдруг решительно вскинула голову и, глядя судье в глаза, твердо заявила:
– Он ни в чем не виноват.
– Но ваш отец сам признал себя виновным.
– Вы хотите сказать, мой муж.
– Что?
– Мы поженились.
– Офицер, верните этого человека.
* * *
Прокурор, производивший до этого впечатление приятного молодого человека, в один миг превратился в кровожадного волка. В течение целого часа он задавал ей вопрос за вопросом, пока, наконец, не выяснил в мельчайших подробностях, как мы с ней тем вечером отправились в Гилрой и сказали в бюро, выдававшее брачные свидетельства, будто бы у нас лишь одинаковые фамилие, но родственниками мы не являемся, как она заявила, будто бы ее отцом был некто по имени Хайрам Тайлер, и что он давно умер, а также сообщила заведомо ложные сведения о своем возрасте, сказав, что ей двадцать один год. Судья тоже то и дело вмешивался в допрос, уточняя то одно, то другое, и в конце концов, прокурор заявил:
– Ваша честь, я могу с уверенностью сказать, что это самое шокирующее дело за всю мою судебную практику. Конечно, иногда мне приходилось сталкиваться с делами, связанными с попранием нравственности и общепринятой морали, но здесь мы имеем дело с беспрецедентным случаем, когда двое вполне взрослых людей заявились в государственное учреждение и столь изощренным образом надругались над чиновниками, состоящими на государственной службе, и законами штата. Я не знаю, к каким последствиям все это может привести, но мне хотелось бы просить суд задержать эту девушку для дальнейшего рассмотрения этого дела в суде присяжных.
– Прошение принимается.
Она пыталась возражать, говорила, что я сделал то, что сделал, потому что лбвил ее, что то, что произошло между нами было неизбежно, потому что к тому все шло, и что я хотел, чтобы нас соединяли узы брака, как и полагается, и просто не знал, что это противозаконно. Но это ничего не дало. Судья, подобно прокурору, вцепился в нее мертвой хваткой, и все это время я не переставал думать о том, какое наказание грозит ей теперь за дачу ложных показаний, с каждой минутой все более и более утверждаясь во мнении, что пришло время рассказать все правду, даже если после этого она возненавидит меня, и я уже никогда ее больше не увижу.
– Я беру назад свое предыдущее признание.
– И каким же будет ваше новое заявление?
– Какое новое заявление, ваша честь?
– По обвинению вас в лжесвидетельствовании.
– Мой ответ это обвинение, равно как и на оба предыдущих – не виновен. Эта девушка не является моей дочерью, она мне жена, и пусть кто-нибудь объяснит мне, какой закон я нарушил, женившись на ней.
– Не ваша дочь? Что вы хотите этим сказать?
– Лишь то, что сказал.
– А чья же она дочь в таком случае?
– Человека по имени Моук Блу.
– Не ври!
Этот отчаянный вопль вырвался из ее груди словно сам собой, и, опомнившись, она тут же извинилась за свое поведение.
– Джесс, извини, я не хотела. Я беру свои слова обратно, но только ты должен тоже взять обратно то, что только что сказал. Возможно, ты пытаешься выгородить меня, но я даже слышать об этом спокойно не могу.
– Я не вру, и отрекаться от своих слов не буду.
– Кто такой Моук Блу?
И тогда я рассказал им, кто такой Моук, как он разрушил мою семью, как потом они сбежали вместе с Белл, и как их роман начался за год до рождения Кейди. Мой рассказ не был похож на заученное наизусть повествование. Я тогда даже сам не знал, что скажу в следующий момент.
– И вы узнали, что Моук Блу был ее отцом?
– Я точно знал, что я им не был.
– И тем не менее, вы вырастили и воспитали ее, как собственного ребенка?
– Я не видел ее с того самого дня, как жена уехала, забрав с собой детей, и до прошлого года, когда она приехала сюда и поселилась у меня.
– И вы начали спать с ней?
– Нет, тогда я с ней не спал.
– Когда же это началось?
– После того, как мы поженились.
– Все это время вы жили с ней под одной крышей, и между вами ничего не было, а затем вы вдруг решили во что бы то ни стало жениться на ней. Почему вы не женились на ней реньше?
– Я был уже женат.
– Ага, значит, помимо всего прочего, вы еще и многоженец?
– Моя жена, мое первая жена, ее мать, умерла. И на следующий день после этого я предложил Кейди выйти за меня замуж. Она согласилась, и мы поехали в Гилрой.
– Это вы заставили ее сообщить ложные сведения относительно ее возраста?
– Я просто забыл, сколько ей точно лет.
– А как насчет вымышленного имени отца?
– Уже после того, как мы поженились, она призналась мне, что вписала в графу от отце вымышленное имя – Хайрам Тайлер – и тогда я впервые понял, что она действительно считает меня своим отцом. Я думал, что она знает про Моука.
– Вы не рассказали ей об этом?
– Тогжа? Нет. Я пытался, но так и не смог.
– Почему же?
– Вы же сами слышали, как болезненно она восприняла эту новость. Моук был никчемным, жалким ничтожеством, и я подумал, что если я расскажу ей правду про него, то она возненавидит меня до конца жизни. Я же любил ее, и мне этого не хотелось.
– А где сейчас находится этот Моук Блу?
– Я не знаю.
Судья и прокурор переглянулись между собой, и затем судья обратился к Кейди:
– Скажите, юная леди, вы верите в эту историю?
Она не ответила, и тогда он попросил подняться Джейн и задал ей тот же самый вопрос. Она тоже не ответила.
– Есть ли среди присутствующих в зале кто-нибудь из соседей этого человека, кто знал его и его жену, в то время когда они еще жили вместе, и кто может подтвердить или опровергнуть правдивость слов обвиняемого или располагает какими-либо иными сведениями по данному вопросу?
В ответ – тишина. Тогда я сказал, что на животе у Моука была родинка, похожая на бабочку, и что точно такая же родинка есть и у Дэнни, что эта родинка присуща лишь мужчинам из иего рода, поэтому у Кейди ее нет, а у мальчика есть, но ни судья, ни прокурор даже не соизволили разбудить Дэнни, мирно спавшего на столе с надвинутой от света на глаза шляпкой Джейн. Все, мне пришел конец, я чувствовал это, и Кейди тоже уже ничего не поможет. Это я тоже знал наверняка, пока по чистой случайности мой взгляд не упал на лицо Эда Блу, и по его выражению мне вдруг стало ясно, что еще далеко не все потеряно, что победа все-таки останется за мной, потому что я вырву, выцарапаю из него всю правду, необходимую для моего освобождения. Судья же тем временем уже готовился объявить конец заседанию по моему делу.
– Что ж, Тайлер, до тех пор, пока этот ваш Моук Блу не появится в суде и не представит наглядных доказательств тому, что вы нам тут рассказали, я буду вынужден считать ваши показания не более, чем изощренной фантазией, отчаянной попыткой избежать ответственности за несколько серьезных преступлений, так что...
– Он не придет сюда.
– Отчего же?
– Он побоится прийти.
– Чего же ему опасаться?
– Что я убью его.
– А с чего он должен этого бояться?
Он пристально глядел на меня, словно на идиота, ломающего перед ним дурацкую комедию. Я же добился, чего хотел, и именно в этом и был мой спасительный шанс.
– Потому что я велел ему убираться из наших мест подобру-поздорову, когда он попытался убить меня из винтовки, которую ему одолжила вот эта лживая крыса, что бессовествно заявилась сюда, чтобы свидетельствовать против меня. Это его брат по отцу, и у него на животе тоже есть точно такое же родимое пятно, как и у этого ребенка, но только он молчит об этом, потому что ему очень хочется, чтобы меня упекли в тюрьму за то преступление, которого я не совершал!
Если вы сомневаетесь в том, что это сообщение произвело эффект разорвавшейся бомбы, то значит вы просто не знаете, какие эмоции переполняют душу судьи, когда он понимает, что кто-то пытается ввести его в заблуждение. У него было такое свирепое лицо, что в какой-то момент мне даже показалось, что он собирается ударить Эда. Он заставил его снять рубашку, и сам осторожно расстегнул костюмчик на Дэнни, как если бы тот был его сыном. И, разумеется, у Эда тоже была та же самая «бабочка» в окружении затейливого орнамента, обведенного красным контуром. Как Эд пояснил суду, эту татуировку ему сделал один мастер из Норфолка еще в те времена, когда он работал кочегаром на железной дороге.
– А у вашего брата, у этого Моука Блу, тоже есть такое родимое пятно?
– Этого я не знаю, сэр.
– Вы что, хотите, чтобы и вас тоже привлекли к уголовной ответственности за дачу ложных показаний?
– Да, сэр, у него тоже есть такая родинка.
– И только мужчины из вашего рода наследуют ее?
– Таково семейное предание.
Судья забарабанил пальцами по столу, а затем привстал со своего места и пошептался с прокурором. И потом:
– Итак, Тайлер, в свете этого свидетельства, я совсем не уверен в вашей невиновности. С моральной точки зрения, все-таки есть что-то странное в том, что вы так и не рассказали этой девушке о том, кто на самом деле является ее отцом, и позволили ей считать, будто бы она совершает нечто предосудительное, сожительствуя с вами. Однако, я убежден, что если эти самые родимые пятна будут предъявлены присяжным, вне зависимости от того, удастся к тому времени установить местонахождение Моука Блу или нет, то добиться от них обвинительного вердикта для вас будет все равно невозможно. Так что я снимаю обвинение. Но если вдруг по этому делу откроются какие-либо новые обстоятельства, то упаси вас Бог снова попасть в какой-нибудь переплет.
– Больше ничего не будет. Я не виновен.
– Да, кстати. А почему все-таки вы сначала решили признать себя виновным? Согласитесь, довольно странный поступок...
– Я же уже объяснил вам. Я просто не хотел, чтобы она узнала.
– О том, что ее отец Моук Блу?
– Да.
– Да уж, видать, вы действительно влюблены в нее.
– Вот и я о том же.
Глава 15
Всю следующую неделю Кейди даже не глядела в мою сторону и почти не выходила из дальней комнаты. Я же по-прежнему ночевал в сарае. Но она пристально разглядывала Дэнни и его «бабочку», и было совершенно ясно, что она пытается свыкнуться со своим новым положением. И затем как-то раз, сидя у камина, когда Джейн готовила ужин в соседней комнате, она подхватила малыша на руки, крепко прижимая его к себе, и проговорила: «Мой сыночек». Она повторяла это снова и снова, и слезы блестели у нее в глазах и безудердно катились по щекам. С того самого дня она стала сама заботиться о нем, ничего не передоверяя Джейн. Тогда же она начала снова замечать меня, присматриваясь ко мне, словно пытаясь что-то подметить. И как-то утром, перед самым рассветом, она пришла ко мне в сарай, освещая себе путь керосиновой лампой, и у меня в голове промелькнула безумная идея, что она пришла помириться и снова стать моей женой. Однако, в следующий момент стало ясно, что это отнюдь не входило в ее планы. Она была полностью одета, и судя по всему, с вечера так и не ложилась спать. Поставив лампу на пол, Кейди присела на краешей моей койки, так, что мне было видно ее лицо, освещенное снизу, но глаз ее было не разглядеть.
– Джесс, с того самого вечера в суде я не перестаю думать, пытаясь вспомнить, как все было. Всю сегодняшнюю ночь я тоже провела в раздумьях. И теперь мне нужно уточнить одну вещь.
– Я расскажу тебе все, что знаю.
– Когда ты впервые узнал о том, что мой отец – Моук?
– Еще до твоего рождения.
– А откуда?
– Я просто точно знал, что ты не от меня. Этого было достаточно.
– Ты хочешь сказать, что тогда между тобой и Белл ничего не было, и это означало, что моим отцом был кто-то другой, и ты решил, что это был Моук?
– Ну да.
– Почему же тогда он ничего мне об этом не сказал?
– Может быть, потому что Белл ему это запретила.
– Но ей-то какой в этом был резон?
– Возможно, ей было просто стыдно.
– А, может быть, она просто не знала этого.
– Если уж я знал, что к чему, то уж ей, как говорится, сам Бог велел.
– Но ты забываешь о том, что «бабочка» в той семье передается лишь мужчинам. У меня ее не было. Наверное, никто из них ни о чем даже не догадывался до тех самых пор, пока не родился Дэнни, и они увидели его родинку. Скорее всего, именно поэтому у них и начались драки и скандалы. И именно поэтому Моук украл Дэнни. И, возможно, потому же Белл и попыталась убить его, чтобы не смог мне об этом рассказать.
– Послушай, если уж я знал...
– Джесс, всему этому есть одно простое объяснение.
– Какое же?
– А что, если ты говоришь неправду? Здесь и сейчас. Когда говоришь, что знал обо всем еще до моего рождения, и какие отношения были тогда у вас с Белл, и во всем остальном.
– Если бы да кабы...
Она легла поверх одеяла рядом со мной, разглядывая сбрую, висевшую на крючках у нас над головой. Мы оба молчали, и в конце концов она с уверенностью заключила:
– Джесс, ты лжешь.
– Как угодно. Если тебе хочется так думать – это твое дело.
– Мы не знал этого, когда мы каждый день отправлялись в шахту и гнали там самогон, а потом ехали в город, чтобы продать его.
– С чего ты это взяла?
– Я уже тогда пыталась соблазнить тебя.
– Я сепциально держал тебя на расстоянии.
– Но почему?
– Ты что, не слышала, что я сказал в суде? Тогда я был еще женат.
– Джесс, не смеши меня.
– Чего в этом смешного? То, что я был женат?
– Джесс, когжа мужчина желает женщину так же сильно, как хотел меня ты, то его не остановит ничто, а уж тем более мысль о том, что он женат. И что ты пытаешься мне доказать? С Белл ты не жил целых восемнадцать лет, и ты думаешь, что лишь потому, что тебе было лень оформить с ней развод, я поверю в то, что ты по-прежнему считал себя связанными брачными узами? Но вот заниматься любовью с собственной дочерью – это уже совсем другое дело. Для тебя это было из разряда тех соблазнов, которые во что бы то ни стало нужно побороть. Это очень омрачило бы твои воскресные походы в церковь, где ты пел гимны и волновался из-за адова пламени, уготованном тебе после смерти. Слушай, Джесс, ну почему ты не признаешься? Ведь ты тогда считал меня своей дочерью.
– Мне не в чем признаваться.
Уже начинало светать, а она все еще лежала рядом со мной и, немного помолчав, проговорила:
– И в тот день, когда умирала Белл, ты тоже не знал, что я не твоя дочь.
– Похоже, ты уже все за всех решила сама.
– Тебе не давал покоя вопрос, почему она пыталась прикончить Моука. Если бы ты знал все самого начала, то разве не понял бы сразу, что к чему? Но нет, тебе это тогда даже в голову прийти не могло.
– Я же уже говорил. Я думал, что ты уже и сама все знаешь, и просто не хочешь мне об этом говорить. Позднее, поняв, что ты все еще пребываешь в счастливом неведении, я наконец начал понимать, почему она отважилась на такую дикость и примчалась сюда.
– А как же тогда быть с днем моей свадьбы?
– Нашей свадьбы.
– Нашей, черт возьми. Для меня этот день был и остается днем свадьбы, но только не нашей. Но только не ври и не говори, что и тем утром ты знал обо всем. Ты больше не был женат, и тем не менее собирался выдать меня замуж за Уоша и радовался этому. Будь я твоей дочерью, это еще имело бы смысл. Но вот так печься о счастье для дочери Моука? Совершенно посторонней женщины, не связанной с тобой никакими рудственными узами, и которую ты так сильно желал, что не мог даже спать по ночам? Ну уж нет, Джесс. Ты узнал обо всем именно в тот день. Я сразу подумала, что между твоим исчезновением и спешным отъездом Уоша есть какая-то связь. И это ощущение не покидает меня до сих пор.
– Понятия не имею, о какой такой связи ты говоришь.
– К тому же Моук с того самого дня тоже больше не объявлялся. Возможно, тут тоже есть какая-то связь. Если ты видел его, то почему не сказал об этом мне?
– Я хотел забыть Моука.
– Тогда почему ты ничего не сказал Эду Блу?
– Мне было неприятно о нем вспоминать.
– Все-таки странно, что ты сразу не сказал Эду и про винтовку, и про то, как велел Моуку держаться подальше от этих мест7 Короче, все то, что потом рассказал судье.
– Пусть поищет свою винтовку.
– Кстати, а где она?
– Я выбросил ее в ручей?
– А где Моук?
– А я откуда знаю?
– Джесс, ты ведь убил Моука, не так ли?
Я еще раньше догадался, к чему она клонит, и по спине у меня побежали мурышки. И тут я дал маху. Я вдруг выкрикнул «нет», хотя до того в течении примерно трех секунд старался изобразить искреннее удивление, сделав вид, что я не понимаю, о чем идет речь. Когда этот дурацкий вопль вырвался из моего горла, она лишь посмеялась над моим замешательством. Это был холодный, злой смех, звучавший, как приговор.
* * *
Когда я пришел к завтраку, то тарелки на столе передо мной расставила сама Кейди. Когда же в комнату вышла Джейн, то она была одета так, как будто куда-то собиралась – она была в шляпке и плаще.
– Джесс, я дожидалась тебя, чтобы проститься.
– И куда ты теперь?
– Скорее всего, вернусь в Блаунт.
– Ты решила уехать от меня?
– Вообще-то, теперь, когда Кейди так хорошо заботится о Дэнни, мне здесь больше нечего делать. К тому же один человек предложил мне работать у него в кафе, ему срочно нужен помощник, который помогал бы ему управляться с делами. И я решила согласиться.
– Вот так вдруг?
– Нет, не вдруг. Я долго думала об этом.
Она старалась вести себя естественно, а сама невольно нервно теребила ручку своего саквояжа, и мне стало казаться, что для этой поездки у нее есть какая-то иная причина, о которой она просто не хочет мне рассказывать.
– Что ж, я тебя отвезу.
– Я поеду на автобусе.
– Тогда я могу подвезти тебя до шоссе.
– Ничего, я и пешком дойду.
– Дать тебе денег?
– Спасибо. У меня есть.
* * *
Так как проснулся я в тот день довольно рано, то уже вскоре после обеда меня начало клонить ко сну. Не знаю, как долго я спал, но только проснувшись, я увидел перед собой Кейди. Она была одета так, как будто собиралась куда-то.
– Прощай, Джесс.
– А ты куда собралась?
– Еду выходить замуж.
– Когда?
– Как-нибудь на будущей неделе.
– Но у тебя уже есть муж. Ты что, забыла об этом?
– Нет, не забыла.
– И о каком замужестве тогда может идти речь?
– Ничего, думаю, до будущей недели все устроится.
– Ничего не понимаю.
– Поймешь.
– И кто же этот счастливчик?
– Уош.
– Так он что, снова, выходит, передумал, а?
– Он наконец-то узнал правду. Приехав в Блаунт, Джейн позвонила ему. Вообще-то, наверное именно для этого она и отправилась туда.
– Я знал, что она не назвала мне настоящую причину.
– Она позвонила ему, они встретились, и он был просто-таки вне себя, когда узнал, что у нас тут творилось, потому что по радио объявили лишь о том, что тебя арестовали, но вот о том, что тебя отпустили в газетах не было ни строчки, ведь они так не любят писать о том, как кому-то удалось избежать наказания. Джесс, ты сказал ему, что Моук – отец Дэнни. Мне же ты сказал, что Моук – мой отец. И оба раза ты лгал. Мой отец ты. Но только ввести нас в заблуждение и в третий раз тебе не удастся. Тебе это ясно? Ты понимаешь, почему на будущей неделе я смогу выйти замуж на вполне законных основаниях?
– Тебе не принесет это ничего, кроме кучи неприятностей.
– Я так не считаю.
– Люди шерифа до всего докопаются, можешь не сомневаться.
– Мы сами им расскажем.
Странная все-таки штука жизнь: она никак не могла и не хотела смириться с правдой, а я убил единственного человека, который мог бы подтвердить истинность моих утверждений. А когда изложит им свою версию правды в том виде, как она себе это представляет, то никакой суд не сможет осудить ее за то, что она собиралась сделать со мной.
НА улице снова начался дождь, и сквозь щель в стене сарая я видел, как она бежит по дороге к его машине. Верх автомобиля был поднят, но мне все же удалось заметить сидевших в салоне Джейн и малыша. Она забралась внутрь, хлопнула дверца, и машина отъехала. Я бросился в хижину за винтовкой. Но ее не еоказалось на месте. И револьвер тоже исчез. Тогда я надел шляпу и плащ и направился к сараю, в котором стоял грузовичок, чтобы без промедления отправиться в Карбон-Сити и просить защиты у шерифа. Но стоило мне лишь подойти к двери, как прогремел выстрел. Пуля угодила в притолоку, отчего во все стороны полетели острые щепки. Я бросился обратно в дом, и вторым выстрелом у меня с головы сбило шляпу. Я бросился на пол ничком, и дождавшись темноты, решил позти по-пластунски. Из хлева доносился рев голодной скотины, подхваченный коровами, пасшимися ниже по ручью, но я боялся выходить на улицу. Позднее, собрав кое-что из еды, которую можно было приготовить без огня – ибо я опасался, что через щели в стене свет может быть заметен с улицы – и наскоро подкрепившись, я забрал все свои деньги, надел плащ и пополз по пластунски вдоль дороги. Вслед мне несся поросячий визг, куриное кудахтанье, а также рев мулов и жалобное мычание голодных и недоенных коров. Мне удалось проползти около двухсот ярдов, когда что-то больно ударило меня по ноге, и я услышал выстрел. Я заполз обратно в хижину, обработал рану и остановил кровотечение.
* * *
Дождь льет не переставая вот уже целую неделю, и все это время они терпеливо караулят меня, а я пишу эти заметки. Может быть, у них действительно нет иного выхода, как только убить меня, чтобы положить конец всей этой дурацкой истории и быть снова вместе. Возможно, когда-нибудь они даже будут рассказывать об этом. Но я тоже должен изложить своб точку зрения, ибо не сделал ничего предосудительного и до сих пор убежден в своей правоте. Я рассказал ему то, что сам на тот момент считал правдой, и если бы он был о ней более высокого мнения, то мог бы сам отправиться к ней и дать ей шанс оправдаться. Когда же я выяснил, как обстоят дела на самом деле, то она была уже сама готова броситься на шею любому мужчине. И напоследок лишь хочу сказать, что я люблю ее так же сильно, как и он. Вот в кратце и все. Здесь я ставлю точку, и сегодня ночью я уйду и прихвачу свои заметки с собой. Возможно, все еще образуется, и тогда никому и ничего не придется доказывать, и они все же придут к выводу, что для того, чтобы быть вместе, вовсе не обязательно кого-либо убивать. Рана у меня на ноге подживает, и к тому же кое-что они все же упустили из виду. Они забыли про шахту.
Дождавшись темноты, я выбрался из дома, выше по течению перешел через ручей и сумел выбраться на тропу, так и оставшись незамеченным. Добравшись до штрека с бревенчатыми подпорками и углубившись подальше в туннель, решился наконец-таки зажечь карбидную лампу, справедливо полагая, что ее свет не будет виден с дороги. Теперь мне оставалось лишь спуститься на дно шахты, оттуда подняться по лестнице наверх, погасить огонь, а затем просто соскользнуть вниз по склону с другой стороны и выйти на дорогу, оказываясь примерно в миле от того места, где мои недоброжелатели устроили засаду. Оттуда совсем недалеко до остановки автобуса, и я буду в безопасности. Но разжигая лампу, я нечаянно уронил ее, и в темноту бюыло слышно, как щелкнула откинувшаяся крышка, и карбид рассыпался по рельсам. Опустившись на колени, я принялся шарить руками по земле, пытаясь нащупать хотя бы несколько комочков, но тут до моего слуха донеслось нечто такое, отчего у меня просто кровь застыла в жилах. Это был Моук погребенный мною в нижнем туннеле. Он разгребал завал, орудуя стволом винтовки, как заступом, и пытаясь выбраться наружу. Ударив три-четыре раза по глыбе, он вставлял ствол в образовавшуюся между камнями щель, налегал на свое орудие, сдвигал кусок породы, после чего начинал все заново. Дико вскрикнув, я бросился к выходу, но споткнулся и упал, напоследок больно ударившись головой. Когда я пришел в себя, он был уже совсем близко, и бряцание стало гораздо более отчетливым. Не помню как, но мне все же удалось выбраться оттуда. Когда я возвратился сюда, уже начинало светать.
* * *
На улице по-прежнему идет дождь, но уже совсем светло. Прислушиваясь к стуку дождевых капель по крыше, я, кажется, понял, что было в шахте. Конечно же, никакой это был не Моук. А звук капель, разбивающихся о камни. Теперь, когда я нашел всему разумное объяснение, мне больше не страшно, и сегодня же ночью я выберусь отсюда.
* * *
Все пути к отступлению отрезаны. Эд Блу наступает и вот...
